Ghosttown

В рот Княжна ебала этот идиотский план, пусть было и нечем. Нахрена вообще ввязалась - непонятно. Тем более, что не работало ни хрена. Начиналось-то все красиво и логично, а получилось... Настя думала, что сходит с ума. Каждый, каждый чёртов раз. А Мишке похуй, Мишка скачет по сцене, скачет по репточке, размахивая руками, длиннющими своими ногами, болтает без умолку - о панке, о Кропоткине, об анархии своей - и каждый раз в сердце что-то тихонечко звякало. Даже когда Миха говорил про её тексты. Особенно, когда Миха говорил про её тексты. Тяжело жить в перманентной френдзоне, ой как тяжело. Нет, ей, положим, грех было жаловаться - Миха всегда был рядом, помогал чем мог, а уж от текстов скакал кузнечиком - восторженным, хаотичным, нетерпеливым - всем показывал и бесконечно восхищался. А Насте хотелось другого восхищения, совсем другого, и это напрягало, раздражало и выматывало до злых слез. Да, Горшок был её другом, её лепшим корешем, её бро по бутылке, её музыкальным альтер-эго, и в реставрационке они всегда сидели вместе голова-к-голове, и все одногруппники зубоскалили, на тему "наш глупенький Горшок урвал себе единственную на весь поток девчонку". Да только он, сука, не урвал. Даже сейчас, когда прошёл год после реставрационки, после первых успехов в Там-Таме. И тем горше было Насте смотреть на то, как милуются давно все для себя порешавшие Балу и Машка. Её собственная влюблённость была заметна, кажется, всем в группе. Вообще всем - Шурик сочувственно качал головой, Машка смотрела огромными глазами, Поручик как-то раз хлопнул по плечу, сказал: "Бедняжка ты" и ушёл обратно к своим барабанам. А Мишка, сволочь, все так же не замечал. Ну, то есть, вёл он себя как обычно. Смеялся, закидывал руку на плечи, лихорадочно и торопливо обнимал, трепал по голове, иногда дремал на коленях, позволяя поглаживать себя по волосам. И совершенно не замечал, что больше всего на свете в этот момент Насте хочется выпить его кровь и сожрать эти возмутительные кожаные штанишки, чтобы Горшок остался с ней и в ней целиком и полностью, а не в этой своей непроглядной скорлупе, где кроме музыки не видно... ну, совсем ничего. Даже её влюблённых взглядов. — Ну как так, Маха, - не выдержала как-то Княжна один раз, когда было совсем невыносимо. — Вот как ты с Шуриком сошлась, а? Ну, может, есть секрет какой? — Все очень просто, - Машка подмигнула и жестом фокусника извлекла из сумки девчачий журнал с какой-то грудастой девицей на обложке. — Семнадцатая страница. Там все есть. Только строго следуй. — И сработает? - Настя брезгливо повертела журнал в руках. — Как видишь, - Машка царским жестом показала в сторону Шурика. Тот заметил жест и подмигнул. — Просвещайся, бестолочь ты моя влюблённая. Журнал с грудастой бабой выглядел словно из другого мира, но Настя послушно открыла его. Ознакомилась с с содержимым. Брезгливо плюнула, перечитала ещё разок - и взяла себя на слабо, терять-то все равно было нечего. Отныне вся жизнь её принадлежала плану – хотя, откровенно говоря, план был идиотским - и назывался он "Пять простых советов, как соблазнить лучшего друга". 1. Стань притягательной. В тот день, когда она заявилась на репетиционную точку одетой "как девочка", работа коллектива встала напрочь. Поручик увидел её первым и шумно подавился сигаретой, Шура Балунов вытаращился так, будто увидел кота с пятью лапами, а Маша одобрительно показала большой палец. Короткая юбка ужасно напрягала, норовя задраться в самый неподходящий момент, топ немилосердно обтягивал решительно все несуществующие выпуклости и совершенно не сексуальные ребра, а высоченные каблуки с каждым шагом все ближе приближали Настю к шансу улететь в кювет. Походка стала нервной, неуверенной и шатающейся, кожа под залакированным начесом немилосердно чесалась, а помаду она стёрла о первую же сигарету. Миха же, увидев наряд, весь как-то завозился и залучился энтузиазмом. — Вот! Вот о чем я говорил! - восторженно залопотал он, хлопая Настю по плечу. — Анархо-матриархат и есть свобода самовыражения! Что в маскулинной, что в женственной ипостаси! Вот так и иди на концерт, Княжна! Я подгримируюсь и будет бомба, понимаешь, да? Весь зал порвем по шву! Насте только и оставалось что оторопело кивнуть. 