Кровавые воды Нила

Казалось, что египетское солнце настолько беспощадно пекло, что вот-вот и сожжет все дотла. У Эвтиды на мгновение помутился рассудок, когда она увидела Тизиана, лежащего на мраморе. Она не задумываясь, на отточенных действиях подбежала к охотнику и упав перед ним на колени, прикладывая голову к его груди, чтобы услышать стук сердца. — Жив! — заявила она, — времени мало, его нужно отнести в кабинет, — она обернулась в сторону эпистата, а тот, с немного растерянным видом, но решительными действиями поднял обмякшее тело друга. Как дошли до кабинета, как Амен уложил его на койку, как Эва что-то судорожно готовила — она не запомнила. Все произошло так быстро и расчет шел на секунды, сердце Тизиана в любой момент могло остановиться. Яды и противоядия Эвтида изучила очень хорошо. Учитель предупреждал, что шезму могут быть коварны и дабы устранить соперника, могут идти на такие поступки, как отравление. Ей нужно было больше времени, чтобы понять, чем именно был отравлен Тизиан, чтобы сделать лекарство, которое поднимет его на ноги, поэтому пока что, она сделала общее снадобье. Оно не было способно его вылечить, но так хотя бы выиграет время, чтобы понять. В сундуке почившего лекаря как раз нашелся редкий и ценный корень папоротника, который разгонял кровь и запускал работу сердца. Это и нужно было Эвтиде. Она смешала все в ступке, добавила розовую воду, для того, чтобы снадобье стало жидким, перелила в плошку и побежала к охотнику. — Приподними его голову, — обращалась она к эпистату, который стоял над другом, изучая его, — нужно залить это ему в рот. Амен сделал то, что она просила и спросил: — Что это? Это его спасет? — его голос был взволнованным. — Это лишь даст мне время изучить то, чем его отравили и подготовить противоядие, — ответила Эвтида, аккуратно заливая в рот Тизиану лекарство, — если боги будут милостивы, я помогу ему, но иногда… — она не успела договорить, как Амен перебил ее. — Ты его спасешь, Эвтида, — утвердительный тон, прозвучал из его уст, — спасешь и поставишь на ноги. Закончив поить охотника, Эва мотнула головой и посмотрела на Амена, серьезным взглядом: — Я сделаю все, чтобы ему помочь, господин, но я не всесильна. Амен кивнул, а затем посмотрел на нее другим взглядом, вспоминая то, что совсем недавно произошло в этом кабинете. О чем-то задумался, сведя брови к переносице. Девушка изучала безжизненного охотника с таким вниманием, что даже не обращала внимания на его взгляд. — Пойду допрошу всех, — сказал Амен, — во дворце появился предатель, нужно выяснить. Эва не ответила ему, лишь кивнула, продолжая осматривать Тизиана. Шло время, Эва никак не могла понять, чем был отравлен охотник. Он едва дышал и сердце билось через силу, благодаря снадобью, но оно не было способно его излечить. Эвтида протерла его лоб мокрой тряпкой и погладила его по щетинистой щеке: — Кто же так поступил с тобой, — сочувственно прошептала она, — мне придется это сделать, Тизиан, чтобы узнать, чем отравили, чтобы спасти твою жизнь, — она добавила это, будто извиняясь и ее глаза вспыхнули желтым. Эва держала его за щеку и пыталась почувствовать все, что сможет. Она научилась чувствовать травы, иногда думая, что они говорят с ней, но все это было лишь опытом, которого она набралась в работе с ними, когда начала совмещать их и черную магию, но сейчас не получалось. Вероятнее всего из-за того, что ей не приходилось работать с тем, чем был отравлен охотник. Перед глазами поплыло и на языке появился горький вкус, она видела картинками то, что делал Тизиан в этот день, но удержать без маски их не могла, лишь только потому, что Ка охотника она уже неплохо изучила, благодаря дружбе с ним, у нее получалось увидеть хоть что-то. В одном из видений она увидела, что Пата подала ему медный бокал и ее сразу выбросило, от чего она немного пошатнулась. — Пата? Могла ли ты? — задумалась Эвтида вслух, приходя в себя. Сделав еще несколько лекарственных средств, которые могли бы облегчить состояние Тизиана, Эвтида не переставала рассуждать. Эва не могла обвинять служанку просто потому, что она подала бокал, но с самого начала эта девушка показалась ей подозрительной и поэтому она не подпускала ее близко и не доверяла ей. Ей нужно было проникнуть в сон служанки, чтобы узнать наверняка, но пока что она не могла представить, как сделать это. Как попасть в комнату слуги, проникнуть в сон и остаться незамеченной. «Подмешаю ей сон-траву, чтобы она не проснулась и проникну в