Интерробанг

Девичий голос звенит комаром в ухе, искаженный писк льётся из телефона, пока Минджи шагает по идеально ровному асфальту, задумчиво глядя себе под ноги. Она машинально наматывает на палец прядь длинных волос, вслушиваясь в беспрерывную тираду собеседницы и кивает, молча соглашаясь с некоторыми умозаключениями. В какой-то момент останавливается, глубоко вздыхает, чтобы тут же раздражённо взорваться своими переживаниями. — Профессор реально достал, я клянусь, если он не поставит мне зачёт, то я… — не успевает толком договорить. Внезапный сильный толчок в плечо сбивает её с равновесия, заставляя шатнуться в сторону. Пальцы рефлекторно сжимают телефон, едва не выронив его на тротуар. — Вот же… — Минджи, всё в порядке? — обеспокоенный голос из динамика. — Я перезвоню, Боль, — мямлит в ответ и тут же сбрасывает вызов. Резко оборачивается, яростный взгляд цепляется за мужчину, который только что толкнул её, проходя мимо. Этот полудурок даже не удосужился извиниться — просто идёт себе дальше, вальяжно, как ни в чём не бывало. — Идиот… — зло шепчет брюнетка, сверля его спину тяжёлым взглядом. Со всей злостью она вытягивает перед собой обе руки, средние пальцы направлены прямо в сторону наглого нахала средних лет. В голове проносится нелепая надежда, что этот самодовольный дятел вдруг споткнётся, оступится и растянется прямо посреди улицы, размазав себе лицо об асфальт. Но, увы, ничего не происходит. Минджи раздражённо цокает языком, подавляя желание обложить мужчину отборным матом. Ей отчаянно хочется выплеснуть всю злость, но она прекрасно понимает — с такими связываться себе дороже. Ещё один напыщенный дядя, наверняка очередной юрист или какой-нибудь очень важный тип, коих в этом районе пруд пруди. Стоит ей открыть рот, как он тут же приплетёт испорченный воздухом костюм, её «невнимательность» и, возможно, даже моральный ущерб. Оно ей надо? Лучше просто забыть и идти дальше. Жить в одном из районов Каннама, где каждый квадратный метр престижного района пропитан «важными людьми», роскошью, иллюзией недосягаемости и умопомрачительными ценами — утомительно. Здесь всё дорого, показушно и очень громко. Высотки, устремлённые в небо, кажутся одинаковыми, безликими, как серые коробки, небрежно перевязанные яркими гирляндами — лишь бы привлечь побольше внимания. И это работает. Зеваки жадно ловят взглядом эту вылизанную картинку, липнут к ней, как пчёлы к мёду, очарованные внешним лоском. Не лучше обстоят дела и в закрытом секторе частных домов в Чхондам-доне, где Минджи, собственно, и обитает. Здесь царит ещё более изощрённая роскошь. За возможность назвать этот район своим домом люди готовы выкладывать миллионы. Для большинства Чхондам-дон остаётся недостижимым символом успеха, мечтой, которая умирает так и не исполнившись, если в кармане не шуршат внушительные купюры. Каждый его житель будто намеренно дразнит окружающих: изысканные бассейны, до тошноты ухоженные газоны, сады, похожие на дворцовые парки, — каждая деталь участка должна не просто намекать, а буквально кричать о статусе владельца. Но за глянцевыми фасадами этих роскошных особняков скрывается истинное лицо их обитателей. Чеболи — богатые люди, наследники крупных корпораций, мажоры, которые прожигают деньги так же легко, как зажигают дорогие сигары в зубах. Они привыкли считать, что приличия и мораль — понятия относительные, а их пожертвования в благотворительные фонды — способ оправдать собственную жадность перед общественностью. Взрослые уверены, что круглые суммы способны решить любые проблемы, а их дети, родившиеся с золотой ложкой во рту, наслаждаются этим без остатка. Они не думают о последствиях, не строят долгосрочных планов — живут здесь и сейчас, упиваясь безнаказанностью. В этом мире каждый уважающий себя чеболь-младший должен хотя бы раз устроить вечеринку, которая войдёт в историю: снесённые двери, разгромленные комнаты, алкоголь рекой и толпы гостей, среди которых большинство — незнакомцы. И пока вся эта вакханалия происходит в дорогущих особняках, за их стенами остаётся всё та же идеальная картинка. Сеул — город контрастов, где привлекательная внешняя отделка соседствует с удушающей пустотой, а оживлённые улицы наполнены безликими прохожими, которые сливаются в один непрерывный поток. Здесь всё