Багряная смерть

      Всякий раз, когда меня спрашивают, на что это похоже — пить из кого-то, я затрудняюсь с ответом. Нет таких слов, чтобы описать, каково это, когда горячая кровь заполняет рот, стекает в горло, посылает по телу волны жгучего удовольствия и почти — почти?... — наркотического опьянения. У крови особый, ни с чем не сравнимый вкус. Сладость и пряность, соль и железо… Это вкус самой жизни, похищенной прямиком из чужих жил.       Я бы солгал, если бы сказал, что сам процесс оставляет меня равнодушным: укус вампира недаром считается эдакой извращённой формой секса. Уж я-то не понаслышке это знаю — мне довелось побывать с обеих сторон. Жертвой. И охотником. Но раньше я всегда чётко ощущал грань между едой и сексом. Теперь…       Теперь руки сами собой тянутся к живой плоти, вслепую ищут контакта с живым телом, гладят смуглую нежную кожу, под которой лихорадочно бьётся пульс; сжимают беззащитное горло, вплетаются в мягкие короткие волосы, тёмные и непослушные…       …ищут и не находят желаемое. Не те волосы, не та кожа, не то тело — мягкое, женственное, — не тот запах — сладкий и чуть приторный, так свойственный крупным кошкам. И абсолютно, кошмарно, совершенно не тот голос, шепчущий моё имя.       Оттолкнул я совсем-не-ту жертву довольно бесцеремонно, однако всё же удержал, одной рукой приобняв тонкую талию — видит Тьма, я не настолько груб, чтобы спихнуть на пол ни в чём не повинную девушку. Даже если само её присутствие малость раздражает и изрядно разочаровывает.       — Сама, блядь, любезность, — саркастично протянула Сабина, без малейшей робости обвив руками мою шею. — Надо же, какой ты сегодня напористый. Мне нравится.       Горячие ладони скользнули по моей груди, сминая тонкую ткань свитера, и сползали всё ниже, пока не легли на молнию джинсов. Каюсь, мой член не остался равнодушным к произошедшему, однако я сам не испытывал ничего, кроме досады и некоторой неловкости.       — Ты знаешь правила, Сэйби, — напомнил я ласково, но непреклонно, погладив её по волосам, будто котёнка. Хотя она и есть котёнок — молоденькая паскудная оборотница, решившая, будто ей по зубам играть в игры с большим злым вампиром. К несчастью для неё, я не рвусь быть ничьей кошачьей игрушкой. — Руки.       — Да ладно, мистер зануда! В чём твоя проблема? Ты же хочешь, и я тоже!       Хочу. Очень сильно. Вот только не тебя.       — Я не привык повторять дважды. Руки!       — Ну ты и мудак!       Усмехнувшись, уже без всяких церемоний оттолкнул от себя назойливые ручонки и ссадил Сэйби на диван рядом со мной. Она смерила меня откровенно недовольным взглядом — ничуть не сомневаюсь, что вредная киса привыкла получать желаемое по первому требованию. Как не сомневаюсь и в том, что она меня хочет. Отнюдь не в романтическом смысле, даже не в сексуальном, наверное, — скорее так, как можно хотеть дорогущие туфли, или пафосную сумочку из крокодиловой жопы, или… Не важно. Главное, что меня такое потреблядское отношение полностью устраивает. В конце концов, я избавляюсь от очередного донора всякий раз, едва он начинает проявлять ненужную привязанность. И делаю это не из скотства, но ради его же блага. Не стоит привязываться к тому, кто ничего не может дать взамен.       Сабина со мной вот уже полгода, и это абсолютный рекорд. Не уверен, что эта блудливая кошка вообще способна к кому-то привязаться, в том-то и её прелесть. А ещё несомненное удобство, да.       — Когда-нибудь мне надоест твоё бесконечное сучарство, Арчерон, — заявила она, надув без того пухлые губы, покрытые ярко-красной помадой. — И тогда уж я начну кусаться. Ну или хотя бы расцарапаю тебе морду, чтоб неповадно было.       — Не расцарапаешь, — возразил я лениво, смерив её насмешливым взглядом и тут же вернувшись к любовному наглаживанию Мартелла — тот охотно забрался ко мне на колени, а голову уложил на бедро Сэйби. Она ведь гепард, кошки её обожают. Да, даже склочная зефирка Кира. — Тебе очень нравится эта морда, скажешь нет?       — И что толку? Смотреть можно, трогать нельзя, — пробурчала Сэйби, уложив голову мне на плечо. Это был скорее жест дружеского доверия, а не очередное покушение на мои причиндалы, потому я не стал возражать. Мы с ней и впрямь друзья. В некотором роде. — Хочу зайти в «Вэйланд» пообедать, пойдёшь со мной? Мы давно не тусовались.       — Не-а, не хочу. Cолнце жарит. Вызвать тебе такси?       — Слушай, бледнолицый, ты и впрямь начинаешь мне надоедать…       — Моё горячее извинение лежит на полке рядом с ключами. Купи себе что-нибудь красивое.       