Покоритель

После той встречи он сразу же направился в бар. Не самый хороший, но и не такой, чтобы одни гопники на стульях сидели, да бомжи где-то рядом ютились. Просто других поблизости не было, а всё тело горело нуждой поскорее опрокинуть в себя чего-нибудь охлаждающего и желательно такого, чтобы в голову ударило. В груди не угасало чувство чего-то просранного, хотя Дима надеялся, что хотя бы оно покинет его и что в его голове максимум останется тоска по упущенному объекту влюбленности. Но нет. Внутри всё смешалось и стало единым целым. Вопрос о Серёже был не только вопросом любви, по которой так истосковалось сердце (наверное, именно поэтому оно так нещадно и вцепилось в первую попавшуюся цель, Дима продолжает оправдываться), но и вопросом всей будущей жизни, потому что своим приходом Серёжа разбудил какую-то страшную пучину океана, бушующего внутри. Все маленькие недовольства размеренной жизнью стали громадными, а все неуспехи превратились в жуткие провалы. То, чего Дима не достиг — теперь летало где-то перед глазами и дразнилось, показывая язык. Позов почувствовал, что даже разум предал его и начал подпездывать сердцу, скоблившему внутри. Это огорчало. Ему казалось, что хотя бы на свои мозги он может положиться в любой момент. Но все мысли в его голове предательски стонали, гудели, топали ногами, требовали какого-то изменения ситуации. Дима в них был невероятно разочарован, во всех этих мыслях, которые он теперь обиженно называл «дурацкими». Пришлось заглушать их алкоголем. Большим количеством алкоголя. Очень большим. Просто чтобы уже не чувствовать ничего и ничего не мыслить… …Даже на следующее утро. На которое у него, между прочим, назначена смена. Пришлось вставать даже с опухшим лицом, сухим горлом, больной головой и громким вокруг миром, от которого очень хотелось зарыться подальше в одеяло и не вылезать оттуда… ну, не вечность, это было бы слишком долго. Хотя бы месяцочек. Возможно, к этому времени всё и в голове бы устаканилось. Но такой возможности Диме никто не предлагал и не предложит. Жаль. Он бы даже попробовал отдать за это один коллекционный шарф, хотя дорожил ими пиздец как сильно. Приняв аспирина вместе с холодной водой, Дима оделся, немного теряясь в пространстве и то и дело закрывая то один глаз, то другой. Каждый из них болезненно и щекотливо слезился, но кроме как провести по ним рукой и зажмуриться, Позов не придумал ничего лучше. Хотелось плакать каждую секунду, но он сдерживался. Алкоголь не помог ему направить свои мысли в нужное русло. Да и не нужно было тешить себя надеждами, потому что никому и никогда он не помогал. Лишь только портил всё. Алкоголь был тем самым другом, от которого отрекаешься раз за разом после каждой встречи, потому что пиздец как стыдно, и которого не можешь не пустить на порог, когда происходит какая-то беда. Дима бежал на работу, браня всех и вся, даже безобидных прохожих людей, которые спокойным шагом прогуливались со своими собаками. В пальцах он зажал сигарету, из одного конца которой удушливой змеей вился дымок. Ужасно. Не смог убить себя одним способом, пытается убить вторым. Хотя ведь не курил уже пару месяцев и даже считал, что бросил!.. Получается, напиздел самому себе. Не сдержал обещания. Забежал в ларек и купил свою любимую ныне марку. От этого хочется злиться только больше, но Позов докуривает убийственную сигарету до фильтра, жмурится от неприятного вкуса и выбрасывает бычок в ближайшую помойку. От него наверняка воняет всеми сортами плохого навоза, так что, зайдя в библиотеку, он сразу же скидывает с себя ветровку, которую накинул, и направляется к служебному помещению, чтобы хоть как-то привести себя в порядок. Обычно главные герои фильмов смотрят на себя в зеркало разочарованными глазами, в которых читается обвиняющий монолог: «Ну и нахера