Путь в никуда

«…И это всё, что я увидел в том воспоминании.» Я со злостью обернулся на Фриска. — И ты вполне серьёзно рассказал мне об этом только тогда, когда мы дошли до самого Хотленда?! Да уж. Человек молчал всё время, пока мы пересекали Вотефолл. Задумчиво читал таблички на стенах, долго и кропотливо решал головоломки, ходил по коридорам туда-обратно в поисках обходных путей, словом, делал всё, что угодно, лишь бы старательно игнорировать моё присутствие. Язык у него развязался только к самому концу, когда издалека отчётливо потянуло жаром, и мы прошли мимо полутреснутого табло «Добро пожаловать в Жаркоземье!». И то, не покидает ощущение, что он многого недоговаривает. Лимит его доверия ко мне истрачен если не полностью, то по большей части точно. Он равнодушно пожал плечами. «Ты не много потерял. Или тебе есть, куда спешить?» Подшучивает. Хотя на лице ни тени улыбки. Жар стоял почти невыносимый. Магма кипела будто не где-то вдали, а прямо под носом: опусти голову и неминуемо ткнёшься в неё подбородком. Воздух с последнего раза, как я был тут, сильно изменился. Непроницаемый, сияющий мутно-алым, напоминающий грязный, смолистый туман от лесного пожара. Из-за него ЯДРО, которое раньше, как маяк, можно было засечь вообще со всех концов Жаркоземья, поднималось над просторами багровым, едва-едва заметным нагромождением. Если бы не трубки и механизмы, бахромой торчащие по краям, его можно было бы спутать с какой-нибудь горой. Похоже, что здешние запасы магии тоже иссякали. Медленно, но верно. И чем меньше её оставалось, тем больше магма начинала прогревать это место. Одну часть Подземелья морозит, вторую жарит, как сковородку. Интересно, как скоро воды Вотерфолла превратятся в горячие источники посреди вечной мерзлоты? Фриск, недовольно морщась от сухого воздуха, старательно огляделся. Однако сквозь вышеупомянутый туман не было видно ровным счётом ничего. Что ж, пр-рекрасно. Я тебя понял. Со мной рядом ты не захочешь делать вообще ничего, верно? — Итак, что скажет наш штурман? Есть идеи, куда двигаться дальше? Человек промычал отрицательно. Разумеется, кишка, идущая вперёд меж озëр магмы, не особо располагала к вариативности маршрута, но тем не менее. — Хорошо. Тогда есть идея. Разделимся. — Он недоумевающе зыркнул в мою сторону. — Я проверю, как там впереди. А ты пойдёшь в другую сторону. — Я махнул лозой в сторону идущей вправо дороги, врезающейся далее в глубь скалы. — Если мой поход окажется неудачным, я всегда смогу найти тебя там. А если в тупике окажешься ты, хе-хе… Разберëмся на месте. Ну как? Идёт? — И вновь ни секунды не дожидаясь ответа, я соскользнул с его плеча на землю. — Увидимся, партнëр! Не тормози! И я исчез. Глупо было бы полагать, что я и правда уйду в разведку, оставив его позади. Как раз сейчас его решительность наиболее сильна — пойти на полную идиотию в гордом одиночестве свойственно именно красной душе, так что я спрятался и стал наблюдать издалека. Не сказал бы, что в Жаркоземье это ой как удобно — можно было завять от одной только мысли о раскалëнных голых камнях, но в силу некоторых причин я мог не так сильно об этом беспокоиться. Что ж. Шоу начинается. На этот раз без Меттатона, но да кому сдалась эта груда жестяного хлама?!

