Как вино.

      Нет ничего более успокаивающего, чем Альбедо. Его взгляд, его мысли вслух, его напевания, его спутанные волосы и синячки под глазами. Он таит в себе множество тайн и Кэйе не терпится узнать хотя бы одну. Взамен на это он раскроет все свои секреты, а потом забудет об этом и уснëт в его объятьях, а проснëтся не нащупав его прекрасной талии под рукой. Тоскливо.

***

      Находясь рядом с Кэйей, в его голове путаются мысли, а затем и вовсе исчезают, после чего порождая идеальную пустоту для новых мыслей. Порой это случается слегка запоздало и не понять, то ли от наслаждения контраста смуглой кожи и идеально белой рубашки с тремя расстëгнутыми пуговицами при свете сумерек, когда бокал в его руке с одуванчиковым вином больше напоминает на кубок с кровью, а лëгкая улыбка греет душу. И алхимику от чего-то это нравится.

***

      Взбираясь на гору, Кэйа думает только об одном. Он не спал до двух ночи и ждал своего возлюбленного, но сон взял над капитаном вверх, а проснувшись по утреннему пению бардов в восемь утра, Альбедо не оказалось в постели.       Второй месяц весны. Сесилии, подобны подснежникам, преодолели снег до того, как он растаял, а из цветков яблонь плели венки, надевали их на головы своим друзьям, и даже действующий магистр Джинн восседала в работе не без такого романтического подарка от библиотекарши. А это значит, что главный алхимик Ордо Фавониус вновь взобрался в горы и продолжил свои исследования там.       Нет, Кэйа был рад, что его возлюбленный вернулся туда, где ему более комфортно, но и это значит, что он может в любой момент подвергнуться опасности на Хребте, а было это ни раз и ни два.       Как только Кэйа завернул за угол, натыкаясь прямо на лагерь Альбедо, его сердце облилось кровью: алхимик сидит за столом с еле раскрытыми глазами, как и еë "ученица" Сахароза, всматриваясь в непонятные из далека бумажки. Волосы растрëпанные, а под глазами даже не скрывались темноватые круги. Не спали. Олберич вздыхает, испуская изо рта тëплый воздух, дымкой выходящий изо рта. Похоже, это не ускользнуло от слуха двух алхимиков, иначе не объснить, почему оба как один вздрогнули и повернулись к Кэйе. Он же в свою очередь усмехнулся, расплывшись в слабой улыбке. Послышался скрип снега и через несколько секунд Кэйа уже стоял рядом с Альбедо, приподняв его подбородок и начав оглаживать его синяки.       — не спал.. Я тебя ждал. Ты же знаешь, что если ты не прийдëшь ко мне, то я прийду к тебе. - выражение его лица сменилось на более печальное, осознавая, что он провëл на холодной горе всю ночь.       — К-капитан Кэйа.. Наш эксперимент входит в финальную стадию, у нас нет времени на сон. - вмешивается Сахароза, заговаривая вместо своего учителя. Альбедо лишь глубоко вздыхает, тем самым подтверждая слова девушки.       — Если хочешь помочь, то пара лишних рук не помешает. - вместе с этим, алхимик успел мельком разглядеть образ капитана. Рубашка, застëгнутая на все пуговицы кроме одной на воротнике и обшитая бессмысленным узором, заправленная в тëмные штаны на высокой талии, на репле которых висел посвечивающийся глаз бога и меч. Поверх всего этого тëмное пальто, чем то смахивающее на пальто мастера Дилюка, а главное,лакированные и обмокшие туфли - сапоги от снега. Да, ему нравится этот образ. В его стиле и тепло.       Даже не смотря на слова Сахарозы, Кэйа так и не отпускал его. Догадываясь, чего от него хочет капитан, светловолосый прикрыл глаза.       — я обязательно посплю. Сахарозу это тоже касается. И вообще завтрашний вечер я посвящу тебе.       Довольный речью Альбедо, Кэйа наконец то отпускает его, одобрительно кивая и улыбаясь.       — ловлю тебя на слове.

***

      И алхимик действительно делает то, что наобещал. Сахароза уже давно спит у себя в постельке, а где то в поле расселись два силуэта: один разбитый, по плечам его струятся тëмные волосы, прикрывая спину, что почти не прикрывала полупрозрачная рубаха растëгнутая на три пуговицы, второй силуэт даже из далека напоминает символ тайны и загадочности. Тело его облегает всего то рубаха с длинными рукавами с вьющимися пришитыми поверх тканями, так же заправленная в штаны на высокой талии. Два бокала и одна бутылка вина. Почти невественно для Мондштадта небо было подобно сплошной тканью, не было ни единого облака, лишь одинокая луна освечивала путь заблудшим торговцам и подсушивала струющуюся кровь всяких тварей. Из далека ночной Мондштадт, казалось, растворялся в огне, но пьяное пение бардов, пение которых разносилось ветрами даже до сюда, лишь стебалось над этой иллюзией. На их головах красовались неумелые венки из цветков яблок.