голову. Чувствую, что она как-то причастна к этому, не верю ей» — задумалась Эвтида, смешивая травы в ступке. Дверь в кабинет открылась и на пороге появился эпистат. Он прошел по кабинету и присел рядом со своим другом. Эва слышала, что в кабинет кто-то вошел, но решила закончить с мазью, которую хотела втереть в запястья Тизиану. Выйдя с глиняной миской в руках, она увидела, как Амен задумчиво в безмолвном диалоге смотрит на друга, подойдя ближе, спросила: — Господин, удалось выяснить что-то? Амен покачал головой: — Все твердят, что не видели ничего, — его голос был наполнен усталостью и грустью, — но кто-то из них лжет, — он повернул голову и посмотрел на Эву, — тебе удалось установить, что за яд? Девушка обошла охотника с другой стороны, взяла его руку и начала втирать мазь: — Не удалось, но я делаю все для этого, — она посмотрела на эпистата, который следил за тем, что она делает, — эта мазь разгонит кровь и сработает как замедляющее распространение яда средство, так я выиграю время для того, чтобы попробовать разобраться со всем. На ночь он останется здесь, и я работать буду, Пату возьму в помощники. «Если она будет здесь, мне проще будет напоить ее снотворным.» — подумала Эвтида. Амен кивнул и сказал: — Хоть весь дворец собери здесь, но верни его к жизни. — Он очень дорог тебе? — аккуратно спросила Эвтида и сразу же встретилась в эпистатом взглядом. — Он единственный человек во всем Египте, которому я могу доверить свои мысли и жизнь. Он мой друг, соратник, брат. Если я потеряю его — я потеряю себя, — признался Амен печальным и наполненным болью тоном. — Отдохни, господин. Если будут вести какие, я распоряжусь тебе сообщить, — Эвтида бережно дотронулась до его плеча и легонько сжала. Амен перевел взгляд на руку, кивнул выдохнув и удалился. Эва, проследила за ним взглядом, и как только дверь кабинета за ним закрылась, приступила к изготовлению настоя для сна. Смешала сон-траву и персиковый сок, чтобы перебить травянистый вкус, перелила в кувшин и позвала служанку к себе. Первое время, чтобы не вызвать подозрений, она усадила служанку за рабочий стол и велела записывать за ней ход работы. Это было не нужно, эпистат приказа такого не давал, но Эве нужно было чем-то занять слугу. Через несколько часов, когда на Египет опустилась ночь, Эвтида остановилась и сказала служанке передохнуть, делая усталый вид. Разлила по плошкам сок и угостила Пару, а сама сделала вид, что выпила пару глотков. Внимательно проследив за служанкой и ее поведением, отметила, что на ее веки опустился свинец. — Ты совсем утомилась, Пата, — спокойно сказала Эвтида, — ступай отдыхать к себе, а я сама тут со всем закончу. Служанка не стала спорить, кротко поклонившись, она сонливо встала из-за стола, поверив словам Эвтиды, и вышла из кабинета. Выждав пару мгновений, Эва вышла следом, сняв сандали, она босая последовала за ней, как привыкла в ночи, словно тень, не оставляя за собой и шороха, проследовала свою добычу. Столь ярого убеждения в том, что Пата замешана в отравлении Тизиана, Эвтида сама не понимала, но что-то внутри нее кричало, что это так. Решившись на такой опасный шаг, прямо во дворце Белого убийцы, Верховного египетского эпистата, она запрятала страх куда-то в глубину себя и первым делом она хотела разобраться с отравлением. Проследив за тем, как Пата вошла в свою комнату, она выждала немного времени, чтобы убедится, что та спит. Служанка еле шла и Эва понимала, что та движется инстинктивно из последних сил борясь со сном. Аккуратно открыв двери, Эва посмотрела внутрь комнаты одной головой. Пата лежала на своей маленькой постели и безмятежно спала. «Молодец, Эвтида. Теперь соберись и без маски войди в ее сон.» — подумала она про себя. Украдкой походкой, на одних пальцах, Эва приблизилась к спящей девушке, оставив дверь приоткрытой, чтобы быстрее убежать, смотря на служанку сверху, убедилась, что та спит, присела на корточки перед кроватью и дотронулась рукой до ее щеки. Собравшись с мыслями и отключив собственные эмоции она начала считывать ее Ка, глаза сразу же вспыхнули желтым. Все вокруг стало мутнеть и начали появляться картинки из жизни Паты. Человек в черных одеждах и закрытым лицом встретился сегодня утром с девушкой. — Это настой белены. Самый сильный яд, против него только одно противоядие, которого в Египте не сыскать. Он будет парализован, но все будет слышать и чувствовать, а затем его сердце остановится. Мы должны по одному избавиться от всех близких Амену людей, чтобы он