***

Фриск одëрнул своë подобие пончо, тяжело вздохнул и твëрдой походкой направился в сторону пещеры. На подходе к ней он уже успел стащить с головы свой синий свитер и обвязать его вокруг пояса, оставшись в одной только футболке, красном шарфе и платке. В правом кулаке, как ни странно, он всё ещё сжимал свою неизменную палку, перевидавшую уже и огонь, и лëд, пока не испытанную только медными трубами. Глухой стук каблуков о камень в каменном коридоре сменился гулким топотом их о сеточные полы. Жестяные, похожие на те, какие рисуют в мультфильмах в лабораториях и заводах. Впрочем, подумал Фриск, оглядывая стены, тоже укутанные в стальные проклëпанные листы, это действительно очень навязчиво напоминало некую лабораторию. Несколько заброшенную, как и всё вокруг, но всё ещё лабораторию, в которой и полазать в поисках интересных вещиц не грех. Очень скоро коридор закончился, выпустив человека в просторную комнатушку с перекрëстком. Три новых прохода, и куда идти — вопрос. Фриск вышел в середину комнаты, где стояло что-то вроде трансформатора — дорожки огибали его кругом, и… Шляпа. На полу лежала ковбойская шляпа. Со средними полями, потрëпанная и закалëнная в боях не хуже пресловутой палки, она лежала тут одинокая и брошенная, словно специально ждала, когда её поднимут. «Ещё одна вещь Кловера. Иначе быть не может, точно его.» Дважды Фриска уговаривать не пришлось — он тут же подскочил к находке, сходу нахлобучил её на голову… И изменился в лице, обнаружив кое-кого рядом с собой. Когда видишь воспоминание его глазами, тяжело сказать, как он выглядит на самом деле. А он — вот. На вид парень лет шестнадцати, выше Фриска на две головы, в обычной, но немного похожей на ковбойскую одежде. Голову венчает шляпа с угловатыми полями и бирюзовой перевязью, под перевязью — маховое перо небесно-синего цвета. Глаза, блестящие из-под тени, как новые стальные гильзы, не отличались жизнерадостностью, зато невольно пугали своей тусклой тоской и усталостью. Синяки под глазами, искусанные губы и припорошенные прахом штаны краше образ не делали. Совершенно наоборот. Весь Кловер с ног до головы источал какое-то механическое упорство, какое свойственно работающему по программе станку. Нет команды «стоп» — он и не остановится. Будет и работать, и работать, и работать, даже если мир накроет апокалипсис и люди исчезнут с лица Земли, будто их и не было. Пока есть энергия и не сломались стальные суставы — будет работать. Бездумно, бессмысленно, только потому, что так сказал вложенный в память мëртвый алгоритм, и пусть даже никому не нужны плоды его тяжких трудов. Будет работать, пока не умрёт. Фриск не хотел — ноги сами отступили на два шага, когда он увидел Кловера воочию. Едва не поверил, что это и вправду он — живой, настоящий, но вовремя понял, что это невозможно. Кловер сейчас уже давно где-то на Поверхности, и думать забыл про Подземелье… Что, наверное, плохо. Хотя если бы он о нём никогда не забывал, было бы, пожалуй, ещё хуже… Кловер, однако, не собирался стоять на месте. Как и раньше, Фриск отчётливо чувствовал то же, что и он, и слышал те же мысли, что и он. На них он и решил пока что сосредоточиться…

***

Плутаю здесь не так уж долго, а уже успел устать. Никогда не любил жару. Выматывает, да и только. Попробуй, побегай, когда пот заливает глаза, а в мыслях вместо цели — чëртов стакан холодной воды. Прелесть… Надо где-нибудь отдохнуть и продолжить дело. Не хочу сильно откладывать. Если верить найденным мной табличкам, в восточном коридоре я как раз и найду то, что мне нужно…

***

Они шли рядом. Фриск — мелкими, слегка подпрыгивающими шажками, от которых даже ржавая жесть под ногами начинала звенеть чуть задорнее, а Кловер — грузными, бестактными шагами, какими ни свет ни заря идëт на работу заспанный солдат. Сквозь время и пространство, сквозь смерти и жизни, сквозь любую логику и здравый смысл — сейчас они шли вместе. Двое против всех.

