неделимое

— Два дебила — это сила, нет мозгов, зато красиво! — Соня не любит кричать, но сейчас она на грани. На очень, очень тонкой грани от того, чтобы сорваться на крик. Олег и Саша сидят друг напротив друга за столом, зеркально сцепив руки в замок и опустив головы. Соня мысленно проводит аналогию с двумя нашкодившими детьми, любовно и с нежностью вздыхает — но исключительно мысленно, сделай она это вслух, это бы испортило к черту весь воспитательный процесс. А эти двое на пару за последние дни нервов успели ей помотать от души, словно были уверены — раз нервная система сестры пережила Гецати, то и их ссору тоже переживет. Изначально Соня была свято уверена — ей вообще не о чем переживать. Да, первое совместное испытание Олега и Саши, да что может случиться криминального? Даже если бы у них не сошлись версии, что, ее так трепетно относящиеся к друг другу мальчики не нашли бы общий язык? Конечно, нашли бы. Соня была уверена в этом примерно на 146 процентов. То, что что-то идет не так, она поняла почти сразу. Их особая связь с Сашей пространства для маневров оставляла мало — они были не просто близнецами, они были близнецами со способностями. С самого детства эмоции друг друга они ощущали слишком хорошо, и это почти всегда играло им на руку — если было плохо Саше, Соня всегда была рядом, если плохо было Соне, Саша оказывался в ту же минуту рядом с сестрой. Аксиома. Все началось еще днем, а усилилось к вечеру. Соня не могла объяснить жжение где-то под ребрами и затрудненное дыхание, но понимала точно — с Сашей что-то не так. Что-то очень сильно не так. Звонить было бесполезно, никто им телефоны на испытаниях не давал, и все, чем она могла бы себя успокоить, так это тем фактом, что рядом с Сашей был Олег. Все будет хорошо, они оба там как-нибудь разберутся. Но жжение становилось только сильнее с каждым часом, Соня на нервах умудрилась расковырять ногти и содрать с одного из них покрытие с укреплением — то, что держалось у нее во всех сложных ситуациях, во всех ритуалах и далее по списку. Соня ненавидит состояния беспомощности, когда знаешь, что с близким человеком что-то происходит, а сделать ничего не можешь — только круги по квартире наворачивать, да маникюр, сделанный всего днями ранее, сгрызать. Хотелось себя куда-то приложить, но она понятия не имела куда, подозревая, что ей все равно все расскажут после. Волнения это не умаляло. Страха за брата — тоже. Хуже стало только, когда уже в ночи ей на телефон с разницей в несколько минут пришло три сообщения: от Саши, Олега и Марьяны. Все три чуть отличались по содержанию, но сводились к одному «это ебаный пиздец». На то, чтобы выслушать четыре позиции, уходит некоторое время. Сначала Соня позвонила Илье и выслушивала про какое-то невероятное бесоебство своего близнеца на кладбище, про битые яйца, про проклятие Иуды, про то, что все испытание превратилось в какой-то пиздец (удивительно, что Илья ей об этом не написал до этого), а Олег отказался помогать брату, точнее, не отказался, но вообще не понимал, что происходит и ничего не мог сделать. С каждым словом ведущего Соне сложившаяся ситуация нравилась все меньше и меньше, а большой палец, ноготь которого она продолжала кусать, болел все больше и больше. Марьяна сказала не сильно больше — быстрее, она возмущалась тому, что его величество Александр Олегович перетянул на себя одеяло и забрал у нее все внимание наблюдателей, не дав ей нормально провести ритуал. А что уж там он за проклятие нашел, так это Соне лучше у него самого спросить, там никто ничего не понял, но яйца, сказала Романова, она есть еще долго не сможет, чертовы зародыши. В общем и целом, общая картинка у Сони сложилась достаточно быстро. Вероятно, Саша увидел нечто (проклятие Иуды, очевидно, про которое ей рассказали), а Олег не понял, не разделил версию, и в итоге все привело к какому-то пиздецу. Но информации все равно было крайне мало, поэтому Соня посидела, подумала, выпила еще одну чашку кофе и набрала Олегу. — Сонь, — выдохнул младший в трубку, и у нее самой внутри все сжалось — Олег звучал убито, раздавлено, и очень, очень редко Соня слышала его таким. Ей казалось, что по пальцам двух рук можно пересчитать такие ситуации за всю его жизнь. — Милый, что у вас произошло? — спросила она. Накидываться сразу на брата из-за услышанного «Олег не помог» Соня не собиралась — слишком уж хорошо она знала (она сама его воспитывала, мать вашу!) Олега, чтобы делить все на