остался один и тогда мы и его убьем. Ты молодец Пата, очень близко подобралась к эпистату, тебя и не заподозрят, — низким и хриплым голосом говорил неизвестный мужчина, — Белый убийца умрет в тех же муках, что и его многочисленные жертвы. Но о девчонке тоже не забывай, следи. Все ученики Милея должны быть мертвы, никто не должен выжить. Картинка сменилась и теперь Пата, стоя в коридорчике перед трассой, подливала в напиток охотнику яд. Проследив в стороне, как он сделал глоток, Пата улыбнулась, а затем понюхала какой-то порошок, который вызвал слезы на ее лице. Приняла испуганный вид и побежала в сторону кабинеты Эвтиды. Эва одернула руку от ее щеки и осела на пол. Приходя в себя, в ее душе разгорались гнев и желание придушить эту дрянь своими руками. Она несколько лет находится во служении Амена, была смотрителем его покоев, скрывая свое истинное лицо. «Мерзкая предательница. Держи себя в руках Эвтида. Ты выведешь ее на чистую воду, она еще ответит за все и ответит за то, что сделала.» — поднимаясь с пола подумала Эва. Так же мельком выходя из кабинета в темный коридор, она закрыла за собой дверь и не успев развернуться, ее рот накрыла тяжелая рука. Она дернулась и промычала, а когда человек развернул ее, глаза округлились и сердце застучало. Амен смотрел на нее с ненавистным взглядом. По одному его виду она поняла, что он все видел. — Не лгало мне мое чувство про тебя, — прошипел он, — а вот ты — лгала! Эва бегала по его лицу глазами, пытаясь не шевелиться и даже не дышать. Амен убрал руку и она прошептала: — Ты прав, — кивнула она в подтверждение, — но пожалуйста, позволь мне спасти Тизиана, я знаю, чем он был отравлен и могу ему помочь, а затем сделаешь свое дело, господин. Амен грубо схватил ее за руку и потащил в сторону кабинета, дойдя, он почти швырнул ее внутрь и зашел следом, громко закрывая двери. Эва тяжело дышала и ком в горле мешал думать, она развернулась и отошла к стене, в попытках спрятаться. Амен уселся на стул, закидывая ногу на ногу, и грозно сказал: — Если Тизиан не очнется, знай, ты будешь молить всех богов о том, чтобы они забрали твою жизнь. Ты ведь его отравила, тебе и спасать! От такого в сердце Эвы проступил удар обиды и она вскинула брови в удивлении: — Я? Как ты мог подумать, что я отравила его? Он мой единственный друг! — заявила она обидчивым тоном, — предательница Пата, твоя служанка, что ты думаешь я делала в ее комнате? Резко сорвавшись со стула, Амен навис над Эвтидой, отчего она дернулась. Он заметил это и сделал пол шага назад, а затем сказал: — Ты думаешь я поверю тебе? Ни одно слово сказанное тобой не оказалось правдой! Ты немая шезму, ты мне лгала, а я тебе доверил жизнь! — И пожалел разве об этом? Да, я это! Я! — внезапный гнев накрыл чувства Эвы, — ты появился на моем пороге и что думал, я тебе возьму и расскажу все, кто я такая и что делаю? Мне жизнь моя дорога, я сама добивалась всего, выбивала себе свое место под солнцем! Я ничего дурного не сделала, лишь помогала людям и знаешь, совсем не жалею об этом! И другу твоему тоже помогу, а если за это умереть полагается, за помощь и добрые дела, тогда умру, судьба видно такая! Амен округлил глаза от неожиданного тона девушки. Ни один шезму никогда не говорил так с ним, дерзости этой девочке было не отнять. Она не тряслась и, кажется, смирилась с судьбой. Ругалась так, будто и правда невиновна, отстаивала свое так, будто это дело номер один в жизни. Мужчина развернулся и сел на стул, ничего не ответив на ее выпад, лишь сказав: — Приступай, — он стал наблюдать за ней и глубоко задумался над тем, что ему делать дальше. Эвтида проследила за ним, не двигаясь с места. Внутри нее был гнев и ненависть, бывалый страх куда-то подевался, но она знала, он еще даст о себе знать, ведь возможно, ей не суждено увидеть утро. Отдышавшись, она наконец начала двигаться. От белены было только одно спасение, нужно было вызвать сильную рвоту, а затем напоить отравленного теплым молоком с корнем редкого для Египта растения — белладонны. Беладонна считалась также сильнейшим ядом, но в некоторых случаях — противоядием, если к этому добавить магии. В сундуке старого лекаря как раз такой имелся. Эвтида достала смесь, которую нужно было поднести к носу охотника и повернулась в эпистату: — Ненадолго забудь ради него за все и помоги мне, — попросила Эва, — нужно вызвать рвоту, а затем молоко теплое подать с лекарством. — Чем отравлен был? — спросил эпистат. — Белена… — Ч…что? Эвтида, я прекрасно знаю, что