***

Я однозначно устал здесь бродить. Кажется, я обхожу эти коридоры уже по третьему или по четвёртому кругу. Причём не просто обхожу, а дотошно изучаю вдоль и поперёк, пока не попытавшись разве что пройтись по полу носом, как какая-нибудь ищейка. Почему? Я умело уклонялся от ответа на этот вопрос. Снаружи старательно делал вид, что крайне недоволен пустотой этого места — через каждые полминуты ругался под нос и стучал каблуком, но на деле скрытно, словно опасаясь, что кто-то увидит, после завершения каждого круга утирал пот со лба, радостный, что никого не встретил. В конце концов, устав бесцельно бродить по закоулкам, я остановился у одной из запертых дверей и скучающе осмотрел её на наличие замков. Ничего. Пошарпанная панель с кодом, да и только. И это не есть хорошо. Методом тыка я открою её только на сотую попытку, и то, лишь в случае, если меня поцелует в лобик госпожа удача. Не иначе. Да, своими силами мне её не вскрыть. Я страдальчески выдохнул и хотел уже отправляться плестись на очередной почётный круг, как вдруг меня остановил возникший в мыслях чёткий вопрос. «А что бы на моём месте сделала Цероба?» По-хорошему я не должен этого помнить, так ведь? Это совершенно иная цепь событий, которая была… Может быть, несколько циклов назад. Или больше. Впрочем, я давно привык к тому, что помню то, чего «не было». Отбросив любые тени сомнений, я поднёс руку к кнопкам и уверенно четыре раза нажал ту, на которой зеленела потёртая «единица». И, о чудо, получилось! — панель дружелюбно сверкнула зелёным. Дверь с заржавелым скрипом отъехала в сторону и замерла, приглашая меня внутрь. Запылённая, забытая всеми серая комната. Не большая и не маленькая, такая, чтобы любому монстру без труда пройти и удобно разбирать какую-то бумагу из жестяных каталогов по левую руку. Там же, в углу — стол, заваленный разномастным канцелярским хламом и рядом с ним высокий широченный шкаф для одежды, стоящий тут словно совершенно ни к месту. Но, признаться честно, левая сторона комнаты перестала прельщать меня ровно в ту же секунду, как я повернул голову вправо, ибо там стояла… кровать. Совершенно простенькая и на вид жёсткая, будто созданная для больничной палаты, но для меня, бегающего на своих двоих уже по меньшей мере сутки, по-настоящему царская. Не веря своему счастью, я медленно доковылял до неё и с размаху впечатался в неё лицом, подняв в воздух тучу пыли. Глаза меня не подвели — кровать окончательно иссохла, но для моего вялого тела она всё ещё казалась милее и мягче самых мягких перин на свете, так что подняться обратно на ноги я не смог даже при всём желании. Дверной механизм, как выяснилось, попросту вышел из строя, потратив последние свои усилия на то, чтобы открыть для меня проход и замереть навечно. Со своего положения я хорошо видел кусочек внешнего коридора и какие-то выцветшие плакаты на стене. Тихо, покойно, но чёрт возьми неуютно. Ощущение безопасности выветрилось мгновенно. Конечно, я облазил здесь каждую щёлку, но… Нет, надеяться на удачу я попросту не мог. Путём недолгого мозгового штурма я всё же решил не спать. Полежу немного и отправлюсь дальше, отоспаться ещё успею. Я сжал револьвер в руке и поудобнее лёг лицом к двери. Если кто-то сунет нос, незамедлительно получит пулю в лоб.

***

Кловер был прав — дверь сломалась раз и навсегда. Её раскрытая настежь пасть и сейчас зияла в тёмном, освещённом снизу только лавой коридоре. Каталоги, стол, кровать — всё было на месте, как в воспоминании. Фриск прошёл в комнату и сел на кровать, облегченно выдыхая. Его ноги тоже сильно ныли после громадного похода по Подземелью. Ради небольшого отдыха ворчание Флауи точно стоит потерпеть… Однако теперь, от скуки окинув взглядом комнату ещё раз, Фриск вдруг недоумённо задрал бровь. Всё в комнате было нетронутым, кроме громадного шкафа, который точно должен был стоять рядом со столом. Вещи из воспоминания были полупрозрачными, как, к примеру, силуэт Кловера, который ютился на кровати, напряжённо уставившись глазами-гильзами во тьму. За уголками шкафа тоже можно было разглядеть трещины стены за ним. Фриск поправил шляпу, чувствуя неприятную сухость в горле. Оставалось только наблюдать дальше.

