Попался

Идея охватила Салазара, как сухой хворост охватывает яркое безжалостное пламя. Даже давешние мрачные мысли не так сильно давили на рассудок, позволяли оглянуться по сторонам и сказать самому себе: да, все не очень хорошо и спокойно, но все еще есть надежда на то, что когда-нибудь мир станет немного лучше. Мир станет немного лучше? Настроение вновь неумолимо поползло вниз. Не хотелось признавать, но речь Гриффиндора задела его куда сильнее, чем он думал сначала. Да, Салазар согласился с другом в том, что отказываться от судьбы, от уже вызванной, затронутой судьбы, чревато бедами и несчастьями. Магия и в самом деле не терпела пустых обращений, так что ритуал нужно было завершить или хотя бы попытаться это сделать. Тут вопрос был в другом: Гриффиндор всегда отличался добрым настроем, светлым мышлением. Он верил в людей и верил в будущее, его благородство разжигало сердца и звало за собой, так что сказанные слова заставляли содрогаться от странного непривычного холода. Магия обмелеет? Волшебники растеряют сокровенные знания, почти всесильные, склонятся перед маглами, станут скрываться от них? Охваченные гордыней, маги станут хвастаться фокусами и прятаться в родовых домах, единственных сокровищах, что сумеют сохранить от предков? Нет-нет-нет, все же это звучало слишком бредово и нелепо. Зачем тогда они, четыре основателя, строили Хогвартс, как не затем, чтобы каменные стены пропитались магией десятков поколений детей, чтобы здесь поселилось настоящее волшебство, яркое, сочное, манящее исследователей своими тайнами?! Разве не для этого влиятельные маги со всех концов страны присылали для библиотеки ценнейшие книги? Разве не потому лучшие из лучших стремились преподавать здесь и делиться мудростью с юными дарованиями? Разве для того они все вместе пестовали и лелеяли свое детище, чтобы потом всякие бездари показывали здесь свои дешевые фокусы? Нет! Нет, нет и нет! Сказать честно, но судьба Хогвартса беспокоила Салазара куда сильнее, чем его собственная. Да, ритуал, да, магический партнер, да, обещанное самой магией счастье — но это все не имело никакого значения, если увиденное в снах и воспоминаниях того мальчишки и в самом деле было правдой и действительностью для потомков, живущих всего лишь тысячью годами позже. Сказки? Да, здесь определенно было о чем подумать. Что могли маглы? Их сил, всех их стремлений хватало лишь на то, чтобы вести довольно серую и беспросветную жизнь, биться, уничтожать себя изнутри в попытке наскрести хотя бы на кусок хлеба. А еще смиренно молить о чуде и мечтать о том, чтобы на мгновение, всего лишь на миг оказаться на месте тех, кто живет в огромных замках, кто спит на золоте и не знает ни бед, ни забот. Что с той, что с другой стороны — скука и тоска, не наполненная ни капелькой смысла. Что могли маги? О, они воплощали самые смелые мечты. Нет, не так: мечты постепенно сбывались и у маглов, нет так, как загадано, не в тех поколениях, но все же сбывались. Нет, маги оказались способны воплощать в жизнь сказки: то, чего никогда и ни при каких условиях не смогли бы сделать маглы. Круг размышлений замкнулся, и Салазар горько усмехнулся, ощутив в который раз, насколько Годрик был мудрее и дальновиднее него в таких делах. Быть может, все дело в разнице в возрасте? Но да, ритуал поиска партнера как раз и относился к воплотившимся сказкам. Ни одна звезда, ни одно из возможных соединений металлов, ни гадания, самые тонкие расчеты не смогли бы указать человека, которого ты можешь любить, не боясь не получить взаимности или остаться в одиночестве, не страшась принять из его рук унижение или боль. И все же Годрик почему-то покровительствовал маглам, несмотря на все свои рассуждения. Маглы… О, как часто Салазар злился на своего друга за чрезмерное увлечение их жизнью их бытом, привычками. Впрочем, это все равно не выходило