от белены в Египте нет противоядия. Ты издеваешься? — его тон повысился. — У твоего почившего лекаря в сундуке я нашла то, что поможет Тизиану. И у тебя есть я. Я сказала, что спасу его, значит это так, — Эва говорила спокойным тоном, не реагируя на его повышенный. Девушка взяла медный таз и склянку с отваром, который должен был вызвать рвоту. Амен приподнял друга и Эва поднесла к его носу вонючую жидкость. Реакция последовала почти сразу, внутренний мир охотника начал извергаться наружу, сопровождаясь характерными звуками. Амен скривил лицо в отвращении, а Эвтида вытерла рот Тизиана хлопковым кусочком ткани. — Нужно молоко принести, я схожу, а ты с ним побудь, — тихо сказала Эвтида. — Нет, здесь будь, я сам схожу, — строго ответил мужчина, укладывая голову друга назад. Эва кивнула и с портить не стала, понимала, что он злится и злится не просто так. Когда Амен ушел, девушка подошла к лежащему охотнику и погладила его по волосам, грустно сказав: — Вряд ли я увижу, как ты придешь в себя, как ты снова будешь улыбаться, но я знаю, ты слышишь меня, Тизиан, — слеза скатилась по ее щеке, — тебя ждет долгое восстановление, надеюсь ты не будешь держать на меня зла. Это не я сделала с тобой, я бы так никогда не поступила, я никому не хотела зла. Ты стал моим другом и я очень хочу, чтобы ты жил, даже если я не увижу этого. Надеюсь ты вспомнишь, когда очнешься и станешь меня винить. Настроение переменилось на печаль и осознание того, что вскоре эпистат, скорее всего, казнит Эвтиду, но страха больше не было, лишь боль и разочарование от того, что она еще не сделала. Что не побывала в столице, не увидела главные храмы, не навестила своего учителя, как когда-то обещала ему, не узнала множество рецептов, так и не сумела научиться делать ароматические масла, не встретила свою любовь и не построила семью, которой у нее никогда не было. Эвтида вышла на террасу и взглянула на ночное небо, пытаясь сдержать накатившиеся в глазах слезы. Она понимала, что эпистат лишь выполняет долг и не злилась на него, больше нет. Секретов не было и сердце стучало так ровно, но каждый удар отдавал болю в костяной корсет и перекрывал дыхание. Вздохнув глубже свежий воздух ночи, она будто прощаясь, оглядела уже привычный ей сад и кивнула куда-то в темноту: — Такова судьба, да? — задала вопрос, обращаясь к звездам. Ответа, конечно, не последовало, она вытерла мокрые от слез щеки и вернулась к Тизиану. За дверью послышался шум шагов, но Эва смотрела на охотника, зная, кто сейчас войдет в дверь. Через мгновение Амен вошел в кабинет с кувшином теплого молока в руках и поставил его на стол: — Дальше что? — строго спросил он. Эвтида подняла на него мокрые ресницы и грустным тоном ответила: — Дальше я его спасу, а потом ты выполнишь свою работу, господин. Тизиан очнется через несколько часов после выпитого отвара, но ему придется восстанавливаться очень долго, возможно нужно будет заново учиться ходить и говорить, пригласи на помощь лекаря Македонского, он поможет поставить его на ноги. — Что я буду делать дальше тебя уже не касается, я сам решу кого звать, а кого нет, — его тон стал более спокойным и равнодушным, — делай то, что должна. Эвтида кивнула и взяла медный стакан, куда влила молоко и добавила ранее подготовленный и измельченный корень беладонны, затем обняла ладонями стакан, уже не стесняясь и не боясь заключила туда магии, она посмотрела на эпистата и ее глаза вспыхнули желтым. Он округлил глаза и не на шутку разозлился, почти закричал: — Эвтида, ты что творишь? Она почти никак не отреагировала, продолжая смотреть ему в глаза своими горящими, а через пару мгновений, когда они потухли, тихо ответила: — Так я помогаю людям. Не бойся, я лишь усилила снадобье, без этого он не выживет. — Если ты водишь меня за нос, — он не успел договорить, как она перебила его. — Да, ты сделаешь так, что я пожалею, что родилась на свет, — она улыбнулась грустной улыбкой, — только я и так жалею об этом почти всю жизнь. Я не боюсь больше того, что меня ждет, Амен, мне более нечего терять, — сказав это, она подошла к охотнику и влила ему в рот молоко маленькими порциями, а Амен внимательно наблюдал за ней, не пытаясь остановить. — Что значит нечего? — удивленно спросил он. Эвтида усмехнулась, она чувствовала себя на исповеди: — Дома моего нет больше, лавки тоже, на меня охотился убийца и еще я оказалась черномагом, который попался в руки эпистата, — от абсурдности уголки ее губ потянулись наверх, она опустилась на