ты всё это устроил?». Дима сейчас чувствует себя примерно таким же, за исключением того, что он не думал, что это на самом деле ощущается так паршиво. У него под глазами синяки, борода вылезает клочьями, как и волосы на голове, а ещё он, кажется, не только опух, но и посинел. Идеальный работник библиотеки. Сразу видно — подает хороший пример! Споласкивание водой является лучшим лекарством против опухшего лица, как всегда. Хоть и работает оно так себе. Дима, вроде как, действительно должен являться ликом всего этого грандиозного места и ему так досадно с того, что сейчас он выглядит и чувствует себя так плохо. Выходя на свое рабочее место, хочется только ещё больше спрятаться от глаз людских и вообще ни с кем не разговаривать. Именно поэтому сегодняшний день Позов бурчит себе под нос, очень кратко разговаривает с посетителями и даже получает один косой взгляд от стажерки, совсем недавно устроившейся сюда. Она работает с документами на компьютере и иногда подходит к стойке регистрации, то есть к Диме, чтобы что-то у него забрать, что-то ему дать или просто о чем-то спросить. До этого момента все вопросы были о работе. Хоть Поз и видел, как обеспокоенно она смотрела на него, отвлекаясь от бумаг. Её глаза смешно расширялись, как и рот, ненадолго застывавший в немом вопросе. Теперь вопрос был совсем не немой. — Дмитрий, у Вас всё хорошо? — спрашивает она, поправляя свои тёмные локоны. Дима сует ей в руки заполненный документ, в котором даже не разобрался, что к чему, и поднимает на неё свои уставшие глаза. — Я думаю, что да. — А я думаю, что Вы поставили подпись совершенно не туда, куда надо, — она долго смотрит в листок, а потом поворачивает его на Диму. Он подписался в «дате», а дату написал в «подписи». Дурак. — Ой, — ему даже больно жмуриться и извиняться. Но он всё равно это делает. — Извини. Придется переделывать тебе, да? Она грустно кивает и сводит брови к переносице. — Что-то в жизни случилось? Никогда Позову ещё не хотелось так сильно промычать, закрывая руками глаза и лицо. Он-то думал, что с еле знакомыми людьми нужно общаться очень аккуратно и что ответ «да» на фразу «всё в порядке?» означает: «Я не хочу рассказывать об этом». Оказывается, что он ещё многого не знал в жизни. Точнее, ещё многих людей не видал. Вот тут, например, тяжелый случай. Девушка выглядит очень молодой и поистине обеспокоенной, так что Дима прощает ей первую оплошность. — Всё хорошо, Олесь, можешь не беспокоиться. — Вы выглядите очень уставшим, — снова говорит она. И тут уже Дима обессиленно складывает своё лицо в руки, как и хотел. — Ой. Это плохая тема, да? Извините, просто… Мне было так грустно на вас смотреть. Приплыли. Никогда Дима не хотел, чтобы такого случалось, и вот оно случилось. На него «грустно смотреть». — Всё нормально… Я просто устал, — пытается откреститься он. — Знаете, мне кажется, что Вам очень поможет просто сосредоточиться на своих мыслях. Усталость чаще всего вызвана трудоголизмом и я вижу, как Вы горите своей работой, раз решили прийти на неё в таком состоянии… Вам бы очень не помешало отдохнуть где-нибудь… Ну, где-нибудь на даче. Наедине с самим собой. Дима хочет то ли фыркнуть, то ли свалиться со стула. Вот этого он точно не ожидал. Он оглядывается по сторонам и видит, что посетителей сегодня достаточно мало. И все они сидят поодаль. — Ага, отдохнуть в одиночку на даче. Я уже так и живу, — он выбирает первый вариант, но фыркает с каким-то бесконечным чувством безнадеги. Олеся замечает и это, не переставая рекламировать свой совет. — И что, не помогает? — Быть одиноким? Пока что нет. Девушка мнется пару секунд, а потом наконец говорит: «сейчас», поднимая палец вверх. Она ретируется в свою маленькую комнатку рядом, а потом выходит оттуда с книгой; обложка блестит. А на ней красивыми буквами написано «Воздушные