Шрамы и порезы.

Когда все инструменты уже были разложены и подготовлены, парикмахеру оставалось лишь ждать. Усевшись где-то на земле, облакотившись на закулисье сцены, Такояма вдумчиво вглядывался в небо, о чём то вновь размышляя. Он поджал ноги к себе, подпёр голову рукой, чувствуя, что вот-вот уснёт. Да, ему бы не помешал небольшой отдых, но не сейчас, так как последующая работа должна проходить с максимально трезвым умом, а не заспанным и непонимающим что и где. Хоть осьминог и был готов к такому крупному мероприятию, в нем, всё же, прослеживались нотки страха и тревоги. Он боялся, что что-то пойдет не так. А если по его вине произойдет что-нибудь страшное? Ведь, в последнее, Такояма был как сам не свой. Руки дрожат, синяки под глазами от недосыпа, многочисленные порезы от неаккуратности. Слава богу, что причёски посетителей не становились чем-то ужасным и непонятным. Рука у него уже набита на этом, так что, даже через боль, у него выйдет отличный результат. — Мистер Такояма! Из раздумий резко выводит голос Параппы, что сильно напугал парикмахера. Несколько тентаклей на голове подскачило в раздражении, а сам осьминог недовольно глядел на щенка. — Боже мой, Параппа! Прошу, не делай так больше! Рэт-терьер виновато опустил взгляд в пол. — Простите... — Так... Ты чего то хотел? Уже со спокойствием в голосе проговорил парикмахер, с привычной для щенка улыбкой. Параппа, что выглядывал из под занавесы, упрятал голову обратно во внутрь, шепча кому-то. — Итак, мистер Такояма, я знаю, что одному вам будет трудно справляться, поэтому я решил познакомить вас кое с кем, кто будет помогать вам с работой! Счастливые нотки звучат в голосе пса, в то время как осьминог озадаченно смотрит на шумиху и чей-то шёпот за театральным занавесом. Щенок вновь выглядывает, покашливает в кулак, а затем, с криком "та-даа!", выпрыгивает из за занавесы с вытянутыми руками вверх, будто демонстрируя что-то грандиозное. Правда, тот, с кем он болтал всё это время, не появился. Параппа растерянно повторяет "та-даа", смотрит на осьминога некоторое время, затем вновь заглядывает за занавес. Ему приходится взять будущего "помощника" за руку и вывести на свет, ибо тот наотрез отказывался показываться так, ибо считал это глупым. Взору Такоямы предстал четырехрукий мужчина, с фиолетовым оттенком кожи и завязанным в небольшой хвост волосы. По его лицу было явно видно, что тот недоволен тем, что Параппа хотел представить его таким "изящным" способом. Осьминог понимал его, ибо самому было бы неловко. — Это Гуру Ант! Он будет помогать тебе сегодня! Надеюсь, вы поладите! Щенок выглядел таким радостным, осознавая, что два его учителя будут работать сообща. И такой выбор он сделал не зря. Что Такояма, что Гуру Ант — оба были тихими и спокойными, крайне необщительными со всеми остальными. — Ох... Здраствуй. Неловко произнёс парикмахер, вставая с земли и сложа руки за спиной, глядя на нового знакомого. — Здравствуйте. Коротко ответил ему в ответ Гуру. Параппа хотел уже продолжить свой монолог, но Кэти дёрнула того за руку, вырывая из разговора, дабы поручить какую-то несложную работу, перед этим извинившись за то, что забирает у этих двоих рэт-терьера и нарушает сложившийся диалог. Они оба смотрят друг на друга, соблюдая неловкое молчание, но, затем, Такояма вздыхает, разворачивается и идёт к столу, на котором он разложил все его парикмахерские принадлежности. — Кхм, раз ты будешь помогать мне сегодня, то, давай, я сначала просвещу тебя в курс дела, хорошо? С улыбкой на лице говорит осьминог, разворачиваясь к своему новому знакомому. Даже на лице муравья засияла улыбка из-за парикмахера. — Хорошо, хорошо... Я, вроде как, знаю, что ты известный парикмахер в городе, да? Если мне придется стричь кого-то, то это не по моей части, извини. Мужчина складывает верхнюю пару рук на груди, подходя к Такояме. Тот в свою очередь поворачивает голову, смотрит на него, после чего неловко смеётся. — Ох, нет-нет, ты будешь просто помогать мне