динамично, ярко, громко — и от этого устаёшь. Минджи шумно выдохнула, раздражённо шаркнув подошвой кроссовка по асфальту, и продолжила путь домой, нашептывая проклятья, но теперь в сторону профессора из университета. Она ловко лавировала между разросшимися кустами, которые служили живым барьером между её домом и назойливыми соседями. Её жилище было уютным, а по меркам многих — даже шикарным. Просторное, светлое, но без излишней показухи — родители не жаловали вычурность и ненужную мишуру. Единственное, что вечно раздражало Минджи, — панорамные окна. Ведь, стоило ей, облачённой лишь в полотенце на голове, пройтись по дому после душа, как обязательно находился кто-то из соседей, кто «случайно» засматривался в её сторону. Это не то чтобы смущало её — скорее, бесило до зубного скрежета. Переступив порог, Минджи плотно закрыла дверь и привычным движением несколько раз провернула ключ в замке. Родители уехали на несколько месяцев в очередной отпуск, оставив её одну. Это было не впервой — она уже давно привыкла к их вечным разъездам. Но одно неизменно раздражало: каждый раз перед отъездом мать, словно заведённая пластинка, повторяла одно и то же напутствие: «— Никаких вечеринок, Ли Минджи, — суровым голосом и с нахмуренными бровями.» Вечеринки? Друзей у неё можно пересчитать по пальцам одной руки. В прямом смысле. Не то чтобы Минджи была асоциальной, странной или набитой донельзя странными идеями. Просто она не обладала ярко выраженными качествами экстраверта. Перед выбором: выйти в свет или провести вечер, залипая в потолок, она почти всегда выбирала второй вариант — потому что ей так нравилось. Не из-за страха или неловкости, а просто из-за искреннего нежелания тратить силы и ресурсы. Отсюда и скромный круг общения. Она не могла похвастаться выдающимися талантами или чем-то, что делало бы её по-настоящему особенной. Обычная? Да. Заурядная? Возможно. Не умеющая наслаждаться жизнью? Как сказать… Когда-то, в состоянии мощного алкогольного опьянения, она сделала себе три татуировки. Причину этого импульсивного поступка Минджи предпочитала держать при себе, унести с собой в могилу, если потребуется. На самом деле правда была до ужаса простой: она просто проиграла спор своим подругам. К слову, два первых пальца в списке друзей можно смело загибать, и прятать ладонь в карман. Чхве Ёнболь и Им Ханни — лучшие и, пожалуй, единственные подруги Минджи. Но и этих двоих ей с головой хватало. Непостоянная, вспыхивающая любой идеей, как искра от спички в сухой траве, Ёнболь всегда хватается за инициативу с азартом картёжника. Ханни, как маленький чёртик на левом плече, сладко шепчет ей на ухо всё новые и новые предложения, выдумывая самые изощрённые варианты их очередного «пиздец незабываемого» приключения. Минджи в этой троице играет роль условного ангела, сидящего на правом плече. Вечно пытается достучаться до здравого смысла и остепенить порывы двух подруг, но всегда, чёрт возьми, всегда проигрывает, в итоге оказываясь заложницей их идей. Как-то раз Ханни, на не очень трезвую голову, решила поплавать в бассейне местного чиновника. Вроде ничего особенного, если бы не парочка злобных доберманов, которые мирно спали за закрытой дверью особняка до тех пор, пока не уловили движение на заднем дворе. Они разбудили хозяина раньше, чем подруги успели вдоволь насладиться затеей. То, с какой скоростью троица летела через ограду, пока голова от выпитого кружилась каруселью, можно было записывать в рекорды. — Да ладно, зато есть что вспомнить! — с широкой улыбкой заявляет Ёнболь, вытирая пот со лба и заправляя светлые волосы за ухо. Ханни же, как ни в чём не бывало, уже заваливается на диван в гостиной Минджи и без малейших угрызений совести тянется к мини-бару её отца. — Джи, твой папа не разозлится. Я его любимица, — подмигивает, пока Минджи только закатывает глаза в ответ. Идеи Ёнболь всегда были гениальными. Одна пизже другой. И почти каждая заканчивалась катастрофой. Зато характер мягкий, и сама она солнечная. Тёплая, как весенний день, который ты с улыбкой провожаешь, прокручивая пережитые за сутки моменты. Сучья натура Ханни и рядом не стоит. Точно грозовой шторм среди знойной летней ночи. Но, честно признаться, если бы не её умение быть серьезной в нужный момент, эти трое точно вляпались бы во что-то