пираты». Рисунок мальчика с черными волосами оказывается прямо перед Димой. Ему остается лишь пораженно распустить руки и смотреть вниз. — Сюда приходил один человек, просил передать. Я, эм… Извините, я открыла книгу и там, в общем. Там вам послание. Остается только совершенно не умереть на месте. Дима этого не делает. Не по своей воле, конечно. Ему бы совершенно не хотелось открывать книгу. Он бы с радостью отставил её на полку и забыл. Но Олеся продолжает стоять за его спиной, так что он заглядывает внутрь и натыкается на закладку. Обычная желтая закладка. Красивая. С какими-то узорами. Он переворачивает её с замирающим сердцем и на ней написан номер телефона. С припиской изогнутыми буквами: «Я тебя понял, но звони, если что». Дима закрывает книгу и откладывает её в сторону. Ему не хочется звонить. Точнее, он выбирает не звонить. Он ведь уже и вправду сделал свой выбор, чего тут ещё мяться вокруг да около?.. Казалось бы. — Что вы там сказали про одинокую жизнь на даче? — переспрашивает Олеся, слегка приподнимая брови вверх и пряча руки сзади. Ей богу, ей бы идти куда-нибудь работать свахой. Потому что от этого медового лица Дима не может не скрыться. В душе опять скребутся кошки. Ещё сильнее, чем раньше. — Что я её уже и живу, — коротко отвечает он, хватаясь за ручку, как за единственную соломинку спасения в этой ситуации. Он смотрит на пустой лист бумаги перед собой, хотя усиленно пытается сделать вид, будто бы смотрит на гущу читаемого им текста. — И… как? Ничего не хочется поменять? — Пожалуй, пока останусь без изменений. — Совсем-совсем? — грустно говорит она. — Я просто… не могу не связать ваше лицо и лицо того… Кхм, человека. Поз вздыхает, так что девушка ускоряет своё повествование. — Мне кажется, вы оба выглядите очень грустными! И надпись на закладке явно является знаком!.. — Каким? — он поворачивает к ней голову и улыбается уставше. — Того, что вы должны ему написать! — возмущенно чуть ли не выкрикивает она. — Извините! Просто это нельзя так оставлять!.. Это же кошмар! — Спасибо за совет, — Дима разворачивается обратно. — Но извини, у меня уже есть свои устои… — Какие?.. Жить одинокую жизнь дачника? До какого момента, Дмитрий? Резкое использование его имени и несвойственный девушке сарказм внезапно выбивают Позова из колеи. Он чувствует, будто бы его окатили холодной водой. Вот такой уж точно надо протирать опухшее лицо. — Что? — коротко и удивленно спрашивает он. — Вы же сами сказали, что одиночество не помогает! Вас оно расстраивает! Причем… настолько сильно. Так почему же игнорируете этого… молодого человека? Хотелось сказать, «во-первых, он не молодой». У Серёжи уже были морщины вокруг глаз и неисправные синяки под глазами. Хотя выглядел он всё ещё хорошо и красиво. Ну ладно, эту претензию ещё можно списать. Потом хотелось сказать, «во-вторых, я со своей жизнью успешно справляюсь», но потом Дима окинул сам себя взглядом и понял, что… на самом деле, не особо-то и справляется. Он представил, что всю свою жизнь проведет так. До самого конца. Будучи одиноким козлом, который выходит каждые выходные на улицу, чтобы почитать книгу и потешить себя катающимися на вейксерфе людьми. По сути дела, он был наблюдателем и останется наблюдателем. И он думал, что ему нормально, потому что в голове всегда роилась тысяча мыслей, выдуманных миров, приключений, пустячных и не очень проблем — Дима переживал всё это с персонажами книги, будто бы сам был ими. А его реальная жизнь… Что ж, она даже как-то до депрессивного пуста и однообразна. И это совсем не то, что он представлял себе в детстве. И совсем не то, что представляет сейчас. Он понимает, что не хочет провести остаток своей жизни ни с кем не сладившим дачником. Хочется всё-таки сделать что-то впечатляющее, что-то грандиозное. Что-то, за что его бы запомнили. Вряд