Белый пепел

Чтобы открыть двери, за которыми прячется пугливое сердце, существуют два способа. Первый — не спеша, с аккуратностью ювелира подбирая ключ к каждому замысловатому замку. Второй — одномоментно раздробив все двери в щепки. Какой приведет к положительному результату? Очевидно

***

Сколько себя помнит, Джин с детского возраста проявлял заботу о Намджуне. Альфа ее принимал, а взамен старался защищать друга, отстававшего в росте от сверстников. Джин часто болел в детстве, поэтому Намджун нередко навещал его. Как только Намджун научился читать, он стал глотать страницу за страницей, соревнуясь с Джином. Тот лишь смеялся над ребячеством альфы. Пример Джина оказался заразителен для маленького альфы. Когда оба достигли подросткового возраста, будущего генерала перевели учиться в школу для альф с военным уклоном. Намджун забросил книги, хотя обожал читать. Однажды летом, когда произошли большие изменения и Тэхен сел на трон, друзья детства смогли с легким сердцем выдохнуть. Джин мог неспеша погружаться в себя спустя столько лет беспокойства. Каждая встреча с Намджуном сопровождалась неясным чувством, каждая минута порознь ясно ощущалась как пустота. Конечным пунктом стал момент, когда генерал, обретя имя, начал пользоваться популярностью омег. Джин и не помнит, когда влюбился в Намджуна. Но эта любовь с самого рождения была обречена на погибель. Джин решил для себя, что похоронит этот порыв юношеской влюбленности. Годы растопчут ростки. Именно тогда альфа отдалился от Намджуна. Генерал не понимал, почему друг стал холоден и отстранен. Намджун пытался выяснить причину, но, каждый раз сталкиваясь с цинизмом и язвительными комментариями, отстал. Дружба закончилась. Годы шли, а чувства становились крепче и глубже. Не прошли. Джин лишь окончательно утонул в них. Молчание стоит слишком дорого. Внутри все завяло. Джин уже не знает, с каких пор перестал что-либо чувствовать, кроме боли от невозможности взаимности. Но последний разговор с учителем заставил вспыхнуть то, что, казалось, давно потухло. Когда появился принц со своим учителем, Джин сразу уловил заинтересованность Намджуна омегой. Неконтролируемая ревность раздражала, но еще больше раздражало то, что Джин начал искать встречи с Чимином, когда генерал уезжал во дворец Хосока. В голове советника не было четко продуманного плана как помешать Намджуну и учителю, он просто ощущал дикое и непреодолимое желание действовать, пусть даже наперекор здравому рассудку. Густой туман, в котором пребывал советник, в один миг исчез, когда сверху послышались уверенные и тяжелые шаги. Джин, увидев, как генерал спускается по лестнице, хотел поздороваться, но тот что-то пробормотал в знак приветствия и, уставившись в пол, промчался мимо. Статный и невозмутимый Намджун опускал взгляд лишь в одном случае — когда чувствовал себя неловко. Но что заставило его так смутиться, осталось загадкой для советника. Еще больше смуты посеял ужин, на котором присутствовали лишь старые друзья — Тэхен, Хосок, Джин и Намджун. За весь вечер генерал не проронил ни слова. Он, разумеется, не отличался сговорчивостью, но никогда не молчал. И снова этот взгляд, куда угодно, только не в сторону Джина. Вечер оставил неприятный осадок, точнее поведение Намджуна. Джин стал искал ответы в себе, но ничего не мог найти. Что-то не сходилось в этой истории. Скользкое предчувствие после встречи с учителем не пропало.

