No Rules

Final Fantasy VII Final Fantasy VII: Advent Children Compilation of Final Fantasy VII
Слэш
Перевод
В процессе
NC-17
No Rules
foxlights
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Пэйринг и персонажи
Описание
Цикл рассказов Некоджиты посвященный сложным и страстным отношениям двух противоположностей — одержимого контролем Президента и своенравного Турка, постепенно осознающих глубину привязанности друг к другу
Примечания
уф! что сказать.. планы по переводу всего цикла зрели очень долго, вплоть до момента пока не лег сайт автора — тут уж стало ясно, что дальше затягивать некуда. по мере вычитки планирую выложить все, что удалось сохранить, включая меньшие рассказы и промпты не ждите строгого соответствия канону, большая часть цикла разворачивается в пост-Адвентах без учета Цербера и, несмотря на присутствие Вельда в первой части и упоминания в дальнейшем, Before Crisis в нем тоже не учитываются, хоть события и разворачиваются вокруг отдела Турков помимо знаменитой четверки в рассказах участвует множество оригинальных персонажей-Турков обоих полов
Посвящение
спасибо автору за прекрасные работы — и спасибо лучшему другу, влюбившему в эту пару, за вдохновение на перевод и помощь с вычиткой и редактурой
Поделиться
Содержание

Изменение Правил, часть 1 (пре-АС, Руфус Шинра/Рено, Руд, Ценг, Алим)

Завидев элегантный черный седан Рено отбросил сигарету в сторону и поднялся на ноги, едва машина приблизилась. Он стоял перед деревянными ступеньками, ведущими наверх. Кожа зудела от ощущения солнечного света, проникающего сквозь молодые ветви деревьев, а мысли были слишком рассеяны, чтобы сосредоточиться. Елена остановила машину в нескольких футах перед ним, и Руд сразу вышел с пассажирской стороны, чтобы открыть дверь для их «гостя». Доктор Алим несколько раз моргнул темно-карими глазами и нервным жестом пригладил черные с проседью волосы, в правой руке он сжимал большую черную кожаную сумку. Доктор кивнул в знак благодарности Руду и, увидев Рено, нахмурился так свирепо, что на драгоценное мгновение Рено почувствовал себя почти как два года назад. Словно штаб-квартира Шинра еще цела, он зашел в медицинский блок, и Алим, одетый в свои белые брюки, белую рубашку и белый лабораторный халат, снова испытывает отвращение от того, что ему придется иметь дело с Рено в качестве пациента. Лабораторного халата не было, как и штаб-квартиры Шинра — и большей части ее былого величия. Рено почувствовал, как болезненно кольнуло сердце, когда даже прежнее отвращение во взгляде доктора несколько смягчилось. — Где он? — спросил Алим, держа сумку у ноги, будто опасался, что Рено выхватит ее. — Надеюсь, ты ничего не имеешь против высоты, — протянул Рено, указывая на ступеньки и раскачивающиеся на ветру мостики. В последний раз, когда Алим видел Руфуса, они находились в Джуноне, засев в какой-то шикарной гостинице. Рено отчаянно скучал по обслуживанию номеров и доставке еды, так как ему чертовски надоело есть эти гребаные прутики и листья, которые якобы были полезны для его «здоровья». И все потому, что Ценг считал, что они должны проявлять солидарность с Руфусом, разделяя ту же диету, что и он. Да блядь, сколько еще «солидарности» от него требовалось после добровольного ухода из цивилизации — какой бы она сейчас ни была — туда, где была вся эта хрень типа солнечного света и свежего воздуха, а еще куча жуков, помимо старых добрых тараканов. Охуенная куча чертовых жуков, в которых ему больше не разрешали стрелять — не после того, как он проделал дыру в полу, пытаясь избавиться от одного такого с сотней жутких дергающихся ног. Рено содрогнулся от отвращения, повернулся и направился наверх, к Руфусу. — Продолжай курить эти сигареты, и ты не сможешь подняться выше, чем на пару лестничных пролетов, — с легким раздражением в глубоком голосе поучал Алим, следуя за ним. — Точно, мне действительно стоит бросить, если хочу насладиться пенсией, — съязвил Рено. Как будто у Турков вообще были шансы на долгую жизнь. Особенно теперь. — Дальше небось заявишь что-нибудь реально тупое — типа, что бухло вредит моему здоровью. Он фыркнул с пренебрежением, ведя Алима за собой. Руки так и чесались скользнуть под черный пиджак и достать еще одну сигарету, но он проигнорировал этот импульс. Ему все равно пришлось бы ее потушить, когда они поднимутся наверх, а сигарет осталось не так уж много. По какой-то невьебенно странной причине их не продавали в «Хилин Лодж». Рено был в таком отчаянии, что однажды вечером попытался выкурить свой ужин, лишь бы сберечь несколько драгоценных сигарет. Алим что-то пробормотал себе под нос, но недостаточно громко, чтобы его можно было как следует расслышать, поэтому Рено пропустил мимо ушей то, что наверняка было очередным нелестным комментарием в его адрес. Он мог не ладить с доктором, но по крайней мере Алим приехал сюда, чтобы осмотреть Руфуса, и сохранил в тайне его существование и состояние. Пока он продолжал делать все возможное, чтобы помочь Руфусу, Рено обещал себе игнорировать любые язвительные замечания этого слишком образованного ублюдка, которые не были высказаны ему напрямую. Ох, как низко пали могучие. Тем более он уже упустил свой единственный шанс придушить доктора, и если попытается снова сделать это или столкнуть его с лестничного пролета, на который они только что поднялись, Руфус его пристрелит. А затем Ценг сотрет в порошок все, что останется, — и все, конец веселью. Поэтому вместо всех этих заманчивых идей Рено ограничился тем, что бросил на Алима самый мерзкий взгляд, на который был способен, когда они достигли пункта назначения и он открыл дверь для доктора. Что-то в выражении его лица заставило смуглого Алима сильно побледнеть и покрыться потом, когда он осторожно вошел в самый большой коттедж Лоджа. Рено быстро последовал за ним. Он был уверен, что Руд и Елена уже обыскали доктора, но не желал оставлять Руфуса наедине с этим человеком. Закрыв за собой дверь, Рено шагнул дальше в комнату и встал между Руфусом и Алимом. — Доктор Алим, спасибо, что проделали такой долгий путь, — в глубоком, плавном голосе Руфуса слышался намек на изнеможение, что-то едва уловимо неправильное, отчего Рено стиснул зубы, ощущая как натянулись до предела нервы. Руфус сидел в инвалидном кресле, безупречно одетый во все белое, за исключением черной рубашки. Бинты, обернутые вокруг красивого лица Руфуса, его шеи и правой руки в сочетании с водолазкой, жилетом, блейзером, брюками и пальто казались гармоничным дополнением его внешнего образа. Только заметив темные пятна, впитывающиеся в белый хлопок, можно было догадаться, что они выполняли не декоративную функцию. Рено заметил расползающееся пятно и еще сильнее стиснул зубы, безмерно разочарованный тем, что перед ним враг, с которым он не мог сразиться — которого, что бы ни делал, не мог победить. Только Алим мог здесь чем-то помочь, но и от него с каждым визитом, кажется, было все меньше и меньше толку Алим переложил сумку в левую руку и нерешительно шагнул вперед. — Я ваш личный врач, президент Шинра. Расстояние не имеет такого значения, как пациент, — он остановился, когда Ценг вышел из-за спины Руфуса, словно только что ввез президента в комнату, и встал рядом с ним. — Добрый день, Ценг. Ценг склонил голову в знак приветствия. — Добрый день, доктор, — он невозмутимо протянул руку в ожидании, и Алим без каких-либо жалоб или колебаний передал сумку ему. Глядя на своего любовника и чувствуя себя немного обиженным тем, что ему не доверили ценности, Рено начал постукивать дубинкой по плечу. Руфус, казалось, совсем не обращал на него внимания, и вместо этого пристально глядел на Алима. Его лицо было немного бледнее обычного, а под голубыми глазами залегли тени. Прошлая ночь выдалась нелегкой. Руфус несколько раз просыпался из-за мучительных приступов, и недостаток сна давал о себе знать. — Рено, открой жалюзи, чтобы доктору было лучше видно, — приказал Руфус, намек на усталость исчез. Осознав, что упрямый ублюдок изо всех сил старается не показаться слабым перед кем-либо, Рено вздохнул и сделал, что было велено. Его дубинка снова