love cure

Тот день Тэхен теперь помнит смутно, как и все следующее утро. Помнит только, что сильно болела голова, тошнило и хотелось вывернуться наизнанку, а еще что от слез, пролитых на чужое подставленное плечо, распухло лицо, потяжелели веки и все тело пронзал жгучий стыд за все свое существование. Он тогда не смог даже достойно поблагодарить за помощь, за заботу: вскочил с постели, собрал вещи и напоследок лишь выдавил из себя приглашение на извинительный ужин, благо живет он относительно недалеко, недостаточно низко поклонился и ушел. Ушел от человека, который его пожалел, из-за чего Тэхену еще больше неловко, еще больше хочется быстрее исчезнуть и снова закрыться в свой мирок, где возможно он снова начнет проливать слезы, но…лучше уж одному, чем на глазах у незнакомца. Растрепанный молодой человек летел по пустынной улице, солнце еще еле-еле проглядывало из-за крыш частных домов, только-только занимая оранжевым пламенем зеленые кроны деревьев, и даже собаки молчали на тяжелый скрипящий топот. Счастливое пора, когда молодость все прощало — безвозвратно ушло, поэтому Киму потребовалось некоторое время, чтобы загнано отдышаться после такого утреннего марафона. Он еще надеялся, очень сильно надеялся, что к нему никто не придет, его забудут, как страшный сон, а он забудет в ответ. Так же будет честно, правда? Тэхен вообще был человеком довольно склонным к самоанализу, ему нравилось смаковать ситуации, фантазировать о возможных последствиях и даже придумывать альтернативные концовки, однако в этот раз он специально попытался стереть из памяти этот день и просто снова жить как раньше. А как раньше? Думать об этом, честно говоря,тоже не хочется. И этот, и последующий день Ким провел как в тумане: метался из угла в угол, пытался браться за работу и домашние дела, но все валилось из его рук, все вызывало усталость или вообще отвращение. Ничего не получалось, но что-то ныло и ныло под сердцем, а мысль, что он все-таки упустил что-то важное, что-то новое и ценное — не покидало воспаленную голову. Но вот, наконец, его отпустило, он проснулся в прохладной комнате, за окном шел, не переставая, летний дождь, тяжелые капли отбивали мелодичный ритм на подоконниках, остроконечной крыше, успокаивая и придавая всей атмосфере дома особый уют. Мокрые улицы снова пустовали, в магазин идти не хотелось, но в коем-то веки внутреннее состояние позволяло сесть за работу. Тэхен провел за ноутом все часы до обеда, перекусил вишневым йогуртом и уже планировал свой отдых на вечер, как в дверь внезапно позвонили. Странное предчувствие сразу закралось в мысли, воспоминания неудачного похода в бар снова вернулись, и страх перед неизвестным заставил Кима замереть в ожидании повторного звонка. Может ему показалось? Нет, этот звонящий видно настойчивый малый и не поленился нажать еще пять раз с задержкой на звонок, заставив Тэхена подскочить со своего места и пулей прибежать со второго этажа вниз. Плохие предчувствия почему-то имеют закономерность сбываться, и это оказался тот самый парень, что встретился ему по пути к дому в ту ночь… Чонгук, кажется. Он мило улыбается, скидывает капюшон черной толстовки, стоит промокший и весь такой гладкий, прямой, побритый и дружелюбный, очевидно собирающийся провести с Кимом не один час. — Вы забыли совсем, наверное, меня — первый раз тушуется Чонгук, встречаясь с недопониманием и разочарованием на чужом лице. — Отчего же? Нет, нет, все помню — тон хозяина резко меняется — приглашал Вас на ужин, только вот забыл, что не уточнил время и ничего особенного не приготовил, но все равно проходите, очень рад — Тэхен делает вид, что нисколько не расстроен и не смущен, что вполне себе в форме и даже ожидал такого визита. — Сегодня весь день дождь обещали, вот и решил заглянуть — Чонгук снимает кроссовки, ставит на пол прозрачный пластиковый пакет, что принес с собою, и зачем-то тщательно вытирает кроссовки о коврик в прихожей прежде чем снять их. — А вы разве не работаете? — Тэхен продолжает подозрительно осматривать Чонгука, но интересуется искренне, и где-то внутри с новой силой зарождается простое человеческое любопытство. — Да нет, работаю, только вот сейчас в отпуске и решил переехать за город на некоторое время — Понимаю, здесь довольно тихо и приятно, в своем ритме и со своей скоростью, никто не гонит и не тревожит — Тэхен как может поддерживает беседу и у него даже вроде получается. Он расслабляется, провожает гостя на кухню и заваривает кофе в металлической турке с деревянной изящной рукоятью. В том пластиковом пакете оказываются пирожные и пару эклеров из соседней кофейни. — Ты прав, тут как-то по-особенному, но мне кажется, я быстро соскучусь по городской жизни, но пока что мне все здесь нравится — Чонгук, не спрашиваясь, переходит на «ты», делает это естественно, непринужденно, что Тэхена это даже никак не смущает. Наоборот, их общение становится с каждой минутой приятнее им обоим, от абстрактных и общепринятых тем они переходят на личности, на свои интересы и привычки, разные истории и смешные ситуации. Эти двое общаются так, будто ничего не произошло, будто все так всегда и было, хоть каждый внутри хранит их общий скелет, как бы негласно договорившись до поры до времени не вынимать его и не тревожить их идиллию. Чонгук — на первый взгляд открытый и прямой молодой человек, с тонким чувством юмора и безобразно красивой улыбкой. Он рассказывает много и с живым удовольствием, в то время как Тэхен все больше слушает: о своей непростой работе, учебе за границей и стажировке в Германии, о своей непонятной скуке, которая въелась в него до костей, благодаря чему Чон теперь здесь вот сидит и не хочет уходить, потому что «c тобой очень уютно и спокойно». Он рассказывает, как впервые здесь поселился и какие возникли проблемы с водопроводом, который видимо до него никто не чинил на его участке. Вообще Чонгук слишком заметно пытается не нервировать Тэхена, не заставляет его говорить и специально занимает неловкие паузы — заметно хочет подружиться. Только вот зачем? Зачем ему Тэхен? Особенно это странно после всего, что произошло… А вдруг этот парень вообще ненормальный и хочет поиздеваться? Да нет, не похоже, и глаза у него такие чистые… — Тебе никогда не хотелось отсюда уехать? — задает очередной вопрос Чонгук, проявляя инициативу. «Что-то наш разговор все больше смахивает на допрос» — усмехается своим мыслям Ким, но все же охотно отвечает, попутно закуривает сигарету, заносит ногу на ногу и энергично расчесывает подбородок в попытках подобрать нужные слова. — Мне кажется, что я не приживусь в другом месте, здесь работа, мой дом. — Ты, кажется, сбежал из дома — вот и первый серьезный вопрос, больше похожий на утверждение и заставляющий Тэхена кинуть холодный испытующий взгляд в сторону собеседника, но, не встретив в нем и в его словах двойного дна, он все-таки продолжал. — Я не приживусь в чужой стране, в другом менталитете, понимаешь… Даже когда я уезжаю надолго куда-то за границу, то через неделю уже ловлю себя на том, что жутко скучаю по нашему лесу, по людям и их особенностям. Заметь, я не говорю «достоинствам». Я прекрасно понимаю, что каждый человек индивидуален, и нельзя рассуждать о целом народе так, как делаю я, но все же… — Ты привязываешься больше к людям, чем к месту? — Чонгук бросает эту фразу, не глядя на Тэхена, тоже доставая из карманов спортивных штанов пачку Mallboro, и, тем не менее, есть что-то в его тоне непонятное и знакомое. Да, такие люди вроде и открываются тебе, выглядят простыми, обычными, не амбициозными, но со временем ты быстро понимаешь, насколько они чувствуют твои слабости: все твои трещинки, рытвины, заломы и углубления, они изучают с неподдельным интересом иногда даже просто на подсознательном уровне. И это неприятно. Это страшно, но в большинстве своем просто смущает, когда ловишь на себе секундный изучающий взгляд, слышишь эти обрывки незаконченных фраз, кинутых якобы невзначай, но напоминающих тебе о чем-то личном, интимном и сокровенном. Они ведут себя отстраненно, но ты чувствуешь спиной, как тебя читают, как открытую книгу, хоть и не делают поспешных выводов. Такая проницательность присуща немногим, но обычно всегда пугает и заставляет невольно закрыться от этих прищуренных глаз, от этой снисходительной улыбки, хочется встать и уйти или просто поежиться. — Я в принципе довольно привязчивый, как ты, думаю, уже знаешь — Тэхен не хочет строить из себя невинного, загнанного и слабохарактерного. Он