Омсклибриум

Случайностей не существует — все на этом свете либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предвестие. Вольтер

      Начало мая пахло пылью — один из самых привычных запахов в городе. На окраинах гудели заводы и фабрики. С клумб и газонов сыпалась мелкая земля, и даже молодая трава была не в силах ее сдержать. Тут и там торчали одуванчики. Из-под грязного снега проступали домишки. Слетала с них мелкая растрескавшаяся краска, раскрашивался шифер с крыши. Там давно никого не живет, и смешно смотрятся эти горбатые старики среди новеньких коттеджей, сошедших с экранов американских сериалов, чистых и аккуратных, с зеленой изгородью и панорамными окнами. Зачем только панорамные окна, если тебя окружает пыльная серая действительность?       Цвели вишни, березы, липы и яблони, пушистыми густыми кронами и пыльцой заполонившие низкие омские улицы. На них высыпали велосипедисты и самокатчики, пугая пешеходов, собак и водителей. Студентки и школьницы облачились в платья и то и дело пачками вылезали в центр ради красивых фотографий. Там вечно слышались завистливые вздохи в сторону гуляющих парочек, речевки додошных промоутеров, визги из караоке и иностранная речь. Бахали скейтеры, облюбовавшие площадки у Врубеля и Любушки. А чуть дальше, где центр сменялся панельками и частными домиками, развертывались стихийные рынки с нарцисами, рассадой и соленьями, успешно пережившими зиму. Маршрутки заполняли садоводы и дачники, скапливались пробки, и все гудело вечерами. Как обычно летали над центром самолеты, как обычно сидели студенты в Anytime'е, как обычно шарахались казахи.       Но тут на город обрушилась буря. Затянула омскую степь почти черной шалью туч, загудела в ветках великих тополей и ив южным ветром, и обрушилась первой грозой. Деревья валились целиком, разрывались как хорошая курица на волокна или осыпались хворостом, полностью заполняя узкие тратуары. Побило машины. Эта нелепая синяя кровля на домах, что продолжает бескрайнее низкое небо, погрохотала, а где-то и вовсе слетела с крыши. А рядом с Кульком в нестаром кирпичном доме снесло балкон. В нем зияла громадная дыра, и какие-то мужики разбирали его изнутри. Люди у перекрёстка столпились, смотрели и снимали, перебрасываясь вопросами.       — А чё случилось?       — Ветром выбило! Вон, видите, у «Магнита» крышу снесло?       — И окна вон там побитые…       — А кто-нибудь пострадал?       — Да вроде нет, но «Скорая» стоит.       — Вот ведь экстремалы, — вздыхали в итоге все зрители, глядя на грацию мужчин седьмого этажа.       Маршрутчики тоже стояли в этой толпе.       Потому Андрей крепко держал Софью и шел неспешно в сторону больницы. От волнения потели ладони, но в лице ничего не менялось — только бы не напугать её ещё больше.       Девушка шлепала желтыми сапожками по глубоким лужам и лепетала что-то слабо, не громко, устало пошатываясь из стороны в сторону. Казалось, она просто пьяная! Но скольких же усилий это требовало. Под капюшоном жёлтого дождивика тонкая шапочка и косынка поверх, и то из-под нее поступают фиолетовые пятна синяков. А взгляд, туманный и спокойный, выводился с помощью ромашки и транквилизатора, найденного у соседей. Откуда он у них Андрей спрашивать не хотел.       Софья оторвала листочек с опавшей ветки и кинула его в слабый ручей на обочине, и смотрела внимательно за ним. Тут паника подступила к горлу, стягивая спазмом мышцы на шее, затряслись руки, и с губ побелевших сорвался испуганный невнятный стон. Соня рванула в сторону, потом ещё, старательно пытаясь выбраться, но сил было маловато.       Обрюзгший мужик в белой майке и выцветших полосатых штанах, стоящий у обочины, обернулся к девчонке и улыбнулся выкрашенным гримом ртом. Он двигался, но бесшумно и неясно. Слов не разобрать. Из-под драной коженной куртки выскочил шарик, легенький, обычный такой красный шарик на верёвочке и закачался в неровных потоках воздуха. Мужик протянул шарик Соне, держа веревочку жуткой морщинистой рукой с длинными сгрызенными ногтями. Кажется, там не хватало пары фаланг указательного пальца…       Андрей держал сильно. Соня всей свой некоординтрованной тушей рвалась прочь. Дрожала. Кашляла от недостатка воздуха. Резко дергалась и блуждала взглядом невидящим по всему, что ее окружало.       Тут взгляд дикий упёрся в какую-то точку рядом с мужиком, а пальчики крепко сжали рукав рубашки. Больным лбом уткнувшись в плечо Андрея, Софья сжалась в нервный комок и заскулила тихо, испуганно, как скулят побитые собаки.       Андрей смотрел туда же, и упорно ничего не видел. Вот моргнул раз, два, и тут ложная слепота свалилась, как тяжелый театральный занавес, подняла рябь пыли, и не ясно что быль, а что бред.       Их было трое — два парня и девчонка. Она держала в руках вспухнувший томик Кинга; один, в берцах и с бритой бошкой, стегал пламенем тяжёлую изкрученную тушу Пенивайза, второй подталкивал его со спины, подгоняя ближе к девчонке.       