действительно ужасное. У неё всегда был железный нюх на момент, когда пора сматываться, а когда грех не продолжить. Она просто умеет ценить близких людей, не заигрывается, когда понимает, что пора тормозить. Сарказм и некое спокойствие Минджи держали их троицу в относительных рамках приличия. Она не была правильной девочкой, не являлась душнилой. Просто в ней хватало здравомыслия на троих. Но её скрытая сторона вылезала наружу, стоило Ли пропустить пару шотов. Она… она как закат, который встречаешь сидя на крыше дома. Почему они вообще дружат? Да потому что противоположности притягиваются. Обогнув гостиную и не глядя швырнув сумку на барный стул, Минджи открыла холодильник, лениво разглядывая заставленные полки. Конечно, даже здесь родители всё проконтролировали — продукты закуплены, расписание питания наверняка тоже где-то записано. Оба — успешные консалтинги, привыкшие держать всё под строгим контролем, даже жизнь собственной дочери. Они, кажется, буквально прописывали её день по пунктам, планируя каждый шаг. Удивительно, как ещё не указывают в котором часу ей стоит ходить в туалет. Минджи нахмурилась, достала из холодильника бутылку холодной воды и с глухим хлопком захлопнула дверцу. — Мне нужно было что-то сделать… — задумчиво пробормотала себе под нос, почёсывая за ухом и делая глоток воды. В голове вертелось ощущение, что была какая-то чёткая цель, ради которой она так спешила домой после университета. Но, столкнувшись с тем мудаком на улице, напрочь обо всём забыла. Щёлкнув пультом, остановилась на музыкальном канале. В комнате тут же заиграла ритмичная песня какой-то популярной исполнительницы. Минджи, даже не задумываясь, направилась в сторону ванной, на ходу небрежно стягивая одежду и оставляя за собой дорожку из юбки, футболки и кружева нижнего белья. В такт музыке едва заметно пританцовывала, повторяла слова, хоть и слышала этот трек впервые. Когда родителей не было дома, наступало её время. Пусть она не была тем человеком, кто собирает целый район на вечеринки, но даже возможность ходить по дому голой, слушать музыку на максимальной громкости и не думать о строгих правилах была для неё маленьким личным праздником. — Я точно должна была что-то сделать… — снова хмурится, неторопливо выходя из душевой кабинки. Девушка накинула полотенце на голову, неспешно промакивала мокрые волосы, лениво вороша их пальцами. Дверь в ванную была распахнута — стыдиться некого, так что музыку из гостиной слышно отчётливо. Минджи громко подпевала, едва попадая в ритм, и невпопад виляла бёдрами, просто ловила особый кайф от момента тишины и спокойствия. Внезапный резкий звон будильника заставил её испуганно подпрыгнуть на месте и ойкнуть. Она резко обернулась к телефону, сердце гулко стукнуло в груди от неожиданности. На экране высветилось напоминание, и Минджи на секунду замерла, пытаясь сообразить, почему оно ей так знакомо. Осознание накрыло с головой, холодной водой напоминая о тех самых планах. — Стрим, дура ты глупая! — сквозь зубы, злобно и раздраженно. Хорошо что хоть додумалась себе напоминание поставить. Отбросив полотенце и чуть не поскользнувшись на мокром полу, Минджи сорвалась с места, пулей вылетая в спальню, оставляя на паркете дорожку из мокрых следов босых ног. Если уж говорить о её навыках и интересах, то одно увлечение у Минджи точно было — странное, вызывающее порицание, но приносящее солидный доход. Она — известная стримерша. Контент с возрастным ограничением 18+. Не то чтобы брюнетка занималась чем-то аморальным перед камерой. Нет. Никаких откровенных действий, никаких запрещённых вещей. Она просто часто находилась в полуобнажённом виде, непринуждённо болтала с аудиторией, кокетничала, ловила настроение зрителей и выполняла задания за донат. Зрители не стеснялись выражать свою искреннюю признательность деньгами. Щедро, без лишних вопросов, с лёгкостью скидывали ей суммы, которые другие зарабатывают за месяц. Именно это увлечение стало для Минджи источником немалого дохода. Нравится ли ей? Она не в восторге, но факт остаётся фактом — у неё есть свои деньги. Хочет ли продолжать? Уже не так уверена. Запуталась. Зачем вообще это начала? Сложный вопрос. Никто, даже близкие подруги, не знал, каким образом Минджи зарабатывает. Её это более чем устраивало. Она не хотела, чтобы