Любви не бывает много

Это, кажется, длится уже многие часы и больше напоминает пытку. Горло пересохло, вместо стонов вырывается лишь жалобный скулёж. Ладони в красных следах от ногтей, а прилипшие к мокрому лбу волосы уже нет сил убирать. Ганнибал обожает вылизывать его, смаковать, словно изысканный десерт, долго, сладко мучить, как умеет только он. Чёртов гурман. Вот и этим вечером стоящий в коленно-локтевой позе Уилл изнывает от движений его языка и губ. Ганнибал то широко лижет промежность и кожу меж анусом и яйцами, чуть прихватывая их зубами, то ввинчивает язык внутрь, трахая им Уилла, мокро, с пошлыми хлюпающими звуками. Ладони крепко держат уилловы бёдра, не позволяя слишком двигать задницей, хотя ему очень хочется глубже насадиться на скользкий язык. Ганнибал почти урчит, поглощая Уилла и находя его невероятно вкусным, о чем непременно скажет, лишь оторвавшись от своего занятия. Уилл же хочет кончить наконец, напряжённый член почти рвётся от желания, а в голове - нарастающий звон и сил терпеть уже нет. И вот он уже готов умолять Ганнибала о милосердии, как вдруг тот сам прекращает свою развратную трапезу, напоследок мазнув языком по блестящему от слюны, припухшему входу. - Почему?.. - Уилл пытается обернуться, руки дрожат от нагрузки. Ганнибал, чуть растрёпанный и запыхавшийся, с мокрым ртом, выглядит прелестно. Его ладони оглаживают уиллову задницу, глаза полны нежности и искреннего восхищения. Ему слишком нравится то, что он видит. - Только не дёргайся, mano mylimasis. Ты такой раскрытый подо мной, ты так растянут, что в тебя поместится моя ладонь, как ты думаешь? - Ч...что? Чёрт, Ганнибал, нет! - Уилл дёргается, отодвигается, рухнув носом в простыни. Блядский Ганнибал всегда умеет сбить с толку своими предложениями. Вязкий, остаточный туман возбуждения смешался с ужасом, сердце вдруг запрыгало, перед глазами пошли мутные пятна. Уилл обречённо стонет. - Прости, мы, разумеется, должны были обсудить это заранее. Но, как мне кажется, ты вполне готов, - ласковый, вкрадчивый голос Ганнибала звучит рядом, его пальцы гладят щёку Уилла, как испуганного зверька. Он вспоминает о большой чёрной пробке, небрежно брошенной куда-то на постель. Так вот к чему, значит, готовил его хитрый доктор, когда утром сначала долго трахал его дырку пальцами, а потом вдруг ввёл пробку и велел одеваться. Уиллу тогда захотелось выкинуть Ганнибала из окна, но тот, прижав его дрожащее тело к себе, успокаивающе целовал в шею, бормоча о новых ощущениях. Он, проходил с плагом несколько мучительных часов, и да, тот был вполне приличных размеров и неплохо его растянул. Мысль о руке внутри вызвала странные, противоречивые ассоциации, вспышками пронёсшиеся в голове. Уилл вспоминает ладони Ганнибала, красивые, тёплые... Он обожает руки доктора Лектера. Любит смотреть, как тот нарезает мясо - ни одного неудачного движения. Да, его сильные пальцы так подходят к его же любимому ножу, так изящно лежат на чёрной с золотым рукоятке, так легко вонзают лезвие в грудь или живот жертвы. Он запросто может задушить человека - проверено на охоте и в постели - там не до смерти, конечно, до лёгких отметин. В его ладони идеально помещается лицо Уилла, когда тот, ища ласки или страдая от головной боли, тычется в них лбом. Его пальцы с длинными фалангами так приятно брать в рот, они почти достают до горла, а Уилл давится, но продолжает держать в себе, чтобы получить поощряющий взгляд и даже тихий стон. Уилл глухо смеётся, осознавая, на что именно он собирается согласиться. - Вот и прекрасно, - истолковывает Ганнибал его реакцию, целует в губы, осторожно, не жёстко, а передавая свою нежность и уверенность. Отстраняется и одним движением возвращает Уилла обратно на колени, в самую бесстыдную позу. Гладит напряжённую спину, покрывает быстрыми поцелуями ягодицы, льёт смазку - много смазки, она стекает на простыни, пачкает член, уже обмякший. - Я буду долго растягивать тебя, мой хороший, постарайся лежать смирно, mielasis, просто принимай, - легонько шлёпает его по выставленной заднице, посылая дрожь по телу. Внутрь Уилла погружаются сразу два пальца, но он дёргается и сжимается, пытаясь вытолкнуть, ему хочется опять извернуться и куда-нибудь уползти, но рука Ганнибала жёстко хватает его бок, удерживая на месте. - Прости, мне...