ли кто-то будет запоминать интеллектуального библиотекаря с кучей саркастических шуток… Хотя боязнь всё ещё присутствует. Как будто бы всё ещё хочется сказать: «нет, меня устраивает», но Дима чувствует, что готов взорваться, как пороховая бочка, если останется в таком положении ещё хоть немного. Он ведь действительно мечтал о том, что однажды, как тот мальчик в книге, выйдет из своей мирной жизни и отправится куда-то туда: на небеса, ввысь, к интересным личностям и покорению всего мира. (Хотя нет, на небеса он не хочет попасть, как и куда-либо на буквальную высоту. Кажется, что ему там не совсем понравится). — Ты думаешь… стоит попробовать? Олеся кладет ему руку на плечо, будто бы они знакомы уже тысячу лет. Дима не особо любит прикосновения чужих людей, но он знает, что эта рука должна быть чем-то вроде комфортного и успокаивающего жеста. — Не зря же он оставил свой номер телефона. — А что если не получится? — боязливо спрашивает он. Теперь они с Олесей будто бы поменялись местами. Не она неопытная девушка и стажерка, а Дима, который застрял где-то там, в студенческих годах, всё никак не находя выход. — Мир не закончится. У тебя всё ещё будет твоя дача и скучающая одинокая жизнь. — Но она же разрушится… — Ты всегда сможешь вернуться к тому, откуда начинал. — А если это не то, что я думаю? Если это просто… ну, несерьезно для него? Олеся будто бы уже вздыхает и закатывает глаза, но вместо этого мило улыбается и, как дурачку, говорит: — Ты всегда можешь сам у него спросить. Теперь ты даже знаешь, куда адресовать свои вопросы. У Димы будто бы глаза открылись, как у слепого котенка. Ему не приходило в голову поговорить с самим Серёжей, хотя из-за него вся эта заварушка и началась. Он почему-то за него додумал все значения слов, хотя так ни в коем случае делать нельзя. Для Серёжи его предложение могло значить что угодно. Могло и то, что думал сам Поз. Но это нужно было обговорить! А потом… А потом пытаться выйти с этой путанной тропы с кучей листвы вокруг. Сойти с неё и наконец попытаться забраться хотя бы немного наверх. Даже если по дереву, даже если совсем чуть-чуть. Дима подскакивает с места. — Черт, Олеся… — Всё нормально, иди звони. Я посижу. Не просто же так стажировку прохожу, всё-таки. Благодарный кивок и Дима вылетает из-за стойки регистрации, вытаскивая из книги закладку. От его скорости лишь пыль поднимается, да пустынный образ остается, как в мультиках. Олеся хихикает и садится за стол, принимаясь за компьютер… Диму очень нервируют телефонные звонки, если вы ещё не поняли. Но звонок Шасту одно, звонок Серёже — совершенно другое. Если бы Диме платили каждый раз, когда у него ухало сердце в пятки от нового гудка, он бы уже стал миллионером. Почему-то Сережа долго не брал трубку. Паникер внутри Позова уже давно подключил свои силы: «Ну, вот и всё. Он просто поглумился надо мной. Просто пошутил. На самом деле всё невозможно». Но внутренний расцвет души от осознания чего-то важного не давал ему сбросить трубку и вернуться к работе. Всё внутри пылало, но теперь Дима понимал, что ни алкоголю, ни сигаретам, ни даже игнорированию своих проблем этого не убрать. Чтобы это усмирить, нужен разговор. И на этот раз он его устроит. Он дождется. Наконец, гудки прекратились, сменившись на пустоту, в которой прозвучал чужой неуверенный голос: — Ало? — резко спросил он. — Серёжа!.. — из Димы, казалось, хлынули наружу все эмоции. Но кроме этого, он не смог пока сказать ничего. Что сделать первым: извиниться, оправдаться, начать говорить о том, что он всё-таки кое-что понял? Или спросить, что Серёжа имел ввиду? Пока Дима мялся, из трубки уже прозвучал ответ. — Дима, — выдохнул Серёжа. — Господи, это ты. А я-то уж думал опять мошенники звонят. Прости, что так долго не брал трубку. Диму немного выносит с этого комментария, так