Ну да, у нас донорам принято платить за кровь. В регионах, насколько я знаю, по-разному: кто-то возьмёт и скажет спасибо, а кто-то и по морде съездит, мол, я тебе не шлюха. Само собой, Сэйби о своём моральном облике не пеклась, а вот о ресторанах и модных бутиках — очень даже.       — Ну ладно, так и быть, ты прощён. Но в следующий раз не отвертишься, ясно?       Я послушно согласился, и Сэйби наконец от меня отстала. Рассказала пару забавных историй о членах своего прайда, потискала котов, сделала с моего комма несколько фоток и, напоследок отпечатав на моей щеке жирный помадный след, скрылась в подъехавшем такси.       Твою ж мать, как же всё-таки её много иногда. И часа вместе не провели, а я уже заколебался.       Хотя фотки и впрямь получились милые. Одну из них (разумеется, ту, на которой коты круче вышли!) я даже залил себе на страницу, приписав к ней нечто вроде «один кот — хорошо, два — божественно, три — милый маленький апокалипсис». А затем бессильно рухнул на диван и мученически застонал, спрятав лицо в ладонях.       Кажется, у тебя проблемы, Риз. И нет, речь вовсе не о Сэйби и её дежурных попытках тебя трахнуть. Вот вообще ни разу.       Телефон разразился дикой трелью буквально через несколько минут, заставив поморщиться. Надеюсь, это не Сэйби что-то забыла и решила вернуться, потому что вот её я точно не хочу сейчас видеть. Да и никого, наверное, потому что состояние у меня сейчас такое, в котором творят глупости. И не важно, что я к ним ни разу не склонен.       На кнопку ответа я нажал не глядя, даже отозваться не успел, когда в телефоне вдруг раздался знакомый до распоследних ноток голос:       — Это, блядь, что за хуйня?       — И тебе привет, — отозвался я чуть озадаченно. — Что конкретно? Боюсь, я сейчас не очень соображаю.       — Ах, не соображаешь?! — возмутились на том конце, а я почти воочию увидел, как Дэйми зло щурит глаза, нервно курит и теребит пальцами буквально всё, до чего может дотянуться. — Ладно, я сегодня добрый, поясню. Ты, наши коты, Инстант. Приобщись пока, буду минут через десять.       Звонок оборвался короткими гудками, а я непонимающе уставился на телефон в своих руках. Но в Инстант полез.       Секунд пять молча пялился на свою страницу, нервно скрёб щеку, оттирая мерзкую помаду, и всё никак не мог сообразить, что это сейчас вообще было. Потом ткнул в свежий пост и слегка охренел с комментариев. «Это твоя девушка? Какая красивая!», «Вы давно встречаетесь?», «Какая чудесная пара!» и прочая слащавая хрень в таком духе. Да ладно, они это серьёзно, что ли? Я же просто сфоткался с котами! Никого не целовал, не обнимал и вообще…       Многозначительное «Я его девушка, сучки, расходитесь!», сопровождаемое парой-тройкой демоничных рогатых смайликов, заставило меня чуть нервно заржать. Как и шутливый ответ Сэйби о том, что девушка из Дэймона страшноватая. А вот последующее «Я слыхал, гепарды очень быстрые. Беги из города, курва, тебе пиздец!» заставило слегка заволноваться за жизнь и здоровье моей самой долгоиграющей закуски. Ну и заодно вызвало крайне сложную смесь эмоций — чуток вины, немного веселья, капельку раздражения и изрядную порцию негодования. Кто-то, не будем показывать пальцами, перецеловал взасос на камеру полстолицы, а я не могу посидеть рядом с красивой девчонкой? Что-то как-то не очень справедливо.       Хотя осознание того, что меня вроде как приревновали, компенсирует все прочие неудобства. Приятно, чтоб его. Очень приятно. Пусть и немного странно — это ведь не первая подобная фотка у меня на странице, с чего вдруг такая реакция?       Дэйми, как и обещал, явился ровно через десять минут, хоть часы сверяй. Ни стучаться, ни уж тем более звонить в дверь не стал — когда бы я ещё её запирал, ага, — а вошёл так, будто сам тут хозяин. Ну или ревнивая жёнушка, ожидающая застать любовницу у муженька. Огляделся, потянулся к тут же подбежавшему к нему Мартеллу, чтобы погладить и почесать за ухом, и только потом, выпрямившись, одарил меня таким взглядом, что впору сгребать себя в урну для праха. Прищурился, прямо как мне представлялось, и вдруг без слов потянулся в карман своей куртки. Уже знакомой красной, да. И бросил мне изрядно помятый платок.       — Вытрись, а то смотреть противно, — буркнул он зло.       Ну вытерся. Даже в зеркало на себя глянул, чтобы убедиться, после чего повернулся к нему и сложил руки на груди.       — Доволен?       — Нет, — всё тем же тоном отозвался он. Но буквально через пару мгновений всё же сорвался: — Какого хуя, Мариус?! Отошёл, блядь, поучиться на полдня, а у моего парня появляется девушка! И знаешь, даже срать на эту шмару, но какого хрена ты постишь своих шлюх в Инстант? С моими котами! На нашем диване!       Я едва не напустил на себя виноватый вид, но затем обозлился — какого хрена он мне тут устроил из-за одной вшивой фотки? А потому лишь выразительно поморщился и как мог невозмутимо ответил:       — То есть диван наш, а коты твои? Хорошо устроился, засранец. И у меня как с утра не было девушки, так и сейчас не появилось. А теперь объясни нормально, в чём я провинился, потому что я вряд ли смогу извиниться перед тобой за то, чего ни хера не понимаю. С каких пор фотки с друзьями — страшный грех, который можно смыть только кровью?       Дэймон шагнул ближе, пальцем ткнул мне в щеку, но быстро спустился ниже, к груди, и упёр почти до боли.       — Коты — мои, потому что я их, блядь, люблю, и они мне идут, — заявил он. — Диван — наш, потому что мы на нём трахаемся, но сам бы я такой не купил в жизни. А вот друзья, Ма-ариус, не лижутся с чужими, сука, парнями и не оскорбляют потом меня на весь Инстант! Да меня, блядь, само это фото оскорбляет! Так что будь любезен, — он вдруг понизил голос до яростного шепота, продирающего лично меня до самых костей — даже и не думал, что он так умеет, — чтобы через три секунды этой хуйни не было!       — Достаточно, Дэймон. Ты славно выступил, но моему терпению есть предел, — отрезал я, дав волю раздражению. И дело даже не в дурацкой фотке, просто… ну да. Просто он не единственный ревнивый идиот в этой комнате. — Тебе не кажется, что всё это звучит как-то лицемерно, учитывая, что на каждой третьей фотографии ты сосёшься с какими-то потенциальными трупами, чьих имён я даже знать не хочу? Сэйби — просто мой донор, мы приятели и ничего больше. Секс отдельно, еда отдельно, помнишь? Как бы тебе ни хотелось сделать вид, что у меня просто проблемы с прикусом, но я долбаный вампир, и мне надо что-то жрать!       — Как это мило! — восхитился Дэйми. Кажется, даже не притворно. — Нет, серьёзно, я в восторге от того, что ты меня ревнуешь. Но есть один маленький нюанс… У меня, блядь, нет ни одной двусмысленной фотки ровно с тех пор, как я спутался с тобой! Догадываешься почему? А впрочем, насрать…       Он потянулся к своему комму и принялся в нём рыться. Изредка тыкал в экран, отмечая что-то, бессвязно бубнил себе под нос, и спустя несколько минут этой абсурдной паузы протянул мне телефон. С открытым профилем в Инстанте.       — Держи. А я пока сделаю себе пару десятков бутербродов, пожалуй. Я-то не жру всяких шлюх при живом себе. Марти, ты со мной?..       Машинально пролистал страницу, хотя и так примерно догадывался, к чему клонил этот малолетний ревнивец. И ведь правильно догадался — он психанул и потёр так раздражающие меня посты. Все до одного. К моему немалому, надо сказать, удовлетворению.       Ладно, что мне ещё остаётся, кроме как ответить любезностью на любезность? Коты, конечно, славно вышли, но оно того не стоит.       Пару минут спустя я зашёл на кухню, где Дэйми в компании моих — ах, блин, наших — котов с крайне злобным видом грыз сэндвич монструозных размеров, демонстративно плюхнул перед ним оба комма и, сев на край стола, выразительно вздохнул.       — Ну вот. Надеюсь, теперь ты счастлив? — Ответом мне стало угрюмое жевание. — Поверить не могу, что ты устроил мне скандал из-за фотки с котами.       — Я устроил скандал не из-за фотки. А из-за тебя. Потому что ты — со мной. — Он еще раз откусил от своего сэндвича, запил стаканом воды и поднялся. — Так что избавь меня от подобных ситуаций, а то у меня точно на тебя больше не встанет.       Я выразительно закатил глаза — у него и не встанет? — но затем решительно притянул к себе вяло упирающегося Дэйми и шепнул ему на ухо:       — Прости меня, ладно? Ты, конечно, охеренно красивый и горячий, когда злишься, но мне очень жаль, что я тебя обидел. Нет причин ревновать; как я вообще могу думать о ком-то другом, когда у меня стоит даже на одну мысль о тебе?       — О, запросто — берёшь и думаешь, — огрызнулся он в ответ. Но от прикосновения не ушёл. Даже напротив, со вздохом закинул руки на шею и потянулся за долгожданным поцелуем.       