***

Все мои усилия канули в лету — я благополучно уснул, не успев сложить в мыслях и пару связных предложений. Насколько долго я спал, сказать было сложно, тем более, что вместо снов надо мной всё это время висела лишь непроглядная пустота, но проснулся я вдруг от того, что мне стало холодно. И если бы это был слабый холод, я бы не нашёл в этом ничего страшного: сплю без одеяла, из вентиляции тянет, но дрожь била меня с ног до головы, а руки окоченели настолько, что я едва мог пошевелить пальцами. Разлепить глаза я смог далеко не с первой попытки. А когда наконец смог, содрогнулся от мороза и сел, ошалело вертя головой. Комната ответила на мой немой вопрос таким же немым ощущением чьего-то присутствия. «Видишь? Здесь никого…» — внушали нетронутые стены, но нутру всё казалось, что ещё немного, и они насмешливо добавят: — «Никого нового…» Я встал с кровати, стараясь не дышать. Сделал пару шагов, хрустнув обронённой бумагой, и остановился, вслушиваясь. Ничего. Бурлящая далеко внизу магма, хруст стиснутого в руке ледяного шестизарядника и стук крови в ушах. Больше ничего. — Уф-ф… — фыркнул я себе под нос, и пробубнил вдогонку, — Как же холодно… — так… хол…одно?.. Я подпрыгнул. Отскочил назад, поднял оружие и наставил его куда-то во тьму, прицелом бегло ища того, кто это сказал. Сердце забилось в горле, по жилам разлилось тревожное тепло. Не зря я упоминал, что я предпочёл бы никого здесь не встретить. Тело тут же переключилось в режим «выживания» — в голове вихрь из обрывков мыслей, руки на пределе, глаза почти не моргают. Внезапно я уставился на шкаф, который постепенно начал белеть до цвета свежего снега. Его деревянные стенки туго плавились и оседали на землю, и его облик постепенно менялся. Из основания показались птичьи громадные лапы, из «туловища» — два больших, печальных, как трещины на глине, глаза. Слипающиеся и норовящие исчезнуть под слоем тающего белого воска — я с ужасом понял, что глаза эти были на деле чьи-то ещё рты, улыбающиеся, смеющиеся неясно чему рты. Их собственные, ещё одни пары глаз, без устали моргали, с интересом пялясь на меня. Пересекала обезображенное лицо надтреснутая снежинка, делящая птицу — это существо было похоже на птицу, — на две половины, которые, по ощущениям, с трудом держались вместе. Неосторожный шаг — и она с болью развалится на части, издав истошный вопль из дырчатого, стекающего наземь клюва. Скованный ужасом, я застыл, буравя шесть её глаз в ответ. Мне ничего не стоило нажать на спусковой крючок, но я не смог. Не сумел. Следя за капающими на землю ошмётками плоти, я смутно вспоминал, где ещё я мог видеть нечто подобное. Что-то вцепилось невидимыми когтями мне в грудь.

«н-Нет! Пожалуйста! ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?!» — Она снова дёрнулась в конвульсиях, едва удерживаясь на ногах и бледнея с каждой секундой. Глаз, один её глаз, широкий, испуганный, отчаянный, в ужасе уставился на меня. — «СТОЙТЕ! КТО-НИБУДЬ!» — Она протянула ко мне руку, словно ища спасение во мне, — «ПОМОГИТЕ МНЕ…» — но увидев моё отрешённое лицо, убрала её. Молча осела и уставилась в землю. Её тело не прекращало таять. Как олово, брошенное в печь, оно утекало на землю до тех пор, пока она не дрогнула и не рассыпалась в пыль.