Мужик на человека стал не похож: вытянулись руки и ноги, стали когтистыми лапами, рот искривился в зубастой ухмылке, встали дыбом волосы, а все туловище скрутило спиралью, вместе с белой майкой и подтяжками выцветших полосатых штанов. Он тянулся к бойцам, шипел, но от чего-то драться не лез. Только глаза выпучил и смотрел прямо, не моргая, на девчонку. Его тело пузырилось, как дрожжевое, и разрасталось все больше и больше, бесформенным уродством закрывая свет. Поднялся ветер, и закапал дождь, холодными каплями больно впивавшийся в кожу.       Тут завопила девчонка, сцепившись взглядом с монстром, и крепче вцепилась в книжку. По разбитой бурей улице пронесся дикий злобный смех, и тяжёлая рука бахнула по молодой ивушке. Та осыпалась сухими ветками и раскололась надвое.       — Сопротивляйся, блять, Леся, сопротивляйся! — крикнул бритый.       — Книгу бросай! — добавил второй.       Леся не услышала.       Клоуну прилетело по ногам, и он, воя, опёрся на руки. Книжка изогнулась в девичьих ладонях и больно впилась в лапу чудовища, тот завопил нечеловеческим голосом и рухнул на тротуар. Побежали трещины.       Парни прижали тушу к земле, и огляделись.       Софья ослабла. Её приходилось приобнимать, чтобы она не стекла на землю полностью. Дрожь постепенно овладевала ее телом, и Андрей отвернулся от поля боя к девушке.       — Я здесь, — шептал, прижимая к себе, — я с тобой.       Через пару минут все затихло. Те трое переговаривались негромко, и Андрей их не слышал, крепко держа Софью. Её тело извивалось как воздушный человек на стоянке — резко и гибко, время от времени пытаясь улететь вовсе. Но она держалась на ногах, и изредка могла застыть, испуганно разглядывая небо. От очередного порыва она подскользнулась, окончательно потеряв опору, и Андрей сел на высокий бордюр, чтобы не упасть вместе с ней.       — Помощь нужна? — спросили парни, подойдя ближе. Девушка (вроде бы Леся, да?) стояла чуть поодаль, внимательно приглядываясь к Софье.       — Да не, сам справляюсь пока, — вздохнул Андрей, придерживая девичью голову.       — Че случилось то? Эпилептик? — поинтересовался бритый.       — Вроде нет. Кошмар приснился ей про смерть из книжки, она проснулась, головой ударилась, теперь вот, — он приподнял косынку, показывая посиневший лоб, и опустил обратно.       — До больницы, значит? Захар, можем подвести?       — Да, нам по пути. Поедете? — спросил второй.       Андрей взглянул на отходящую Софью. Она устало приоткрыла глаза и попыталась сесть, благополучно устраиваясь на тротуаре. Растерянно оглядевшись, сжалась в комочек и опасливо поглядывала на Лесю. Андрей мягко погладил ее по голове и задумчиво сморщился. Испуганный, потерянный, он все-таки кивнул, помогая Софье подняться.       Захар спокойно ушел заводить машину — она оказалась рядом, на одной из Северных.       — Я Женёк, — представился бритый, подхватывая Софью с другой стороны. Они медленно пошли к машине, задумчиво глядя на темное от туч небо.       — Андрей, — представился парень, подглядывая под ноги. — …А что это вы делали с этим — осторожно спросил он погодя у Женька, перешагивая свежую глубокую трещину на асфальте, — существом?       Ребята замерли и переглянулись.       — А что ты видел, дружок? — как у ребёнка, спросила Леся у Андрея.       — Ну… — Андрей кивнул на книгу в её руках, — Вы тварь какую-то били. Жуткую такую тварь, у неё ещё руки во все стороны гнулись. Вы из этих, что-ли, из охотников за оперёнными?       От вопроса в воздухе повисло напряжение. Все стояли, внимательно поглядывая на Андрея и молчали. Только Женёк начал негромко матерится, словно пытаясь заколдовать бранными словами всё окружение.       — Блять, Лесь, нахуя я с вами пошёл вообще? Сообщай давай на базу теперь, что у нас прорыв ложной слепоты.       Леся, выйдя из ступора, достала телефон и спешно застучала по экрану своим свежим маникюром. Поднялся неприятный ветерок. Немного погодя, когда начал накрапывать мелкий дождь, к компании выехала красная «девятка», с водительского места которой высунулся Захар.       — Ну, что встали? Садитесь, довезём сейчас касатика — Захар кивнул на Андрея — до больницы и домой.       — Сразу домой поедем — обречённо ответил Захару Женёк, усаживаясь на переднем сидении. — Пацан клоуна видел.       От услышанного Захар зажмурил глаза и прижался лбом к рулю автомобиля.       — Блять, Любовь Карловна на говно изойдёт… Устанем объяснительные писать.       Андрей, не понимая, чего такого ужасного может быть в том, что он видел «клоуна» и почему о нём сейчас самом говорят в третьем лице, усадил себя и Софью на заднем сидении. Ему хотелось возразить, что лучше бы с начала в больницу, но он не стал. Вдруг хуже будет.       Леся села с другой стороны от Софьи, не отрываясь от телефона.       -Так, ребят, я сообщила дежурным, они уже готовят теней к очистке. Если успеем доехать, то почистим пацана без ведома начальства. Который сейчас час? Леся, Захар и Женёк сверили часы. 11:20. Машина уже вовсю катила по Герцена, проезжая частные сектора. Андрей не отрывался от Софьи. Она сидела в полусознании, рассеянно глядя на дорогу сквозь лобовое стекло, и мелко рвала ивовые листья. Причудливыми узорами они разлетались по длинной юбке, и не пачкали ее соком, хотя все пальцы оказались зелеными от сока.       Шум дороги и сменяющихся улиц быстро внесли в нервную в обстановку салона спокойствие, и Женёк заканючил по-ребячески:       — Захар, дай включить музыку!       — Нет.       — Да тебе разве жалко?       — Жень, я же сказал: нет.       — Да ладно тебе, дай атмосферу разрядить!       Захар обречённо вздохнул. Так, как вздыхают учителя начальных классов, сталкиваясь с нерадивым учеником.       — Жень, я за прошлую твою «атмосферу» ещё не расплатился.       Женёк виновато потупил взгляд, и, опёршись на локоть, ласково глянул на Захара.       — Ну кто же знал, что тот мимокрокодил «эшником» окажется, да ещё и таким смышлённым?       — Ну кто же знал, что ты, дурака кусок, будешь в моей машине всякое экстремисткое дерьмо на всю улицу слушать.       — Захар, но я же объяснял! Не знал я, что эту песню в реестр занесли, вот и включил. Да ты и сам с неё протащился, я же видел! Я Людвиг Вана сейчас включу, девятую симфонию. Ничего криминального!       — Наушники надень и слушай что хочешь. В бардачке можешь взять. Хорошие наушники, мне их Юрка Семецкий из первой боевой группы подарил. А магнитолу не дам, сколько не проси.       — Что за Семецкий?       — Говорю же, с первой боевой группы. Патлатенький такой блондинчик.       Леся, услышав про Семецкого, шумно выдохнула. Поджала губы. Недовольно зыркнула на парней и многозначительно хмыкнула.       Парни, как и полагается, этого выдоха совершенно не заметили и продолжили свой разговор.       — Не помню вообще таких. Он новенький?       — Нет. Он давно там. Ты должен его помнить. В Башне ведь всеми боевыми группами вместе действовали. Юрка тогда ещё руку сломал, когда его с третьего этажа выбросило.       — Меня на Башне считай что не было, Захар. Я пришел туда через три часа после захвата, у меня было похмелье ещё. Да и меня сразу запрягли через весь центр Петрушку на плече из неё переть. Могли бы и из голубеньких кого-нибудь взять! А в лазарете после Башни дофига кого поломанных вернулось, не запомнишь.       — Ну как вот тебе сказать, чтоб ты понял? — Захар стал блуждать глазами по салону машины, словно пытаясь отыскать в нём написанную подсказку. Передвинул зеркало заднего вида и заприметил одну яркую деталь. Точнее — надутую от разговора Лесю.       — Точно! Леська, ты ж с ним встречалась! Объясни Женьку, чтоб он понял.       Леся от этой просьбы явно была не в восторге:       — Вот это вот ты зачем напомнил, Захар? Какая вообще разница, как он выглядит? Женя если не увидит глазами, то не вспомнит точно.       — Да Лесь — добродушнейше отвечал Захар — Ты напомни не внешность, а что-нибудь такое, чтобы сразу вспомнилось.       — Захарушка — тон резко стал издевательски-ласковым, — Мне, чтобы вам напоминать, надо и самой его вспоминать. А я его вспоминать не хочу, ясно?!       — Ясно… — Захар виновато опустил голову в пол — Ты не серчай только, что я спросил…       От Леси ответа не было, зато спешно последовала реплика Женька:       — Что-то не хочу я Людвиг Вана в таких драматичных — Женёк кивнул на Лесю, — наушниках слушать. Захар, дай кабель.       Захар ответил изысканным молчанием по-партизански.       — Да прощения просил за тот раз сто раз уже! — прервал он секундное молчание максимально ласковым тоном — Даже деньги тебе предлагал, но ты ж ни в какую… Дай включу, пожалуйста.        Захар, остановившись на светофоре, повернулся к Женьку и, пародируя его максимально ласковый тон, категорично отказал.       И тому была причина помимо личного нежелания. Машина, съехав с Герцена по одной из Северных и выехав на Красный путь, остановилась у огромного здания, больше похожего на космическую станцию. Белое полотно сот ритмично перебивалось некрупными черными квадратами окон, вгоняя проезжих в легкую тревогу. Казалось, оттуда кто-то смотрит на тебя, сщурившись, и вот-вот выскочит на встречу, жужжа и размахивая прозрачными марсианскими крыльями. Нижние этажи, широкие усеченные пирамиды, тоже выглядели футуристично. В высеченных нишах фасада темными гудами стояли шесть великих и неясных от контраста людей: Ярослав Мудрый, Сергей Радонежский, Андрей Рублев, Николай Карамзин, Александр Пушкин, Михаил Глинка и Константин Циолковский. Их взгляды казались разочарованными, и блуждали от прохожего к прохожему, выцепляя что-то великое…       — Ну, вот мы и дома — пробормотал Захар.       — Ребят — обратилась Леся к Андрею и Софье — Вам придётся пройти с нами. Так, для одной формальности. Анкету… заполнить…       — Так вы всё-таки из охотников на оперенных? Эти, чикхантенры? — недоверчиво бойко спросил Андрей снова.       — Да-да, Хантеры — серьезно ответила Леся, потирая ладони, — Хольт в библиотеке офис для нас арендовал.       Женёк чуть не заржал в голос, но вовремя скрыл смех кашлем. Врать у Леси получалось отменно.       Андрей под руку подхватил Софью, кое-как пришедшую в сознание, но по прежнему не говорящую и слабую, и вышел из машины, не закрыв дверь. Женек вылез следом, поддерживая девушку с другой стороны, и троица медленно направилась к библиотеке.       — Он типа за инквизиторов нас принял? Хантеры-херантеры… — задумчиво пробормотал Захар, отцепляя ремень безопасности. — Лесь, чистилка-то готова?       — Готова. Если пошевелимся, то не спалимся. Минут двадцать им, — Леся указала на идущих Андрея и Софью, — память промывать будут и потом увезём в больницу. Парню точно надо последний час стереть из головы, а вот с девчонкой поосторожнее. У неё сотряс, должно быть. Не дай бог, навредим.       — Да пронесёт, главное, носом не щёлкать. Я жду тут. Не буду мотор глушить.       Алексия вышла из автомобиля и двинулась догонять ребят, уже дошедших до входа. С самого детства ей страшно прилетало за враньё, больше, чем за любую другую оплошность. Принцип, что горькая правда лучше, чем сладкая ложь, врос в нее полностью, и оброс толстой корой, как кусок ствола на старом заборе. Каждый раз, когда приходилось врать, сердце делалось неспокойным, ладони потели и немного краснели кончики ушей, а совесть начинала беспощадно мучить её душу. Леся сама по себе не любила врать, хоть и делала это с особой легкостью.       Но бывают в жизни такие моменты, когда сама Вселенная резко материализует человеческие эмоции. Очень часто так она отвечает человеку, ставя его на место. Сказавший плохое слово о том, кто этих слов не заслуживает, спотыкается на ровном месте, падает. Некоторые даже руки-ноги ломали или падали в открытые люки. Перед человеком в ужасном настроении духа может вырасти красивейший пейзаж, который подбодрит его. Влюблённый парень, в конце концов, видит в полевых цветах глаза Той Самой — и дарит их ей, попадая подарком прямо в сердце (что, кстати, на самом деле случилось с Андреем на заре его отношений с Софьей, но речь сейчас не об этом).       Именно такой момент прямо сейчас и произошёл в жизни Леси. Резкий. Судьбоносный.       Совесть Леси резко материализовалась у неё за спиной и положила ей руку на плечо. Самая настоящая совесть в облике директора Омской Государственной Областной Научной Библиотеки — Любови Карловны Ноженко. Пожилая, но бодрая женщина, она слегка опиралась на трость, которая своей чернотой резко выделялась на фоне её красного пальто. И живо смотрелся набалдашник в виде черненной вороньей головы.       — Как успехи с Кингом? Последствий, надеюсь, нет?       Её тон показался Лесе слишком добрым, хотя было понятно, что Любовь Карловна уже увидела гражданских. Потерянно Леся обернулась на них и на Женька, который резко выпрямился, потом перевела взгляд на Захара. Тот поспешно покинул автомобиль и направлялся к ним. Стало ясно, что троице вновь грозит серьёзный разговор и необратимый выговор.       — Любовь Карловна, у нас это… — начала оправдываться Леська, — Третий сценарий, прорыв ложной слепоты у двух гражданских. Я на базу не сообщила, потому что…       — Стой — Любовь Карловна ласково улыбнулась и приобняла девушку, — Можешь не оправдываться, ты просто забыла. На фоне такого забыть не мудрено.       Парни застыли в паре шагов от Леси и недоверчиво переглянулись. Задышали тихонько и прислушались.       За спиной Женька закашлялась Софья, опираясь на Андрея. Чуть погодя они присоединились к всеобщему растерянному молчанию, переглядываясь с окружающими.       Накрапывал дождь. Где-то на Левом берегу погрохатывала свежая гроза, и молнии весело взрывались прямо над Континентом. Визжали пожарная сирена и напуганные девушки, спешно скрывающиеся в улицах и переулках. Машины толпились на Красном Пути и гудели тревожно, время от времени примешивая в свою песенную какофонию мат и цыганские проклятья. Солнца не было видно за белым фильтром облаков, спешно темнеющим черными пятнами туч.       Молчание затягивалось.       Его прервал Женёк, который, казалось, больше всех недоумевал от происходящего:       — На фоне чего? Что за фон?       Любовь Карловна оглянула всех. На мгновенье к ней вернулось её обычное состояние, но лишь внешне — глаза по-прежнему оставались беспокойно-печальными.       — Так вы, получается, ещё не в курсе событий… — деликатно поджав губы пробормотала Любовь Карловна. Пальцы крепко сжали набалдашник трости, а нужные слова застряли комом в горле. Глаза заблестели по-человечески, — Юрочка Семецкий… погиб.       