что он пораженно фыркает, смеясь. — Всё в порядке. Хотя я тут перенервничал уже… В общем, Серёжа… Эм, — как было правильнее сказать то, что он хотел сказать? — Ты оставил мне свой номер. — Я не думал, что ты позвонишь, — признается Матвиенко. — Просто не хотелось упускать хоть какой-то шанс, знаешь… Встречи с тобой. Даже мало-мальский. — Ты хочешь встретиться? — спрашивает Дима. Точно. Встреча. На ней они и поговорят более основательно. — Вечером. — Да, хочу, — обворожительно отвечает Серёжа с каким-то запозданием. Дима представляет, что его глаза блестят, а на губах играет флиртующая улыбка. — Отлично. Тогда в семь на том же месте. — На том же месте. Точнее, у того же объекта. Дима улыбается. Шанс ещё есть. Возможно, всё будет хорошо. *** Весь остальной день Дима сидит будто бы на иголках. То вскакивает, когда к нему подходят, то сам бегает к Олесе, чтобы уточнить, как у неё продвигаются дела. Та лишь смеется над ним и говорит ему, что он выглядит так, будто сейчас лопнет от радости. А он действительно так и выглядит. Когда его смена наконец заканчивается, а Дима точно высчитывает её конец, прямо смотрит на свои наручные часы и считает секундочки, он летит в раздевалку, перед этим забегая в туалет. Всё происходит бегом-бегом, хотя до встречи ещё целых полчаса и он точно доберется вовремя. Успевает посмотреть на себя в зеркало: синяки остались, но теперь они не так видны, просто их не заметно от ослепляющего блеска в глазах Позова. Да и вообще, выглядит он чуть лучше, потому что чувствует себя намного лучше. Солнце больше не кажется ему раздражающе ослепляющим (больше не болит голова), а ветер не кажется таким пронизывающе-холодным (потому что подталкивает его побыстрее к причалу). Дима в нетерпении идет всю дорогу, пряча в карманах руки и даже улыбаясь прохожим. Он не похож сам на себя. Приходит он первым. Тем не менее, этот факт не слишком удручающий. До встречи ещё оставалось пять минуток. Да и Серёжа склонен к опозданиям. Дима не знает, сможет ли он просидеть их спокойно, так что прогуливается по берегу, смотря на воду. Она смотрит на него в ответ, булькает и тихо качается от порывов ветра. Дима останавливается и задумывается. Подходит чуть ближе и смотрит на себя в отражение. Отражение мутное и нечеткое, но он всё равно видит свою нетерпеливую улыбку. Присаживается сначала на корточки, а потом что-то ударяет ему в голову. Думает «к черту», уваливается на траву и снимает свои ботинки с носками. Трава жесткая и прохладная. Вода, несмотря на это, тепленькая. Успела нагреться и всё ещё не остыла. Позов сует в неё пальцы и смеется сам с себя. Мается дурью, но зато… как будто бы пересиливает свой страх. Внезапно сзади раздается шорох и Дима мгновенно оборачивается, не дав себя напугать. Матвиенко корчит недовольное лицо и вздыхает. — Черт. — Серёжа, ты толстый, как слон. Я бы и так, и так тебя заметил, — смеется Дима и Серёжа поднимает брови вверх. — Ах, вот как мы заговорили? Позов, это ты сейчас сидишь у воды. Знаешь, как легко столкнуть тебя в реку?.. — Я не умею плавать! — отвечает ему Дима на повышенных тонах, но улыбается. — Убийство будет на твоей совести. — А на твоей будут оскорбления в мою сторону… Что ты здесь делаешь? Я думал, мы встречаемся у скамейки?.. — Да я что-то остановился и… — Дима вытаскивает ноги из воды и уже хочет встать, но Серёжа останавливает его. Он присаживается рядом, тоже снимая свои ботинки. — Ты же не любишь воду? — Я не люблю, когда я нахожусь в воде. Потому что я могу умереть. А так… Так сойдет. Матвиенко хмыкает. Он садится от Димы в двух шагах, будто бы не хочет нарушать его личное пространство. И Дима это ценит. Он бы предпочел, чтобы каждый человек делал точно так же. Но именно сейчас хочется наоборот подсесть поближе. Серёжа ни капли не изменился… То есть, конечно, он