фелнетты/бенликсы

Феликс был богом для него. Любые его действия или движения были идеальны. Беннетт готов был часами сидеть и просто смотреть на то, как Хониккер работает, пишет, читает или играет в TV-комнате. Беннетт мог бы сделать все для него. Беннет дрался из за него. Беннетт жаждал его касаний, пока Феликс обрабатывал его ссадины, кровоподтеки и сбитые костяшки. Беннетт хотел видеть его редкие улыбки. Беннетт обожал легкие, едва ощутимые касания его губ. Беннетт любил Феликса Хониккера. А теперь он держит холодное тело своего бога. Прижимает к себе бледный труп, в котором больше нет ничего божественного. Только величие и грязь смерти. Беннетт не желает отпускать его. Это происходит уже не в первый раз. Беннетту уже не впервой обнимать умершего Феликса, зная, что завтра он снова увидит его же, но это будет не тот Феликс. Конечно, через пару лет Беннетт вновь будет прижиматься к бездыханному телу, чувствуя, как в груди что то надрывается. Каждая копия Феликса живет не больше двух лет. Так было всегда. И все же Беннетту больно как в первый раз. Он чувствует злость на доктора Хаксли, который давал Феликсу такую короткую жизнь, хоть и понимал, что тот не всесилен. Он чувствует обиду на Феликса, который каждый раз оставлял его, хоть и понимал, что Феликсу, наверно, еще хуже, что Феликс ничего не может сделать. И прежде всего он чувствует ненависть к себе, ведь обещал же себе, обещал больше никогда и ни за что не сближаться с Хониккером. Вот и завтра он подойдет к очередной копии Феликса, спросит веселым голосом "как делишки?", пряча истекающее болью и кровью сердце. В который раз наткнется на удивленный и немного раздраженный с утра взгляд таких красивых рубиновых глаз. Но это будет завтра. А сегодня он впивается дрожащими пальцами в обмякшее тело Феликса, утыкается лицом в изгиб его тонкой шеи и рыдает, рыдает до хрипоты и потемнения в глазах. Не желает отпускать такого дорогого и любимого ему человека. Оторвать его от себя было бы равносильно предательству. Беннетт чувствует, как холодные руки соскальзывают с его спины от очередного всхлипа. Беннетта бьет крупной дрожью. У него уже не остается слез, чтобы плакать. У него больше нет сил, чтобы прижиматься к Феликсу. Но он все равно сжимает его в крепкой хватке, все равно хрипло дышит в острые ключицы. Прижимается лбом к плечу Хониккера, пускает ладонь в его мягкие волосы. Он не знает, что за дверью стоит Флоренс, слышит его рыдания. Почти не чувствует, как задыхается от нехватки кислорода. Не нужен ему этот треклятый кислород без него, без Феликса. Без его легких касаний, тихого шепота, нежных взглядов и теплых объятий. Феликс был таким только с Беннеттом. Беннетт был только для Феликса. Прижимаясь к холодной оболочке его бога, Беннетт взвывает в беспристрастной тишине и чувствует, как горячие слезы вновь текут по щекам, делая ледяную кожу Феликса влажной, еле теплой от горячих выдохов.