Брак

В одной из комнат, Вэйлон, надеющийся найти батарейки, натыкается на… Существо. Которое, впрочем, ведёт себя совсем не агрессивно, и при ближайшем рассмотрении оказывается и вовсе девушкой. Худой, невысокой блондинкой в ужатой поясами форме больного. Вэйлон удивляется тому, что не видел здесь раньше никого из женщин, они не работали в «Меркоф», «Маунт-Мэссив» и их даже в больнице не держали. Как он думал раньше. Удивляется и тому, что здесь нет никого. Только девушка, а дверь не заперта, только закрыта. Взвешивает все «за» и «против» и делает шаг назад. После чего вздрагивает, чуть не вскрикнув от страха. Девушка выскакивает из угла и хватает его за руку, впиваясь в кожу острыми ногтями. И смотрит. Жалобно, светло-карими глазами. — Помоги мне вернуться к любимому. Вэйлон криво усмехается, дергая руку, пытаясь высвободиться. Она сумасшедшая, и прислушиваться к её словам явно не стоит. И тем более выполнять просьбы. — Пожалуйста, отведи меня к нему. Вэйлон молчит. — Я… я целая. Они меня не трогали. Вэйлон молчит, слегка смутившись, и пытается выводить руку. — Им запретили. Говорили между собой, что я зачем-то нужна. А тех, кто пытался, наказывали. Я помню. Их пытали. Пациенты тоже. Отец Мартин что-то знает обо мне, охраняет. Охранял. Вэйлон устало вздыхает, складывая камеру, потирая виски пальцами и проходит вглубь комнаты, садясь на дырявый матрац. Замечает мимоходом, что девушка руку отпустила, но теперь сидит на коленях перед ним, и от этого Парку становится не по себе. Этого ещё не хватает! — Фрэнк-каннибал думал меня съесть. Но не дал один из близнецов. Они слушаются отца Мартина. А я ему нужна. Здесь много тех, кто верен отцу Мартину. Пожалуйста, проводи меня к любимому! Вэйлон исподлобья на неё смотрит. В словах есть зачатки здравого смысла, они мало похожи на бред прочих сумасшедших, но и речами нормального человека не являются. Запретили трогать? Солдатам и даже больным? Да так, что те и те не нарушают запрет? И почему запретили? Что в этой девушке может быть такого? — Ты просишь, чтобы я проводил тебя к «любимому» и взамен обещаешь, что меня за это время никто из больных не тронет? Блондинка счастливо кивает головой, и Парк некстати замечает, что когда-то её улыбка была очень красивой. — Да. Ты согласен?! Проводишь меня?! Ведь ты тот, у кого тоже есть «любимый», кто способен меня понять! — Любимая… С грустью говорит Вэйлон, вспоминая Лизу. И мальчишек. И свою прежнюю, беззаботную жизнь. — Допустим, я проведу тебя. Но куда? Ты знаешь, где находится твой «любимый»? — Нет… Мне завязывали глаза. Но мы спускались! И долго шли. — Так… — Вэйлон вновь тянется к вискам, ситуация походит на жалкую попытку в комедийный жанр. Спускались. Долго шли. Он тоже не пару метров за всё то время, что здесь находится, преодолел! — И куда пришли? Тебе развязали глаза? — Нет… Но в комнате были столы. — Столовая? — Нет. Столы маленькие, прямоугольные. А комната большая. — Ясно. Ты сможешь сориентироваться по пути? — Не знаю. Но мы спускались. И шли… — Долго. — Очень долго. Вэйлон поднимается и, оказывается, что светлая макушка доходит ему всего лишь до подбородка. Спрашивает себя, зачем ему всё это и идёт к выходу, слыша позади неровную поступь.

***

— А как вообще ты встретила своего любимого? Они шли уже минут двадцать, перелезали ящики, тумбочки, втискивались в проходы между шкафами и удивительно спокойно проходили мимо пациентов. Которые обращали на них столько же внимания, сколько бы обратили на Вэйлона одного. Знаменитое следствие охраны пока не показывало себя, и Вэйлон даже отчитал себя за то, что поверил в такую чушь. — Это было чудесно! Охранники решили повеселиться и завязали мне глаза. Почему ты улыбаешься? Тебе больно? Хорошо… Повели меня вниз по лестнице, смеялись, переговаривались, затем мы пошли по коридору и пришли. Они затолкали меня внутрь и закрыли дверь. А потом я услышала его. Его ласковый голос, грубый, но мягкий. Он назвал меня «дорогая», и я поняла, что влюбилась в него! Как и он в меня! Как в сказках, с первого взгляда. — Ты сказал, он назвал тебя «дорогой»… — Парк знал только одного больного из этой больницы, пренебрегающего ценностью данного обращения. И содрогнулся от мысли, что возвращается в то место сам. Своими ногами. Но, в тщетной надежде на простое совпадение, спросил: — Что он ещё говорил? Как отреагировал на то, что ты пришла к нему? И как он вообще выглядит? — О, он прекрасный! Я не видела его лица, но знаю это. Ведь по тому, как ласково он спросил, что я здесь делаю и как, получив ответ, сказал, что я красивая, а после признался, что хочет жениться на мне, он не может быть гладким и ужасным, как все эти врачи и охранники! Я только знаю, что он высокий и широкий, потому что он обнял меня, прижал к себе и был очень тёплым! «Точно Глускин», подумал Вэйлон с обреченностью. — И что было потом? И как ты его не увидела, если знаешь, что в той большой комнате были квадратные столы? — В глубине комнаты переговаривались охранники моего «любимого», а когда меня выводили, то один из моих налетел на угол стола и тот сдвинулся. Вэйлон против воли удивился проницательностью девушки, вспомнив обиталище «горе-жениха» — Потом они повели меня обратно, и смеялись весь путь. Им это казалось забавным! Моя любовь к нему и его ко мне! «вот и встретились два одиночества»… я даже запомнила! По твоему это смешно? — Нисколько. — Именно! Это не смешно, это великолепно! Но они получили своё. Новая смена пришла раньше обычного, и охранники там были злые и явно уставшие, и из разговора я поняла, что тех, кто водил меня к любимому, отправили на опыты. Так им и надо! Вэйлон промолчал.

***

— Ты точно хочешь пойти? — Спросил Вэйлон, из-за угла смотря на мастерскую Глускина. — Ты можешь пойти со мной и вдвоём мы выберемся отсюда. — Нет. Ты — хороший человек, но я всю жизнь мечтала о семье, мечтала быть любимой и быть… Женщиной. А меня держали от этого взаперти, лишали этой возможности. И вот, наконец, мои молитвы были услышаны. Я нашла свою любовь, и стала любима, и теперь уже не собираюсь подчиняться правилам, откармливаясь, как… — Не надо, — оборвал её Вэйлон, пока она не расковыряла новый нарыв. — Если хочешь, иди. Раз тебе это нужно. Кто я такой, чтобы тебя останавливать? — Мы можем пойти вместе! Я скажу, что ты мой… Брат! — Нет, спасибо. Я хочу выбраться отсюда, а не застрять здесь. Прости. — Ничего. Просто знай, что ты хороший человек.

***

Когда Вэйлон возвращается туда в третий раз, то… чувствует себя нормально. Глускин не гонится за ним, занятый новой супругой, она же не обращает на Вэйлона никакого внимания, позволяя абсолютно спокойно пройти одну из самых опасных зон. И всех всё абсолютно устраивает.