свисала с запястья. Он прищурился, когда повернул рычаги, позволяющие солнечному свету проникнуть в жилую зону коттеджа, на мгновение пожелав, чтобы день был пасмурным. Свет раскрывал слишком многое из того, что все они пытались отрицать — исключая, возможно, Алима. — Спасибо, Рено. А теперь подожди снаружи. Повернувшись спиной к окнам, Рено несколько секунд смотрел на Руфуса, приоткрыв рот и нахмурив брови. Он и Ценг всегда присутствовали на осмотрах — предосторожность на тот случай, если бы кто-то заставил Алима сменить лояльность. Даже если Руфус держал пистолет в кармане пальто, геостигма стала такой... такой запущенной, что у него почти не оставалось сил. — Что? — Подожди снаружи, Рено, — даже если Руфус пережил ужасную ночь и обладал лишь частью обычной силы, он не потерял ни капли своей стальной решимости или упрямства, что проявилось в том, как невозмутимо он посмотрел на Рено, плотно сжав губы. — Иди. Рено смотрел на него еще пару ударов сердца, а затем ухитрился изобразить что-то напоминающее его привычную самодовольную ухмылку. — Конечно, Президент, — протянул он и даже отсалютовал Руфусу своей дубинкой. — Пойду развлекусь с этими гребаными жуками, раз уж больше нечем заняться. Судя по холодному взгляду, полученному от Ценга, позже он, видимо, огребет за свое «отношение», но ему реально было похрен. Не то чтобы этот человек мог его уволить, если только не хотел сделать Руфуса еще более уязвимым. Большинство Турков, переживших Метеор, разбежались на все четыре стороны, а те, кто остался верен, были слишком разбросаны, изо всех сил стараясь не дать тому, что осталось от Энергетической Компании Шинра, исчезнуть навсегда. Рено был уверен в том, что незаменим, и, подавив горький смех, с силой захлопнул за собой дверь. Какого хрена это было, удивился он, ступая на один из раскачивающихся мостиков комплекса, сел и свесил ноги с края, закинув руки на веревочные перила. Он отчаянно жаждал еще одной сигареты и бутылки крепкого виски, но пришлось довольствоваться проклятиями в адрес Руфуса себе под нос. Оставалось всего три сигареты на то, чтоб продержаться до послезавтра, когда наступит его очередь идти за припасами. Алкоголь, не учитывая доступного здесь разбавленного вина, был полностью исключен для него, поскольку он редко бывал не на дежурстве. Что бы он только ни отдал за то, чтобы сменить эту адскую дыру на ближайший дешевый бар. Мысли о выпивке и барах, какими бы заманчивыми они ни были, быстро отступили на задний план, стоило только вспомнить, что Руфус фактически выставил его за дверь, но разрешил остаться Ценгу. Это обжигало, это приводило Рено в такую ярость, что ему хотелось вытащить пистолет и расстрелять что-нибудь в пух и прах, забить до смерти своей дубинкой или поджарить электрическими разрядами так, чтобы от цели осталась лишь горстка пепла. Черт, он почти готов был продраться сквозь заросли сорняков, называемых здесь деревьями, чтобы найти хоть что-нибудь, что попытается убежать от него, вот только это того не стоило. Он лишь добавил бы мертвую крысу или кролика, или что-то еще в свой список убийств, а Руфус все равно остался бы засранцем. Рено целыми днями был рядом с ним, а теперь он, блядь, недостаточно хорош, чтобы присутствовать, пока Алим его тыкает и щупает, берет образцы и проделывает всю эту медицинскую хрень. А вот Ценг — достаточно. Эта мысль подпитывала то жгучее чувство, делала его еще более едким и горьким. Рено знал, что Ценг был с Руфусом дольше, чем все остальные, охранял президента с тех пор, как тот был ребенком, но это все равно было чертовски несправедливо. Ценг прикрывал спину Руфусу и чуть не умер за него, но именно Рено был рядом с ним по ночам, когда его сон постоянно прерывался криками боли, которую он изо всех сил старался успокоить. Именно он получал супом по морде, когда Руфус тоже уставал от веточек и листьев, именно ему доставалась основная часть вспышек раздражения этого ублюдка, когда Руфусу было скучно и хотелось на ком-нибудь сорваться. Но именно его попросили уйти. В течение совершенно иррационального, но почти счастливого мгновения Рено почувствовал порыв в самом деле выполнить приказ Руфуса — просто продолжать идти, пока не оставит позади все эти гребаные деревья, жуков и властных президентов, пока не сможет засесть в каком-нибудь баре и надраться до полной отключки. Он мог бы это сделать. У него был вертолет и почти полный бак бензина, которого должно было хватить, чтобы выбраться из этого паршивого леса и попасть в какое-нибудь приличное место. Может быть, первое время будет немного туго, пока он не получит доступ к деньгам, которые откладывал годами, но он был умным параноидальным ублюдком и до сих пор мог получить к ним доступ, несмотря на крах Шинра. Там у него будет выбор, где начать новую жизнь, и он сможет допиться и докуриться до ранней славной смерти, которая будет чертовски приятнее того, что его ждет на работе. Фантазия была охренеть какой соблазнительной. Он уговорил бы Руда поехать с ним, и они могли бы проводить дни в пьяном угаре. Ну, Руда это могло привлекать не так сильно, как его самого, но по крайней мере у него был бы классный собутыльник — его лучший друг во всем мире. Но, несмотря на все очарование этой затеи, несмотря на то, что он снова стал бы самому себе хозяином и ни перед кем бы не держал ответ, он не двинулся с места. Все это было иллюзией, сладкой грезой, о которой он думал лишь время от времени, но все чаще после падения Метеора. Он — Турк, и пока его Президент жив, он никуда не уйдет. Рено вздохнул и закрыл глаза, прислонившись к веревке. Забавно, он всегда считал себя бунтарем, таким независимым, а сейчас сидит, как послушный мальчик, выполняя то, что ему приказали. Если бы там был Старик-Президент, он сбежал бы еще несколько месяцев назад, уверенный, что никто не сможет выследить его и притащить обратно за дезертирство. И сейчас бы было так же, но... Руфус... но Руд, Ценг и Елена не собирались уходить, пока Руфус дышит, а может, даже и после. Было так хреново, когда они думали, что Ценг погиб, что никто не хотел снова стать причиной распада команды. Несмотря на то, что Рено воспитывала женщина, обладавшая материнскими инстинктами булыжника, он признавал связь между своими коллегами-Тузами и собой и не собирался быть тем, кто ее разрушит. Он остается ради них, сказал он себе, а не ради какого-то мудака в инвалидном кресле. Они потеряли так много, когда эти чертовы Вепоны посыпались с небес, что теперь цеплялись за все, что у них осталось. Штаб-квартира Энергетической Компании Шинра могла превратиться в огромную груду обломков, но компания жила до тех пор, пока был жив Руфус, а это означало, что они все еще оставались Турками. Мрачная мысль о том, что возможно они недолго будут оставаться Турками, заставила Рено выругаться вслух и покачать головой. Руфус был крепким засранцем, слишком вредным, чтобы умереть от какой-то дурацкой черной дряни, ползающей по всему его телу. Алим, садистский ублюдок, что-нибудь придумает. Турки найдут что-то, что победит геостигму, будь то материя, зелье или даже причина всего этого гребаного беспорядка. Руфус поправится. Тогда Рено сможет высказать ему все, что думает о его отношении, и потребует прибавку перед тем как вырубиться. — Вот уж не думал, что доживу до того дня, когда Рено станет единым целым с природой, — ехидный голос Руда прервал размышления Рено, за что он был благодарен, хотя и показал партнеру средний палец. — Скорее, я просто набираюсь смелости, чтобы прыгнуть, — пробормотал он, сдвигая темные очки со лба на глаза, прежде чем открыть их и прищуриться. — Может быть, если повезет, прихлопну парочку кроликов. — Держу пари на сотню гил, что ты приземлишься на муравейник, — заметил Руд и сел рядом с ним, отчего мостик очень неприятно закачался. — Своим последним поступком ты обеспечишь их едой на всю зиму. Рено звучно изобразил рвотный позыв и шлепнул правой рукой по плечу Руда, что причинило ему самому гораздо больше боли, чем его очень мускулистому напарнику. — Спасибо. Как будто эти маленькие ублюдки и так недостаточно меня