Easier alone (Легче в одиночку)

Иногда ему жутко хочется высказаться кому-то, рассказать всю правду, оставить ложь, что он придумывал всю свою жизнь, просто начать все с нового листа. Перечеркнуть все тяжелые моменты, ужасные ситуации, забыть, стереть из памяти то, что каждый день сжигает душу, разрывает сердце, душит. Его, Ким Тэхёна, душит. Ему до боли в груди надоело самоедство и саморазрушение, он устал думать, а что было бы, если… Какой в этом смысл? Время на то и время, чтобы ускользать, подобно воде, проходя сквозь пальцы. Его не повернешь вспять, не исправишь, не поступишь иначе. Тебе дают широкой фантомной ладонью хороший подзатыльник, говоря этим: «не смотри назад, только вперед. У тебя нет выбора.» Тэхён не настолько отчаялся и обезумел, чтобы броситься в чужие объятья и просить поддержки, потому что сам уже просто не вывозит. Тэхён на протяжении своей короткой жизни еще ни разу нормально не открывался и безоговорочно влюблял в себя. И ему плевать, что это низкий поступок. Плевать, что больно другим, главное — что эта боль не принадлежит ему. Важно, что иллюзии железной стены и полной защиты приносят больше счастья, чем настоящая реальность. Глаза медленно, закрываются, последнее, что мелькает перед ними, — белый одинокий потолок. Рука чувствует мокрый нос, Тэхён слышит громкий лай Ёнтана, но тело напрочь отказывается подчиняться хозяину, и это кажется его концом. Как говорится в сопливых мелодрамах, у него в голове возникают картинки собственной жизни, пролистывая все счастливые и несчастные моменты, как бы напоминая, что вот он, Ким Тэхён, был до этого времени живым человеком со своим прошлым и настоящим, но, увы, будущего может просто не наступить. Голова кружится, а темно-карие глаза закатываются, оголяя белок, пугая Тана ещё больше, из-за чего пёс начинает протяжно выть. Как бы не хотел Чонгук оставить Тэсона у кого-нибудь, чтобы немного отдохнуть от роли одинокого папаши, но сам ребенок категорически против расставаться с отцом. Холзи его не очень-то впечатлила, из-за чего он не шибко жаждет вновь оказаться у неё на руках. А все остальные… Просто пугают Тэсона до скоплений слезок на глазах, до мокрых щечек, до желания спрятаться в объятьях папы, укрыться от холодной метели. Чонгук идет не спеша, сегодняшний день снова укрылся затемненным покрывалом, состоящим из большого количества облаков, напоминая мрачные города в фильмах ужасов, где происходят страшные скримеры. «Чувак, будь другом, заявись к этому ушлёпку, он мне дверь не открывает. Если лечиться не хочет, пускай хотя бы Тана отдаст, уебок.» Когда Чонгук обменялся номерами с Джеем — он не помнил. Просто этот парнишка начал частенько бывать в отделе, из-за чего заглядывал в общий кабинет, где успел подружиться и с Чимином, и с Джином, сговорившись о злобном плане против старшего брата, а также Холзи… Не впечатлила она его, это, скорее, просто предвзятая неприязнь, чем основанная на каких-то явных вещах. Чонгук не привык кому-то отказывать, тем более — тем, с кем хорошо успел сблизиться и почувствовать себя не таким одиноким. Тэсон иногда позволял себя держать за руку, но от отца не уходил, не позволял приближаться ближе, но, кажется, Джебому и этого было достаточно. Он был совсем другим человеком, когда видел маленького зайчика. Дети меняют людей? Всё возможно, это было слишком мило. И слишком грустно. Чонгук не мог забыть отрешенное лицо Тэхёна, взявшего на руки Тэсона и унесшего малыша в их кабинет, чтобы просто уйти с глаз долой; чтобы спрятаться от любопытных коллег, от их странных взглядов и вопросов; чтобы только отсрочить разговор с Холзи, который до сих пор не был произнесен вслух, лишь только в мыслях; чтобы скрыть звук ломающихся костей; чтобы похоронить в одиночестве то, что приносит оголённой, как натянутый нерв, души боль. Именно это крутится в мыслях Чонгука двадцать пять на восемь, из-за чего он отпрашивается у товарища подполковника, сдав всю работу Джину, и со спокойной душой идет в сторону тэхёнова дома, зная, что тот не