кто-то вмешивался, осуждал или пытался наставлять её на «правильный путь». Хотя иногда эта тайна и душила, черным пятном оседая в голове. С каждым днём разрасталась всё больше, просилась наружу, чтобы хоть с кем-то поделиться. За всё время своей деятельности девушка видела и слышала многое. Запросы поступали самые разнообразные — впечатляющие, и не всегда в хорошем смысле. Пример? Да хоть сто. Однажды пожилой мужчина перевёл ей тысячу долларов за приват сессию, состоящую из словесных унижений. Минджи должна была беспардонно лить на него грязные оскорбления, пока он жалобно скулил и подёргивал рукой под столом. Возможно, эти деньги он мог потратить на что-то более разумное. Возможно даже более полезное, но Минджи не задавала лишних вопросов. Она без лишних слов справилась с задачей на «отлично», как и всегда, опустошив его карманы дочиста. За год работы у неё уже сформировалась своя аудитория — постоянные клиенты, которые сыпали на неё «золотые горы». Из скуки Минджи даже разделила их на категории, классифицируя по поведению, запросам и общей щедрости. В личном блокноте аккуратно выведены имена и «класс» клиента. «Щедрые» — безрассудные, готовые отдать последний цент за любую ненужную ерунду. В их случае — за привлекательных стримерш. Они транжирили деньги без раздумий, сорили купюрами, будто соревновались между собой, кто оставит больший донат. «Любители унижений» — мужчины, получающие настоящее удовольствие от унижений и издевательств над их комплексами. Они словно жаждали, чтобы девушка смешивала их с грязью, насмехалась и била по больным местам. Это были странные, редкие, но чертовски выгодные заказы. Минджи их ненавидела. Но когда речь заходила о хороших деньгах, эмоции отходили на второй план. «Общительные одиночки» — парни, которым не хватало простого человеческого общения. Они заходили в чат не за шоу, а чтобы… поговорить. Минджи интересовалась их днём, слушала про их работу, увлечения, семейные проблемы. Она не высмеивала их одиночество, наоборот, иногда даже искренне сочувствовала. Этот тип клиентов нравился ей больше остальных: без пошлости, без странных просьб — просто беседа, за которую ещё и платят. Разве не мечта? «Молчун» — в её списке он был единственным в своём роде. Полностью безликий, никогда не включавший камеру и почти не участвовавший в диалоге. Он просто сидел по ту сторону экрана, слушал её голос, смотрел, как она рассказывает о чём-то незначительном: о том, что завтракала круассаном, что видела в городе редкую породу собаки, что заказала новую книгу, но не уверена, что вообще её откроет. Минджи считала его самым скучным из всех её клиентов. Но деньги не пахнут. Или пахнут. Независимостью. Брюнетка торопливо сушит волосы, одновременно натягивая на себя новую люксовую одежду. Одной рукой держит фен, другой — завязывает шелковые ленты на корсете. Всё, как всегда, в последнюю минуту. Корсет, к слову, ей оплатил один из клиентов — класс «общительных одиночек», который, в порыве благодарности, скупил всю корзину её желаний в популярном интернет-магазине. Подарки были его способом выразить признательность. За что? За то, что Минджи была единственной, кто поздравил его с днём рождения. Это не удивительно. В её личном дневнике пестрели напоминания о важных датах подписчиков. Минджи знала своё дело. Знала, как правильно вести игру, чтобы получить ещё больше денег. — Да что ж такое, осталась минута! — раздражённо выдыхает, быстро красит губы персиковой помадой и, топчась на месте, проверяет, не размазала ли контур. Аккуратным движением натягивает балаклаву, пряча лицо от посторонних глаз. Ещё раз бросает взгляд в зеркало — всё на месте. Шумно опускается на стул, включает монитор и без лишних колебаний нажимает кнопку «Начать трансляцию». — Привет, мои сладкие! — Минджи кидает в камеру дежурную улыбку, тщательно отрепетированную до автоматизма. На экране, как всегда, молниеносно появляются ники её постоянных клиентов. «Неужели им заняться нечем? — мелькает в голове. — Подключаются в любой момент, когда бы я ни начала. И откуда у них только деньги?» Гадкие мысли. Но на лице Минджи — сияющая улыбка. Непринуждённым жестом спускает лямку нового корсета с плеча, едва заметно выгибая спину. Лёгкое движение — и образ становится ещё более соблазнительным. Ещё более кокетливым. Нужно