погрызли. Он перевел яростный взгляд на маячившую в десяти метрах под ним землю, и даже смачно плюнул вниз в надежде, что попадет в одно из этих гребаных мерзких насекомых. — Казалось бы, уже после первого укуса они должны были понять, что на вкус ты отвратителен и к тому же ядовит, — поймав злобный взгляд Рено в свою сторону Руд блаженно улыбнулся. — Так что, Елена там? — спросил он, кивнув в сторону коттеджа. Вот так хорошее настроение Рено мгновенно испарилось. — Не-а, только Руфус, Ценг и садист, — пробормотал он, снова уставившись на землю внизу. Он очень скучал по жизни в Мидгаре, со всем его шумом, огнями и движением. Здесь тоже был шум — жуткие, раздражающие звуки, которые шипели, квакали и свистели в любое время суток и действовали ему на нервы. Какого хрена Руфус настоял, чтобы они приехали сюда? В Джуноне было вполне неплохо. — А, — одной из лучших черт Руда было то, что он не очень-то любил разговаривать. О, он мог, если сидел в баре и выпивал или если Рено затрагивал нужную тему, но Руд твердо верил, что молчание лучше бессмысленной болтовни. Одним словом он дал понять, что сам удивлен ситуацией и не очень-то ею доволен, но не стал давить и задавать вопросы, которые могли вернуть то жгучее чувство настолько, что Рено либо пошел бы в коттедж и влепил пощечину Руфусу, либо покинул бы Хилин Лодж навсегда. Они оба молчали несколько минут — достаточно долго, чтобы Рено успел использовать свою дубинку на какой-то летающей твари, жужжавшей вокруг его головы, пока не испепелил ее к чертовой матери. Когда он торжествующе ухмыльнулся при виде падающего на землю обугленного жучиного трупа, Руд положил ему на колени что-то. — Вот. Быстро подхватив продолговатую коробку, прежде чем та соскользнула вниз, Рено с удивлением уставился на пачку сигарет. Это была не его привычная марка, но он все равно был готов расцеловать Руда в знак благодарности. — Как, мать твою, тебе удалось их достать? — спросил он, поворачиваясь к напарнику с широкой улыбкой на лице. Руд пожал плечами и провел правой рукой по своей козлиной бородке. — Елене нужно было кое-что, что не могло ждать еще два дня, поэтому я купил их для тебя, когда она отвернулась, — он, казалось, на несколько секунд задумался о чем-то, затем потянулся к внутреннему карману своего черного пиджака. — Я хотел приберечь это на потом, но, похоже, тебе сейчас не помешает. В его большой затянутой в перчатку руке появилась крошечная бутылочка ароматизированной водки, едва больше приличного шота, но все равно ставшая приятным сюрпризом. — Руд, клянусь, я рожу тебе детей за это, — Рено схватил бутылку и ни секунды не раздумывая, сломал печать на крышке и опрокинул содержимое в себя. Всего два глотка, и она опустела, оставив во рту химозный привкус лайма, но так приятно было почувствовать, как жидкость скользит по горлу. Этого было недостаточно, чтобы даже слегка захмелеть, но все же это был алкоголь — то, чего его организм был лишен слишком долго. — Столько детей, сколько захочешь, партнер, — сказал он, вытирая рот тыльной стороной ладони, а затем облизал ее. Руд содрогнулся от ужаса и покачал головой. — В этом нет необходимости. Я думаю, мир и так достаточно настрадался, — он выхватил пустую бутылку из руки Рено, пока тот не швырнул ее на землю, и сунул обратно в пиджак. Рено открыл рот, желая спросить, есть ли еще, но тут же закрыл и вместо этого закурил сигарету. Ага, выбеситься на Руфуса, а потом напиться в стельку. Если его любовник не пристрелит его за это, то это точно сделает Ценг. Так что придется дождаться, пока Род или Делия не прибудут, чтобы ненадолго подменить его и остальных, и уже тогда пойти и напиться. — Бля, как же я скучаю по старым временам, — сказал Рено, снова закрывая глаза. и внезапно почувствовал как на него накатывает усталость от бессонной ночи. Наверное, именно поэтому он вдруг стал таким меланхоличным. Он скучал по Мидгару, когда можно было шляться где угодно, чувствуя себя неуязвимым. Он скучал по тому, как проводил дни, сшибая головы и вышибая двери, выпивал после окончания смены и где-то между делом заглядывал в кабинет Руфуса, чтобы по-быстрому потрахаться разок-другой. Даже в сражениях с ЛАВИНОЙ жизнь была чертовски хороша. Теперь же были бессонные ночи и слишком долгие дни, наполненные беспокойством и невозможностью принести хоть какую-то пользу. Он хотел делать что-то еще, кроме как быть мальчиком для битья, на которого Руфус мог бы орать, быть чем-то большим, чем отвлечением, но такова была жизнь сейчас. Он не ввязывался в драки уже больше недели, и ему не хватало этого также сильно, как и выпивки. И вдвое дольше не подворачивалось ни единого повода куда-нибудь слетать — это выбешивало еще сильней — Проклятье, как же скучно, — все, что ему оставалось — это делать минеты, быть удобной мишенью и выслушивать все, что его любовник захочет сказать. Из-за этого он чувствовал себя таким.. беспомощным. — Дела, конечно, идут... не так, как раньше, — заметил Руд, поправляя темные очки и глядя куда-то вдаль. — Но, хоть ты и жаждешь перемен, сейчас для них, возможно, не самое подходящее время. Елена сказала, что недавно у Ценга появились кое-какие хорошие зацепки, так что скоро мы займемся их отработкой. Услышав это, Рено оживился. Что угодно было лучше, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. — Есть новости о тех серебряноволосых ублюдках? — спросил он, мечтая о хорошей драке. — Немного, — Руд повернулся к нему и нахмурился. — Она сказала, что упоминались какие-то очень странные вещи, но Ценг не вдавался в подробности. Рено было плевать, если дела станут странными. Все, чего он хотел — это шанс хоть что-нибудь сделать. Он не мог и дальше тут торчать, просто наблюдая затем как эта черная дрянь с каждым днем все сильнее покрывает Руфуса. Он не мог и уйти, только если бы это не было ради чего-то вроде выполнения приказа. Каким-то образом этот ублюдок из Шинра надел на него поводок, но Рено не понимал как. Наверное, он просто привык следовать приказам того, кто достоин того, чтобы ему подчинялись. Руфус заботился о Турках, как мог, даже до того, как стал Президентом, и Рено чувствовал, что задолжал ему верность. Было только два человека, о которых он мог сказать то же самое, и раз уж они остались с Руфусом, значит, и он останется. Но он все равно ухватится за возможность хорошей драки, подумал он, глубоко затягиваясь сигаретным дымом. — Руд, я сейчас, блядь, сижу на дереве, как приманка для крошечных крылатых ублюдков, которые кусают меня и днем и ночью. Странные вещи — ерунда по сравнению с этим, — пробормотал он, почесывая руку, чтобы согнать раздражающее ощущение бегающих по ней сотен назойливых мохнатых лапок. Это заставило Руда усмехнуться. — Ладно, этот раунд за тобой, — он улыбнулся и снова рассмеялся. Рено вдруг задумался, когда в последний раз видел, чтобы его напарник по-настоящему улыбался. Ценг и Елена изредка улыбались — обычно в присутствии друг друга, но в общем и целом в последнее время поводов для радости у кого-либо из них было немного. — Просто пиздец какой-то, — прошептал он и начал играть с кончиком своего хвоста, чтобы занять руки, раз уж нельзя ничего расколотить. — Добро пожаловать в новый мир, — веселье в голосе Руда сменилось усталой горечью. — Так будет продолжаться, пока мы не поставим компанию на ноги. — Ага, — несмотря на все дерьмо, случившееся за последние два года, никто из них не сомневался, что Шинра снова возродится. У Руфуса уже все было спланировано: как переоборудовать старые Мако-реакторы, как собрать людей, разбежавшихся после краха Шинры, как использовать оставшиеся богатства. Он часто говорил об этом ночами напролет, когда боль становилась невыносимой, а Рено лежал рядом и слушал. Руфус был мозгом организации, а он — лишь одним из многих, кто сделает все, что ему прикажут, чтобы воплотить эти планы в жизнь. — Первое, что сделаю, когда это случится — нажрусь в говно так, что буду в отключке три дня, — размышлял Рено. Его злость и разочарование отступили, уступая место более счастливым мыслям. — Потом доползу до ближайшего магазина и куплю, блядь, самую большую