За тысячами прутьев мира нет

      Учитель нудит о Шекспире, и Стайлз не может не думать о том, что сказал бы об этом Питер, и вдруг в рюкзаке зажужжал телефон. Стилински тут же выпрямился, в голове снова возникли образы отца в больнице. Схватив телефон и торопливо бросив «извините, надо в уборную!», выбегает из класса.       Однако ответил ему голос Дерека. — Стайлз, тебе нужно в лофт. Сейчас. — Мужик, ты прикалываешься? — прошипел Стайлз в телефон. — Я в школе, я не могу просто уйти. — Можешь, — прорычал Дерек. На заднем плане раздается крик, а затем удар. Стайлз потрясен проклятием, вырвавшимся из уст Дерека, и чувствует, как нарастает тревога. Это звучит нехорошо. Совсем не хорошо.       Прошло три недели с тех пор, как Стайлз привез Питера домой из больницы. Он медленно шел на поправку. По крайней мере, физически. Но в Стайлза закрадывались подозрения, что Питер, кажется, утратил связь с реальностью. — Тебе нужно приехать прямо сейчас, Стайлз, — снова приказал Дерек, и связь оборвалась.       Стайлз таращится на телефон и проклинает тот день, когда пошел проведать Питера Хейла в Доме Эха.

***

      До лофта он добрался быстро, молясь Богу, чтобы отец не узнал, что он снова прогулял школу, иначе его точно накажут и не позволят навещать Питера, а это было бы нехорошо.       Все мысли о школе и наказании улетучились, только Стайлз зашел в лофт и нашел Питера, сжавшегося в самом дальнем углу комнаты, подтянув колени к груди. Он уставился в никуда, безмолвно шевеля губами. Дерек прислонился к стене. Он выглядел уставшим и даже не заметил присутствия Стайлза. — Стайлз? — слабым голосом произносит Питер, когда Стайлз присел перед ним. — Стайлз, ты настоящий?       Сердце у Стайлза сжалось. Он торопливо обменялся взглядом с Дереком, который не сдвинулся с места, и увидел отражение собственной душевной муки в его глазах. Состояние Питера ухудшилось снова. Стайлз забеспокоился. Питеру должно стать лучше, а не... так. — Да, Питер, — ласково ответил Стайлз, обхватив ладонью затылок Питера, — я настоящий.       Питер вздрагивает, оглядывается, почти до боли сжимает руку Стайлза. — Уверен? — прошептал Питер. — Может... может, я опять брежу. — Все по-настоящему, Питер, поверь мне, это реально, — Стайлз заключил его в объятия, и Питер, кажется, оттаял, но вдруг отшатнулся назад и отполз от Стайлза, прижавшись обратно к стене. — Нет. Нет, ты бы никогда... настоящий Стайлз никогда бы так не поступил! Ты меня ненавидишь. Вы все ненавидите меня и не зря! Ты бы никогда... никогда... — он замолкает, в испуге широко распахнув глаза. Обхватив себя руками, он стал раскачиваться туда-сюда.       Стайлз прикрывает рукой рот, ему трудно сдержать слезы. — Питер, ты не помнишь? — произносит он, не в силах скрыть отчаяния в голосе. — Я приходил к тебе в Дом Эха каждый чертов день, несколько месяцев! Я читал тебе, и ты рассказал мне о Рильке и о «Пантере», и я просунул руку в окно. Питер, неужели ты не помнишь?       Питер смотрит на него с жаждой, будто отчаянно хочет поверить, но не доверяет своему же разуму. — Как мне доказать тебе, что я настоящий? — спрашивает Стайлз.       Питер глухо рассмеялся, и по Стайлзу пробежала дрожь. — Никак. — Будь ты проклят, Питер! — воскликнул Стайлз. — Так ты просто сдашься? Это, — он взмахом руки окидывает лофт, — ебучая реальность, — он подходит к Питеру, сжавшемуся у стены, и становится перед ним на колени, хватает его за руки и прижимает их к груди, — Я настоящий. Прости, что перестал приходить, блять, прости, что я, как и все, оставил тебя одного. Я понятия не имею, что они с тобой сделали, но я вытащил тебя, Питер. Я тебя вытащил! — слезы теперь текут рекой, Стайлз больше не может сдерживать рыданий. Он хочет вернуть Питера, своего Питера, того самого Питера, который смеялся над «Гамлетом», который заставлял его читать Рильке, который говорил об истории так, словно сам был участником тех событий, и чья ладонь всегда была такой холодной в его ладони. — У тебя теплые руки, — наконец говорит Питер. — Да, а твои ахуеть какие холодные, как всегда.       Питер смотрит на свои руки и морщится. — Это из-за аконита, — говорит он. — Нарушается кровообращение.       Стайлз засмеялся и заплакал, потом бросился к Питеру, уткнулся лицом в его горло, обнял и прижался с мыслью никогда-никогда больше его не отпускать.       Питер что-то удивленно произнес, потом медленно обхватил Стайлза руками, как будто забыл, что такое объятие. — Люди подумают, что я размяк, если ты продолжишь в том же духе, — сухо произнес Питер, но чуть крепче сжал Стайлза.       Стайлз фыркнул, прижавшись ближе к Питеру.       Все будет хорошо. Стайлз просто должен верить.