Porn collection

      Когда-то казалось, что всё слишком далеко зайти не сможет. Романов прекрасно понимал, что его возлюбленный таким никогда не увлекался и даже толком не задумывался об этом раньше. Да и зачем придумывать что-то новое, если вы знаете друг о друге все? Где самые чувствительные зоны, куда и как нужно воздействовать. Но все равно, можно и попробовать, хуже не станет.       Только вот он не учитывал один важный факт: Москва быстро учится, если вкушает некогда запретный плод. А сам Саша не заметил толком момент, когда полностью отдался в чужие руки.       Забрали даже возможность касаться. Запястья прикованы металлом наручников к изголовью кровати, он был до этого таким холодным, давая яркий контраст с горячей кожей, о которую потом и согрелся. Даже несмотря на отсутствие возможности потрогать себя, ему это не помешало дойти до пика. Культурная столица понимает, насколько беспомощный сейчас и что полностью сдался под контроль.       Михаилу доминировать нравится, об этом свидетельствует лукавая улыбка на его губах. Как жаль, что даже её парадиз увидеть не может, ведь глаза были сокрыты под чёрной тканью повязки. Зрение притупилось, обнажая другие чувства, выводя их на более сильный уровень отзывчивости. Можно было бы устранить полностью даже тот же самый слух, дабы оставить сосредоточенность на одних лишь касаниях, но этого не хотелось. Московскому надо, чтобы его слова слышали. — Поверить не могу, что какая-то тряпка на глазах делает с тобой такое, — Сам при этом давит на вибратор достаточно сильно, вгоняя его поглубже. Из-за действий в горле у Саши ком встаёт, он ведь ответить хотел, но всё сменилось громким стоном. Таким красивым, мелодичным, им лишь наслаждаются, начиная постепенно двигать предметом, подбирая более удачный угол, чтобы получить продолжение этих прекрасных звуков. — Это.. Не "какая-то тряпка"... Это всё ты со мной делаешь...— Очередной изящный прогиб в спине, ноги хотелось вместе свести, но нельзя. Нельзя, ведь между них Миша и устроился, вцепившись свободной рукой в бедро, на которое потом вновь и отвлекается.       Он ведь ещё просто играется с ним, нагло и бестактно дразнит, стремясь к тому, чтобы довести до самых приятных ощущений. Даже если доведёт так до одури, до бессилия. Ему разрешили сделать ещё в тот момент, когда говорили о чувствительности своих бёдер и других зонах, предлагали воздействовать на них.       Романов покорно в стороны вновь разводит бёдра, словно это сможет исправить и смягчить своеобразное наказание, которое в ту же секунду начинают исполнять. Удар отражается звонким шлепком, в унисон с криком и лязгом цепи наручников. — Извиняйся, — Голос звучит особенно грубо и строго, пока его владелец тянется к небольшому пульту, повышая скорость работы вибратора до максимума. — Миша!. — Чтобы выбить более громкий стон, ему хватает только одного изменения. Губами жадно воздух глотает, стараясь насытить организм кислородом, которого катастрофически не хватает. — Это не извинения, — Только вот он свою улыбку скрыть не может, наклоняясь пониже, в очередной раз надавливая на прибор, подбирая ритм фрикций практически сразу. — Прости, пожалуйста.. Я-я так больше не буду... Миша, Мишенька, прости меня!.— В последнем предложении сходит на крик, ощущая как острые зубы впились во внутреннюю сторону бедра, где кожа особенно нежная. — Все, тише-тише, хороший мальчик, — Внимательным взглядом оценивает всё, что успел натворить с чужими ногами. Тёмные засосы расцвели хаотичными пятнами, укусы казались красными, наливными, но на утро от них не останется и следа. Москва решает, что стоит на этом и остановиться, чтобы случайно не перестараться.       Хотя, он и так уже изрядно перестарался, доведя Сашу до двух оргазмов. Стоит ещё учитывать, что это было сделано лишь во время такой долгой прелюдии. Её скоро и оборвут, переходя к самому акту. Михаил его хорошо подготовил для этого, вот сейчас поудобнее устраивается меж раздвинутых ног, попутно добавляя больше смазки.       Саша громко вскрикивает, опять изливаясь себе на живот. Как бы ему хотелось сейчас вцепиться в чужие широкие плечи, обнять, но этого сделать не получится. Миша напоследок заботливо целует куда-то в уголок губ, переходя в жадный поцелуй, фиксируя рукой его за челюсть. Постепенно движения начинает, сам же изредка сквозь зубы рычит. Ему ведь по члену тоже вибрация отдаёт. — Миша.. Сними повязку, — Просьба кажется такой блеклой на фоне всех прошлых криков и стонов, которые сладкой мелодией уши столицы только и ласкали. — Нет, потом, — Рукой упирается в кровать, создавая себе опору. Вторая в очередной раз опускается вниз, на ещё почти белое в некоторых местах бедро. Там кожу сжимают, чуть царапая короткими ногтями. Удар приходится резко и неожиданно. — Будь громче.       Саша слушается, не жалея своего горла от слова совсем, вновь в спине выгибаясь и выкрикивая имя своего любимого. — Твою мать. Как я обожаю, когда ты так кричишь..       Сам пальцем медленно водит по его ноге, рисуя хаотичные узоры. Скоро решается на ещё один шлепок, вместе с чем ритм фрикций увеличивает.       Саша практически хнычет, если бы повязки не было, то на Мишу смотрели заплаканными серыми глазками из под прикрытых мокрых ресниц. Тот в последний раз ласково целует в шею, доводя себя до пика наслаждения, толкаясь как можно глубже, наконец заканчивая. — Люблю тебя, моя громкая сучка, — Романову плевать на то, как к нему обращаются конкретно сейчас. Это только в данный момент, только тогда, когда ведут себя грубо. А тот не преследует цели оскорбить, нет. Если так назовёт кто-нибудь другой, то Миша самолично этому человеку глотку перережет. Или как минимум заставит извиниться, если раньше голову не разобьёт.