бомбу от насекомых, какую только смогу найти, и прослежу, чтобы ни одна из этих мелких тварей даже не думала залезть хоть одной своей гребаной лапкой в мою квартиру, — он улыбнулся сигарете, свисающей изо рта, представляя кольцо жучиных трупов вокруг своего дома и удовольствие от того, как будет топтать этих чертовых тварей. После этого он запрется вместе с Руфусом в кабинете с галлоном смазки и они будут трахаться, пока не отключатся. А потом проснутся и повторят. Руд снова усмехнулся и покачал головой. — Думаю, тебе нужно больше поработать над своим «единением с природой», — он легко блокировал ответный удар Рено. — Я присоединюсь к тебе в этой пьяной гонке, но я... — он замолчал, и они оба повернулись к коттеджу, услышав, как открылась и закрылась дверь. Ценг шел в их сторону, его лицо было совершенно бесстрастным. Даже когда легкий ветерок сдул его черные волосы на лицо, он не изменил выражения, просто грациозно убрал их в сторону и продолжил смотреть прямо перед собой. За ним шел Алим, который выглядел не слишком-то довольным. — Рено, иди присмотри за Президентом, — сказал Ценг, дойдя до моста. — Руд, ты пойдешь со мной и проводишь доктора Алима домой. Отбросив окурок в сторону, Рено вскочил на ноги, затем постучал дубинкой по плечу и хмуро посмотрел на начальника. — Погоди, я пойду с Рудом. Ты можешь остаться с Руфусом, — то, что его выгнали все еще задевало, и ему не особо хотелось в данный момент оказаться в полном распоряжении Руфуса. — Это приказ, а не предложение, — ответил Ценг, в его ровном голосе прозвучал намек на гнев, а темные глаза сверкнули. Прежде чем Рено успел бы предложить Ценгу что именно тот может сделать со своим приказом, Руд встал позади и сжал его плечо. — Иди, Рено. Не делай того, о чем пожалеешь. — Например, свалить с этого заросшего сорняками клочка земли и оттянуться по полной? — спросил он, переводя взгляд с Ценга на Руда и обратно. После нескольких таких движений его шея заболела, и ему надоело смотреть на неизменно бесстрастные лица. Громко вздохнув, он прижал пачку сигарет к груди и прошел мимо Ценга и Алима. Какого хрена. Как бы он вообще мог пожалеть о том, что ему не пришлось бы терпеть недовольство Руфуса? Но чем ближе он подходил к коттеджу, тем слабее становилось жгучее чувство. По правде говоря, недовольный Руфус был гораздо лучше, чем мертвый, и Рено пока не был готов потерять ублюдка. Если это случится, у него больше не останется причин быть Турком, его жизнь потеряет всякий смысл. Может быть, несколько лет назад это было б не так уж плохо, но с тех пор слишком многое изменилось. Он слишком привязался к определенным людям и к уважению, которое получал за ношение этой формы. И будет чертовски трудно найти любовника вроде Руфуса — того, кто с радостью трахнет его в одну минуту, а в следующую начнет ругаться, того, кто не терпит его дерьма и не ждет от него слишком многого. Остановившись у двери коттеджа любовника, он глубоко вздохнул и попытался привести мысли в порядок. Если он не соберется, Руфус раскатает его в блин, размажет по стенке и сотрет в порошок. А еще так недолго схлопотать керамической миской по голове. Рено снял с лица солнцезащитные очки, потер болящие глаза и сказал себе, что слишком мало спит. Усталость сделала его раздражительным, эмоциональным и слишком, блядь, чувствительным — все просто. Может быть, он сможет уговорить Руфуса лечь спать пораньше и как-нибудь урвет несколько часов отдыха. Может быть, Алим сделал что-то, чтобы помочь справиться с приступами или облегчить их. И Руфус, и Рено в последнее время работали на износ, и это было нехорошо. Рено глубоко вздохнул перед тем как прикоснуться к двери. Ему в голову пришло кое-что, что помогло побороть обжигающее чувство. Руфус, возможно, и приказал ему уйти раньше, но он также приказал ему вернуться. Ценг не стал бы добровольно оставлять их Президента, когда тот в таком состоянии, только чтобы отвезти Алима домой. Слегка улыбаясь этому факту, Рено открыл дверь.

*****

Руфус боролся с болью несколько секунд, стиснув зубы и прищурившись, пытаясь взять под контроль свое предательское тело. К счастью, доктор Алим был слишком занят, вытирая и убирая инструменты в сумку, чтобы заметить это, а Ценг смотрел на доктора. — Все еще есть надежда, что для борьбы с болезнью телу нужна лишь достаточно сильная иммунная система, — объяснил доктор Алим, глядя в свою сумку. — Уколы, которые я вам сделал, должны помочь. Вы... вы уже и так держитесь на удивление хорошо, учитывая, насколько распространилась болезнь. — Спасибо, доктор, — ответил Руфус, хотя и знал, что мужчина просто дает ему ложную надежду. Никто еще не вылечился от геостигмы, и весь мир искал лекарство. Несмотря на все, что делал доктор Алим, болезнь продолжала распространяться и пожирать его с каждым днем. Наконец, посмотрев прямо на Руфуса, доктор Алим попытался ободряюще ему улыбнуться. — Я продолжу исследования, а пока — свяжитесь со мной, если вам что-нибудь понадобится, — он быстро взглянул на бутылочку с обезболивающим, которую оставил на столе рядом с Руфусом. — Они довольно сильные, так что будьте осторожны и не принимайте слишком много за раз. Руфус гадал было ли это предупреждением, чтобы в случае передозировки не обвинили самого доктора, или же предложением. Или, возможно, ему просто не удалось так хорошо скрыть боль, как он надеялся. — Еще раз спасибо, доктор. Я пошлю за вами, если будет необходимость. Ценг, пожалуйста, сопроводите доктора Алима домой. — Он хотел, чтобы этот человек с его ложными надеждами ушел. Услышав приказ, Ценг вздрогнул и нахмурился, но, в отличие от Рено, ему не нужно было повторять дважды. — Да, Президент, — он, однако, на несколько секунд заколебался после того, как согласился. Почувствовав невысказанный вопрос, Руфус устало потер глаза. — Возьми с собой Руда и пришли сюда Рено, — он боролся, стараясь не дать усталости повлиять на свой тон, но не был уверен, что преуспел и в этом. Сейчас ему страстно хотелось нескольких часов сна без боли. Он был готов отдать за это половину своего состояния, которое все еще было весьма значительным. — Понял, сэр, — видимо, не он один плохо скрывал истинные эмоции, поскольку в голосе Ценга действительно прозвучала нотка беспокойства. Ощетинившись от подразумеваемого волнения, Руфус позволил руке опуститься на колени, изо всех сил стараясь подавить боль в ожидании Рено. На этот раз его любовник не заставил себя долго ждать, явившись через пару минут после ухода Ценга и доктора Алима. — Эй, ты хотел меня видеть? — спросил Рено, закрывая за собой дверь. Тон голоса был таким же наглым, как и слова. Руфус почувствовал прилив энергии, наполнивший его измученное болью тело — выброс адреналина, который помог ему сесть прямо в этом чертовом инвалидном кресле и холодно посмотреть на любовника. — Закрой жалюзи, — приказал он резким и слегка укоризненным тоном. Рено, похоже, не волновало, что он ходит по тонкому льду в отношении настроения Руфуса, судя по тому как он отдал ему лихой салют, прежде чем подчиниться. Когда комната погрузилась во тьму, Руфус шумно выдохнул и начал постепенно расслабляться. Рено включил одну из маленьких ламп и приблизился к инвалидному креслу. От него несло сигаретами, а на лице застыло кислое выражение. Он явно был чем-то расстроен, но одним плавным движением уселся на пол перед креслом, лицом к Руфусу. Протянув правую руку, покрытую пятнами, Руфус стащил солнцезащитные очки, удерживающие челку Рено, и уронил их ему на колени. Затем отвел в сторону кричащие ярко красные волосы, все это время внимательно наблюдая за лицом любовника. Рено ни разу не вздрогнул от прикосновения. Его приступ недовольства, казалось, исчез, когда он закрыл глаза и потянулся навстречу ласке. Все относились к Руфусу так, словно он заразен или хрупок — тот, к кому ни при каких обстоятельствах нельзя прикасаться... но только не Рено. Он не боялся подцепить болезнь и не отшатывался от его прикосновений. Руфус устал от боли и недосыпа, и от того, что с ним обращаются как с каким-то изгоем.