за пределы наблюдения за другими существами навроде белок или лесных котов: и занятно, и забавно, но все же один мир никогда не переплетался с другим. Куда хуже были маглорожденные. Они как воры отнимали то, что магами копилось и приумножалось в течение долгих и долгих веков — и при этом ничего не желали отдавать взамен. Секреты мастерства, впитываемые детьми волшебников с молоком матери, мудрость многих поколений предков, сила, за которую многие заплатили собственной жизнью — все это даром доставалось горластым выродкам в стенах Хогвартса. Почему остальные не замечали этого? Почему не желали признавать очевидного? Наверное, он был слишком резок в своих суждениях. Наверное, именно поэтому остальные не желали слушать его. Он ведь всего-навсего пытался провести грань между магами и маглорожденными, учить одних отдельно от других. Признать, наконец, что маг по рождению отличается от того, кто о Хогвартсе узнал в одиннадцать. Вдруг, если бы было можно воспитывать последних в почтении и послушании, они смогли бы изменить свое мировоззрение? Стали бы более прилежными, старательно впитывали в себя все без исключения науки, не заявляя, что одно скучно, а другое слишком сложно… Тогда они бы смогли подобающе научить своих детей, зародились бы привычки передавать знания новым поколениям, а не бросать детей на произвол судьбы. Они бы старались отдалиться от маглов, признавая себя детьми иного мира, а не пытались бы усидеть на нескольких стульях сразу? Салазар слышал об этом от Годрика. О маглорожденной ведьме, которая там, в далеком будущем смогла обратиться к магии напрямую и уберечь свое дитя от смерти, заплатив достойную цену. Мальчик выжил, вырос, обрел силу… Да, тот самый мальчик, которого сама магия и назначила в мужья магу, жившему за тысячу лет до него. Гриффиндор хорошенько покопался в памяти этого ребенка, извлекая полузатертые ужасом и малолетним возрастом воспоминания. Та ведьма была смиренна и покорна, она просила, а не требовала — это была достойная ведьма, потому она и получила то, чего желала… Она была совершенно непохожа на… Гриффиндор разбередил слишком много воспоминаний своими словами. Память жестоко влекла своего хозяина назад, боль тисками захватила вновь закровоточившее сердце. Лайла, его несчастная сестренка, названная на восточный манер, в свои пятнадцать лет была сказочно прекрасна. Салазар еще помнил ее таинственную улыбку, ее легкий смех и усыпляющее шуршание изумрудной мантии. Любимица всей семьи, она отличалась кротким нравом, была добра и улыбчива. Она без особых усилий сдерживала тяжелый характер отца и подавляющую все вокруг властность матери, она была так обаятельна, что в ее присутствии не хотелось вспоминать ни о законах, ни о традициях, ни о долге. Пожалуй, если поискать в поэзии маглов, то Лайла Слизерин была настоящим ангелом, невинным весенним цветком, который хотелось холить и лелеять. Девочка была очень привязана к брату, поэтому, когда он почувствовал себя взрослым и отправился с Годриком путешествовать, она отправилась вместе с ним. Это было неслыханной дерзостью, однако ни мать, ни отец, свято соблюдавшие традиции, не возразили ей. Лайлу любили, Лайле не хотелось запрещать. Да и всё, если честно, получалось просто превосходно. Вскоре собралась отличная компания молодых сильных магов, которая дерзко и уверенно решила основать школу для волшебников. Кипела работа, было очень много трудностей и поражений, однако смех Лайлы рассеивал дневную усталость, исцелял раны и болезни, помогал обрести уверенность в собственных силах. Наверное, без присутствия любопытной и неизменно жизнерадостной Лайлы они бы просто не достроили Хогвартс. Когда все было закончено, основатели разослали магам письма с приглашением отправить своих детей обучаться у лучших из лучших, под защиту крепких стен, навстречу радости, веселью и знаниям. О