заработать на насыщенные летние каникулы. Просить деньги у родителей? Нет, этот вариант даже не рассматривается. Минджи стремится к независимости — пусть даже такими не совсем правильными способами. Она никогда не раздевается полностью. Максимум — оголяется до нижнего белья, сохраняя грань между пошлостью и кокетством. Хотя.. в её памяти был только один случай, когда она решилась на большее. Единственная приват-сессия, которая стоила немалых денег. Тогда, в обществе того самого молчаливого клиента, Минджи по собственной инициативе оголилась до последней нитки. Десять минут. Сие действо длилось ровно десять минут. Она непривычно хмурилась весь сеанс, искренне не понимая, почему, стоило ей раздеться, как клиент вдруг перестал печатать и вообще взаимодействовать. А потом — короткое «спасибо» в чат, торопливый выход из виртуальной приват-комнаты и перевод в три тысячи долларов на счёт девушки. Минджи сначала даже растерялась. Слегка оскорбилась. Неужели разочаровался? Этот случай отпечатался в памяти, заставляя время от времени мысленно возвращаться к странному клиенту. Но пыталась сильно не задумываться. Главное, что заплатил. Она взрослая, ей уже двадцать один. Она в любой момент может бросить. Она просто ждёт удобного момента. На экране всплывает уведомление о запросе на приватную сессии. Клик. Минджи тут же создаёт свободную комнату, переходя в закрытую зону. Она ещё не знает, к какому «классу» относится клиент, но достаточно будет пары фраз, чтобы понять. — Ох, Минсок, не волнуйся. Тебе действительно нелегко? Понимаю тебя, — Минджи изобразила сочувствие, но поморщилась от собственной лжи. Балаклава скрыла её выражение лица. Она его не понимает. Да и не хочет понимать. Минджи всеми силами подбадривает его, хоть энтузиазмом и не пахнет: — Современная медицина творит чудеса. Всего одна таблетка виагры — и твой верный солдат снова в строю. — А что… — Минсок замялся, нервно облизывая пересохшие губы. Мужчине далеко за пятьдесят, с усталым взглядом и тяжёлым дыханием. Смотрит в камеру жалобно, будто надеется услышать что-то по-настоящему утешительное. Подвигается ближе, понижает голос до шёпота. — Что, если жена уйдёт от меня? — Да никуда она не денется, — Минджи сдерживает усмешку, прячет её за притворным кашлем. — Будь со мной честной! — мужчина почти скулит, опуская руку под стол. — И грубее, пожалуйста… Глупые и наивные. Ей нравится, когда клиенты во время приватных сессий просят её быть откровенной. Они верят, что она говорит правду. Но правда никого не интересует. Минджи давно усвоила простую истину: чем больше лести в общении, тем щедрее донаты от отчаявшихся бедолаг. — Посмейся надо мной… — голос мужчины дрогнул. Он был на грани слёз. Рука нервно дёрнулась где-то внизу, за пределами камеры, в районе паха. Минджи замерла на секунду, оценивая ситуацию. Это движение. Выражение лица. Дрожащий голос. Мольба. Понятно. «Любитель унижений». Мерзко. Но игра, в которую она втянула себя сама, продолжается. — Конечно, я смеюсь над тобой. Ты же жалкий, даже копейки не стоишь, ублюдок, — она брезгливо скривилась, закатив глаза в демонстративном раздражении. — Я… ублюдок… — как загипнотизированный, повторил, жадно облизывая пересохшие губы. Минджи старалась не смотреть в монитор, равнодушно разглядывая свой маникюр, всем видом показывая, насколько ей безразличен человек по ту сторону экрана. Но затем снова подняла взгляд и, сморщив нос, процедила: — Ты настолько мерзкий. Твой вялый дружок никому нахрен не сдался. Думаешь, твоя жена реально от тебя не уйдёт? Грёбанный кусок дерьма. Да она, скорее всего, прямо сейчас с кем-то другим, пока ты рукой довольствуешься. Она лениво провела кончиком пальца по нижней губе, а затем прикусила ноготь, подмигнув в камеру. Клиент захныкал. Верный подход найден.