стул, держа в руках стакан и продолжила, — меня так или иначе ждет смерть и мне не суждено узнать что такое настоящая дружба, любовь, доверие и семья. Не суждено обрести все это, завести свою семью и перестать бояться за свою жизнь. Я всегда защищала себя сама, но сейчас я не в силах этого сделать, — она пожала плечами и опустила голову, — в глубине души я понимала все, но никогда не переставала мечтать. Я не жалею о том, какой избрала путь, ведь этот путь дал мне многое, хоть и ненадолго. Эпистат вышел на террасу и опустил руки на перила, тяжело вздохнув: — Ты сказала, что Пата предательница. Что еще ты видела в ее снах? — сказал он обреченным голосом. Девушка поставила стакан на столик и вышла за ним на террасу, оперевшись спиной об ограждение и скрестив руки на груди, рассказала ему, что видела во сне служанки, а когда закончила, вскинула голову к небу и закрыла глаза. — Что ты делаешь? — повернув в ее сторону спросил Амен. — Наслаждаюсь своей последней свободной ночью, — не открыв глаза ответила Эва. — С чего ты решила, что она последняя? От этого вопроса Эва схмурила брови и взглянула на эпистата, который с интересом разглядывал ее лицо и красные следы на шее, оставленные им ранее. В голове вспыхнули воспоминания, которые он старался спрятать куда-то вглубь своей души, в самое темное место, где нельзя было искать и думать о хорошем. Знал ведь, чувствовал, но хотел верить, что ошибается. Но он не ошибался никогда, а сейчас от этого было даже больно. Он повернулся к девушке боком, и смягчил взгляд, а затем сказал, отвечая на ее немой вопрос: — Ты не умрешь до тех пор, пока я не прикажу, Эва. Не ты моя цель, хоть и положенно мне забрать твою жизнь и выполнить долг, сейчас ты еще являешься жертвой и той, благодаря которой я могу найти убийцу учеников, выяснить мотивы и наказать настоящего подлеца. Я знал, что Пата предательница, но доказательств не было, как и на твой счет, я знал и держал ее подле, как и тебя. После того, как Тизиан очнется, ты останешься в своей комнате и не выйдешь оттуда, пока я не решу твою судьбу, — закончив, он повторил за ней, облокотившись спиной о перила и вскинул голову к ночному небу. Эвтида тем временем поежилась и уставилась на эпистата: — Знал о ее предательстве и мне подсунул эту мерзкую девицу? — прозвучал недовольный тон с ее уст. — Хотел было убедиться, что вы сговоритесь и будете сообща строить козни, а потом мне сообщили, что ты ее не подпускаешь к себе. Сначала думал, что специально, чтобы сделать вид, но потом понял, что ты одиночка и тебе сложно доверять другим. Не обвиняй меня, Эва, я с самой первой встречи знал, кто ты такая, но хотел верить, что ошибаюсь, — тон Амена был спокойный, он с закрытыми глазами и поднятой головой говорил с Эвтидой и не хотел увиливать. — Как ты понял? Почему хотел ошибиться? — спросила она. Не меняя позы он ответил: — Почувствовал магию, когда попросил сделать мне масла, ты ведь применила ее, — это был не вопрос, он опустил голову и посмотрел на девушку улыбаясь, — думал, показалось и приказал тебе еще раз сделать их. Затем, когда забрал тебя сюда, в кабинете этом почувствовал тоже самое. Тогда уже хотел сделать то, что должен, но ты посмотрела на меня таким взглядом, что я не смог. Я не получаю удовольствие от того, что убиваю шезму, Эвтида, это — мой долг. А тебя я и вовсе убивать не хочу, но это не значит, что не сделаю этого, — признался эпистат и повернулся к девушке корпусом, следя за тем, как ее янтарные глаза бегают по его лицу в недоумении. Они смотрели друг на друга и оба понимали, что эта ночь изменила очень многое между ними, а звезды на небе стали тому свидетелями. Эвтида осознала для себя то, что ее палач, человек, который выполнит свой долг, убив ее когда-то, стал для нее чем-то большим. Она хотела обнять его, спрятаться от всего в укрытии больших белых рук, коснуться его лица и никогда не отпускать, но сдержала себя. Эва лишь внимательнее изучила его лицо, глаза, каждый изгиб и шрам, чтобы запомнить и навсегда сохранить образ в памяти. Старалась свыкнуться с мыслью, что он больше не придет к ней, не дотронется, не обнимет и не поцелует, что все, что сегодня случилось между ними было ошибкой, с которой будет больнее смириться. Лучше бы она не знала, как его губы сладки на вкус и как будет больно осознать, что она больше его не почувствует. Из комнаты послышался звук, кашель и сухой стон. Амен и Эва сорвались, забыв о чем говорили и думали, и побежали на звук. Тизиан приходил в себя.