***

Скоро весна. Холода покинут страну, солнце станет ласковым, а ветер, поймав настроение, окутает теплым дыханием, и наконец голая земля расстелится зеленым покрывалом. Юнги скучающе глядел в окно. Помимо каменных статуй в окружении снега ничего не цепляло глаз. Хочется, чтобы внимание привлекал цветущий сад, но еще рано. В сердце юноши, как ему кажется, всегда весна, но Хосок уверен — он рожден для дождливой осени. Дождливой, потому что он сможет укрыть своего супруга во дворце. Так сказал альфа вчера, когда молодожены лежали: Юнги в объятиях мужа, а Хосок в объятиях полудремы. С первой их ночи омега разделял одно ложе с Хосоком, тот дальше объятий не заходил. Пока. Юнги вторую неделю думал о том, что его родина уже ощутила аромат весны. Может, следует встретить ее там лично? За ужином омега после долгих раздумий сообщил супругу о своем решении навестить отчий дом, на что получил сухой отказ. В ту ночь Юнги не пришел в покои мужа, а Хосок не заснул без хрупкого тельца в своих руках, глубоко погрузившись в мысли. Он не хотел отпускать юношу одного, а ехать вместе не было желания. Быть там, где его омега чах взаперти, — не для него. Хосок бы переждал, пока обида в маленьком сердце растворится под натиском его заботы, но, увы, этого не происходило. Юнги увеличивал дистанцию между ними с каждым днем — теперь они не разделяли даже один стол, не говоря уже о постели. Сегодня вечером осознавая, что страх потерять омегу выше гордости, Хосок решил сам прийти и помириться, но за что прощение просить — не знал. Твердый шаг замедлился, когда альфа различил голоса Юнги и Чимина. Подслушивать нехорошо — так учили в детстве, но если это может помочь ситуации почему бы не нарушить правило? Затаившись у двери, альфа замер, потому как даже собственное дыхание перебивало тихий голос юноши. — Я хотел сбежать, а потом подумал — смелости не хватит. Но вспоминая каждый раз, с каким презрением он отказал, понял — ни минуты в этом дворце не задержусь. Помоги мне уйти, прошу. — А как же вся та забота, подаренная им? Ты так просто забудешь все, что между вами было? — Чимин сегодня выступал за благоразумие. — Ложь. Это был отлично продуманный план и ничего более. — Юнги, ты хоть раз обращал внимание, каким взглядом молодой господин смотрит на тебя. Неужели не замечал? — С диким желанием разложить меня на столе вместо ужина, — голос Юнги прозвучал громче. Непривычно. — Это следствие. Он взрослый альфа, а ты красивый омега, но пока опустим это. С самого первого дня в этом дворце он беспокоится о твоем комфорте. — Нет, ничего опускать не будем. Мне жаль, что я с самого начала не увидел, какой он бесчувственный циник, пренебрегающий всем святым, в том числе любовью. Чимин в ужасе раскрыл рот. Его друг никогда так ярко не выражал неприязни к кому-либо. Омега весь покраснел и дышал через раз. — Что с тобой? Почему ты говоришь такие вещи? — учитель в упор глядел на друга. — Я устал так жить! — прокричал Юнги, и не в силах держать столько чувств упал на колени прямо перед Чимином. — Ненавижу, — шепотом. Крик Юнги ударил в голову. Глаза альфы покрыла пелена ярости. Не видя дороги, Хосок добрел до своих покоев. Три запретных слова произнесены невинными губами омеги: «бесчувственный», «циник», «ненавижу». Ближе к ночи альфа отдал приказ привести супруга. Руки Хосока сжимались в кулаки, а на лице играли желваки. Сегодня безграничное терпение альфы обнаружило свой край. Юнги, пыхтя, двигался по коридорам, но стоило предстать перед альфой, как весь пыл куда-то испарился. — С сегодняшнего вечера спишь здесь и выходишь из комнаты только со мной и только с моего позволения, — Юнги хотел возразить, но Хосок его перебил. — А теперь ложись. Властный тон альфы заставил беспрекословно подчиниться. Юнги побрел к кровати, опустив голову. Тихо шмыгая носом, омега быстро заснул. Хосок присоединился к мужу только тогда, когда услышал размеренное дыхание омеги. Альфа опустился на колени перед ложем и стал всматриваться в юное лицо. Под тусклым сиянием свечи заметны соленые, едва засохшие дорожки. Покрасневший носик немного шелушился, видимо, его тщательно терли. Хосок никогда бы не запер омегу, но тот не оставил выбора. Утро встретило юношу хмурым небом и бодрым альфой, что стоял к нему спиной у окна. Уловив шевеления в постели, Хосок повернулся. Юнги сонный такой уютный. Сердце смягчилось, но обидные слова не забылись. — Вы вчера пошутили, когда сказали, что не выпустите меня? — хриплым голосом спросил омега. Хосок молчал, в его глазах читалось отчетливое «нет». — Я хочу навестить семью. Всего на пару дней, пожалуйста, — крохотные ладошки сложились вместе в мольбе. — Хорошо, — Юнги, не веря своим ушам, лучезарно улыбнулся, как дитя, которому позволили маленькую шалость, — навестишь, когда под своим сердцем будешь носить моего ребенка. Юнги помрачнел. Улыбка сошла. Глаза округлились. Сердце сделало кульбит. Разорвав нити напряжения, что стянули его за секунды, омега смог подать голос: — Но если я стану носить вашего ребенка, тогда вы точно меня никуда не отпустите. — Ты неплохо меня изучил. Появившийся в глазах Хосока блеск испугал юношу.