Обхватив ладонью щеку любовника, он наслаждался теплом, исходящим от его тела. — Весь день будешь дуться из-за того, что я попросил тебя уйти? Рено открыл свои бледные глаза и слегка прищурился — единственный, кто не боялся встретиться с разгневанным взглядом Руфуса. — Я всегда оставался раньше. Хочешь, чтобы я пошел посидеть на заднице где-нибудь еще — давай вернемся в Джунон. По крайней мере, там нет этих гребаных жуков. Руфус опустил руку и провел подушечкой большого пальца по изгибу верхней губы Рено. — В следующий раз, когда ты так усомнишься в приказе, отправишься в Джунон один. — Руфус редко блефовал, предпочитая иметь возможность подкрепить свои угрозы действиями, но сейчас решил рискнуть. Он никогда не позволил бы Рено уйти, но и не мог допустить, чтобы тот думал, будто может ослушаться приказа. Удивленно моргнув, Рено приоткрыл губы, словно собираясь возразить, но ничего не сказал, когда большой палец Руфуса проскользнул ему в рот. Вместо этого он несколько секунд нежно посасывал его, прежде чем открыть рот и ухватиться за запястье Руфуса. Притянув руку Руфуса ближе, он поцеловал его ладонь. — Я, блядь, ненавижу жуков, — проворчал он — уклончивый ответ, но было ясно, что угроза сработала. — Да, Рено, я прекрасно знаком с этим фактом. Ты повторяешь это по меньшей мере двадцать раз на дню, — вздохнул Руфус. Его сердце забилось чуть быстрее от такого простого контакта, когда губы Рено всего лишь коснулись его кожи. — Ага, ну так ведь ты выбрал это место, — на лицо Рено вернулась гримаса недовольства. — Почему не Коста-дель-Соль или Вутай, или любое другое? — Потому что у меня есть на то причины, — ровно ответил Руфус холодным тоном, и гримаса исчезла. Рено вздохнул и привалился к его ногам. Рено обладал храбростью или суицидальным желанием задавать вопросы, которых больше никто не задал бы, но он знал, когда не стоит заходить слишком далеко. Ну, большую часть времени знал. Иногда. Как бы то ни было, Руфус не собирался объяснять, что они здесь потому, что при подготовке потенциального наступательного удара лучше оставаться вне поля зрения врага. Он не рассказывал своему любовнику, что именно запланировал на ближайшее будущее, и не собирался делать этого в ближайшее время. Будь проклята болезнь за то, что сделала его слабым как эмоционально, так и физически. Одна его ладонь сжалась в кулак, другая по-прежнему оставалась прижатой к губам Рено. Когда придет время действовать, он будет держать Рено подальше, насколько это возможно. Если рассуждать логически, рыжий был замечательным телохранителем, тем, кого часто недооценивали и кто мог добиться неожиданных результатов. Однако, не логика определяла его присутствие рядом с Руфусом. Руфус с нарастающим ужасом понял, что больше не может справляться самостоятельно. В последние месяцы, с развитием болезни, он стал слишком зависеть от Рено. Без его любовника некому было прикасаться к нему или обнимать в ответ, некому дарить тепло, бросать гневные взгляды и отпускать неуместные шутки в самый неподходящий момент. Без Рено некому было будить его ночью, пока кошмары не набрали силу, некому было отвлекать, когда боль становилась невыносимой. Остальные Турки подчинялись бы ему до самой смерти, Ценгу можно было доверить сделать все необходимое, каким бы неприятным ни было задание, но только Рено мог поцеловать его больную руку так, словно с ней все в порядке. Турк, в котором все отчаялись увидеть надежность, неожиданным образом доказал её. По крайней мере, пока что. Руфус скользнул рукой под пальто и коснулся жесткой рукояти пистолета. Теперь он никогда не расставался с оружием, больше не в силах доверять собственному телу свою защиту. Если бы Рено когда-нибудь решил, что больше не будет Турком Руфуса и собрался уйти, Руфус выхватил бы пистолет и выстрелил. Возможность уйти, бросить его умирать медленной, мучительной смертью в одиночестве не была доступна для Рено, знал он об этом или нет. Если Руфусу суждено настолько зависеть от кого-то, то он будет контролировать это до конца. Он не отдаст так много себя, чтобы потом на него плюнули и ушли. Рено был его. — Ммм, когда-нибудь ты расскажешь нам об этих своих причинах, и мы все умрем от шока, — заметил Рено, закрывая глаза и потираясь щекой о руку Руфуса, так напоминая экзотического кота, что Руфус ожидал услышать мурлыканье. — Кто научил тебя, что «объяснение» — грязное слово? Руфус запустил пальцы в волосы любовника и крепко ухватился за красные пряди. — «Объяснения для слабых, для тех, кому нужны слова, чтобы склонить других на свою сторону, потому что им не хватает авторитета». Отец сказал ему это много лет назад, и хотя часть Руфуса была в ужасе, повторяя слова старика, он должен был признать, что то, как Рено наморщил нос и высунул язык в знак отвращения, показалось ему очень забавным. — Это просто замысловатый способ сказать «я не хочу ничего тебе говорить», — заметил Рено, придвигаясь ближе, пока его подбородок не уперся в колено Руфуса, а руки не сложились поверх бедер любовника, осторожно располагаясь так, чтобы не потревожить пораженные болезнью места. — Нет, это замысловатый способ сказать «я не обязан тебе ничего говорить», — парировал Руфус, и снова Рено наморщил нос и высунул язык. Они не говорили о болезни, о том, как восстановить «Шинра», или о возможных опасностях — Рено просто подкалывал его и принимал ответные подколки, словно ничего не изменилось за последние два года. Вот почему Руфус позволял ему постоянно находиться рядом. — Тогда почему бы просто не сказать это, чтобы сэкономить себе дыхание, а нам — раздражение? Вечно вы, богатые ублюдки, думаете, что словами можно разбрасываться как деньгами, — Рено скривился, демонстрируя презрение к богачам, но в его глазах светилось веселье. Руфус не носил повязки на руках, чтобы всегда иметь возможность провести ими по волосам Рено. — Учитывая то, как ты разговариваешь... нет, как ты ноешь без конца, ты, должно быть, самый богатый человек на планете. Рено хихикнул и снова высунул язык в знак признания оскорбления. — Не-а, когда у тебя нет ничего, кроме слов, ты учишься разбрасываться ими довольно легко. — Если это просьба о повышении зарплаты, должен признать, твой аргумент весьма убедителен. Значит, есть надежда, что ты заткнешься, если тебе будут платить больше? Боль начала отступать, пока они перебрасывались колкостями. Тепло и остроумие Рено действовали лучше таблеток, которые затуманивали разум и замедляли реакцию. — Эй, я ожидаю надбавку за риск за каждый чертов укус, который получаю здесь, — фыркнул Рено, задрал рукав пиджака и помахал рукой перед Руфусом. — Мне недостаточно платят, чтобы меня, блядь, пожирали жуки, — на его бледной коже выше браслета дубинки виднелась злая красная шишка. Судя по всему, его укусил комар. Руфус схватил руку любовника и притворился, что внимательно изучает укус. Со своей повышенной температурой тела Рено, вероятно, был очень привлекателен для насекомых — когда его не окружало облако сигаретного дыма. — Если ты так обеспокоен, то должен был показать это доктору Алиму, — он позволил теплу впитаться в ладонь, продолжая держать Рено и больше не чувствуя усталости. Рено фыркнул от отвращения. — Ублюдок, наверное, сказал бы, что мне нужно отрезать руку. — Тогда как бы ты смог одновременно пить и курить? Такая большая потеря для человечества, — Руфус впервые за день улыбнулся, когда Рено показал ему средний палец. — Ты снова ведешь себя дерзко, — предупредил он, сжимая руку Рено. Через мгновение он отпустил её, не желая тратить оставшиеся силы на безнадежное дело. Вместо этого он начал расстегивать ремешок на браслете дубинки. — Да ну, оскорбляешь меня — жди, что я отвечу тем же, — пробормотал Рено и закрыл глаза. — И если ты урежешь мне зарплату, я буду болтать еще больше. — Как будто это вообще возможно, — не удержался от комментария Руфус, чем заслужил по-настоящему сердитый взгляд. Чтобы смягчить оскорбление, он поднес левую руку Рено к лицу и поцеловал кончики пальцев. — Боюсь, ты сам напрашиваешься. — Такое случается только с тобой. Даже Ценг не ловит меня на этом так часто, как ты, — сказал Рено, снова закрывая глаза. — Кстати о