Я никогда не думал, что увижу это снова. Я надеялся, всей душой надеялся, что никогда не увижу это снова, но… Мне чертовски не повезло. Птица, смазанными глазами глядя на меня, тоже не делала абсолютно ничего. Только неустойчиво покачивалась, норовя развалиться, но раз за разом удерживала своё тело вновь. — сн… о… уи… — продышала — я не мог назвать это иначе — птица и протяжно всхлипнула. Мне стало не по себе. — …Сноуи? — переспросил я тихо, будто боясь спугнуть. Птица прикрыла глаза, делая своеобразный кивок, и посмотрела на меня. Уже более живо и ясно. — да… мо… й… сно… уи… Даже в этом глухом голосе я расслышал… нежность. С детства умел слышать её в любых — злых, пьяных, усталых — криках, собирать её по крупицам, чтобы хоть немного утолить изголодавшуюся по ласке душу. — Это… Твой сын, верно? Она смотрела на меня, молча и понимающе. Она правда слышала меня, пусть из-за стекающей по лицу плоти я почти не мог понять выражение её лиц. Существо накренилось, склонило голову, и издало вой. Негромкий, пробирающий до костей, тоскливый и искажённый, как потёртая родительская плёнка, от которого меня невольно скривило. Но не из-за отвращения. Я с третьей попытки трясущимися деревянными руками убрал револьвер в кобуру и твёрдо посмотрел на неё. Холод щипал мне тело, въедался в горло и нос. Хотелось плакать, но я не смел. — до… мой… — прошелестела она тяжко, и снова завыла. Не знаю, что мной двигало, но я не смог устоять на месте. Прошагал к ней и встал вплотную, подставив под её плавленое крыло своё плечо. И она, опять понимающе и виновато, прижалась ко мне. Я почувствовал, как вес её тела наваливается на меня, как холод безболезненно поглощает мои руки, как полы моей шляпы заливает вязкая плоть. Её дыхание — как у испорченной волынки, в которой жестокие люди проделали перочинным ножом несколько новых дыр — шевелило всё тело, и мне всё казалось, что мои кисти окунули в жидкое сердце — пульсирующее, холодное, но ещё каким-то чудом живое и благодарное. Она, насколько могла, прижалась ко мне, застыла и притихла. Будто бы успокоилась. Подумать о том, что я чувствую, я себе не позволял. Это как стоять у шлюза, за которым — ты знаешь точно — толщи воды, готовые убить тебя в одно мгновение, стоит тебе неосторожно коснуться удерживающего их вентиля. Я задавил в себе слишком много. — Ты… — Глотка не слушается, кровь стынет. Меня снова трясёт. — Ты понимаешь, что никогда не увидишь свой дом. Точно понимаешь. Мои руки ощутили безболезненное движение внутри неё. Убедившись, что меня слышат, я продолжил: — Но и оставлять тебя здесь… Будет жестоко. Если… — Как оказывается легко убивать, не зная, на кого ты наставляешь дуло. И как трудно сейчас… — Я могу тебя убить. Если ты хочешь. Я это сделаю. Молчание и холод. Холод и молчание. Мы простояли так с полминуты, мои переохлаждённые руки начало ломить. Наконец — я снова ощутил движение её тела — она протяжно выдохнула: — да… ха… ха… И попыталась выпрямиться, будто позволяя мне отойти.

***

Всхлипы разносились по мёртвым коридорам рваным, треснутым эхом, и, пусть бояться было некого, Фриск изо всех сил старался заткнуть свой рот рукавом свитера и украдкой плакать в него. Украдкой не получалось — плечи его то и дело дёргались вверх, и тогда он громко всхлипывал снова, с силой растирая кулаками слёзы на щеках. Видеть эту картину практически воочию было невыносимо. С кровати ему хорошо было видно лицо Кловера, скрытое под тенью шляпы. Казалось бы, отрешённое, при детальном рассмотрении оно обнаруживало наполненный тупой болью взгляд, стиснутые зубы и сведённые к переносице брови. А вид существа, льнущего к нему, и вовсе вызывал бессильный ужас и возмущение. Кто и зачем сотворил с ним нечто подобное?