хочет явно показать, что не боится своих слабостей, хоть это и не так, что не стесняется своей боли и страсти, что не станет просить и принимать больше помощи. — Это нормально. — Я знаю — вот только не надо жалости, Ким ее больше не потерпит. Жалость вообще бывает разная: больше похожая на презрение и благодарность, иногда человек просто не умеет жалеть людей, иногда это выходит слишком покровительственно, но есть и те случаи, когда встречается та самая жалость, которую хотят абсолютно все — с любовью, с утешением и прощением, полным принятием. Жалость Чонгука на такую как-то не похожа. — Спасибо, что помог мне тогда — решается заговорить об этом Тэхен — прошу прощения, что побеспокоил...Такого больше не повторится — как же это звучит глупо, ужасно, тупо и нелепо, но зато искренне, по крайней мере Ким надеется, что его правильно поняли и не приняли за окончательного дурачка. Но Чонгук не отвечает, сидит молча и смотрит куда-то мимо, за плечо, потягивает сигарету, и взгляд такой тоскливый-тоскливый, будто Тэхен совсем не понимает, в чем дело, в чем истина и суть произошедшего, будто Чонгуку самому тяжело об этом всем говорить вслух. — Я тоже любил… — слегка севшим голосом, грустно и так беззащитно, что Ким не в силах больше смотреть на эту исповедь, он ее вообще не просил и не хочет особо слышать, а тот считает его молчание за однозначное согласие и продолжает — Я любил больше жизни…я понимаю, что такое — потерять саму жизнь и весь ее смысл. Когда все вокруг теряет яркость, краски тускнут, и ты влечешь свое безликое существование с одним единственным статусом «без тебя». Мне до сих пор кажется, что хуже разбитого сердца только физические мучения, да и то некоторые инвалиды посчастливее нас с тобой, а тут никак. Не склеишь, не зашьешь, не откачаешь заново. Это всегда останется с нами. Чонгук переводит взгляд на поникшего Тэхена, который отчего-то не может держать себя в руках. Почему-то слова эти пробудили в нем такую сентиментальность, что реакцией на свой приговор стали снова непрошенные слезы. А что такого нового сказал этот парень? Ничего, абсолютно ничего. Но правда, особенно озвученная из уст другого человека, особенно от того, кто тоже хоть раз переживал подобную потерю - неконтролируемая боль под сердцем, которую ничем нельзя заглушить. — Мы никогда не забудем, Тэхен, можешь не стараться. Если когда-то отчаянно кого-то любил, то уже никогда не сотрешь из памяти эти моменты безудержного счастья. Нам надо учиться жить с этим, и лишь помнить, что наша сегодняшняя жизнь ничем не хуже той, в который мы были так счастливы. — И как, твой план сработал, ты сейчас счастлив? Как часто ты вспоминаешь о… — Не знаю, думаю, что нет. Я и не ищу теперь счастья, особенно прошлого, понимаешь. Но иногда я с ужасом замечаю, как снова часами думаю о нем, хочу поделиться радостью, снова отмотать назад и даже в толпе или баре, большой компании...ищу его в каждом взгляде. "Ищу его в каждом взгляде". Как это ужасно звучит, как это больно, что даже страшно представить себя в такой постоянной гонке с призраком прошлого, эти попытки отвлечься и снова - крах перед неистовой силой любви. — Мне не нравится жалость — внезапно признается Тэхен — ни к себе, ни к окружающим. — Хаха, не волнуйся, мне тебя ничуть не жалко — оживляется Чон и буднично тушит свою очередную сигарету в пепельницу, где уже образовалась внушительная гора пепла и окурков. На кухне пахнет дымом, сладким чаем и витает остаточный аромат от съеденных сладостей. Дождь все стучит по подоконнику, но эти двое не замечают ничего вокруг и лишь судорожно копаются в себе, пытаясь отрыть ответы на волнующие вопросы, на которые все гребаное человечество до них не удосужилось или не смогло до сих пор найти решение. — Почему же тогда позвал? — данный вопрос является апогеем сегодняшнего вечера признаний и не очень то желанных откровений. — Потому что почувствовал, что обязан. — И все? — Что значит все? — Это объяснение меня должно удовлетворить? — Вполне, я считаю. А ты хочешь чего-то большего? — Боже упаси — первый раз за встречу кудрявый смеется, щурится от давящего хохота и заражает им своего собеседника, которому, к слову, с недавних пор очень нравится, когда Тэхен улыбается.