Леся похолодела. Сначала ноги, после неприятный морозец растекся по грудине, по рукам, скапливаясь на кончиках пальцев. Зубы сжались до скрипа. Зашумел ветер, снося потоки фонтанов в мелкую водную пыль, загудели машины, зашатались деревья. Флаг с библиотеки сорвало! Его подняло высоко и гулко бахнуло об землю, а потом хлопая покатило по улице, кое-как не задавая прохожих. Парни даже загородили Софью, чтобы он ненароком ее не сбил. Тут сильный порыв поднял его над плоской белой крышей библиотеки и потянул прочь, к воде. Не долетев до Иртыша, полотнище рухнуло на соседнее здание, а Леся мелко задрожала и часто заморгала, шумно втягивая воздух.       — Простите, — за свистом и грохотом стихий раздался тихий, вкрадчивый и виноватый голосок. Вся книгочейская компания подскочила и заоглядывалась в поисках его источника, и удивлённо осмотрели Софью, которая одной рукой держалась за ошарашенного Андрея, а другой — за разбитый утром лоб.       — Простите, — повторила она, застеснявшись ещё больше, — я очень вам соболезную, но не хочу повторить участь вашего друга. Можем мы немного ускориться? Вы не подумайте плохого, просто мне бы в больницу…       Все застыли. Казалось, что воздух искрится, как в снегу или пылевой буре, или как трамвайные провода. Только трость заплясала в руках Любови Карловны. Она крепко стиснула ее пальцами и кивнула.       — Девочка права. Пойдёмте. Алексия, тебя на сегодняшний день я отстраняю. — уже в своём привычном приказном тоне сказала она — Сходи пока к Алёне Сергеевне, она нальёт тебе чаю, валерьянки, успокоишь нервы. Захар, ты идёшь с ней, помогать. Евгений, ребята, вы со мной. Задачи ясны?       Книгочеи кивнули и двинулись ко входу. Впереди всех шёл ведущий с собой за руку Лесю Захар. Вслед за ним шли Софья и Андрей. Софья вцепилась крепко в плечо Андрея. Замыкали же колонну Любовь Карловна и потухший Женёк. Неожиданно, к нему тихо, так, чтобы никто не слышал, обратилась директор.       — Так, Огнев — обратилась Любовь Карловна к Женьку по фамилии — Вы как заражение проморгать умудрились? Клоун ваш девочки коснулся.        — Какое заражение? Любовь Карловна, вы не поняли, у этих двоих просто слепота слетела. Они от персонажа далеко стояли, он их никак задеть не мог. Мы его в книгу раньше, чем они подойти успели, запихнули. Он только стену проломил, пока убегать пытался…       — Побожись! — грозно перебила Любовь Карловна. Женёк молниеносно провёл пальцем по своей шее.       -Чтоб мне пусто было! Не может у девчонки никакого заражения быть. Я этих, как их, симптомов вот никаких у неё не вижу.       -Не видишь? И я не вижу. А они есть, — Любовь Карловна придвинула к уху Женька свою трость. Воронья голова вытянулась, раскрыла клюв и завопила неслышно:       «ЧЕРНИЛА! ЧЕРНИЛА! ЧЕРНИЛА!» — Женёк резко дернулся от острой головной боли. Будто иголку через ухо воткнули в протащили в черепную коробку.       — Верю, верю… — жмурясь, отмахнулся парень, — Что теперь делать?       — Я веду девчонку в Костяной Дом. Видел повязку? Чернила у неё в голове. Медлить нельзя. Пока я управляюсь, ты отведёшь парня в сторонку и расспросишь у него всё. Понял?       — Понял — морщась кивнул Женёк. — А что расспрашивать?       — Всю информацию. Кто они, кем друг другу приходятся. Попробуй выведать, как заразилась. Ну и, в случае чего…- тут Любовь Карловна протянула Женьку небольшую, замотанную в бинты, книгу — вербуй.       — Обязательно вербовать? Он же без чернил.       — В случае, если он ей родственник, жених, муж, то вербуй. Если просто прохожий или друг, то отведи его в третий отдел, к теням, они вычистят его воспоминания.       — Принято — ответил Женёк, удерживая книжку под мышкой. — Так и сделаю.       — Всё, внутри разлучаем их. И, пожалуйста, обойдись без насилия.       — Как получится, — пожал плечами Женёк, и окликнул — Андрей!       Софья же ступила на порог библиотеки и растерянно завертела головой. Все вокруг затянуло темно-синей клокочущей темнотой, скоростно чернеющей, как ветки в костре. Андрея рядом не было, страх наползал со всех сторон. Как мембрана дешевых наушников на мощных басах лопнули мысли, растеклись. Глухо стало. Никакого просвета.       Уцепившись в панике за голову, Софья стянула с головы косынку, и кто-то тут же кинулся к ней, бросив дела. Девчонка отшатнулась, вжимаясь в холодную библиотечную стену и не видя жадных синих пятен чернил. Они растекались по бледной коже узорами яшмы, от высокого лба по ушам и шее скатываясь к груди.        — Она вся горит, — охнул приблизившийся голос. Софья фыркнула.       Не по человечески. По-звериному.       Плечи сжались, и испуг исказил ее тело, сгрудил, изогнул до боевой стойки. Рот сложился в уродливую ухмылку-оскал. А из ориентиров Софье оставался только звук, но слышался даже шепот сильнее, чем обыкновенно. И сильнее вызывал страх.       