Ну, для меня долгожданным точно. Как он может таким не быть, если все мои последние полчаса — это бесконечное возбуждение, мысли о чужих греховных губах, которые созданы для поцелуев. И не только для них, но вот уж не сомневаюсь, что сегодня опробовать свой рот в деле предстоит скорее мне. Более того, я этого хочу, пусть и…       — Хочешь трахнуть меня? — вырвалось у меня прежде, чем я успел подумать о том, что ляпаю. Удивился даже.       Дэйми явно удивился тоже. Отстранился немного, глянул этими своими глазищами, густо накрашенными и совершенно бездонными. Прищурился.       — Ты это типа так извиниться хочешь? Если да, то давай без одолжений.       — Эй, королева драмы, я вообще-то уже извинился, — заметил я досадливо.       Дэйми явно порывался съязвить что-то в ответ, но я вовремя заткнул ему рот приятным и проверенным способом. А затем, неохотно отодвинувшись, вкрадчиво прибавил:       — Я хочу, чтобы ты трахнул меня… Хотя нет, не так. Я хочу, чтобы ты делал со мной всё, что пожелаешь, до тех пор, пока из твоей прекрасной ебанутой головы не исчезнет идиотская мысль о том, что я могу хотеть кого-то кроме тебя. Не потому, что я извиняюсь или делаю одолжение, а потому что ты мне нравишься, и я счастлив доставить тебе удовольствие всеми возможными способами. Надеюсь, я достаточно доходчиво выразился?       Дэйми в ответ на это прищурился ещё сильнее, склонил голову к плечу. А потом вдруг, будто до него наконец дошло что-то, набросился на меня с поцелуями. Не на губы, нет. На шею. Которую он тут же принялся кусать — довольно больно, между прочим, зализывать, кусать снова. А ещё принялся стаскивать с меня одежду. Прямо так, не отрываясь от моей шеи, будто я вдруг мог внезапно передумать и отказаться.       Как будто я бы захотел, боже.       — Ты когда-нибудь с ума меня сведешь, — зашептал он в сгиб моей шеи, когда ему пришлось всё же отстраниться, чтобы стащить с меня свитер. Снова укусил, отчего по позвоночнику будто пустили разряд. — Ты только мой, понял?       — Так а я тебе о чём толкую? — фыркнул я, стянув с него куртку и не глядя бросив куда-то в сторону. Следом избавился от футболки, огладил шею, плечи, ключицы со змеящейся вдоль них татуировкой; спустился ладонями ниже, неспешно, просто наслаждаясь ощущением горячей кожи и твёрдых мышц. Вот так — правильно. А то, что было до этого — просто бледное подобие. — Боги, я успел соскучиться…       — Видал я твои страдания в разлуке, мудила, — буркнул Дэйми, мстительно прихватив зубами чувствительную кожу за ухом, отчего я зашипел и тут же рассмеялся. Вот ведь обиженка. — В обнимку с моей жалкой копией… А-ай!       — О, прости, я нечаянно. — Мстительно ухмыльнулся и нарочито медленно прошёлся языком по свежим царапинам, что оставили мои клыки на сгибе смуглой шеи. — Кто бы мог подумать, что ты такой ревнивец?       — В смысле… — начал было он, но заткнулся, когда я потянулся к ширинке на его джинсах, — в смысле — кто бы мог подумать?.. Я не делюсь, сказал же!       Договорив, он вдруг оттолкнул меня от себя, чтобы в следующий момент вжать в ближайшую стену. Тут же вцепился в ключицы, оставил на правой пару внушительных засосов, прежде чем спуститься ниже, к груди, а после и к животу.       Что ж, стоит признать, нет зрелища прекраснее, чем Дэйми передо мной на коленях, взъерошенный, распалённый, с раскрасневшимися уже губами, тянущий молнию на моих джинсах.       В волосы на его затылке я вцепился скорее неосознанно, просто вспомнив, насколько хорош мой мальчик может быть в минете. Животом почувствовал его ухмылку, язык возле резинки боксеров, выдохнул, понимая, что мне будет достаточно совсем немного, чтобы кончить.       Влажный язык вдруг скользнул выше, оставляя за собой широкую полосу вдоль всего живота, вернулся обратно к груди. Замер возле одного соска, сменился на зубы, сдавившие больно, потянувшие за розовую плоть.       — Блядь, Дэйми, — выдохнул я, сильнее сжимая его волосы в своем кулаке.       — Что, уже хочешь поговорить о стоп-слове? — хмыкнул он насмешливо. Ответа ждать не стал, впрочем, тут же ворвался тем самым языком мне в рот. Грубо, настойчиво, сразу глубоко, будто не целовал, а клеймил собой.       — Как тебе стоп-слово «мои коты»? — всё же поддел я, чуть отодвинувшись. Коты, разумеется, уже были тут — растянулись в уголке рядом с мисками и созерцали творящееся непотребство. — Пошли в спальню, а то будешь потом опять полдня ныть, что занимался развратом на глазах у несовершеннолетнего котика.       — Блядь, Риз, ну какой же ты говнюк иногда, — усмехнулся Дэйми, покачав головой. Однако ничуть не возражал, когда я повёл его вверх по лестнице, привычно подцепив пальцами ошейник…       Столь же привычно и сгрести в кулак тёмные волосы, и поцеловать Дэйми — неспешно, глубоко и жадно, наслаждаясь самим процессом; пройтись ладонями по чуть вздрагивающей спине и стиснуть их на крепкой заднице, словно бы для того и созданной невесть какими порнушными богами. Кое-как я от него отлепился, но только чтобы мягко толкнуть к кровати, а затем навалиться сверху и в который уже раз прикусить охотно подставленную шею…       Голод взбунтовался, поднял уродливую башку, обжёг изнутри, требуя взять свою пинту крови. И плевать ему, скотине эдакой, что я с часок назад заранее отожрался на оборотне. Прицельно отожрался, потому что впереди наша поездка в Белмонт, и нужно будет как-то держать себя в руках, иначе…       Тряхнул головой, отгоняя мысли о горячей крови во рту, чуть плотоядным взглядом окинул Дэйми, лежащего подо мной, и самую малость поспешно принялся стягивать с него джинсы. Почему он вообще ещё одет?.. Вот так-то лучше. И мысли в голове сразу правильные: не жрать, но занять рот куда более полезным делом. Целовать и кусать, оставляя побольше следов — чтобы все знали, что этот мальчик крепко занят. Отсосать ему как следует, а ещё лучше — вылизать с ног до головы, пока не начнёт просить пощады. А затем трахнуть так, чтоб и думать забыл всякие глупости…       На талию вдруг легли чужие, уже обнаженные и неприлично длинные и стройные ноги, обхватили бока, сдавили сильно. Пальцы впились в затылок, с силой дергая за волосы. А в следующий миг я вдруг оказался лежащим на кровати, под Дэйми. Свободной рукой он вцепился в мои запястья, придавил к постели, да так сильно, как не ожидаешь от человека. Впрочем, сопротивлялся я разве что первые пару мгновений, и то лишь из-за взбунтовавшихся инстинктов.       Вампиры могут быть похожи на людей внешне, но внутри мы — кровожадные хищные твари, доминантные до мозга костей. Покорность и пассивность ну очень далеки от вампирской зоны комфорта, и хрен бы я на такое согласился… Ну, с кем-то другим. С Дэйми я согласен почти на всё.       Почти. Ну да, как же.       — Нет, — услышал я его хриплый и довольно резкий голос. — Ты сам себя предложил, Риз.       Пальцы из волос исчезли, огладили скулу и надавили на губы. Я непроизвольно облизнулся, касаясь языком, да так и замер, когда два из них, указательный и средний, проникли в мой рот. Ненадолго, впрочем, тут же вспомнив, что от меня явно не трепетной нежности ждут. У Дэйми с трепетностью вообще не очень.       — Другое дело, — ухмыльнулся он, протолкнул пальцы глубже мне в глотку, прежде чем убрать и провести влажными от слюны пальцами вниз по моему телу.       Его медлительность вкупе с непонятной ухмылочкой раздражала. Да к Хаосу, я же чувствую — и вижу! — что ему уже хочется, что его член, упирающийся сейчас в моё бедро, уже твёрдый и истекает смазкой.       — Проклятье, Дэйми…       — Какой нетерпеливый вампирчик, — хмыкнул он.       Наклонился, вновь принимаясь вылизывать мою шею, зубами зацепился за мочку уха, потянул. Освободил наконец мои руки, позволяя обхватить его задницу снова, но увлечься мне не дал, принявшись вновь спускаться вниз по моему телу…       …заставил задохнуться, когда накрыл мой член своим совершенно непотребным ртом, но почти тут же выпустил.       — Перевернись.       — Что? — непонимающе переспросил я — перед глазами уже давно звезды сверкали, просто от того, что Дэйми сейчас со мной, гладит, вылизывает мое тело, целует и кусается так, как я прежде не позволял ни одному человеку.       — Перевернись, Риз, — для убедительности он шлепнул меня по бедру, не сильно — не как в прошлый раз шлепал его я, — чуть приподнялся, чтобы мне было удобнее выполнить его просьбу.       Губы, коснувшиеся вдруг поясницы обожгли, а вслед за ними обожгли и заставили дернуться два укуса — в каждую ягодицу по очереди. А потом я почувствовал влажное касание языка между ними и почти следом — как он же касается сжатого ануса.       Странное и порядком смущающее чувство — быть перед кем-то настолько открытым, беззащитным и выставленным напоказ. Ещё страннее — то, что я это вообще позволил. Но самое странное — то, что мне это нравится. Нравится Дэйми; нравится… позволять ему. Что угодно. Трогать меня, целовать, прихватывать зубами кожу, гладить, точно норовистое животное. Вылизывать, крепко удерживая за бёдра, то медленно проходясь языком от копчика до мошонки, то принимаясь настойчиво толкаться внутрь. О смущении быстро позабылось: я уже и сам толком не понимал, то ли отстраниться пытаюсь, то ли подаюсь навстречу. Искусанные губы саднят, ноги немилосердно разъезжаются, а из башки напрочь вымело все мысли…       Ну, кроме одной, самой очевидной.       — Да боже, трахни ты уже меня наконец! — не то взмолился, не то приказал, так сразу и не поймёшь.       Ну да, умоляю я хреново, спору нет. Не моё пальто.       — Что хочу, то и делаю, — фыркнул Дэйми, проведя ладонью между лопаток и ниже, до поясницы. Вроде нехитрое действо, а меня как током вдарило. — Не дёргайся. Или что, мне тебя связать, м?       — Ха, можешь попробовать.       Сказал и тут же нервно усмехнулся, понимая, что ни черта у него не выйдет — Дэйми, конечно, искренне верит в то, что он изобрёл секс, но вязать узлы, ещё и на живом человеке, — ни хрена не плёвое дело. Даже если тот и не против.       Судя по отсутствию ответа, Дэйми и сам задумался о чём-то эдаком. Я даже оглянулся через плечо, слегка прогнувшись, чтобы удобнее было смерить его насмешливым взглядом.       — О, да ладно, просто сделай уже что-нибудь! Свяжи меня, или выеби, или то и другое вместе…       — И ты бы мне позволил? — спросил он неожиданно серьезно.       — Я позволю тебе что угодно. Всё, что пожелаешь. Я ведь твой, верно?       — Ты — мой, — отозвался Дэйми серьёзно.       Его язык коснулся спины, прошелся по всему позвоночнику оставляя влажный длинный след, вновь нырнул между ягодиц, чтобы в следующий миг проникнуть в расслабленный уже от всего этого действа анус. Хотелось материться, поминать всех богов разом и чуть сожалеть, что до такого я не додумался раньше — Дэйми определенно был хорош во владении своим языком. Не то, чтобы я не знал этого раньше, однако… Когда в меня проникли его пальцы, сначала один, а потом и второй, я был готов на все. Хочет связать? Да ради бога? Укусить? Ну это вообще всегда пожалуйста.       Всё что угодно. Потому что это Дэйми, потому что никому другому я так не доверял прежде, и дело вовсе не в том, что он, будучи человеком, физически слабее меня. Не в этом. Ох как далеко не в этом!       Чужой язык и пальцы исчезли внезапно, заставив разочарованно застонать и дернуть бёдрами (а ещё — понять чувства Дэйми, когда тот едва не бесился, стоило мне отстраниться хоть на миг). Вернулся он, впрочем, довольно быстро — всего-то шарился в тумбочке в поисках смазки и презервативов. Честно, я бы с радостью обошелся без них, но в то же время прекрасно помнил об этом пунктике Дэйми — никакого секса без защиты и уж тем более никаких увечий. Последние-то мне не грозят, но не уважать его мнение я не могу. Равно как и предусмотрительность.       — Боги, ну чего ты там возишься?       — Заткнись. — В плечо впились чужие зубы, заставив рвано выдохнуть от боли, в задницу вновь вернулись пальцы, на этот раз уже хорошо смазанные и сразу три, задвигались внутри, безошибочно находя простату, отчего меня аж подкинуло на постели.       А потом, когда пальцы сменились членом… Вот не то чтобы я не знал раньше, но теперь оно как-то совсем дошло, что восхищение Дэйми по поводу моих размеров совершенно беспочвенно и лицемерно. Потому что ему и самому впору радовать девиц своими габаритами, а не только истекать слюной на меня.       С непривычки было немного больно, но это странным образом лишь заводило ещё сильнее. Я хочу эту боль. Хочу Дэймона — всего с потрохами; хочу, чтобы он трахнул меня без всякой жалости, так, чтобы потом задница ещё долго саднила при всяком неловком движении. Хочу дать ему всё, чего бы он ни потребовал. Странное, новое, непривычное желание, но видят боги, я в жизни ничего не желал так сильно. Ничего, кроме, пожалуй, одной вещи…       Вонзить в него зубы.       И я бы не сдержался, вот же блядство, я бы точно сделал огромную глупость, но!.. Дэйми — вот он, ближе некуда, и вместе с тем мучительно недосягаем для моих клыков и для того жуткого голода, что он во мне разжёг. Точно ощутив, что мои мысли убрели не в том направлении, Дэйми сгрёб в кулак мои волосы, с силой оттянул назад, больно укусил в шею и тут же прихватил кожу на месте укуса. Синяк будет красочный и сойдёт лишь через день, и будь я проклят, если одна мысль об этом не возбудила меня ещё сильнее.       — Ещё, — выдохнул я со стоном, — прошу, Дэйми, сделай так ещё…       Дэйми на это выдал что-то трудноразборчивое и явно матерное, однако мою малость ебанутую просьбу охотно исполнил. И даже не раз. Я только и мог, что глухо стонать, подставляя шею и подаваясь навстречу жёстким толчкам, лихорадочно стискивая пальцы на чём попало (упс, минус простыня), и… Твою ж мать, в жизни бы не подумал, что стану кого-то умолять — чтобы не останавливался, чтобы ещё жёстче, без всяких церемоний. Чтобы напрочь выеб из моей башки все мысли, всю эту вампирскую дурь.       