2. Касайся. Казалось бы, это очень просто. Подойти, положить голову на плечо, проехаться пальцами по подбородку. Уронить руку на плечи и приобнять. Миха всегда так делал, со всеми - от неё самой до Маши, и ничего его не смущало никогда. А её вот смущало. — Ты почему не побрился, Горшок? - слова давались с большим трудом, прикосновения шли ещё хуже. Щетина под рукой оказалась неожиданно мягкой, кожа - тёплой, и руки тут же покрылись волной кусачих, приятных мурашек. Миха повернул голову, оказавшись вдруг совсем близко лицом к лицу, поймал ее взгляд и беспомощно улыбнулся. Коленки тут же свело мягкой, приятной судорогой. — Да не успел, Настюх, - он смешно наморщил нос и сдвинул брови. — Проспал, ё-моё. К тому же, говорят, борода придаёт солидности, что ли, я ж не пацан уже, понимаешь, да? А что, плохо? — Н-нет, - выдавила Княжна и резко выпрямилась. — Просто... вот... Она досадливо махнула рукой и отошла. Какие уж тут, нахрен, прикосновения. Стоит ему брови свести - и желание сводило низ живота так, что стоять было сложно. Кривляка чёртова. 3. Сделай его мужественнее. Концерт отгремел на славу, и Миха с Настей, потные и разгоряченные, смеясь, вывалились на улицу курить. — Твой образ всех порвал в клочки, - Миха смеялся и впустую щелкал зажигалкой, пытаясь прикурить. Настя протянула ему свою и Миха торопливо подпалил фильтр, накрыв ладони Княжны своими. — Контраст между твоим голосом и внешностью вышел охренительный, понимаешь, да? Тяжеляк и такая мелкота поёт! Настоящий панк! Хороший ты пацан, Настюха, с тобой в разведку надо! Слова зазвенели в воздухе осколками, больно обожгли пощечиной. Вот она для него кто, значит. Пацан. Дружок. Мелкота, поющая тяжеляк. Больно было пиздец, почти что физически. Стало вдруг холодно, и Настя машинально обняла себя за плечи. — Ты чего? - Миха вдруг вырвался из собственной болтовни и пытливо уставился. — Княжна, ты что?.. — Холодно мне, - лучше ничего не придумалось, да и не хотелось. Куда уж ей, пацану. — Холодно, Мих. Понимаешь? — Блин! - Миха завозился мучительно. — Пойдём внутрь тогда, пойдём, да? Простынешь - петь не сможешь совсем, и я... Словесные потуги были прерваны восторженно выскочившей из клуба стайкой девчонок - узнав солиста популярной группы, они тут же обступили Мишу со всех сторон. Тот заулыбался, подписал одной плакат, приобнял вторую, сфотографировался с третьей. Насте только и осталось, что скрыться в спасительной темноте клуба. Хороший она пацан, и друг хороший. Но не девушка. Пиздец. 4. Заставь его ревновать. Коктейлям не было числа, и когда подсел Ренегат, Насте, в общем, терять уже было и нечего. Саня играл в группе Мишкиного брата, был приятным парнем, хоть и несколько занудным, хорошо пел, а главное - воспринимал Настю как девушку. Одного этого хватало, чтобы поплыть. Сашка в неверном клубном свете, пожалуй, казался даже красивым - таинственно поблескивал очками, говорил какую-то смешную хуету, и Настя охотно хохотала в ответ, а уж потом, когда подсел поближе и приобнял, сопротивляться не стала. — Ты такая красивая сегодня, Настюша, - говорил Саня тихо, а его рука, лежавшая на талии, потихоньку переползала на бедро. Как улетела на пол футболка, Настя тоже не заметила, чужие большие ладони, по-хозяйски оглаживающие кожу, грели не хуже печки. — Никогда тебя такой не видел. Какая же ты... — Эй, слышь! Охренел, что ли? - откуда нарисовался Миха, Настя так и не поняла, но они с Сашей подпрыгнули от неожиданности и расцепились. — Пошли поговорим, Сань! Пойдём, пойдём! Настюх, оденься, хорош сиськи показывать! Футболка полетела в лицо, Ренегат послушно снялся с места, соскочила и Настя. Не то, что бы ей было очень жаль Саню, конечно - но послушать, что эти два идиота друг другу наговорят, очень хотелось. Идиоты обнаружились на диванчике - неожиданно миролюбивые. — ...поэтому не надо так делать! То, что она осталась в одном лифаке, не значит, что к ней надо приставать, понял, да? - донеслись до Княжны обрывки Михиной речи. — Хочет так ходить, пусть ходит! Она имеет право на самовыражение, не надо искать в этом сексуальный подтекст, она тебе не кусок мяса!.. Саня послушно кивал, и это уже было слишком. 