***

Стрим завершён. Довольный мужчина отключился. Тысяча долларов упали в копилку. Миссия выполнена. — Будто в грязи обвалялась, — пробормотала, наконец сдёргивая балаклаву. Убедившись, что трансляция завершена и за ней никто не наблюдает, она встряхнула волосы, пальцами пригладив выбившиеся пряди, и тыльной стороной ладони стёрла размазанную помаду с губ. Усталость разлилась по телу липкой паутиной. Девушка сладко потянулась, громко хрустнув позвоночником, а затем с протяжным стоном упала спиной на кровать, раскинув руки в стороны. Глаза сами собой закрылись — хотелось просто уснуть и ни о чём не думать. Резкая вибрация телефона на тумбочке заставила её дёрнуться. Входящий вызов FaceTime. Минджи лениво нащупала мобильный пальцами ног, подтащила ближе, нажала на экран и уронила телефон рядом с головой, принимая звонок. — Да, — протянула Минджи уставшим голосом, не открывая глаз. — Ёнболь? — Не услышав ответа, едва нахмурилась: — Ханни? Спустя несколько секунд молчания на экране появилось лицо блондинки. Она улыбалась, вглядываясь в камеру хитрым взглядом. — Малышки, я в ахуе, — визг Ёнболь прозвучал так, будто раздался гром среди ясного неба, заставив брюнетку поморщиться. — Какой же день чудесный! — Боже, что за крики? Я только проснулась, — сонный голос Ханни прервал бушующую подругу. — Можно не так громко, солнце? В Берлине восемь утра, к слову. Я же сплю. — Вы помните Юнги, верно? — игнорируя слова подруги, снова завелась Ёнболь. — Ну, черненький такой, на курс старше нас учится. Красивый как чёрт. Сегодня, когда я шла по корпусу, даже не представляете... — она на мгновение замолчала, пытаясь выдержать эффект интриги, но, заметив отсутствие особого интереса со стороны подруг, мечтательно затараторила, заправляя пряди светлого каре за ухо: — Он подошел ко мне, весь такой сексуальный, и… попросил мой номер! Минджи моментально поднялась на локтях, её изумлённое лицо застыло на экране, глаза горели неподдельным интересом, устремлённые на подругу. — Врёшь, — первой разрезает тишину Ханни, судя по звуку, она лениво перевернулась на кровати. — Ты же с первого курса по нему сохнешь, а он, кажется, вообще не замечал тебя, — Минджи удивлённо пробормотала, растерянно почесав бровь. — Я думала так же, но, представьте себе, он записался на тот же предмет свободного выбора, что и я в этом семестре, — парировала Ёнболь, энергично жестикулируя печеньем перед экраном. — Преподаватель по литературе явно сводит нас, зуб даю. Нам нужно сделать совместный проект, и... — Ну да, дело совсем не в проекте. Он попросил твой номер, по причине: безумно влюбился и безусловно мечтает затащить в постель вот уже как два года, — Ханни, со сквозящим в голосе сарказмом, прервала блондинку. — О, стой… я спутала. Это, кажется, твои мечты… Минджи засмеялась, шумно рухнула на кровать, скрывшись из поля зрения, и блаженно прикрыла глаза, выдыхая. По ту сторону звонка воцарилась мёртвая тишина. — Язва. Я сейчас вообще заблокирую тебя, — из динамика донесся обиженный голос Боль, но все прекрасно знали, что это лишь игра на публику. Подобные шутки со стороны Ханни вовсе не несли в себе цели оскорбить и давно считались некой нормой. — В общем, я в шоке. Как тут не поверить в судьбу? Это же сто процентов судьба. Ну скажите же… — Именно она. Судьба, и никак иначе, — Минджи хмыкнула, незлобно закатив глаза. — Кстати, о судьбе. Минджи, как дела у твоего супер-таинственного красавчика-соседа? — Ханни, наконец, тоже включила камеру и с ужасом уставилась на собственное изображение в экране, стягивая с лица маску для сна и поправляя рыжие спутанные волосы. Шептала о том, насколько же опухло её лицо после дрёмы. — Ты больше не следишь за ним, как конченная сталкерша, пока он загадочно читает книгу у бассейна? — Голос Ёнболь прервался шуршанием — видимо, она взяла новую порцию печенья. Минджи давно подметила, что подруга много ест, когда волнуется. — Не знаю, — протяжно пробормотала брюнетка. — Тот раз был единственным, когда я его видела. Ли с тяжёлым вздохом вернулась к экрану, скучающе подперев голову рукой. Воспоминания о соседе заставили её поникнуть — уголки губ дрогнули и опустились в едва заметной грустной гримасе. Рядом с домом Ли действительно жила семья Чон. Переехали относительно недавно, всего год назад, но и этого хватило, чтобы заинтересовать весь район своим появлением. Вечно занятые бизнесом родители практически не появлялись дома, но это ни для кого не было удивлением. В Чхондам-доне, где каждое второе семейство состояло из актеров, чиновников, депутатов и прочих известных личностей, подобные разъезды являлись скорее нормой, чем исключением. Больше всего молодую часть жителей привлекал не статус семьи, а их сын — Чон Чонгук. О нём можно было слагать легенды, писать книги, воспевать в стихах