***

Прошло несколько дней, как Эвтида сидела в своей комнате совершенно одна. Два раза в день к ней приходил охотник, который не отвечал ни на один вопрос, лишь оставлял еду и воду, а затем сразу удалялся. Дверь комнаты была закрыта на замок и она не представляла, что происходит за ней. После того, как Тизиан очнулся, эпистат позвал двоих охотников в помощь, одного отправил за лекарем в город, а другому приказал, чтобы он увел ее и закрыл. Тогда Эвтида последний раз взглянув в его глаза, нашла там то, что чувствовала сама — сожаление. Ночь сменяла день, а день сменяла ночь. Эпистат не выходил даже на террасу, чтобы не встретиться взглядами с, теперь уже, пленной Эвтидой. Она думала, что могла бы сбежать, но отгоняла от себя эти мысли, потому что знала, что там где-то ждет убийца, а мысль о том, что умереть она предпочла бы от рук Амена, ей нравилась больше. Она потеряла счет времени, когда в очередной раз задумывалась обо всем, кажется, прошло семь, или восемь, ночей и пошла следующая. Устав мерить комнату шагами, она упала на свою кровать и тяжело вздохнула. — Когда же кончится эта пытка и я обрету свободу, попаду на суд Остриса и перестану страдать? — говорила она сама себе, — боги, почему вы так жестоко пошутили надо мной, когда заставили влюбиться в эпистата? Чем же я заслужила такое, — она подорвалась и гнев в груди стал нарастать, вперемешку с болью и отчаянием, дыхание участилось, а слезы потекли с глаз. Она начала швырять вещи в комнате, переворачивать мебель, крушить все, что попадалось под руку, — ЗА ЧТО? — голос срывался на крик, — НЕУЖЕЛИ МАЛО МУК Я ВЫТЕРПЕЛА? — когда под руку больше ничего не попалось, она скатилась по стене и подбила колени под себя, обняв их руками и уткнулась в них лицом. Плечи дергались от рыданий, а глаза испускали водопады горьких слез, она лишь шептала тихо себе под нос, — за что? На шум в ее комнате кто-то обратил внимание и доложил эпистату, а когда дверь открылась, он не нашел там Эвтиду. Ни одной свечи не горело, лишь свет луны проникал в покои, а шелковые ткани теребил ветер. Амен услышал тихий девичий плач в темном углу комнаты и направился к источнику звука. Девушка, услышав тяжелее шаги, подняла заплаканное лицо и сказала: — Ты пришел, чтобы наконец закончить мои муки, господин? Невольно у Амена пробежали мурашки по спине. Голос, наполненный отчаянием и янтарные, полные слез, глаза ударили куда-то прямо в сердце. Он не понимал, как ему исполнить этот долг, ужасный, несправедливый долг. Как поднят руку на нее, убить, пролить кровь той, на ком не лежала никакая вина. Все что ему хотелось, успокоить, защитить, спрятать и не причинять больше никогда боли. Она своим появление нарушила все построенные им годами стены, сломала все мыслимые и немыслимые устои, уничтожила, растоптала ту часть, где он отключал свои эмоции, чувства. Она была той, кому он хотел открыться, довериться, закрыть от невзгод, лишь бы чувствовать прикосновение ее тонких смуглых пальцев на своей груди, ощущать этот аромат, что так отчаянно напоминал детство и сводил с ума по ночам, воплотить все сны об этой Неферут в явь. Эва опустила свои глаза и положила голову на колени, тихо всхлипывая и дрожа. Амен осмотрел комнату, а затем снова посмотрел на забитую в угол девушку и тихо сказал: — Встань. Она проигнорировала его просьбу и тогда она взял ее за руку и потянул ее наверх, ставя на ноги: — Что ты устроила здесь? — глаза Амена бегали по ее лицу, а она смотрела куда-то ему в грудь поникшим взглядом, — отвечай мне, Нефрут! Для чего комнату разнесла, чего добиться хотела? — Ничего не хотела, — тихо, продолжая смотреть перед собой, ответила она, — когда закончится все это и ты казнишь меня? — Эва подняла глаза и посмотрела в его, ища там ответ. — Так смерти своей ждешь? Она не ответила, кивнула едва и опустила голову, а он добавил: — У меня нет времени возиться с тобой, Эва. Поэтому будь добра, веди себя тихо и ожидай своей участи, когда я решу, понятно? — он немного тряхнул ее и, развернувшись на пятках, ушел хлопнув дверью. Девушка снова скатилась по стене на пол, но слез не было на этот раз. Она уставилась в одну точку перед собой, будто под гипнозом и не реагировала ни на что. В голове была угнетающая пустота. Не хотелось ни о чем переживать, придумывать планы, будто все вокруг потеряло смысл.