Голод никуда не делся. Грыз изнутри, рвался наружу. Не придумав ничего лучше, впился в собственное запястье, но облегчение было недолгим: меня снова ухватили за волосы, заставляя вскинуть голову.       — Ты чего? Не дури, — пробормотал Дэйми, тяжело дыша мне в шею. И — вот ведь болван! — не придумал ничего лучше, кроме как зажать мне рот ладонью.       Ну конечно, я укусил. Не мог не укусить, просто не в силах был удержаться. И всё испортил к херам.       Или нет?       За спиной раздался громкий стон. Тот самый, знакомый мне, пробирающий до костей. Я даже в себя пришел ненадолго, испугался, осознал — боже, он же не простит меня, все эти вампирские штучки ему явно не вкатывают… Силой воли заставил себя отпустить чужую ладонь, не слизывать кровь напоследок. Да так и замер, вдруг осознав сквозь марево возбуждения, что пострадавшую руку от меня убирать не торопятся. Дэйми, напротив, только сильнее вжал её в меня, в волосы вцепился, навалился всем телом, заключая в настолько тесное объятие, что было даже тяжело.       — Бери ещё, — услышал я его горячечный шепот. — Ну, я разрешаю, давай…       Его зубы снова впились мне в шею, а я слизнул оставшуюся кровь с его ладони, чуть повернул голову, чтобы под моими губами и зубами оказалось его запястье…       Я не мог ему отказать. И отказаться тоже не мог. Провёл языком по нежной коже запястья, прокусил её, но тут же убрал клыки и жадно присосался к ранке. Это не настоящий укус, даже близко нет, да только в нынешнем моём — и его — состоянии даже этого хватило, чтобы без того крышесносное возбуждение стало вовсе невыносимым.       — Боже, блядь, — выдохнул мне в волосы Дэйми, убрал из них ладонь, которая тут же прошлась по всей моей спине.       Так нежно и ласково, на контрасте с его яростными движениями внутри меня, на контрасте с той слабой болью, что ощущал он от моего укуса. Легла на живот, короткие ногти царапнули под пупком, опустилась ниже и обернулась вокруг члена. Крепко, основательно, задвигалась.       Невыносимо, невозможно, крышу сносит просто куда-то в Моэргрин, не меньше. Его толчки, член в моей заднице, его лихорадочный шепот, который я отчаялся разбирать.       Вкус его крови, что так прекрасно удовлетворила бы мою жажду.       Я пожалею об этом. Дэйми об этом пожалеет, но сейчас я не готов жалеть буквально ни о чем. Сейчас я готов только двигаться вместе с ним, и тоже шептать всякую чушь, неразличимую даже для меня. Хриплый выдох за спиной заставил меня очнуться ненадолго — что там, на одно мгновение, — прежде чем ладонь Дэйми соскользнула на головку, огладила, сжала…       Оргазм, прошивший тело, был настолько сильным, что я, кажется, ненадолго выпал из этой реальности. В какую-то другую, где есть только я, Дэйми и грёбаные бабочки в животе, или как там еще можно назвать это изматывающее душу чувство, что всё охуенно. Правильно. Как надо. Что мне не было так хорошо, наверное, и никогда вовсе.       Дэйми завозился, устраиваясь рядом, цепко обвил меня руками, притягивая ближе. У него забавная привычка обнимать меня именно так, собственнически сгребая в охапку — точно он думал, что я буду вырываться. Я не буду, конечно же. Не хочу нисколечко, да и бессмысленно это. Не в первый раз меня посетила мысль, что дёргаться уже бесполезно — даже если я сбегу от него на другой край мира, то всё равно никуда не денусь. Этот нахальный мальчишка слишком глубоко запустил в меня когти.       И не хотелось бы портить момент, а всё равно придётся. Дурманящий запах крови попросту не даёт забыть, что я натворил… или чуть было не натворил.       — Прости, — выдохнул я, кое-как разлепив глаза и осторожно сняв чужую руку с плеча. Укус на ладони выглядел сносно, а вот на запястье красовался жуткий кровоподтёк. Руки вообще-то не предназначены для такого — слишком много мелких кровеносных сосудов, да и не слишком удобно оттуда пить. Так только в дурацком кино делают. — Прости, Дэйми, я не должен был… Я не думал, что будет настолько тяжело себя контролировать, и… Блядь. Хорошо, что ты был сзади.       — Почему это? — лениво протянул он, словно ответ его особо не интересовал. Даже глаза едва открыл, хитро жмурясь, точно сытый кот. И руку уложил обратно, как если бы я её не разукрасил своими проклятущими зубами.       — Да потому что я бы тебе в глотку вцепился, вот почему! — Дёрнулся было, но без толку — кто бы меня так просто отпустил. — Извини. Зря я предложил, не стоило так рисковать…       — Ты это щас на что намекаешь? Типа не трахаться с тобой теперь? — мигом взвился Дэйми. Но потом, видимо, прочувствовав ситуацию или что там у него за эмпатическая магия, унялся и сполз чуть ниже, чтобы удобнее было устроить голову у меня возле плеча. — Уймись, ладно? Я разрешил, я не жалею, мне охуенно и тебе, вроде бы, тоже. И да, трахаться я люблю лицом к лицу. Хотя ты и так об этом знаешь… Короче. Вот он я, живой и прекрасный, кусаешься ты прикольно, так что давай мы с тобой это как-нибудь мирно отсублимируем и будем и дальше счастливы вместе, ладно? С зубами в моей глотке или без.       — У нас был уговор, — напомнил я ворчливо, — секс отдельно, еда отдельно, помнишь? Ты не еда, Дэйми. Я должен был держать свои зубы от тебя подальше, и мне жаль, что я переоценил свою хвалёную выдержку.       — Я вообще-то буквально запихнул свою руку тебе в рот, — в тон мне отозвался Дэйми. Я вижу, что мои слова его сильно злят, и от этого ужасно не по себе, однако и просто замолчать произошедшее я не мог. Это было бы нечестно. — И явно был не против. Да какого хера, Риз? Бесишь! Почему ей можно, а мне нельзя?!       А, так вот в чём дело — кто-то тут собственник. Я, как ни силился, не смог сдержать улыбки.       — Потому что она для меня абсолютно ничего не значит.       — Она — нет, — вдруг согласился со мной Дэйми, хоть и не слишком искренне, судя по капризному тону. — Но ты вампир. Я-то конечно, поначалу питал кое-какие иллюзии в силу собственной эгоцентричности, но давай начистоту.       Он приподнялся на постели, уселся напротив меня, поджав под себя ноги. Длинный палец с наполовину обкусанным лаком на ногте ткнулся в грудь.       — Ты вампир. Для тебя эти твои обеды и ужины человеческой кровью — всё равно что секс. У тебя же встал на неё сегодня, скажешь нет? Так вот. Я не хочу, чтобы у тебя стояло на твою еду, если это не я. А ещё ты всё равно захочешь меня… присвоить. Рано или поздно это случится, Риз. Разумеется, это если ты не хочешь тут со мной расстаться.       Он говорил серьёзно, непривычно строго, но обиду в его голосе я всё равно слышал. Да что там, настоящее возмущение и даже гнев, будто он вообще никоим образом не представляет, что мы с ним можем расстаться.       Можем. Признаться, эта мыслишка закрадывалась мне в голову — Мариус грёбаный Арчерон, останови, останови всё это, пока не поздно, не ломай мальчишке жизнь! Хорошая мыслишка, правильная, вот только…       — Ты же знаешь, что не хочу, — отозвался я и тоже сел. Протянул руку, коснулся гладкой щеки, с удовольствием ощущая её тепло.       Дэйми инстинктивно подался за этим движением, прикрыл глаза. Но всё же отозвался:       — Я не хочу обращаться в вампира прямо сейчас. Скорее всего, не в ближайшие несколько лет, хотя бы потому, что хочу посмотреть, пойдет ли мне возраст. Но делить с тобой всё это я хочу. И твои зубы в своей шее. Мне не страшно, Риз, хоть и должно. И я, будучи в здравом уме и трезвой памяти, заявляю — я, блядь, хочу твои зубы в своей шее. И тебя, сучёныш белобрысый, я тоже хочу!       — А что, если мне страшно? — отрезал я сердито, убрав руку — чем заслужил явственно недовольный взгляд. — Ну разумеется, тебе же мало просто заиметь меня в личную собственность — теперь ты хочешь быть кровью в моих жилах! Хорошо, ладно, прекрасно, но что дальше? Ты всегда сможешь передумать и послать меня к чертям, да только у меня такой роскоши нет. Нет, Дэйми. Для меня это насовсем, понимаешь ты? Навсегда! Навечно! Пока блядская смерть не разлучит нас!       — Я понимаю, Риз. Это ты не понимаешь, что я ни за что и никогда не передумаю, — отозвался Дэйми с неожиданным, даже недобрым каким-то спокойствием. А затем метнулся вперёд и бесцеремонно опрокинул меня на измятые простыни. — Вот это всё моё, дурацкий ты клыкан! Понял? Нет? Ладно, так и быть, дам тебе осознать, что намерения у меня серьёзные. Твёрдые, так сказать, во всех местах.       — Вообще не смешно, — проворчал я, вот только на лицо самовольно наползла дурацкая ухмылка. Как вот с ним ссориться, скажите на милость? Да никак. И вообще, глупо тратить время на идиотскую ссору, когда можно заняться чем-то куда более приятным.       А о том, что на самом деле для меня — для нас обоих — означают слова Дэйми, лучше подумать позже. И желательно той головой, что сверху.