немного страшно, я никогда не пробовал, - щёки горят, ему почему-то стыдно разочаровывать, будто он виноват. - Всё в порядке, любимый. Это новая для тебя практика, совершенно естественно, что ты будешь испытывать тревогу. Но я уверяю тебя, что это совершенно безопасно, мы используем много лубриканта, и я буду очень осторожен. Ты ведь мне доверяешь? - сакральный вопрос, на который нельзя ответить ничего, кроме: - Да, - хотя сердце продолжает заходиться от ужаса, а мозг подкидывает страшные картины о том, что анус просто порвётся от такого вторжения. - Хорошо, спасибо, дорогой. А теперь позволь мне войти в тебя, - и два пальца вновь скользнули в растянутый вход. Уилл изо всех сил пытается расслабиться и не выталкивать. Слышит довольное: - Всё в порядке, ты прекрасно принимаешь, я горжусь тобой, - Ганнибал вставляет третий палец и трахает ими, медленно, почти вытаскивая до конца, а потом ножницами разводя внутри. Он намеренно не задевает простату, лишь иногда едва касается её, Уилл тихонько вздрагивает и дышит сквозь сжатые зубы. На четвёртом пальце он скулит: становится дискомфортно, стенки с трудом растягиваются, и чувство наполненности кажется максимальным. Но вторая рука Ганнибала, успокаивающе гладящая поясницу, заземляет. - Скажи, что чувствуешь, - доктор намеренно проходится по простате. - Много, я вряд ли смогу...больше, - слова не связываются воедино. - Сможешь, конечно, мы никуда с тобой не торопимся, - Ганнибал почти мурлычет, низко, опасно. Уилл кусает сжатые кулаки, обреченно выдыхая, ощущая себя жертвой. Когда Ганнибал складывает пять пальцев вместе и наполовину вталкивает их в Уилла, тот почти плачет. Смазка вновь течёт по бёдрам, и пальцы заскользили легче. Каждый толчок всё глубже, каждый уиллов стон всё отчаянней, он уже вошёл во вкус и хочет почувствовать то, к чему его готовят. Ганнибал то толкается пальцами, то оставляет их внутри на несколько секунд, а потом слегка разводит - и от этого Уилл кричит. А потом его снова трахают, всё быстрее, и кажется, Ганнибал уже не остановится никогда в стремлении довести до слёз и отчаянного наслаждения пополам с болью... Но вот на очередном, намеренно глубоком толчке разработанная дырка плотно, жадно обхватывает костяшки и даже втягивает их внутрь. Уилл воет, прогибается в пояснице - рука в нём замирает, но всё же чертовски больно, от ощущения заполненности нельзя вдохнуть, он ощущает себя буквально насаженным, до самого желудка. Откуда-то доносится чуть загнанное: - Ты умница, mylimasis, ты прекрасно меня принял, такой тугой и жаркий... Подождём, тебе надо немного привыкнуть. Уилл ничего не слышит, все ощущения сконцентрировались в одном месте - там, где рука Ганнибала соединяется с его напряжённым телом. Ему хочется больше, ему хочется вобрать в себя Ганнибала - целиком, насколько возможно, глаза застилает желание, он подаётся телом назад и насаживается глубже. Это вызывает электрические разряды по всему телу, вынуждает закусить губу до крови и долго, протяжно застонать. Мучительно, сладко. Правильно. Так и должно быть: Ганнибал в нём - не только душой и разумом, но теперь и телом. Он слышит поражённый выдох и представляет, как на него смотрят: не отрываясь, голодно, жадно, изучающе, взгляд Ганнибала, вероятно, направлен на сжимающуюся, покрасневшую дырку, в которую - миллиметр за миллиметром - всё глубже погружается кисть. Всё это развратно и до невозможности красиво. Ганнибал чуть двигает в нём рукой - вперёд и назад - и Уилл с хрипом кончает и почти теряет сознание, сквозь мутную пелену чувствуя, как из него медленно вытаскивают ладонь, а за ней пальцы. А он не желает выпускать. *** - Почему такая фантазия? - вымытый, зацелованный, разомлевший Уилл лежит щекой на ганнибаловой груди, слушая мерное биение его сердца. Тщательно обработанный заживляющей мазью анус саднит, но это даже приятно. На искусанных в кровь губах тоже слой мази, говорить трудно - и поэтому, и в целом из-за состояния общей расслабленности и затраханности. - Я всегда хотел как-то поглотить тебя, смешаться с тобой, стать одним целым. Когда-то я думал тебя съесть, чтобы сохранить в себе, но теперь это не подходит для нас обоих, поэтому идея с фистингом показалась мне...заманчивой, - рука доктора (та самая!) перебирает тёмные кудри, влажные после ванны. - Да, я понимаю. Когда...ты был во мне, я хотел тебя как можно глубже...внутри себя, - признание отдаёт ненормальным, собственническим, но ведь не он это всё начал? Их помешательство друг на друге обоюдно. Ганнибал отчётливо довольно улыбается. - Мой прекрасный, дорогой мальчик, ты и не представляешь, какой ты замечательный, - Целует в макушку - Когда-нибудь мы повторим.