***

Я покорно отступил. Она посмотрела на меня, как можно шире открыв свои глаза, попыталась улыбнуться, но получилось это у неё надломленно, с трудом. А когда я заставил душу засиять в моей руке, на её лице мелькнуло любопытство, смешанное со странной болью. Похожей на ту, какую испытываешь, увидев, к примеру, счастливую семью на совместной прогулке. Боль от пробуждëнных болезненных воспоминаний. Я наставил руку на неё, и душа ярко засияла, накапливая в себе силу. Птица выдохнула, теряя последние силы, тихо всхлипнула: — ско… ро… до… ма… — И, пускай для неё говорить было невыносимо, она всё же смогла выдавить напоследок слабое: — спа… сибо… И золотая энергия накрыла её с головой, убив в одно мгновение. Я убрал душу. Захлебнулся воздухом, отступил назад и, споткнувшись о кровать, свалился на неё. Я сделал то, что должен был. Мне легко себя оправдать этим. Перед всеми. Просто долг, который я исполняю. Перед собой. Перед всеми. Интересно, а когда я убивал Мартлет, это тоже было… Моим делом чести? Или всё же задетым самолюбием? Страхом? Или смесью всего и разом? Откуда всё началось? Когда всё началось? Тогда ли, когда Флауи сказал мне о том, что цикл был далеко не один? Или несколько позже, когда я наконец-то понял это сам? Я хорошо помню это липкое ощущение дежавю. Голова ноет, словно по ней ласково прошлись крепкой палкой. Белое пятно и уходящие ввысь колонны постепенно из мутной мешанины складываются в чëткую мозаику. И первая, самая первая мысль, как только я открываю глаза: «Бедные цветы.» Бедные цветы. На них уже второй раз валится и бесцеремонно обламывает соцветия моё неуклюжее тело. Совершенно бессмысленно и беспощадно. «Тепло. Странно. Я думал, что в Подземелье будет прохладнее. Хорошо, хоть жив остался… Дурак. Кто же знал, что удастся упасть точнëхонько на цветы…» «Правда… Откуда я вообще знаю, куда умудрился упасть? И… Почему второй?» Неудобная мысль подхлëстывает мой пульс, но мне удаëтся обмануться и списать всë на то, что я разглядел цветы ещё оттуда, с края земляного провала, прямо перед тем, как прыгнуть. Да и вообще, чего не бывает после удара головой о землю после прыжка с высоты многоэтажки, не так ли? Мне действительно повезло, что я остался жив. Как же, чëрт возьми, я ошибался. Начиная с того самого раза я больше не мог забыть ни одного своего путешествия через Подземелье. Сначала я боялся этого, паниковал, позже смирился, привык, и в конце концов… Начал пользоваться. И…

***

Кловер медленно развернулся вправо, устремив тупой взгляд куда-то в пол. Проскользил глазами по стене, поднялся по кровати и вдруг, будто увидев сидящего на ней Фриска, замер. Ровно в то же мгновение воспоминание затихло, мысли Кловера исчезли, хотя чувства в груди никуда не делись. Фриск поёжился, попробовал качнуться — вдруг смотрят всё же куда-то сквозь него, а он раньше времени начал паниковать — но зрачки Кловера напряжённо качнулись вслед за его лицом и вместе с ним же плавно вернулись на место. Взгляд его не был закрыт пеленой, как когда человек и правда смотрит сквозь мир в глубину своих мыслей, а напротив, напряжён, сосредоточен, будто по его приказу только что совершили казнь, и он теперь неотрывно смотрит на изрешëченный труп, раз за разом проворачивая в мыслях тучное и смутное чувство вины. Словно он и правда видит перед собой Фриска. Кловер неровным жестом приподнял полу шляпы и набрал в лёгкие воздуха. — …Откуда ты здесь?