Это не слишком мешало точности.       Не ясно, чем бы кончилась эта стычка, если бы не усталый кашель с пережатого горла, не ощущение, будто все под водой, не резкая слабость — все заставило Софью аккуратно осыпаться еловой хвоей по стене. Чернильный сумрак замутнил остатки сознания, вводя девчонку в бред.       — Соня! — кинулся к упавшей Андрей — Что за… Позовите врача!       Любовь Карловна молниеносно бросилась к Софье, продекламировав, что она и есть врач, по пути жестом указывая Женьку, что действовать надо немедленно. Тот сразу же хлопнул Андрея по плечу и плавно вытянул его из здания.       — Спокойно, братец, Любовь Карловна знает, что делает! Залатает твою девчонку лучше любой больницы! Пошли, не будем мешать.       Испуганный Андрей, оторопевший и потерянный, неспешно, постоянно оглядываясь и, наверное, желая броситься на помощь подскочившим к Софье и Любови Карловне ребятам, которые взяли Софью на руки и понесли в кабинет, втянул влажный омский воздух. Свежо. Прохлада отрезвила его, и внушила какое-то неприятное, тяжелое спокойствие, похожее на предгрозовое затишье. Парень медленно побрел куда-то к метро, смотрел под ноги: каменные плиты с широкими отступами, воробьи, бумажки какие-то, сухие листья… обычная, будничная ерунда. Метромост. Далекий колокольный звон. Резкий гудок маршрутки и проклятия следом. Смех прохожих студентов, ежедневные интересные факты и реклама ремонта холодильников по городскому радио. Переход единственной станции метро, где сипло и не в ноты на расстроенной гитаре играют опять какую-то попсу. Едкий зеленоватый свет, низкий потолок (до него можно дотянутся рукой даже не вставая на цыпочки), хлопающие двери, стук каблуков… город жил, и жил как обычно, мелко перебиваясь абсурдными пятнами. Привычными. Будничными. Верблюды ходящие по улицам, хулиганство, очередные посадки, фрики, ритуальные агентства на каждом шагу. Бесконечные частные домики и грунтовки, по которым после дождя не пройти. Эклектичные синие крыши. Отчего синие?       Чтобы небо, это чудесное, ее любимое небо, было видно лучше.       — Послушай… Андрей? — обратился Женёк, вырывая его из потока мыслей, когда они вышли из перехода на улицу.       — Да, — в растерянном ответе чувствовалось напряжение.       — Совсем не понимаешь, что с ней ведь, да?       Андрей молчал.       — С чего у неё вообще такой… Эээ… недуг начался? Расскажи, если не секрет.       Они молча свернули в какую-то подворотню и зашли в приятную тишину панельного дворика. В нем, типовым зданием детского сада, стоял Лицейский театр, низкий и недовольный. Репертуар на месяц, странные скульптуры во дворе, детская площадка. Маленький уютный сквер, в котором Андрею очень хотелось где-нибудь тихонько сесть и не отсвечивать, но он держался. И начал:       — Ночью вчера пришла ко мне. Ну, мы с ней в одном общежитии живём, просто на разных этажах. Голова в крови, рассекла лоб себе. И плачет. Говорит, смерть видела.       — Смерть? — Женёк насторожился — Прям с косой?       — Да, не совсем. Она… писательница у меня. Пишет фэнтези сейчас, где есть несколько смертей и они все в птиц превращаться умеют. Она вот одного из своих героев увидела во сне — смерть-раздолбай в виде ястреба. Имя у него ещё такое… Дурацкое. Соседка её говорит, проснулась от грохота, а Сонька моя лежит на полу и у неё весь лоб рассечён.       Женька от таких подробностей перетряхнуло не на шутку. Собравшись с мыслями, он спросил у Андрея:       — Ты ведь… любишь свою девчонку?       — Больше жизни, — Андрей тихо улыбнувшись глянул на Женька. — Вообще, она мне уже… невеста.       — Ого! Поздравляю. Чёт я на ней только колечка не видел… — Женёк притих — Слушай, а вот что бы ты сделал, если бы она попала в какую-то заварушку, которая… Ну, на всю жизнь?       — В каком смысле?       — Вот представь, что её ссылают на необитаемый остров. А там, в общем, каннибалы, жара, хищники. Что бы ты сделал?       — Не дал бы сослать.       — Да нет, представь, что её вот уже ссылают, а сделать ты ничего не можешь. Остров, все дела. Что делать?       — Что же, если так… Поехал бы с ней на этот остров. Пропадать, так вместе.       Женёк, услышав это, расплылся в улыбке, знаменующей гордость, и положил руку на плечо Андрея. Они остановились на некрасивом пустыре рядом с оживленной дорогой, серыми панельками, уродливыми бизнес центрами и лубочными срубами, покрашенных в вездесущий голубой.       — Это хорошо. Отлично! Тогда… Выслушай меня. Мне придётся рассказать тебе очень важное. И касающееся тебя.       — Да, выслушаю. Успокоюсь заодно, а то Соньке… нервным я сейчас вряд ли помогу.       Женёк набрал в грудь воздуха и тяжело выдохнул. Его глаза волнительно забегали, а руки всё никак не могли найти себе места, перебрасывая забинтованную книжку.       — Ты когда-нибудь слышал такое… — наконец он собрался с мыслями — Что писатель ну прям «душу вкладывает» в свою книжку? Слышал ведь, так говорят?       Андрей кивнул, недоумевающе глядя на растерянного и взволнованного скинхэда. Казалось, тот собирается признаться ему в чём-то сокровенном. Или неприличном. Всякое бывает.       — Так вот, оно так на самом деле и есть. Звучит… странно. Но, когда писатель пишет роман, короче, или там сказку, да любой жанр, он действительно вкладывает в него душу.       Андрей ещё больше не понял, о чём речь. Но кивнул, так как по вспотевшему от такого сложного формулирования Женьку было видно, что слушать надо дальше. Тот, набрав весь воздух, что только могли вместить его лёгкие, стараясь не тараторить, что получалось не очень, продолжил:       — В общем, когда автор, рвясь духом, создаёт текст художественного произведения, он как бы воздействует на ноосферу, задействуя тонкие пространства и создаёт небольшую реальность внутри своего текста. И реальность эта, ну, работает только по прописанным им правилам. Как механизм, всё только по сюжету.       — Интересная концепция — подметил Андрей — Не ожидал, если честно, от тебя такой философии.       — Не перебивай! — выставил руку вперёд Женёк — Это прозвучит странно, поскольку это… странно. Но, автор художественного текста действительно создаёт внутри него маленький мир, который располагается в контролируемой его воображением пространственной складке и состоит сам по себе из… вообще, из нестабильных апейронных потоков эфира. Но мы их называем «чернила». И так как эти миры, которые писатели создают своими эмоциями и воображением, нестабильны, то очень часто крупные сочетания этих потоков, то есть, персонажи, двигающие сюжет, проваливаются сквозь текст в реальный мир.       Андрей стоял, будучи в лёгком шоке. Во-первых, его шокировали термины, используемые не очень умно выглядящим Женьком, а во-вторых, то, во что они складывались.       — То есть, книжки оживают? Так?       — Ох, ну вашу мать! — Женёк был явно недоволен реакцией Андрея. — Короче, не умею я объяснять, так смотри!       С этими словами Женёк стал разматывать бинт с книжки, после чего, не разматывая до конца, бросил её на землю, держась за конец бинта. Книга, раскрывшись, стала дёргаться и скакать по пустырю, пока, наконец, не выхаркала огромную чёрную лужу какой-то слизи.

Незнакомец не был стар, но волосы у него были почти совершенно белыми. Под плащом он носил потертую кожаную куртку со шнуровкой у горла и на рукавах. Когда сбросил плащ, стало видно, что на ремне за спиной у него висит меч. Ничего странного в этом не было, в Вызиме почти все ходили с оружием, правда, никто не носил меч на спине, словно лук или колчан.

      — Ищу комнату на ночь, — проговорил он.       Тотчас же вокруг этого человека вырисовался небольшой огненный круг.       — Ну как, Андрей, узнал? — спросил воодушевлённо Женёк.       Андрей стоял в полном шоке от такого представления. Внешность и очертания этого человека, несмотря на некую аляповатость, казались ему знакомыми до дрожи.       — Ну, да разве же ты не узнал? — Женёк повторил вопрос, — Это, собственной персоной, Геральт Из Ривии!       Андрей потерял дар речи. Всё, что он видел перед собой, было настолько реальным, что не вызывало сомнений. Только внешний вид самого Геральта.       — Что? — озорно спросил держащий огненный круг вокруг ведьмака (поводком из горящего бинта, очевидно, магическим) Женёк — На Генри Кавилла не похож и голос не как у Кузнецова? Тут уж извини, автор при написании текста задумывал его немного другим, чем его представляют ныне. Такой вот парень с нашей Ривии, ха-ха!       — Аа… — Андрей, всё ещё поражённый зрелищем, пытался хоть как-то выковать своей раскрытой челюстью слова — Вот оно… Что.       — Итак, теперь раскрой ещё и глаза пошире и наблюдай внимательно — приказал Женёк — Видишь, как книга беснуется?       Андрей кивнул. Книга под ногами ведьмака действительно билась в конвульсиях и щёлкала зубами, рвясь к его лодыжке. Только огненный барьер не давал ей ходу.       — Хочет забрать обратно в себя выпавшего персонажа. — указал на неё Женёк — Там по сюжету, между прочим, ему сейчас трактирщик нахамить должен. А как он нахамит, если Геральт тут? И ему от того, что он из сюжета выпал, тоже сейчас несладко придётся.       Женёк стегнул огненный круг бинтом, тот расширился. После скинхед запрыгнул внутрь.       — Приходите в мой дом, мои двери открыты, буду песни вам петь и вином угощать! К нам приехал, к нам приехал Геральт Весемирыч дорогой! Чувствуйте себя, как дома, да не забывайте, что в гостях! — Женёк начал орать ведьмаку в ухо. Тот от неожиданности отшатнулся и потянулся за мечом.       — А теперь… — Женёк резво указал пальцем на Андрея, привлекая внимание, — Самое интересное! Сейчас он — Женёк указал на Геральта, — сойдёт с ума!       