черное и белое исключительно. Она в целом, по жизни, так не делала, а уж с Олегом так делать нельзя было особенно. Брат молчал какое-то время, очевидно, собираясь с мыслями. — Я проебался, — наконец, выдавил он. Соня не перебивала. — Точнее, не проебался в целом, но проебался в отношении Саши, бля, то есть, я… — Олег, — остановила все же его Соня, когда речь стала слишком уж спутанной, а слово «проебался» звучит в куче различных вариаций. — Давай по порядку, хорошо? Я знаю, что ваши версии не сошлись. Что было дальше? Олег шмыгнул носом в трубку. — Мы приехали на кладбище, и Саша… Вообще ничего не объяснил, понимаешь? Я в душе не ебу, что это за проклятие, я его не почувствовал, и не понимал, что делать надо, а он… Я никогда его таким не видел, Сонь, понимаешь? Он словно с ума сошел, я от него ни одного внятного объяснения добиться не мог, зародыши эти, погост, почему он вообще вел себя так на кладбище? Это же безумство какое-то. Я боялся, что его приступ хватит, но он меня даже не слушал, все свое твердил. Мне нужно было с ним остаться, но мне было… Блять, стремно мне было, нахуй, я вообще не понимаю, что это за хуйня такая, я ему пурбу отдал. Соня очень тяжело вздохнула и потерла лоб. Олегу можно было бы, конечно, пиздюлей навалять сейчас за то, что в состоянии пред приступа, как он считал, оставил брата, но и это все, в чем пока его могла она обвинить. Сложно назвать условия жизни Олега тепличными, но, так или иначе, и Соня, и Саша Олега старались уберечь от чего-то такого — и сейчас она понимала, что это было очень зря. Возможно, лучше было бы, если какое-нибудь подобное потрясение он пережил вместе с ними, когда хоть кто-нибудь что-нибудь бы контролировал, а не столкнулся с подобным на испытании под камерами. — Ладно, ребенок, не кори себя слишком сильно, — сказала Соня. — Мог остаться, но теперь уже не исправишь. Разберемся как-нибудь. Отдыхай, к Саше я съезжу. — Спасибо, я люблю тебя. — Я люблю тебя, милый. Соня дождалась, когда по всем временным рамкам Саша уже вернулся в Москву, и едет к нему, чтобы застать плачевную картину — причем, в прямом смысле этого слова. У Саши слезы катились градом, и судя по разбросанным вокруг атрибутам, он пытался провести какой-то ритуал, но банально не хватило сил — рядом валялся специальный кинжал, руки дрожащие были полностью залиты кровью. Она опустилась рядом и осторожно перехватила ладони — большое количество крови не давало понять насколько серьезные повреждения Саша успел сам себе нанести. — Тише, — пробормотала она. — Я рядом, все хорошо. — Я проебался, Сонь, я так проебался, — прохрипел Саша, обессиленно роняя голову ей на плечо. Соня где-то это уже определенно слышала. В тот день она вытирала его руки от крови, бинтовала поврежденные запястья (ритуал на восстановление пошел вообще не по плану, сил банально не хватало), делилась с близнецом силой и долго-долго гладила Сашу по волосам. Тот ничего ей не рассказывал, но это и не нужно было, понять Соня и так все понимала. Слишком тяжелой вышла ситуация, в которой они оба — Саша и Олег, конечно — умудрились перепугаться, не справиться со своими эмоциями и не услышать друг друга в тот момент, когда это было необходимо. Соня надеялась, что Олег, оставшийся в одиночестве, справится, но сообщениями его закидывать не переставала, пока брат не пообещал, что пошел спать, честное слово, правда прям пошел спать. К нему она планировала отправиться на следующий день. А пока на ее коленях спал измученный ритуалом Саша, которому она осторожно вливала свою силу, окутывая теплой энергетикой, чтобы хотя бы поспать мог спокойно. Это помогло относительно — лишь пару раз за ночь Саша дергался от кошмаров, в которых жалобно звал Олега. Соня никогда ему не расскажет потом, как сильно в ту ночь у нее болело сердце за них обоих. Дураки. Правда, в этой мысли Соня убедилась еще больше, когда спустя несколько дней выяснила, что эти двое не разговаривали принципиально. Физическое восстановление прошло крайне удачно, по крайней мере, Соня не видела никаких дыр и пробоин в аурах Саши и Олега, близнец ее оправлялся после сложного ритуала достаточно быстро, пусть и было больно и сложно, и сам он признался Соне, что в какой-то момент разум был затуманен, сил не хватало и действовал он на каком-то автомате просто потому, что знал, как нужно поступать. Ни сил, ни желания объяснять тогда что-то Олегу у него не было, в мировоззрении Саши создалось четкое убеждение, что