подавать инструменты. Я бы не заставил кого-то стричь волосы вместо меня. Это ведь моя работа, как ни крути. — Ах, хорошо... Такояма ведь, да? Спрашивает Гуру Ант, быстро оглядывая того. Парикмахер был ниже его, где-то, на полголовы, да и по телосложению сильно отличался. — Да, ты правильно угадал. Парикмахер вновь одаряет Анта улыбкой, а затем задумывается, пытаясь вспомнить, где он мог видеть его раньше. В памяти совсем нет момента, где Такояма мог подстригать его. Да и лицо его ни разу не видел. Но, на первый взгляд, его черные, густые волосы кажутся мягкими. Наверное, он хорошо следит за ними... Или же ходит к какому-то другому специалисту... — Ты не местный? Я тебя просто впервые вижу... Всё таки решает задать вопрос осьминог, вгоняя муравья в небольшой ступор. А вот на этот вопрос он уже ответит с трудностью. — Ам, кхм, видишь ли... Я живу здесь довольно давно... То есть, поселился! Нет, родился! Агх, чёрт... Четырехрукий медленно опускается на землю, устало вздохнув. — Я, как бы так сказать, был маленьким, но, затем, Параппа меня внезапно... Увеличил. Звучит бредово, правда? Вот и я до сих пор свыкнуться не могу... Такояма взглянул на приятеля. Такая странная история. И он бы мог не верить, но серьезность в тоне заставляет думать обратное. — Не так уж и бредово... Шепчет себе под нос осьминог, подсаживаясь к муравью рядом. Они оба смотрят на небо. Облака медленно плывут, заставляя парикмахера без повода улыбаться. Он всегда любил разглядывать в них разных причудливых животных. Тишина продлилась недолго. Раскрыв занавесу, Кэти выглядывает и осматривается в поисках парикмахера, а затем подзывает того, говоря, что самое время разбираться с волосами. Осьминог вздыхает, поднимается с земли и берет в свои уставшие руки половину из инструментов, что могли уместиться в ладонях. — Гуру Ант, возьми, пожалуйста, остальные инструменты и перенеси тоже, спасибо. Муравей молча кивает, поднимается, также беря в руки остальные приборы. Он понятия не имел, что вообще делает половина из того, что он несёт. Дойдя до того места, где парикмахер разложил остальные вещи, Гуру кладёт туда и остальные штуковины, садясь на сцену неподалеку от них и наблюдая за дальнейшими действиями осьминога. — Знаете, это так странно с вашей стороны, что вы решили не с самого начала, а только сейчас делать причёски. Мне было бы гораздо удобнее стричь в салоне, нежели на улице. С небольшой усмешкой произносит Такояма, накрывая Лэмми пеньюаром, дабы лишние волосы не попали на одежду гитаристки. — Ну, вот так вот вышло. Мы немного не рассчитали время на подготовку, хехе... Виновато произносит Кэти, сидя на одной из колонок. — Мы просто слишком долго разбирались с аппаратурой и её доставкой... Также добавляет сидящяя Лэмми, уставившись в пол. Такояма аккуратно приподнимает её голову, дабы она смотрела прямо. Это нужно, чтобы прическа не выглядела криво. Он берёт в одну руку ножницы, а в другую расчёску. Обдумывав то, как всё должно выглядеть, осьминог вскоре принимается за работу. Муравей всё это время наблюдал за всем происходящим. За тем, как ловко парикмахер обращался с ножницами, за тем, как быстро и аккуратно он это делал. Только Гуру Ант всё никак не мог успокоить себя. С ним явно что-то не то... Его руки. Такие умелые руки были чуть ли не полностью покрыты бинтами. Разве профессиональный стилист и парикмахер должен иметь столько повязок? Нет, не должен. По крайней мере четырёхрукий так считал. Почему ещё никто не заметил столь забинтованные руки бедного осьминога? И спустя около десяти минут, Такояма заканчивает работу с Лэмми, отряхивая с её плеч ненужные волосы. — Вот и готово. Он даёт гитаристке маленькое зеркальце, дабы та взглянула на проделанную работу осьминога, пока тот снимает с неё пеньюар. — Ох! Это красиво! Спасибо, мистер Такояма. Говорит Лэмми. — Да! Это вышло просто превосходно! Добавляет Кэти, уже готовясь к своей очереди. — Ахах, да что вы, это всего-навсего одна из моих авторских работ...