Не успел Андрей перевести взгляд на него, как вдруг тело ведьмака сложилось в конвульсии, руки и ноги неестественно выгнулись, обнажив раскрывшиеся на локтях новые рты с острыми, как бритва, клыками. На лице Геральта, на его щеках и лбу, раскрылись новые пары глаз, в которых было по несколько зрачков. Более того, рычащий рот раскрылся даже на мече ведьмака.       — Ты глянь, Андрей, охотник на монстров стал сам хер пойми чем! Сейчас жрать омичей пойдёт! И именно на этом моменте — Женёк принял боевую стойку — появляемся МЫ!       Берцы Женька вспыхнули пламенем, как из газовой печи. Из кармана куртки-бомбера он достал два кастета, которые выглядели так, словно только что были достаны из горна, яркий горячий металл.       — Мах-перемах, книжный скам, вали нах! — с этими словами Женёк прыгнул на чудовище-Геральта. Огненные руки и ноги начали прорывать плоть персонажа, словно бумагу, из открытых ран потекла чёрная густая слизь. Женёк, крича, хохоча, подскакивая и отскакивая, нанося удары то руками, то ногами, уворачиваясь от клыкастого меча, крушил обезумевшего ведьмака. С каждым нанесённым ударом огненный барьер вокруг чудовища и скинхеда уменьшался и, наконец, Женёк выпрыгнул из круга, оставив в нём лишь практически разодранного на куски Геральта, больше похожего на груду костей, глаз и щупальцев.       — И вот, теперь самое главное! — Женёк схватил книгу и бросил её в круг. Та впилась в груду, начиная жадно пожирать остатки ведьмака. То, до чего она не добралась, пожирал огонь барьера. — Чемодан, Вокзал, Каэр Морхен.       Когда книга съела все останки полностью, Женёк погасил огненный барьер и подскочил к книге, начав втаптывать её в асфальт левой ногой. На его погасшем от пламени берце остались чёрные ошмётки.       — Ну, как зрелище? — спросил Женёк у Андрея, стоя одной ногой на книге — Понял, как мы работаем?       Андрей даже и не знал, что сказать. Это побоище говорило само за себя и, судя по слаженности действий Женька во время драки, такие побоища с разными героями книг происходили регулярно. Одно только волновало Андрея — неоднократно использованное Женьком местоимение «Мы».       — Вы — это кто? — спросил Андрей, желая прояснить этот пробел.       — Мы — это Орден Книгочеев. Древняя организация, которая ежедневно спасает мир от прорыва вот таких вот персонажей в наш мир. А оживают все книги, и фэнтези, и сказки, и романтика.       — И каждый раз — так? С кучей ртов и тентаклями?       — Это так, самый минимум ещё. Обычно страшнее. А теперь смотри — Женёк поднял ногу и указал Андрею на ошмётки — Это вот чернила. Книжные миры состоят из них.       — Ого. А… — Андрей оглянулся вокруг. Пешеходов не было, только автолюбители и компании весело переговаривающихся с дворником-велосипедистом, у которого по обыкновению метла была привязана на ведьмовской манер, байкеров, — Почему никто нас не заметил?       — Это так называемая «ложная слепота». Заклятие на сознание от подобной херни. Кроме нас никто не видит. И причина такой защиты не только в сохранении психики горожан — если хоть капля чернил попадает в человеческий организм, то резко начинает его пожирать и ломать. И если вовремя не вмешаться и не подчинить чернила внутри тебя, то они разрушат всё полностью. Понимаешь, к чему я?       — То есть… У Сони это был не сон? Её ранил её же персонаж…       — Вот, молодец. Просёк ведь фишку. И потому она увидела нас, как мы ловили клоуна. Ну и ты вместе с ней… пригляделся и увидел.       — Чудеса в решете… А я ведь знал, что есть что-то такое!       — В смысле, знал? Конспирологией увлекаешься? Ты это дело бросай, не затягивай с ним…       — Да нет же! Понимаешь, у меня отцу бабка, — пылко начал Андрей, — его мама, рассказывала, что дед, ну, отец его, не в Афганистане погиб, а в магическую милицию ушёл. Чертей ловить. Ей никто не верил, думал, головой тронулась, но она ему как-то письма от него показала… Втайне он ей их написал. И там фотография была. Мне папа её тоже показывал. Представляешь, стоит дед мой, рядом с ним солдаты странные, в чёрно-красных бушлатах. А посередине них священник бородатый такой, в шляпе и с крестом золотым. А в письме написал дед ей, чтобы не скорбела, поскольку он теперь Родине тайно служит. Тот священник его якобы с того света вытащил и в магические милиционеры определил… Бабушка отцу моему перед смертью пожелала, чтобы меня назвали в честь него.       — Деда? — Женёк почесал затылок.       — Да нет, в честь священника.       Андрей притих и грустно потупил взгляд. Женёк, хоть и ожидал от него потери сознания и шока, душевно воспротивился этому его настроению и решил его заболтать. Да и задание Любови Карловны — «инициируй» — необходимо было выполнить.       — Ох, знаешь, всякое в мире бывает… И кроме нас, книгочеев, всякие героические священники бывают, ага. Но это, знаешь, преимущественно в столицах. До столиц всё хорошее доходит в первую очередь…