***

Оставив Эвтиду в комнату одну и выйдя за дверь, Амен не спешил уходить. Он остановился и глубоко задумался о том, что увидел. Вырваться назад, прижать к себе и успокоить — было первой мыслью и истинным желанием, но он остановил себя. Неправильно и невозможно. Девушка, что сидела за той дверью была обречена на смерть от его руки, только поэтому он тянул время, не приходил и не хотел он выполнять этот долг. Обычно он прятал в самые укромные уголки души все, что было похоже на свет, на что-то хорошее и доброе. Он требовал от самого себя сдержанности и жестокости, такова была его жизнь. Но Эва… Она выдернула его из тьмы, сама того не понимая, наблюдая из далека за ней эти дни он не переставал думать, тосковал, что ему было не свойственно, и всякий раз вспоминал те песенки, звучащие из ее уст, что плотно засели в голове. Строго запретив себе пытаться оправдать Эвтиду, Амен почти оторвал себя от пола и направился к Тизиану. Тот уже приходил в себя, но пока что ему сложно было передвигаться. Почти все время он лежал и сидел, лишь иногда разминая ноги и тело. — Амен? Что с тобой? — хрипло спросил Тизиан, сидя на постели и массажируя собственные ноги. Эпистат вздохнул и присел на стул, протерев ладонью лицо и оставив ее на подбородке, сказал: — Не знаю, что делать мне, Тизиан, — он поднял на друга глаза, — не смогу я убить ее, не поднимется рука. — Хотел об этом тоже поговорить с тобой. Она ведь спасла меня, выдернула из лап Анубиса и вернула к жизни, а еще и предательницу нашла. Разве можно убивать того, кто делает только благо? Я не верю тому, что она такая же, как другие шезму, она другая, Амен. И я вижу, что ты это понимаешь, вижу, что твоя душа терзается в сомнениях, ведь она единственная женщина, которая спустя столько лет, вернула тебя к жизни, — после сказанного Тизиан поймал на себе гневный взгляд, но он не испугался и продолжил смотреть на него. Амен встал со стула, скрестил руки за спиной и начал мерить комнату охотника шагами: — Она черномаг, а мой долг — убивать таких, как она. Если прознают, кто она такая и то, что я не казнил ее, а оставил жить, сам знаешь, что будет. — Хоть раз в жизни забудь за этот долг и вспомни про себя! Мы придумаем что-нибудь, у меня есть идея. Пата ведь еще жива? — задумчиво спросил друга охотник. — Жива, но молчит, чтобы я не делал, — расстроено ответил Амен.