его красоту и внешнюю харизму… или просто молча пускать слюни в сторонке. Последний вариант, к слову, был Минджи особенно близок. Брюнетка до сих пор помнила тот день, когда она впервые увидела его. Высокий, очаровательный, с крепким телосложением, Чонгук сидел у бассейна в чёрной футболке и шортах, с упоением читая книгу. Минджи не раз пускала в ход фантазию и представляла, как под загорелой карамельной кожей проступают жилы на его руках, тянущиеся от кистей к локтям замысловатой паутиной. Жаль, но разглядеть такие детали из окна второго этажа было почти невозможно. Приходится додумывать. Зато было чётко видно татуировки, которые одним сплошным узором покрывали всю его правую руку. Тёмные, иссиня-чёрные волосы, слегка падающие на лоб, добавляя парню какого-то особого шарма. Очки для чтения усиливали этот самый шарм, окончательно сводя с ума и без того хлипкую девичью фантазию. И чертовски замечательный профиль. Минджи никогда не видела его лица вблизи, не знала цвета его глаз, даже не слышала его голоса. Но родители, которые как-то раз по счастливой случайности были приглашены в гости к семье Чон, описывали Чонгука как: — Очаровательный и привлекательный парень, — повторяла мать, словно заезженная пластинка. — Правда, взгляд у него до жути пронзительный. А глаза… знаешь, как у загнанного оленёнка. Парень умный, воспитанный, из порядочной и уважаемой семьи, между прочим. Присмотрись. Куда присмотреться, если они за год даже ни разу банальное «здравствуй» не сказали друг другу? — Уже год рядом живёт, а мы до сих пор нормально не знакомы. Ну где справедливость? — Справедливости не существует. Есть только подкуп и желание перетянуть правду на свою сторону, — рыжеволосая уже поднялась с кровати и теперь спокойно перемещалась по кухне в пижаме, громко звеня чашками. — Если чего-то хочешь — бери быка за рога, дорогая. А мужчину — за яйца. — Ханни глаголет истину, — Ёнболь согласно кивнула, одобрительно хмыкнув. — Ты, кстати, когда возвращаешься? Что-то долго у папули гостишь в этот раз, — прищурилась, оглядывая кухню съёмной квартиры подруги. — Завтра, — Ханни что-то промычала, затем добавила: — Если вы не устроите мне приветственную вечеринку, я сожгу ваши дома. — Детка, угомонись, — блондинка засмеялась, глядя, как Ханни состроила злобную гримасу и угрожающе ткнула ножом для масла в экран. Минджи с досадой вздохнула, отгоняя навязчивые мысли о загадочном соседе. Скупо поджав губы, она вновь перевела взгляд на экран телефона, невольно зацепившись за сияющее лицо Ёнболь. Глаза подруги буквально светились от счастья — слишком уж очевидной была её взаимная симпатия к Юнги. А вот Минджи вдруг поймала себя на мысли, что никогда не испытывала ничего подобного. Ни пылкой влюблённости, ни трепета бабочек в животе, ни сладкого замирания в предвкушении встречи с возлюбленным. Она вообще толком не влюблялась. В младшей школе была мимолётная симпатия к однокласснику — правда, она закончилась в тот момент, когда тот плюнул ей в глаз из-за съеденной ею конфеты. В старшей школе у неё появился первый в жизни «парень», но романтикой там и не пахло. Вместо поцелуев он напоминал пылесос, вместо красивых ухаживаний предпочитал зажимать её в подсобках, а их первый раз произошёл прямо у него дома — пока его родители сидели в соседней комнате. Мурашки пробежали по коже от одних только воспоминаний. Именно поэтому Минджи больше не рисковала и теперь даже на пушечный выстрел не подпускала к себе парней. Но Чонгук… К нему хотелось подойти первой. Хотелось заговорить. Хотелось флиртовать. Иногда Минджи читала современную литературу, где главные герои испытывали лавину чувств и буквально тонули во взаимности. Как же ей хотелось пережить нечто подобное — ту самую головокружительную романтику, любовь, от которой перехватывает дыхание, взрыв эмоций, разрывающий грудь. Но реальность раз за разом рушила эти мечты: вокруг были только мудаки, самовлюблённые идиоты, думающие лишь о себе и своих низменных желаниях пристроить своего дружка в любое доступное отверстие. — Ладно, я отключаюсь. Жду вас завтра в восемь. Так уж и быть, устрою девичник, — с улыбкой произнесла Минджи, посылая воздушный поцелуй в экран. Ёнболь, тараторя на скорости света, пробормотала что-то вроде: «До встречи, чмоки» — и молниеносно