маглах и их отпрысках тогда никто даже не вспомнил. Это Лайла стала той, кто плакала, рассказывая, как сложно прятать детям маглов внезапно пробудившиеся способности от жестоких и скорых на расправу родителей, от вездесущей инквизиции, как страшно им, бедняжкам, быть непохожими на всех. И сам Салазар и предложил Годрику попробовать обучать еще и маглорожденных. Вот только здоровые увальни из крестьян, не отличающиеся интеллектом и давным-давно заглушившие в себе всю магию, не спешили воспылать благодарностью к своим избавителям. Зато красивая сестра одного из профессоров, сильная ведьма при этом, весьма понравилась одному из уродов. С трудом читающий, ублюдок все же догадался найти в одном древнем фолианте ритуал получения магической силы. Лайлу похитили. Поймали в ее собственной спальне, ударили по голове тяжелым камнем, и никакая сила не защитила воздушную девочку. Метла отнесла похитителя и жертву в его родную деревню, где все уже было готово для ритуала. Кровопотеря не дала Лайле сообразить, что происходит, когда девочка очнулась, а, надругавшись над ней, выродок лишил несчастную рассудка. Сила перешла к насильнику, свечение от ритуала привлекло внимание местных жителей. Разъяренные, они мгновенно соорудили костер. Салазар бросился в самый огонь, тот еще не успел коснуться нежной кожи сестренки, но для Лайлы было уже поздно, девочка умерла, не выдержав боли, предательства и унижения: остатки магии несчастной исполнили ее последнее желание. К утру выродок, давясь слюнями, наблюдал за тем, как горят в костре его яйца, к вечеру на факультете Слизерин не осталось ни одного грязнокровки. Девичьи спальни навсегда закрылись для студентов мужского пола, в подвалах замка появились тюрьмы и цепи, часть книг оказалась под запретом и была перемещена в особую секцию. Только это ничего не меняло. Лайлы уже не стало, Слизерин лишился большей части своей души, а между ним и прочими основателями повисла прочная сеть. Они отказывались мерить стадо по одной паршивой овце, они говорили о том, что среди магов тоже рождаются твари, что книга изначально была написана, а ее ритуалы опробованы одним достаточно знаменитым волшебником. Они, конечно, были правы, но для Слизерина это все равно ничего не меняло. Снова вспомнив сестру, Салазар почувствовал, как по щекам покатились горькие слезы. Глупо и бесчестно, но он старался не вспоминать о былом, чтобы не выйти из себя и не перерезать всех маглокровок. Осторожное прикосновение к плечу заставило Слизерина вздрогнуть. Задумавшись, он и не заметил, как Годрик пропустил его впереди себя, а затем заключил в мягкие нежные объятия. Честное слово, порой Слизерин искренне сожалел, что не является магическим партнером своего друга. Впрочем, это была еще одна ранящая тема: магия была искренне убеждена в том, что идеальным спутником для Годрика стала бы Лайла. Вот почему он вспомнил об этом сегодня: он ведь начал подумывать о том, чтобы провести еще один ритуал. Отчаяние захлестнуло его с головой, утопив в потоке боли и сожалений. — Тише-тише, — наконец, Гриффиндор покровительственным движением стер слезы с лица своего друга. — Знаешь, я никогда раньше не говорил с тобой о самом главном: люди разные. Тебе было больно, тебе больно и сейчас, но ни к чему ломать жизни других. Знаешь, у твоего партнера тоже оказалась не самая веселая жизнь: до одиннадцатилетия он жил у маглов и даже не подозревал о своем даре. Родственники всячески обижали его, держали за прислугу, лишали развлечений и отправили жить в крохотную каморку. Нельзя так поступать с родной кровью, и в самой семье тоже все было несладко. Вот тебе пример чистокровных маглов. В воспоминаниях Гарри есть и мальчик из родовитой семьи, чистокровной настолько, что даже мы по сравнению с ним — грязнокровки. Так вот, все что есть в этом мальчике — это высокомерие, мелочность, гордыня