***

Не сменив положения, уставившись в одну точку перед собой и смирившись с тем, что уготовано, Эвтида сидела на полу целый день, игнорируя охотника, который приносит еду. Он пытался окликнуть ее, но она молчала, не ведя даже взглядом. Эва находилась глубоко внутри себя, учитель говорил ей, что некоторые черномаги могут отключать чувства и эмоции, чтобы не испытывать страх перед пытками и смерью. Но она не хотела этого делать, просто задумалась и старалась вспомнить каждую деталь своей короткой жизни. Будучи убежденной и почти смирившийся в том, что ей уготована казнь, она вспомнила про своего брата и их совместное детство. Хоть оно было тяжелым и тернистым, она считала это время счастливым. Воспоминания об Исмане были ее отрадой, щепоткой радости среди стольких горестей. Эва очень скучала по брату, который находился далеко, но она знала, что в этом мире не одна, жаль было только, что он так и не узнает, что с ней случилось. Ей очень хотелось вернуться в то время, когда они бежали по улицам и крали персики из соседних садов, а потом убегали, когда хозяева ловили их, смеясь и жуя сочные плоды. Где-то в середине груди очень жгло и болело, но на слезы больше не было сил. Самой главной и больной мечтой была семья. Семья, где она любима и под защитой, где нет обид и боли, нищеты и насилия. Она верила, что когда-то найдется человек, который воплотит эти мечты, что она доверится ему, заставит забыть обо всем и тяжелая ноша спадет с ее хрупких плеч. Но это был лишь мираж, лишь глупая детская мечта, которой не суждено было сбыться. День сменила очередная ночь, когда дверь отварилась и в нее вошел охотник, который приносил ей еду: — Вставай, твое время пришло, — строго сказал он. Эва повернула голову и осознала, что все ее тело затекло, но не обратила внимания. Сквозь пелену в глазах и темноту ночи пыталась всмотреться в лицо вошедшего, а затем отвернула голову. Охотник подошел к ней и поднял ее за руку, чему она не сопротивлялась: — Идем же, тебя ждут, — он потянул ее на выход и она последовала за ним. Ей не хотелось говорить и думать о том, что ее ждет, но она никак не ожидала, что ее приведут в комнату Тизиана. Когда они остановились возле двери, она спросила: — Тут казнь состоится? — удивленный хриплый голос прозвучал из ее уст. Охотник на ответил, лишь улыбнулся, открывая перед ней двери. Он не вошел за ней, остался снаружи. Свечи горели в комнате, а охотник сидел на своей постели и смотрел на девушку, разминая ноги. Она удивленно смотрела на него и оглядывала спальню, не понимая, что происходит. — Рад тебя видеть, — прервал молчание Тизиан, — проходи, садись сюда. Поговорить нужно. Эва мнгновение стояла как вкопанная, переваривая все, но затем на несгибающихся ногах прошла к тахте, стоящую возле столика, недалеко от кровати, на которую указал охотник и сказала: — Я рада видеть тебя в добром здравии, Тизиан, — голос был хриплым и сорванным из-за криков, слез и жажды, горло драло, но она продолжила, — но объясни мне, что я здесь делаю? — Расскажи мне все, Эвтида, — прекратив разминать ноги, охотник опер руки на колени и посмотрел на девушку пронзительным взглядом, — с самого начала. Кто ты такая, немая шезму, почему стала черномагией заниматься. Все, Эва, ничего не скрывая, и тогда я расскажу тебе о твоей дальнейшей участи. Девушка спокойно кивнула, но попросила воды перед рассказом, а после того, как освежила горло, приступила к повествованию о своей жизни. Эва рассказала, что действительно училась на травника и закончила это обучение, но так же, попутно и тайно обучалась черной магии, что сам жрец Милей выбрал ее и научил всем тонкостям, рассказал все секреты и то, как ей нужно совмещать две сферы своей жизни. Жрец никогда не настраивал ее на хитрости и зло, наоборот оберегал от такого, не желал, чтобы Эвтида стала жестокой и делала с помощью черной магии все те гнусные и грязные дела, что делали другие шезму. Учитель наставлял, что она должна помогать людям, но при этом стать тенью и никогда не выдавать себя. Рассказала она так же и про то, что лавку открыла именно для этого, помогала людям, делая лекарства и настои с помощью магии. На рынке узнавала, у кого беда случалась и выясняла, где дом того человека, оставляя весточку с указаниями, что нужно сделать тем, кому нужна ее помощь, и если был ответ — появлялась на пороге дома нуждающегося. Никто никогда не видел ее лица и даже цвета кожи, не слышал голоса. Она прятала свое тело под черными одеждами, скрывая каждую деталь. Общалась с заказчиками с помощью письма, в котором излагала все, что увидела и узнала, а так же записывала там сумму, которая требовалась для оплаты их работы, затем исчезала, так же не оставляя за собой следа. Она установила для себя правило, никогда не помогать дважды тем, кто уже просил ее помощи, чтобы не попасться в ловушку, которую могли подстроить. Закончив рассказ, Эвтида устало склонила голову к полу, и перебирала ткань своей юбки пальцами. Подняв одни глаза на охотника, который внимательно ее слушал, тихо спросила: — Я рассказала все, Тизиан, как и просил ты. Что теперь со мной будет, когда я умру? Охотник улыбнулся и посмотрел в сторону прохода, который вел на балкон, ожидая, что оттуда кто-то выйдет, а затем сказал: — Я все помню, Эва. Я все слышал и чувствовал, пока лежал в твоем кабинете и я благодарен тебе, Неферут за то, что снова могу дышать. Поэтому… — не закончив, Тизиана перебил голос, исходящий из балкона. — Ты не умрешь. — Амен вошел в комнату, сомкнув руки за спиной и взглянул на нее изучающим взглядом.