брат должен был помочь, не задавая вопросов. Вероятно, Соня бы могла согласиться, если бы не этот самый Саша долго и упорно не втолковывал бы Олегу раньше, что нельзя лезть в ритуалы, которые ты не понимаешь. Становиться судьей в этой истории Соня не хотела совершенно, потому что у нее сердце разрывалось за обоих своих мальчиков. И тот факт, что они не разговаривали, ее крайне бесил. Именно это и привело к тому, что она собрала их у Саши на кухне, заманивая туда Олега под подложным предлогом. Ничего страшного, ложь во благо. Но даже при ней эти два упертых барана проблемы признавать отказывались, что уж говорить о ее решении. Соня начала злиться, припоминая им про дебилов, силу и красиво. — Если вы продолжите оба действовать мне на нервы, я вас стукну, — говорит она, складывая руки на груди. — Вам что, пять лет обоим? Что это за тупая игра в молчанку, если мне уже оба признались, что проебались? А сказать это друг другу у вас, значит, не получается? За эти прошедшие дни Соня сложившуюся ситуацию обсуждала по несколько раз — и с Сашей, и с Олегом. Сидели, разбирали, долго говорили — не только про магическое (тут Олегу пришлось рассказывать про проклятие, про которое Соня сама, признаться честно, знала достаточно мало и не была уверена в том, что распознала бы его лично, Саша в плане проклятий всегда был несколько сильнее нее), но и про личное, про страх, про непринятие того, что происходило на этом чертовом кладбище. Про то, что Саше нужно было хотя бы попытаться объяснить Олегу, что происходит. Про то, что Олегу нужно было хотя бы попытаться понять Сашу и то, что происходит. И вот взрослые люди, которые знают друг друга, которые друг друга изучили вдоль и поперек, которые в разговоре с ней говорили умные вещи на тему, что да, виноват, да, надо было действовать по-другому, сейчас сидели и разговаривать отказывались. Соня в бешенстве. Как это вообще называется?! Ее мелкие — Саша родился позже нее, значит, тоже мелкий — молчали. — Я не знаю, что за чертовщина с вами происходит, — говорит она, упираясь ладонями в стол, — почему со мной вы на этот счет разговариваете нормально, а друг с другом внезапно не можете, но это полная хуйня. Ничего в этой жизни не бывает идеально, конфликты случаются у всех, но важно уметь их решать. Словами через рот. Она бросает взгляд на время и кивает. Ей, между прочим, уже пора домой, у нее там муж. Приедет вечером. И вообще, что у нее, своих дел нет, кроме как играть в семейного психолога для двух великовозрастных мальчишек? — Я не знаю, каким образом — вербально, невербально, как угодно, — продолжает она, — но конфликт вы этот решите. Я даю вам сутки, изымаю у вас ключи и запираю в этой квартире. Вернусь ровно через двадцать четыре часа. Не дай небо, за это время вы не сделаете этого, поверьте, я буду очень злиться. — Но у меня дела… — робко пытается возразить Олег. — Мастерская… — вторит ему Саша. — Не на тему рты раскрыли. Я все сказала. Соня уходит быстро, даже не пытаясь вслушиваться во всех тот лепет про дела, планы и далее по списку, ну, плевать ей на это. Ничего страшного, подвинут все свои дела, у них сейчас одно главное — разобраться друг с другом. И ладно бы проект, на котором идти дальше бок о бок, неважно это, но они — семья, и такое дерьмо не может послужить поводом для серьезного разлада. Она не допустит, чтобы Битва вбила клин между ее мальчишками. Обо всем в подробностях она рассказывает вечером мужу, когда тот возвращается домой. Глеб воспринимает все несколько скептично. — Милая, я не уверен, что хочу влезать в твои отношения с братьями, — осторожно начинает он, — но ты уверена, что в их состоянии они все-таки поговорят, а не добьют друг друга окончательно? — Уверена, — Соня вытягивается на диване и, закинув ноги на колени супруга, дотягивается до пульта, мастерски игнорируя постоянно мигающий пропущенными вызовами экран телефона. — Не переживай, я их слишком хорошо знаю. Соня знает, что ее мальчики очень сильно друг друга любят. Они прошли через многое, чтобы оказаться в итоге там, где они есть, чтобы справиться с давлением — и внутренним, и внешним. Она знает, что им просто нужно порой немного настучать по голове обоим, потому что дурят они иногда. Ну, а кто из нас нет? Она приезжает к ним ровно через сутки, чтобы застать прекрасную в своей умиротворенности картину, как ее мальчики спят в обнимку. И кто она такая, чтобы отказать себе и не сделать несколько фотографий? Так, на память.