***

Прошло около тридцати минут, как все участницы группы были готовы к вечернему выступлению. Парикмахер был рад видеть их восхищение и восторг. Он польщён и даже смущён от такого. Но паника где-то глубоко внутри вдруг начинает нарастать, заставляя Такояму вскоре скрыться от посторонних глаз, уйдя куда-то вглубь парка, спрятавшись за деревьями. Почему ему резко так стало плохо? Неужели от духоты сознание просто начинает помутняться, творить всякую ахинею, мешая проводить время вместе со всеми? Да, на улице было достаточно жарко, но не настолько, чтобы схватить солнечный удар. Дышать становиться труднее. Осьминог опускается вниз, садясь у ствола дерева, пытаясь себя как-то успокоить, или же хотя бы привести в чувства. Он смотрит на руки. Некоторые бинты были испачканы свежей кровью. Неужели открылось кровотечение вновь? — Мне стоит взять отпуск... Неутешительно говорит Такояма, опустив взгляд вниз, на землю. — Хорошее решение. Осьминог подскакивает от внезапного голоса, оборачивается и видя Гуру Анта, что, облокотившись о дерево, оглядывал просторы парка. И почему все хотят его так напугать, подкрадываясь незаметно? — Ох, боже, это ты... Когда ты уже успел сюда прийти? — Минут пять назад... Я заметил, что вам стало плохо, поэтому решил убедиться, что всё хорошо. От этого ответа Такояме даже стало спокойнее. О нём кто-то решил побеспокоиться. — Спасибо... Шепчет осьминог, поджав ноги к себе, обняв руками. Муравей нерешительно поглядывает на сидящего, вздыхает, а после присаживается рядом, составляя компанию одинокому парикмахеру. — Сегодня трудный денёк, да? Начинает Гуру, наблюдая за цветами, что слегка покачиваются от небольшого ветерка. — Да... Ты вообще видел, сколько сейчас градусов на улице? Это просто ад, а не день! Ещё чуть-чуть, и я точно поджарюсь как осьминог во фритюре! Такое детское недовольство Такоямы заставляет четырёхрукого улыбнуться. Он так мило злился. — Ещё и эта ярмарка! Свежий воздух, конечно, лучше, чем работа в салоне весь день, но не при таких же обстоятельствах! А ещё целый день мне приходили эти письма... Продолжал парикмахер, выражая жестами ещё большее недовольство. Похоже, осьминог не желал останавливаться. — ...А также счета за электричества! Вот открываю я конверт, а там ВОТ такие цифры! С этими словами он раскинул руки в сторону, ударяя ими по лицу муравья, заставив того болезненно зажмуриться. — Ауч! — Ой, прости! Я не хотел! Недовольство сменилось на волнение. Он взглянул на Анта, осматривая того на наличие разбитого носа. — Всё хорошо? Кровь не идёт? С тревогой в голосе произнёс парикмахер, взяв и отодвинув руку от лица муравья, что мешало осмотру. — Да... В порядке... Наверное. У Такоямы мягка и нежная рука. Казалось, если сжать её чуть сильнее, то можно оставить шрамы. Кстати о шрамах... Взгляд пострадавшего пал на перевязанную ладонь. Осьминог это заметил. — А... Это... Просто небольшая проблема с работы, ничего необычного... — Не выглядит как то, что можно заработать за столь короткий промежуток... Осьминог озадаченно глянул на Гуру Анта, а тот, в свою очередь, продолжал обследовать руки знакомого, аккуратно держа в своих. — Ты был показан по телевизору, помнишь? В эфире какой-то передачи, 2 недели назад, как я помню. Тогда у тебя не было всего этого. Всё точно в порядке? Вот теперь Такояме нечего ответить. Они с работы, и он может это подтвердить. Но осьминог никогда не рассказывал кому-то о том, как себя чувствует в последнее время. Стыдно за то, что к нему так мило обращаются. Может, лучше соврать?...