не изменился. Но Дима посмотрел на него новыми глазами. И теперь не хочет спускать их с него. Каждая его часть тягуча и прекрасна. Руки нежно опускаются на траву и Позов понимает, что заглядывается, только когда Матвиенко начинает разговор. — Почему ты позвал меня? Ты… поменял своё мнение? — очень осторожно спрашивает Серёжа. — Я немного подумал, — начинает Дима, откашливаясь. — Я решил… Блин, как это сложно. Эти серьезные разговоры… Серёжа смотрит на него своими огромными глазами и поддерживающе приулыбается. — Всё окей. Говори, как знаешь. Дима чувствует легкость, как и всегда, когда Серёжа сидит рядом. Как и тогда, так и сейчас он понимает, что разговаривать с ним действительно легче, чем с любым другим человеком. Как бы сейчас он не выразился, Серёжа попытается понять его, перевести этот позовский язык на свой собственный. Но всё-таки хотелось бы сказать так, чтобы ничего двусмысленного между ними больше не было. — Я решил, что не хочу проводить свою жизнь… так, как сейчас. Мне просто нужно было это понять. Но твое предложение, Серёж. Ты же понимаешь, что для меня это серьезно? — Дима смотрит на него внимательно. — Это не просто так всё. Я почти никогда никуда не ездил в своей жизни, да и… ну, не мог. Я говорил, что было не с кем. Что путешествовать надо с семьей. И это твое «поехали…» оно звучало очень… В общем, в моем случае оно звучало очень серьезно. Как будто бы ты предлагаешь не только это. Матвиенко смотрит на него, в какой-то момент щурясь и будто бы пытаясь копировать его умный взгляд. Он задумчиво кивает на некоторые предложения, а когда Дима замолкает, они пару секунд сидят в абсолютной тишине. Потом Серёжа опирается на свою руку и тянется правой к щеке Позова, притрагиваясь так невесомо, что даже щекотно. Нагибается ловко и целует его очень нежно и ненастойчиво. Прикосновение губ дарует Диме чувство распустившегося внутри цветка. Он будто бы оживает. В животе всё переворачивается. Серёжа закрывает глаза сразу же, а Позу ещё нужно расширить их от удивления, только чтобы потом расслабиться и дать этому моменту жить несколько секунд. Слава богу, сейчас на берегу никого не было. Или, по крайней мере, проходящие люди не решили обращать на них внимание. Никак выкриков не было слышно. Мир не рухнул. Серёжа отстранился медленно, выпрямляясь, и смеющимися глазами смотрел на Диму. — Достаточно серьезно? — …Да, — выдыхает Дима. Он осматривается по сторонам, но потом быстро возвращает свой взгляд к Серёже. Красивый. Улыбающийся, с хитринкой в глазах. Всё-таки его харизма сработала на бедного бородатого мужчину. — Хочешь поцеловать меня ещё раз? — Если так хочется, то чего ж сам не поцелуешь? Поз улыбается в который раз, кажется, не может этого не делать, и придвигается поближе, разворачивается вполоборота, кладет Серёже руку на колено и целует его снова, немного не попадая по траектории. Но Серёжа быстро меняет собственную позу и делает так, чтобы им обоим было удобно. Он складывает руки Диме на шею — горячие, будто пламя. От таких только и хочется, что плавиться. От всего Сережи хочется плавиться, если честно. Дима чувствует жар на своих щеках. — Твои усы меня щекочут, — жалуется он, ухмыляясь. На самом деле, чувство ему понравилось. Оно было странным, непривычным. Это точно не был поцелуй с женщиной. Слишком много отличающихся факторов. В том числе и тот, что Серёжа был до одури напористым. Нежным, но напористым. Перехватывал всю инициативу сразу же, уверенно напирал и также уверенно отстранялся. Ненадолго. — А меня твоя борода. В ответ мужчины дразнятся, щурясь друг на друга и морща нос. В какой-то момент Дима не выдерживает и просто смеется, утыкаясь головой Серёже в плечо. Теперь он может так делать!.. — Хочешь… прокачу на катере? — предлагает Серёжа, обхватив его плечи руками. — Пошел в жопу, дурак.