и презрение ко всем, кто ниже его. И таких целый факультет. Это может быть одностороннее восприятие, а может быть, наша горькая правда будущего. А ведь мы хотели воспитывать возлюбленных детей магии, прекрасных и совершенных… А еще рядом с Гарри находится и настоящая грязнокровка: занудная, самоуверенная, уже перекопавшая все книги, до которых только смогла дотянуться. Ты бы назвал ее настоящей воровкой магии, девица совершенно не пытается приспособиться к новому миру, напротив, меняет его под себя. Однако при этом она верная в дружбе, готовая рискнуть всем ради дорогого человека. Люди разные, и ты знал это всегда, Салазар, просто… так сложилось. Салазар неопределенно пожал плечами. Да, примерно то же самое он и понимал, только гораздо легче было думать, что можно выбросить грязнокровок из жизни и принести в магический мир счастье и свободу, чем принимать несовершенство жизни. Гриффиндор внимательно следил за Салазаром, а затем продолжил, когда нить размышлений того ненадолго прервалась: — Я беспокоюсь за твоего партнера. Знаю, что ты пока еще не слишком сильно веришь в свое счастье с ним, однако прошу тебя, попробуй найти его через ритуал. Я уверен, что с ним что-то происходит, что он в опасности: в последнее время мне никак не удавалось найти его, хотя я вкладывал в призыв все свои силы. Салазар равнодушно пожал плечами, и тогда Годрик тихо добавил: — Не упусти свой шанс, как я однажды. Слизерином овладела лютая ярость. Он свирепо посмотрел на друга, а про себя подумал о том, что ритуал он, так и быть, проведет, но заодно наизнанку вывернется, но создаст для Гриффиндора такой магический поиск, который перевернет весь свет, но найдет для него предназначенную судьбу, живущую здесь и сейчас или даже в далеком будущем! В кабинете у Годрика друзья начертили все ту же пентаграмму. Если уж все равно решили, зачем откладывать на потом? Слизерин сосредоточился на своих воспоминаниях о мальчишке, на желании найти его, пробить невидимый заслон времени и неизвестности. Неожиданно сверкнула ярко-белая вспышка чистейшей магии, перед друзьями поплыли странные видения качающей колыбель рыжеволосой женщины, маленького ребенка и мрачного вида мужчины, утирающего слезы. На мгновение сияние стало ярче, а затем превратилось в десяток горящих свечей, разлетевшихся по контуру пентаграммы. Маги видели, как мужчина выплыл из комнаты вверх, очевидно, женщина и ребенок были лишь воспоминанием. Затем незнакомец оказался в подземельях, которые волшебники определили как подземелья Хогвартса. Мужчина склонился над бессознательным Гарри, куда-то метнулся и вернулся уже с маленьким флаконом. Влив ядовито-синее зелье в горло парня, маг успокоился, а видение исчезло, только внутри Салазара запульсировал непривычный пушистый комок тепла и света. Слизерин закрыл глаза, повинуясь недвусмысленному приказу магии, и увидел Гарри. Мальчик с любопытством озирался по сторонам, а Салазар наблюдал за ним и постепенно понимал, почему Годрику не удавалось пробиться в сознание Поттера. «Неужели в стенах школы все же небезопасно?» — с тоской прошептал мужчина, а затем встрепенулся. Тянуть дальше было некуда: требовалось или сделать предложение, или навсегда забыть о существовании мальчишки. Слизерин обреченно вздохнул и обратился ко все еще озирающемуся Гарри: — Ты мой магический партнер. Я хочу начать за тобой ухаживать, Гарри, чтобы после заключить брак. Прими мое предложение или откажи мне, но вслух, четко и ясно. Не забудь все взвесить. И запомни: если ты решишься, лучшего защитника, чем я, у тебя никогда не будет. Свое я не отдам никому. жду твой ответ сразу после того, как часы на башне Хогвартса пробьют полночь. Связь разорвалась, но главное Слизерин сообщить сумел. Теперь оставалось только ждать и надеяться, а вот на что надеяться, сам Салазар пока так и не смог решить.