нем, ты ведь понимаешь, что было нечестно заставлять Руда ехать с ним, чтобы отвезти Алима домой? Теперь никаких шансов, что Руд по дороге захватит какую-нибудь еду на вынос, — он нахмурился, говоря это, а нижняя губа слегка оттопырилась в надутом выражении. Руфус провел рукой по волосам любовника, вспоминая последний раз, когда отправлял Руда и Елену отвезти доктора Алима. В тот вечер, как только Ценг ушел, Рено прокрался в спальню с куском еще теплой пиццы, нагруженной грибами, перцем и луком. По его мнению, раз в пицце были овощи, то она вполне соответствовала диете Руфуса. Руфус еле сдержал смех от своеобразной логики рыжего. Он съел пиццу, уверенный, что она не станет причиной его смерти, и даже застонал от наслаждения, вкушая что-то настолько жирное, мучное и вкусное. Черт, он не подумал об этом, когда приказал Ценгу уйти, просто хотел остаться наедине с Рено. Его рот наполнился слюной при мысли о пицце, и Руфус дернул Рено за прядь волос. — Хилин Лодж славится своими блюдами и их благотворным влиянием на самочувствие человека. Я думаю, тебе следует проявлять больше благодарности за возможность ежедневно наслаждаться диетой, о которой многие могут только мечтать, — каким-то образом ему удалось сохранить невозмутимое выражение лица, хотя это усилие было потрачено впустую, поскольку Рено не открывал глаз. Фыркнув с презрением, Рено потерся щекой о бедро Руфуса. — Если мне придется «наслаждаться» этим и дальше, я начну жрать чертовых жуков. Уверен, они вкуснее кучи гребаных веточек... Жалобы Рено потонули в волне боли, которая накатила на Руфуса снова. Она сконцентрировалась в груди, но быстро распространилась по всему телу. Мир исчез, оставив только агонию, наполненную бесконечными взрывами ярких огней в окружившей его тьме. Он даже не мог заставить свое тело пошевелиться, чтобы сделать вдох, поскольку даже малейшее движение усиливало боль. — Руфус? Постепенно он начал различать голос Рено, когда агония начала отступать — гораздо медленнее, чем нахлынула. Она все еще заполняла все его тело, но он снова мог дышать и медленно осознал, что причиной окружающей тьмы были его закрытые глаза. Он сгорбился в инвалидном кресле, обхватив себя руками. Рено по-прежнему стоял на коленях рядом с ним, его руки едва ощутимо лежали на плечах Руфуса, левой ладонью он нежно гладил его волосы. — Позвать Алима обратно? — спросил Рено, как только Руфус смог сфокусировать взгляд. Он рискнул сделать глубокий вдох, хотя нервы в груди все еще пылали от боли, и покачал головой. — Нет. Доктор Алим все равно ничего не мог сделать, кроме как настоять на приеме обезболивающего. На что Руфус ни за что бы не пошел. Он не желал притуплять разум в такое опасное время и опасался, что если начнет полагаться на таблетки, то уже никогда не сможет от них отказаться. — Ладно, — в голосе Рено было что-то не так, из-за чего он звучал непривычно тихо и потрясенно. Когда Руфусу удалось поднять голову достаточно, чтобы взглянуть на своего любовника, он увидел на бледном лице Рено вероятно самую неуверенную из его улыбок. Но спустя несколько ударов сердца она окрепла, и Рено убрал руки с плеч Руфуса. — Не скажу, что расстроен тем, что он не вернется так скоро. Руфус сумел издать позабавленное хмыканье и выпрямился, чтобы откинуться на спинку инвалидного кресла. Дышать все еще было больно, но он смог в значительной степени подавить боль, переключив внимание на Рено. — Когда-нибудь я выясню, почему вы так ненавидите друг друга. Улыбка Рено превратилась в озорную ухмылку. — Я намного симпатичней, поэтому все медсестры хотят флиртовать со мной, а не с ним. — подмигнув Руфусу, он скользнул руками по его телу. — Я бы сказал, дело в том, что ты пытался его задушить, но вы и до того не ладили. — Руфус поморщился, когда правая рука Рено коснулась его груди, и почувствовал отвращение, заметив, что кончики пальцев любовника покрылись чем-то черным и влажным. Рено сжал губы и вытер руку о чистый пол. — Я думаю, нам нужно поменять твои повязки. Позволь мне... — Нет. Хотя большая часть силы Руфуса исчезла за последние месяцы, он все же сохранил некоторую ее часть и ревностно берег на случай необходимости. Он ухватил Рено за руку и не дал подняться с пола. — Не стоит, — процедил он сквозь зубы, его грудь снова сжалась от боли. — Я сам сменю их позже. Он не собирался позволять Рено убирать за ним. — Руфус. — Рено вздохнул и ловко высвободился. Каким-то образом он изменил их положение, и теперь уже сам сжимал руку Руфуса — Я уже все это видел раньше, — заметил он с поразительной проницательностью. Он устало улыбнулся, убирая волосы со лба Руфуса. — Я приготовлю ванну и... — Нет. — Руфус выкрутил запястье, пока не смог ухватиться за рукав пиджака Рено. — Я в порядке, я... — Ты страдаешь от боли и ведешь себя как упрямый идиот, — рявкнул Рено, его ограниченный запас терпения явно иссяк. — Перестань уже быть таким крутым ублюдком и прими эти гребаные обезболивающие, чтобы я мог тебя отмыть и уложить в постель, черт возьми! — Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Хватит так сильно сопротивляться. — Гнев исчез из его голоса, сменившись усталостью и мольбой. Как Руфус мог объяснить весь свой ужас от мысли о возможном поражении, если бы он хоть на миг прекратил борьбу? Без сомнения, Рено мог бы это понять, учитывая его опыт битвы с невозможным. Но что-то — будь то гордость или страх показаться слабым — мешало ему объясниться, поэтому вместо этого он прибег к старому оправданию. — Я отказываюсь принимать что-либо, что настолько выведет меня из строя, и я вполне способен позаботиться о себе сам, — произнес он настолько холодным голосом, насколько смог. Рено снова сжал губы и покачал головой. — Упрямый ублюдок. — Он наклонился вперед и отпустил руку Руфуса. — Тебе просто нравится все усложнять для меня, — пожаловался он, снова положив голову на колени Руфуса. Не совсем понимая, что Рено пытается сделать, кроме как оскорбить его, Руфус осторожно провел пальцами по торчащим волосам Рено. — Знаешь, я ведь мог бы штрафовать тебя каждый раз, как ты зовешь меня ублюдком, — пошутил он в попытке разрядить обстановку. Не то чтобы он не думал об этом в прошлом, но никогда не доводил дело до конца, зная, что это только вызовет еще больше оскорблений в его сторону. Рено фыркнул и сполз чуть ниже, уткнувшись лбом Руфусу в колени. — Тогда ты не сможешь возмущаться, пока у меня остаётся бабло, с которого ты будешь вычитать свои ебучие штрафы. — Он поднял голову и бросил на Руфуса один из самых нечитаемых взглядов, которые Руфус когда-либо видел у рыжего. — Лучше будь в два раза упрямее с этой сраной болезнью, чем со мной. Не зная, что сказать, Руфус мог только кивнуть. Рено нечасто упоминал о геостигме и о том, что она с ним делает. Похоже, приняв это за ответ, Рено вздохнул. Звук был низким, глубоким и выражал полное изнеможение. На мгновение он показался совершенно измотанным. Цвет его лица был бледнее обычного, почти серым. Миндалевидные глаза тоже утратили блеск, а под ними залегли темные круги. Впервые Руфус заметил, как плечи его пиджака обвисли, словно он стал на размер больше, хотя Руфус знал, что это был тот же самый пиджак. Он также знал, что в последние дни Рено спал не больше, чем он сам — нет, даже меньше, поскольку Руфус мог вздремнуть днем, пока Рено присматривал за ним. Он почувствовал стыд от неожиданно сильного чувства вины и потянулся к лицу любовника. Затем Рено встряхнул головой и плечами, и видимость усталости исчезла. Он улыбнулся Руфусу и поймал протянутую к нему руку, чтобы снова поцеловать ладонь. Его улыбка стала озорной, он отпустил руку и быстро расстегнул пряжку ремня Руфуса. Почувствовав гнев, Руфус схватил идиота за волосы обеими руками и резко дернул. — Я сказал, что сделаю это сам. — Хотел бы я посмотреть, как ты сделаешь это сам, — пробормотал Рено, поморщившись когда Руфус дернул его за волосы, но не остановился. Он делал не то, что ожидал Руфус, не задирал рубашку, чтобы обнажить грудь — вместо этого он расстегнул брюки и залез в боксеры. Внезапно осознав, что собирается сделать его любовник, Руфус