***

Тропа в ночи, когда светит лишь фонарь, заставляет сердце по особенному трепетать, эта волшебная аура окутывает с головы до ног. Купаешься в ней как в теплой речке, кожа с благодарностью принимает каждое прикосновение света от фонаря, ласково разливаясь по телу. Чонгук обожает это ощущение, по правде он обожает все, что кажется волшебным. И может быть, это все совсем обычно, но одно лишь его присутствие превращает атмосферу в сказку, в которой Тэхену хочется жить вечно. Шурша снегом, омега идет с фонарем в руках впереди короля, тот послушно плетется за ним. Потому что Чонгуку срочно захотелось посмотреть, что за зверьки карабкались по деревьям. Плутая беспорядочно по саду, омеге наконец удалось найти виновника его неутолимого желания поймать нарушителя спокойствия. Направив свет на ветку, Чонгук обнаружил большие глаза и пышный хвост. Белка с интересом наблюдала за тем, как аккуратно (нет) подкрадывается омега. Шагнув, Чонгук услышал треск ветки. Внезапный звук напугал зверька. Белка ловко нырнула в дупло, оставляя в памяти яркий рыжий хвост. Обернувшись, омега увидел рядом альфу, который стоял подозрительно близко. Чонгук сосчитал в своей голове быстрее, чем дважды два, и капризно топнул ногой. — Это вы его напугали! — Я почувствовал, что ты стал уделять мне мало внимания, и решил исправить ситуацию, — самым невинным тоном признался Тэхен. — Почему вы такой вредный? — А почему ты заставил выйти нас на мороз? — Я не просил идти за мной, — Чонгук ждал, что ответит король. — Верно, я пошел сам. Поэтому домой, — Тэхен не растерялся и, выхватив фонарь и взяв холодную руку омеги, потянул того во дворец, слыша по пути недовольные звуки ворчания, но приятно щекочущие душу забытой теплотой. Дорога разделилась на два пути: до дворца и до казармы. Чонгук хотел рвануть к себе, но остановился, заметив предупреждающий взгляд альфы. По возвращении в покои король велел искупать Чонгука и привести к нему. Спустя час омега стоял у дверей. Тэхен задумчиво сидел за столом, а заметив омегу, жестом указал на кровать. Чонгук добровольно-принудительно устроился среди белоснежных простыней. — Чонгук, — ласково обратился Тэхен, смакуя каждую букву имени, — я решил, что ты больше не будешь притворяться альфой. Тебе не место в моей армии. Тэхен подошел к Чонгуку и, протянув приглашающую ладонь, помог встать. Омега удивлено посмотрел на короля. Направленный взгляд говорил — альфа серьезен. — Тогда где мое место? — осторожно спросил Чонгук. Вопрос рассмешил короля. Он улыбнулся. Альфа, нежно взяв руку Чонгука, приблизился и возле самого уха произнес всего три слова: — Рядом со мной. Чонгук перестал дышать. Тэхен терпеливо ждал ответа, настойчивым взором всматриваясь в побледневшее лицо омеги. Спустя томительные секунды молчания, альфа продолжил: — Станешь моим единственным омегой, — Тэхен обхватил большими ладонями прекрасное лицо и поцеловал в лоб. От такого жеста Чонгук со всей силой оттолкнул короля. — Нет! — крик разнесся по всей комнате. Весь разнервничавшийся стал отходить от альфы. Тэхена огорчила реакция омеги, несмотря на то, что король предполагал вероятность получить отказ. Тэхен ясно осознавал — Чонгук в него не влюблен. Но сейчас его это не волновало. — Почему? — альфа сделал шаг. — Я не могу связать свою жизнь с таким жестоким альфой, как вы. Король, сделав еще несколько шагов, достиг омеги. Он не мог упустить солнце, что появилось в его безжизненно-сером мире. Тэхен больше не сможет жить в темноте. Только не тогда, когда нашел свой единственный источник света. — Я жестокий для всего мира, но для тебя я буду самым нежным. Скажи мне всего одно «да», — Тэхен опустился на колени в мучительном бессилии, хватая маленькие ладони. — Нет. Это мой окончательный ответ, — сухо и коротко, но как больно для Тэхена. Омега вырвал свои руки вместе с сердцем короля. Чонгук резко отошёл и стал невольным наблюдателем того, как мир, старательно построенный испуганным сердцем, ломается. Гримаса страданий вмиг перешла в гадкую правую ухмылку. Король поднялся с колен, нависнув над Чонгуком, одним рывком грубо прижал омегу к стене. Чонгук поморщил нос от боли в спине. На дне зрачков альфы играли демоны. — Тогда я сожгу весь мир ради тебя, и ты будешь в центре этого огня, — со злостью, вперемешку болью. Руки короля продолжали вжимать тело в твердую поверхность. — Как интересно, я повторю судьбу папы, — надорвано проговорил омега. Тэхен в непонимании выгнул одну бровь, Чонгук продолжил. — Восемь лет назад вы пришли в деревню, чтобы взять омег, но они опередили вас, сожгли себя заживо на главной площади. Увидев это, вы приказали своим солдатам погрузить в огонь все поселение, — омега не смог сдержать напора волны чувств, слезы скатились по щеке. — Там были мои маленькие братья, — боль не дала продолжить, голос дрожал. Последние слова стали тише шепота, Чонгук их просто произнёс губами — голос не смог вырваться, он спрятался внутри вместе с душераздирающими воспоминаниями. Тэхен отлично помнил, как восемь лет назад горела не только неизвестная ему деревня. В ту ночь он пылал сам. В ту ночь он стал правителем Солакора ценой собственного сердца.