Ремесло и вампирство

К встрече Миша решил подготовиться с особой тщательностью. Запер аптеку заранее, за двадцать минут до рассвета, внимательно проверил, чтоб все баночки-скляночки и ингредиенты на развес остались в правильных условиях. Занавесил все окна, потушил лампы. Вышел из аптеки спиной вперёд. Добираться до своей квартирки Мише тоже было совершенно недалеко. Для этого следовало просто выйти на задний двор, хорошенько крикнуть прямиком в ближайшую водосточную трубу «хой» — и тебя затягивало, плющило, а потом выплевывало прямо посреди коридора его небольшого обиталища. Квартира была не слишком тесной, но бóльшую часть времени в ней Миша предпочитал проводить в своей спальне, обставленной так, чтоб чувствовать себя дома. Впрочем, оказавшийся здесь случайный посетитель назвал бы комнату уютной только с большой натяжкой и скорее в качестве лести её хозяину. Пол тут не покрывал ковёр, стены вместо обоев оказались заклеены потрепанными бумажками с какими-то каракулями или небрежными рисунками, газетными страницами, старыми фотографиями, чем-то ещё. Во всем этом был очень глубокий смысл, конечно, но видел его только сам хозяин. У стены стоял шкаф, запертый огромным амбарным замком, и когда редкие посетители комнатки хотели узнать, что же в нем такое, Миша напускал на себя таинственности и нарочито громко бормотал себе под нос о великих идеях вампиров-анархомистиков. Сверху на шкафу покоилась гитара исполинских размеров, почти не покрытая пылью: пользовались ей часто. Под самой гардиной, у занавешенного плотным чёрным тюлем окна, Миша всегда оставлял щелку, так, чтоб лучи восходящего солнца могли попасть на клетчатый от плитки потолок, но никак не на самого Мишу. Тогда перед сном он мог себе позволить развлекаться, мысленно играя по плитке с солнцем в шахматы и, конечно же, регулярно ставя ему мат. Концепт сна в гробу к своему возрасту Миша стал категорически отрицать. Нет, ну то есть гробы — это, конечно, стильно и модно, только неудобно дико: ни тебе раскинуться конечностями во все стороны, ни поворочаться от души. К тому же, крышка старого Мишиного гроба иногда заедала, а Миша, не до конца проснувшись, пытался в нем сесть и больно стукался лбом о дерево. Оттого спал Миша по-человечески, на кровати в углу, закутавшись в экошкуру волка. Эко- шкура была оттого, что в свое время Миша протравил её концетрированным раствором из молодых арбузных корок, и запах псины, из-за которого у него чесался нос, исчез так, словно его и не было. Вот и сейчас он закутался в экошкуру посильней, сыграл привычные пару шахматных партий и провалился в темноту сна. Проснулся, как по щелчку пальцев, после заката. Стоило спустить с кровати ступни, как Миша тут же наступил в лужу из странной слизи, которая натекла от подоконника. Нахмурившись, он встал, громко хрустнул спиной, поведя плечами, и гаркнул: — Анфиска! Ну что это за дела? Знаешь же, отмываться будет кучу лет. Анфисой звали добрейшей души венерину мухоловку, живующую у Миши на подоконнике, чьи листья, собравшись вместе, при желании обращались головой девушки с красивыми темными волосами. В ответ она лишь закатила глаза, позеленела щеками и принялась с любопытством следить за тем, как Миша копается в тумбочке. — Куда-то собираешься? — невзначай поинтересовалась она. — Ага. Этот, Князь который, встречу мне в полночь назначил. Отчего-то новость эта Анфису привела в ажиотаж. Она, покачиваясь на стебле, заглянула Мише в глаза и задорно, как будто с намёком подмигнула. — Чего? — Миша выпучился на неё, не моргая, надеясь, что это разговорит её без дополнительных распросов. Не любил он намёки эти. — Ну как же, — опять загадочно завела Анфиса. — Я все ждала-ждала, с тех пор, как он букет крапивы тебе под окна подкинул. Миша насупился. — И с чего ты взяла, что это он… Вовсе нет, кто-то забросил, хулиганье. А даже если и он, то зря это! У меня аллергия, между прочим. — Разве после смерти остаётся аллергия? — Вообще-то, — Миша важно тыкнул пальцем в зеркало, глядя на отражение Анфисы. Поверхность возмущённо пошла волнами и тыкнула его палец в ответ. — Мы не совсем мёртвые и не то чтобы живые, уж ты-то должна знать. Я кому тут многотомный труд по функциональной анатомии вампиров со всеми дополнениями читал, а? Анфиса промолчала, разглядывая, как он с энтузиазмом запихивает полы рубашки в штаны «для особых дней». После спросила: — Ты полетишь? Миша вздохнул, по привычке показал клыки, как всегда в моменты смущения, и мотнул головой. Вообще-то мышью обращаться Миша действительно умел, и даже довольно симпатичной, со слов Анфисы. Только вот полёты… С этим были проблемы. Миша боялся высоты, и страх этот не спешил исчезать в новой ипостаси. Однажды, из упрямства решив доказать, что сильнее глупой эмоции, он даже пролетел какое-то расстояние над городом на приличной высоте, визжа на ультразвуке. Местные обыкновенные летучие мыши за этот визг его теперь терпеть не могли. Так что никаких полётов. — Только, Миш, — окликнула его Анфиса, когда он уже почти коснулся ручки двери. — Ты в чёрной рубашке сегодня, не подходи близко к клетке, когда кормить этих будешь. — Карманы Анфиса недолюбливала. Рубашки приводили карманов в экстаз, но отчего-то особенно им нравились именно чёрные рубашки. Выяснилось это в один из первых дней пребывания их в аптеке, когда карманы жили ещё не за витриной, а в специальной клети. Миша по неосторожности так к ним и подошёл, ну, в черной рубашке то есть. Карманы тут же заносились по клетке, один даже вцепился зубами в прут. Миша решил, конечно, что они проголодались, а он тут им молочка нагрел как раз, вот и носятся. Не задумываясь, открыл клетку. Тут-то карман на него и прыгнул. Выпустил небольшие коготки, по одному с каждого угла, и вцепился Мише в рубашку сбоку, шкарябнув по груди. Карман отрываться не хотел и на все Мишины попытки только возмущённо попискивал, поэтому пришлось до конца дня работать с ним, гордо пристроившимся на рубашке. Засыпая, карманы этой породы зачастую могли становиться невидимыми. Вот и тогда карман заснул, совершенно невовремя сделав невидимой заодно и ту часть рубашки, за которую зацепился. Глаза старичка-вурдалака, закупающегося в тот момент у Миши ингридиентами для зелья от лишая на правом ухе, как раз находились на соответствующем уровне. Рычали о развращенности современных вампиров на него тогда целый час. Миша содрогнулся. Воспоминания были действительно не то чтобы приятными, так что от карманов в этой рубашке и впрямь стоило держаться подальше.