ослабил хватку и откинулся на спинку кресла, расставив ноги. — Не уверен, что это входит в список рекомендованных доктором Алимом занятий, — заметил он. Его дыхание снова участилось, но на этот раз причина была не в боли, а в теплой руке Рено на его члене. Рено усмехнулся, устраиваясь между ног Руфуса. — Ублюдок обосрался бы кирпичами, если бы узнал об этом. Меня почти подмывает рассказать ему при следующей встрече. — Он взглянул на Руфуса сквозь растрепанную челку, наклоняясь вперед. — Но это один из способов поднять тебе настроение и... ну, я не собираюсь останавливаться только потому, что Алим мне так сказал. Руфус зашипел, когда почувствовал, как язык Рено скользнул по его члену. Несмотря на то, что он был измучен, все еще испытывал боль и едва мог стоять, его тело начало реагировать. Это была почти рефлекторная реакция — всякий раз, когда боль становилась невыносимой, Рено был рядом, чтобы отвлечь его от нее. Первые несколько месяцев в этом помогало его тело, но в последнее время Рено мог использовать только свой очень талантливый рот. Руфус почувствовал глубокое, почти болезненное желание снова ощутить, каково это — трахать своего любовника, вонзаться в тугую, горячую задницу Рено. Слегка усмехнувшись, Рено обхватил левой рукой твердеющий член, а правой потянулся к молнии собственных брюк. — Не думал, что ты будешь против. Запустив пальцы в волосы Рено, Руфус использовал эту хватку, чтобы направить рот Рено туда, куда хотел. — У меня есть несколько претензий — например, ты слишком много болтаешь и слишком долго возишься, — прошипел он, когда его бедра начали толкаться в сжатую вокруг его члена руку. — Да, Президент, — ответил Рено. Его слова прозвучали почти насмешливо, но он сделал то, что был должен. Взял кончик члена Руфуса в рот, плотно обхватил головку губами и начал сосать. Откинув голову назад, Руфус наблюдал сверху за тем, как его член скользит в рот Рено, видел сладострастный блеск в глазах любовника и усиливающийся румянец на бледных, татуированных щеках. Боль действительно отступала. Его грудь сжималась от нарастающего удовольствия, пока он становился тверже. Его плоть была полностью во власти жаркого влажного рта Рено и его горячей сухой ладони. Он знал, что не продержится долго. Его выносливость исчезла вместе со здоровьем и большей частью сил. Но в такие моменты ход времени, казалось, замедлялся до предела. Все те теплые прикосновения, которых он лишился, та привычная близость, украденная болезнью, компенсировались в эти несколько блаженных минут. Он снова чувствовал себя целым, чувствовал себя таким живым, когда язык Рено скользил по нижней части его члена — дразнящая ласка, заставившая его впиться ногтями в подлокотники инвалидного кресла, а дыхание — вырваться внезапным шипением. Когда боль становилась невыносимой, а приступ грозил начаться в любой момент, Рено не распылялся на неспешные прелюдии и действовал напористо. Он буквально атаковал плоть и нервы Руфуса своим дьявольски талантливым языком, невероятно горячим ртом и умелой мозолистой рукой. И в эти моменты, сколько бы они ни длились, Руфус мог отпустить контроль, мог позволить себе передышку в изнурительной борьбе против геостигмы, потому что удовольствие брало верх над ним, давало телу новые силы и отгоняло боль. На очень короткое время все становилось нормальным, таким, как было до того, как он заметил черные пятна на коже и началась агония. Он мог только закрыть глаза и хватать ртом воздух, чтобы не задохнуться. Ощущать густые волосы Рено между пальцами, его рот и руку, крепко сжимающие его, приглушенные стоны и довольные смешки Рено,что, казалось, были громче его собственного прерывистого дыхания. Он не мог умолять о большем, о том, чтобы Рено взял его глубже или сосал сильнее, не раскрывая, как сильно его любовник влиял на него, но мог притянуть лицо Рено ближе к своему паху, мог толкаться бедрами вперед и знать, что Рено просто проглотит и примет его целиком. Больше не было боли, и единственное отчаяние исходило от потребности получить еще больше этого тепла, больше экстаза и забытья. Рено что-то простонал, звук был не так важен, как то, как при этом завибрировало его горло вокруг набухшего члена Руфуса. Руфус мог представить, что они в его кабинете, в окружении белых стен и одной стеклянной с видом на Мидгар — он сидит в своем удобном кожаном кресле, а Рено стоит на коленях перед ним. Эта сцена в его воображении уже множество раз разыгрывалась в прошлом, и он поклялся, что она повторится. Его пальцы запутались в волосах Рено, а бедра двигались вперед со скоростью и силой, которые, как он думал сегодня утром, были выше его возможностей. Рено сжал основание его члена, прежде чем ослабить руку и переместить вниз, чтобы обхватить яички. Руфус едва успел вскрикнуть в знак протеста, как рот любовника полностью поглотил его, до самого корня. Тогда тьма вернулась, такая же внезапная и сильная, как и раньше, но на этот раз это было блаженство, а не агония. Искры ослепительного света зажигались не в такт ударам его сердца, а с каждой последующей волной экстаза, который, казалось, длился так невозможно долго. Когда Руфусу удалось открыть глаза, он понял, что голова Рено снова покоится у него на коленях. Его любовник тяжело дышал, будто пробежал несколько миль. Заставив себя повернуть голову, чтобы видеть Рено, он слегка застонал, когда боль начала соперничать с оставшимся удовольствием. Боль победила, но едва-едва, став тупой и ноющей, но позволив ему снова нормально дышать и вернуть контроль над своим телом. Рено сидел ссутулившись, прижимаясь щекой к коленям Руфуса, его правая рука лежала у него на коленях. Пока Руфус наблюдал, он тоже застонал и начал двигаться, чтобы вытереть рот. Заметив внимание Руфуса, он подмигнул. — Я думаю, нам обоим не помешает ванна, — сказал он и поднял с колен Руфуса руку, показывая, что она испачкана спермой. Он провел языком по тыльной стороне пальцев, прежде чем ухмыльнулся и вытерся об испачканную рубашку. Понимая, что Рено просто оставит его здесь и примет ванну в одиночестве, если он будет сопротивляться и дальше, Руфус глубоко вздохнул и сердито посмотрел на него. Ему не нравилось, когда им манипулировали... но Рено сделал то, чего не сделал бы никто другой, заставил его почувствовать себя лучше и даже дал повод спасти свою измученную гордость. Поэтому все, что он сделал, это неодобрительно фыркнул, более или менее признавая поражение в этой схватке. — Я заметил, что единственное, на что ты не жалуешься здесь — это ванны. С довольной ухмылкой, Рено медленно поднялся на ноги, которые, казалось, неохотно поддерживали его вес. Он заправил штаны обратно и застегнул их наполовину, прежде чем нагнуться, чтобы подобрать свою дубинку. — Ванна и кровать — единственные приличные вещи в этой кишащей жуками адской дыре. Думая о том, что остальной мир считает Хилин Лодж идиллическим курортом, Руфус не мог не улыбнуться. — В тебе явно умер энтомолог. — Даж не знаю.. накалывание жуков на булавки после их зверского убийства, звучит как неплохой способ провести день, — заметил Рено, подкатывая Руфуса к ванной. — С этими тварями куда приятней иметь дело, когда они дохлые, — сказал он, пытаясь подавить зевок. Оказавшись возле большой утопленной в пол ванны, он поставил кресло на тормоза и начал снимать с себя одежду. Руфус на мгновение строго посмотрел на любовника, чтобы убедиться, что Рено даже не думает о том, чтобы помогать ему. Затем начал раздеваться, сидя в кресле. В последнее время он проделывал это слишком часто — снимал испачканную одежду и запятнанные бинты. Сняв все, кроме расстегнутых брюк, он осторожно встал и позволил им упасть на пол. Рено настороженно наблюдал за ним, пока он медленно опускался в очень большую ванну, наполненную горячей водой, но весьма благоразумно не пытался помочь. Однако, стоило Руфусу сесть и откинуться назад, прижавшись спиной к любовнику, как руки Рено обвились вокруг его талии. Пока Рено лениво водил мягкой мочалкой вверх и вниз по его груди, Руфус позволил себе расслабиться. Он не смотрел на свое тело, не желая видеть, насколько