отключилась. Ханни, воодушевлённая предстоящей вечеринкой, махнула рукой, счастливо подмигнула, полностью завершая вызов. Минджи провела рукой по лицу, отгоняя усталость, сладко зевнула и подошла к широкому окну. Ленивым взглядом обвела двор: деревья уже обросли непослушными ветками, которые родители упорно требовали подрезать, вызывая личного садовника. Девушка никогда не понимала этой тяги к педантичной, безупречной красоте. В конце концов, это всего лишь деревья, украшающие задний двор, и пара лишних веток вряд ли испортит их идеально отполированную картинку идеально отполированной жизни. Переместилась на бассейн, замечая, что воду заменили и теперь можно свободно поплавать. Оглядела качели, гамак, ничего интересного. Её взгляд скользнул на соседнюю территорию. У семьи Чон не было сада — только изумрудный газон, лазурный бассейн и… Чонгук собственной персоной. — Лёгок на помине, — выдохнула, машинально облизывая внезапно пересохшие губы. Парень сидел у бассейна, опустив ноги в воду. Одной рукой опирался на землю позади себя, другой держал свой неизменный атрибут — книгу. Интересно, он действительно читает или просто создаёт видимость? Солнечные лучи озаряли его лицо, подчёркивая скульптурные черты и тёплый оттенок кожи. Волосы, небрежно собранные в небольшой хвост на затылке, позволяли всласть рассматривать его идеальный профиль. Несмотря на то, что на дворе был лишь конец весны, знойная жара уже давала о себе знать, дразня и соблазняя. Приближался последний месяц учёбы, а сессия уже маячила на горизонте, нахально размахивая средним пальцем издалека и коварно ухмыляясь. — Интересно, где учится Чонгук? — глядя на парня, шепчет, задумчиво прикусывая язык. — Или он уже окончил? Сколько ему вообще лет? Он вообще чем-то увлекается? — вопросы лились потоком в пустоту, сменяя друг друга с калейдоскопической скоростью. Она задумалась, почти что впечаталась в стекло, даже не осознавая, насколько же пристально уставилась на парня. Словно почувствовав её взгляд, Чонгук вдруг повернул голову в сторону её дома. Глаза его сверкнули, когда он впился взглядом в окно, за которым было чётко видно силуэт девушки. Прищурившись от солнца, он лениво поднял левую руку, прикрывая глаза козырьком ладони, и продолжил вглядываться в ответ. И он, блять, ухмыльнулся. Минджи испуганно прикрыла рот рукой, когда до неё дошло всё происходящее. Она почувствовала, как внутренности скрутило, а сердце сорвалось с места, забившись в бешеном ритме. Брюнетка судорожно присела на корточки, скрываясь за оконной рамой. В панике прикусила нижнюю губу, а затем с громким шлепком хлопнула себя по лбу. Чонгук поджал губы, заметив торчащую из-за оконной рамы макушку. Учтиво отвернувшись, он предпочёл сделать вид, что вовсе не заметил этой неловкой ситуации. Громко прочистил горло кашлем, слегка посмеиваясь от забавной реакции соседки. Минджи перевела дыхание, осторожно выглянула снова, громко сглатывая и в этот раз оглядывая парня более осторожно. Из-за угла. — Он что смотрел на меня? — она обвела взглядом Чона, который, вернувшись к чтению, позволил ей беспрепятственно рассматривать его профиль. — Он что ухмыльнулся? С обреченным вздохом Минджи отступила от окна, запустив пальцы в волосы. В сознании переплелись противоречивые мысли, спутываясь в тугой клубок. Как странно, что именно сейчас до неё дошли слова Ханни. — Брать быка за рога? — пробормотала в пустоту, закусила губу и снова прошлась внимательным взглядом по силуэту за окном. На самом деле, Минджи устала. Устала отказываться от моментов, которые могли бы подарить ей настоящую радость молодости. Из-за «правильного» воспитания. Устала от вечных раздумий и тошнотворной правильности, которой придерживалась ради родителей. Чтобы, ни в коем случае, не подвести и не разочаровать.Устала от заученного «что скажут люди?», вместо «ну и не похуй ли?».Просто устала. Но как же ей хотелось наконец испытать новые эмоции, наделать кучу ошибок, прожить это лето так, чтобы потом не жалеть ни о чём. Влюбиться. Действовать. Наверное, именно поэтому она сделала пару глотков отцовского бурбона, надела любимый белый топ, отыскала в гардеробе короткие джинсовые шорты и решительно направилась на задний двор, прихватив с собой первую попавшуюся книгу с полки. Быка за рога, а мужчину за яйца. Why not?