5. Поговори с его друзьями. На улице обнаружился Шурик, задумчиво смолящий в небо. Настя подскочила к нему, выдернула из рук пачку сигарет, нервно закурила. — Вот за что он так со мной, Шура?! - алкоголь и неудовлетворенность хотели выхода, и они его получили. — Я уж как только не стараюсь! Одеваюсь непонятно как, в песнях уже изнамекалась вся, трогаю его... а он, сука, плевать хотел! Зато других девчонок и обиходит, и пошутит, и все такое прочее, дамский, блядь, угодник! Ну в чем моя беда, Шурка?! В чем моя проблема? Балу, внимательно слушавший тираду, вдруг изменился в лице и расхохотался так, что выронил сигарету. Настя непонимающе уставилась на него. — Дамский угодник! Это Гаврила-то! - Шура искренне веселился, хлопая себя по бёдрам. — Это не твоя проблема. Стася, лапочка, ты с ним училась три года, ты хоть раз его с девушкой, не с фанаткой видела? Вообще видела, чтобы он подкатывал к кому-то? Гаврила наш болезненно застенчивый в этом плане, целомудренный как монах, вот и не подходит ни к тебе, ни к кому-то ещё. Боится облажаться и считает, что такой как он, девушкам не понравится никогда в жизни. Думает, что они его фриком считают. Вот и вся проблема. — То есть я все это время... - слова Шуры совершенно не укладывались в голове. — Впустую? Вхолостую? Он что, даже не понял?! — Скорее, запретил себе об этом думать, - Балу пожал плечами. — Говорю же, не имеет никакого опыта наш Гаврила, куда уж ему твои намёки распознать. Он вообще их не очень хорошо понимает, ему разжевывать все надо, как маленькому... эй, ты куда?! Ответом ему был звонкий топот и хлопок двери. 6. Всему свое время. Миха обнаружился в гримерке. Один. Увидел её, открыл было рот - и застыл как дурак, углядев лихорадочный, злобный блеск в глазах. — Ты-ы-ы! - Настя изо всей силы толкнула его в грудь, Миха охнул и покачнулся, даже весь хмель, казалось, выветрился из его головы. — Сволочь ты, вот ты кто! — Не понял, - растерянность в глазах сменилась обидой, но ураган "Княжна" уже было не остановить, Настя теснила Миху вглубь, к стене, тыча в грудь кулаками, и Миха отступал, ошарашенный напором. — Ты чего?.. Договорить он не успел - очередной тычок припер его к стене. — Бегаем от меня? Прячемся? Мысли свои идиотские лелеем? - Настя в гневе та ещё фурия, и об этом прекрасно знала; небольшая разница в росте играла сейчас ей только на руку, глаза чужие почти на уровне лица, даже не надо подбородок задирать. — Ах ты ж мой дамский угодник! Пахарь-трахарь ржевского разлива, твою мать! Целомудрие свое бережём? Девчонкам не нравимся? Я тебе покажу сейчас анархо-матриархат! Всю меня извел, дурака кусок! Придурочный! Миха не успел ничего вякнуть, просто не смог - яростный поцелуй обжег рот, княжеские ручки-веточки вдруг приобрели удивительную силу, но Горшок и не сопротивлялся, обмяк как ветошь, и Настя брала все, что хотела - целовала жадно, нетерпеливо, кусала за нижнюю губу, проталкивала язык в чужой рот яростно и отчаянно, держала за плечи; воздух смазался, поплыл вокруг какими-то непонятными клочками, нахуй клуб, нахуй всех остальных, пусть горит синим пламенем, пусть пропадёт пропадом, Миха в её руках, не сопротивлялся, полностью её. Пальцы сместились с плеч на пояс, затем на бедра, огладили эти чёртовы кожаные штаны, острое колено вклинилось между ног - и Княжна чувствовала, как Горшок потрясенно, гортанно и беспомощно стонет прямо в поцелуй, и это прямо-таки размазывало по потолку со всей оглушающей силой. Она не сразу поняла, как на талии неуверенно сомкнулись руки, как переползли выше и погладили вздрагивающие лопатки. Как Миха постепенно перехватил инициативу, как углубил поцелуй, переводя его из отчаянного и неуклюжего в просто нежный, как принялся неторопливо исследовать её рот - и это было так хорошо, чертовски хорошо, что сводило судорогой решительно все. Тяжёлая волна запоздалого возбуждения хлынула куда-то пониже солнечного сплетения, ухнула еще ниже, и вот уже Настя не могла стоять ровно, вот уже Миха держал ее, и это было так хорошо, так чертовски правильно, что хотелось тихонько верещать. — Прости меня, я долбоеб, - шепот опалил ухо, губы спустились от мочки уха ниже, язык прошёлся по ямочке между ключицами, затем вверх по шее, к подбородку. — Больше я такого дурака не сваляю. Веришь мне, Настюша? О да, Настя верила. Более того, не собиралась упускать больше свой шанс. ××× Когда они появились наутро на репточке, держась за руки, сияя как начищенные тазы, все в неловко замазанных следах от поцелуев-укусов, Поручик и Маша тут же принялись наперебой обсуждать это неожиданное явление. В ключе "да наконец-то, долбоебы, долго же до вас доходило!" И только Шурик ничего не сказал. Потому что Шурик был очень воспитанный. А еще он искренне радовался за своих друзей - какими бы дебилами они ни были.