распространилась болезнь со вчерашнего дня, но впервые не чувствовал себя настолько отстраненным от него. Прикосновения Рено были приятными и желанными, напоминая об удовольствии. Ощутив поцелуи на шее, Руфус закрыл глаза и вздохнул. — Уверен, ужин будет готов к тому времени, как мы закончим. Почему бы нам не завершить этот день после того, как мы затолкаем в себя эти помои, м? Руфус потянулся вверх и назад, чтобы обхватить ладонью скулу любовника. — Мне нужно поговорить с Ценгом сегодня вечером. — Почувствовав, как Рено сжал зубы, он пару раз похлопал его по щеке в знак извинения. — Потом мы сможем отдохнуть. — Он мог только надеяться, что останется в сознании до возвращения Ценга, учитывая, насколько приятно измотанным он себя чувствовал в данный момент. Хотя им с Рено нужен был сон после последних нескольких ночей, все же оставалось несколько вопросов, требующих его внимания, прежде чем он позволит себе передышку. — Да, сэр. — Рено вздохнул, звук был настолько преувеличенным, что Руфус не мог не улыбнуться. — Ты хренов рабовладелец. — Продолжай говорить такие вещи, и в один прекрасный день обнаружишь на себе ошейник. — Открыв глаза, Руфус повернулся в ванне и потянулся к прикрепленному шлангу. — Иди сюда, твои волосы провоняли дымом. — Он не отводил взгляда, пока Рено не пробурчал нечто неразборчивое, после чего повернулся и пододвинулся ближе. Намыливая волосы Рено, Руфус размышлял о том, что сейчас он дал себе передышку от тяжелой работы по восстановлению компании и в борьбе с недугом, который, вероятно, сведет его в могилу, чтобы насладиться этими спокойными моментами наедине со своим любовником. Рено был тем, с кем он не рассчитывал пробыть вместе даже несколько месяцев, не то что лет. Черт, да с тех пор как упал Метеор, у него даже не было другого любовника, помимо Рено, и он не чувствовал в этом нужды. Все, что имело значение — чтобы человек, с которым он делит постель, был лоялен и заинтересован, и был тем, кому он доверял и кого желал. Без Рено он, вероятно, уже сломался бы и принял таблетки, стал бы бесполезным наркоманом, которого Ценг и остальные вытаскивали бы из постели и возили в кресле, пока он тщетно пытался бы сплотить остатки Шинра. Рено был и источником силы, и его величайшей слабостью. Последнее заставило сжаться что-то в груди — жгучее, едкое чувство, которое побудило обвить рукой плечи Рено и прижать его к себе. Он зарылся носом в чистые, мокрые волосы, прилипшие к виску Рено. — Ты Турк до самой смерти, — сказал он. Слова, казалось, пришли из ниоткуда, но были продиктованы тем самым странным жгучим чувством. — Ты мой Турк. Не думай, что когда-либо сможешь уйти. Рено несколько ударов сердца оставался неподвижным, затем медленно покачал головой. — Я знаю. Мог уйти после... еще давно, но не ушел. Ты застрял со мной, везучий ублюдок. — Рено усмехнулся, звук был слабым и напряженным, но он не отстранился, не попытался стряхнуть запятнанную геостигмой руку, которая почти угрожающе прижималась к основанию его шеи. Чувствуя себя неловко от разговора и эмоций, которые его вызвали, Руфус немного ослабил захват и провел языком по уху Рено. — Когда-нибудь я смогу убедить тебя в том, что мои родители действительно поженились еще до моего зачатия. На этот раз смех Рено был искренним. — О, я ставлю на истории, которые слышал в детстве — о демонах, оставляющих своих отпрысков вместо украденных ими человеческих детей. — Он оглянулся через плечо, откидывая волосы назад со своего слишком красивого лица. — Нет способа узнать, верят ли демоны в брак, верно? — спросил он, прежде чем высунуть кончик языка. Наклонившись вперед, чтобы прикусить высунутый розовый язык, Руфус сунул шланг в руку Рено и повернулся, чтобы ему вымыли волосы в ответ. — Это, должно быть, одно из самых нелепых предположений, которые я слышал за все годы, — фыркнул он. — Кроме того, если кто и доказывает эту теорию, так это ты сам. Это, конечно, многое бы объяснило в тебе. — Он схватил плавающие в горячей воде ярко-алые пряди и приподнял их. — Очевидно, ты огненный демон. — Думаю, это твой способ сказать, что я чертовски горяч. — Рено снова рассмеялся и не дав Руфусу возможности что-либо сказать, включил воду и намочил его голову, а заодно и лицо. — Прости, — произнес он в не самой искренней попытке извиниться, пока Руфус отплевывался. Руфус дождался, пока ему не домыли волосы — к счастью, без дальнейших попыток утопить — и окончания купания. Сидя на краю ванны и вытираясь пушистым полотенцем размером с одеяло, он улыбнулся своему любовнику. — Пусть твои волосы высохнут сами. Я не хочу, чтобы ты травил воздух химикатами, пока возишься с ними. Ероша влажные пряди руками, Рено моргнул и уставился на него с озадаченным выражением лица. — Но... — Он, казалось, заметил строгий взгляд Руфуса и начал дуться. — Они выглядят глупо, когда не уложены, — пожаловался он, выходя из спальни. Руфус так не думал, не тогда, когда более длинные верхние пряди обрамляли лицо Рено. Пусть они и оставались непослушными, но впервые казались такими же мягкими, какими были на ощупь. Испытывая чувство победы впервые за этот день, он терпеливо ждал, пока Рено вернется с чистой одеждой, и начал заново накладывать повязки. За последние нескольких месяцев он стал экспертом в том, чтобы обматывать их вокруг своего тела, почти не глядя на то, что они скрывали. — Давай, я займусь твоей рукой, — предложил Рено, кладя стопку черно-белой одежды на сиденье инвалидного кресла Руфуса. Он удивительно быстро справился с этой обязанностью — единственная причина, по которой Руфус позволил ему сделать это. На этот раз не было никаких остроумных комментариев в процессе. Когда повязки были обернуты вокруг лба Руфуса, Рено повернулся, чтобы взять одежду и передать ее Руфусу, пока тот одевался. Снова одетый, Руфус чувствовал себя лучше, чем в последние несколько дней. Его тело по-прежнему оставалось измученным, но разум, казалось, подзарядился и был готов к обсуждению еще нескольких планов с Ценгом после ужина. Неважно, как сильно распространится геостигма, неважно сколько новых противников появится, он ничему не позволит встать на пути восстановления его компании. Так или иначе, он снова воплотит в жизнь ту картину из прошлого — о себе и Рено в своем кабинете. Вернув пистолет в кобуру, он неохотно сел в инвалидное кресло. На ходьбу тратилось слишком много драгоценной энергии, и чрезмерное напряжение, казалось, только увеличивало частоту мучительных приступов. Он сделает все возможное, чтобы отдохнуть этим вечером, и возможно, ему удастся немного поспать. Руфус окинул взглядом стоящего перед ним Рено.Тот был одет в мятую, но чистую черно-белую одежду, волосы его на этот раз не были уложены в привычные шипы, а дубинка вернулась на запястье. Руфус задумался, как бы ему выпроводить Рено из коттеджа, чтобы поговорить с Ценгом наедине. Возможно, он мог бы отправить его с каким-нибудь поручением или даже попросить Ценга приказать ему отдохнуть. Едва ли Рено будет способен защитить его, если сам будет на грани потери сознания от истощения, но Руфус отказывался спать в одиночестве. Решив, что поговорит с Ценгом, как только тот вернется, Руфус дал знак, что готов уходить. Ворча себе под нос что-то о том, что он Турк, а не херов шофер, Рено вывез его из ванной. Если Руфус чему-то и научился за последние пару лет, так это тому, что нельзя предсказать, что может принести будущее. Он осуществил свою мечту встать во главе Шинра, а затем лишился большей ее части. Избежал внезапной смерти в огне, только чтобы столкнуться с медленной и мучительной. Он не собирался поддаваться боли или кажущейся неизбежности всего происходящего, и не позволит отнять у него что-либо еще. Он восстановит свою компанию с Рено и Ценгом на своей стороне. Ему пришлось смириться с некоторыми неудачами за последние два года, но теперь этому придет конец. Он вернет то, что потерял, и сохранит то, что принадлежит ему. Единственное, что действительно изменилось, так это то, что теперь он относил конкретного сквернословящего, вспыльчивого, безрассудного идиота из Турков к последней категории.