вылезет из своего убежища, в котором, у него кажется, нет ни проблем, ни забот, ни обязанностей. Он сравнивает адрес, написанный Джеем с показывающимся в навигаторе, а после удостоверившись, шагает в сторону нужного подъезда. Видит мерс, а после слышит громкий лай. Чонгук поднимает голову, высматривая, откуда именно доносится звук, а после видит Ёнтана, стукающего по окну лапами и беспокойно сидящего на подоконнике. Пёс спрыгивает, а после бежит куда-то внутрь. И теперь опер уже округляет глаза, понимая — это беспросветный пиздец. Парень поднимается настолько быстро, насколько позволяет ему выносливость и Тэсон на руках, а после встает перед очередной проблемой. Попасть в подъезд — окей, попасть во внутрь квартиры — твою мать. Чонгук поддаётся панике, Тэсон начинает ворочаться в руках, продолжая плакать от резкого лая, доносившегося изнутри тэхёновой квартиры. Чон делает вдох носом и выдох ртом, а после усаживает сына на ступеньку.       — Сына, не плачь, с Тэ что-то случилось, слышишь Тана? Пожалуйста, сын… — и малыш словно понимает, как самый взрослый человек, замолкая и смотря на отцовские действия с неприкрытым интересом, абсолютно не обращает внимания на лай. Старший Чон шарит по карманам, слыша, как Тан скребется когтями по двери, бегая к Тэхёну и обратно. Пёс сильно волнуется за друга, из-за чего его действия слишком резки, а лай слишком громкий. Чонгук понимает, что нет ни отмычки, ни шпильки, даже ебаной скрепки нет, он же не даун носить с собой кувалду или тот же топор, чтобы по-быстрому попасть в квартиру, но потом годы обучения и муторных лекций проносятся у него перед глазами, и Чонгук вспоминает, как и что делать. Три выхода. А) вышибает нахер дверь, но перепугает ребенка, получит пиздюлей от Тэхёна, скорее всего, будет вывих плеча либо сломанное (когда-то) колено уже будет не восстановить, потому что знает — без жертв не обойдётся, ну и прославится на весь подъезд не очень-то хорошим человеком. Б) Пистолет. Тут это уж совсем на крайний случай. В) Сломает замок перочинным ножом, что не так эффективно, но всё же последствия будут минимальны. И Чонгук прибегает к плану В, достав нож, начиная проворачивать свои махинации. Пару минут и замок больше не пригоден для службы. Хватает Тэсона на руки, забегает внутрь, сразу же чувствуя духоту помещения, Тан встречает его и бежит в сторону хозяина, лежавшего на полу в позе эмбриона. У Чонгука волнение на лице проскальзывает и там же остается, большие щенячьи глаза становятся огромными, выпученными, а рот приоткрывается, но звуки из него не выходят. Слов нет, блять, одни, мама родная, эмоции. Чон усаживает Тэсона на пол, а после подбегает к неподвижному телу, видно, что его лихорадит не на шутку. Тэхён лежит фарфоровой куклой, будто нити кукловода оборвались, а после единственное, что смог сделать сам Ким, — свернуться калачиком, прижимая колени к груди, пытаясь согреть себя и не раскрошиться прямо здесь, в собственной квартире, одинокой и чужой, здесь, где единственный друг-пёс останется один, будет чувствовать уходящее тепло из тела хозяина, будет умирать вместе с ним и морально, и физически. У Чона сердце нервно дергается, боль причиняя грудной клетке, пропуская через всё тело импульс, распространяясь по конечностям и возвращаясь обратно. Чонгук приподнимает его тело, укладывая поперек своих ног, так, чтобы темная голова лежала на чонгуковом плече, чтобы оперу было легче взять на руки напарника. Но заглянув в лицо Тэ, Гук забывает, что нужно вообще-то дышать. Кожа, что когда-то была песочной, становится серой и тусклой, вокруг глаз темные круги, говорящие о бессонных ночах Кима, губы — потрескавшиеся и безжизненные, испарина на лбу, жар, исходящий от всего тела, сбитое и рваное дыхание, впалые скулы. Сам Тэхён, кажется, похудел слишком сильно. Нет того парня, держащегося в тонусе, в меру подкаченного. Кажется, эти дни высосали из него всё: и мышцы, и нервы, и эмоции, и саму жизнь.       — Тэ, ну же, открой глаза, — шепчет словно в бреду Чонгук, уткнувшись лбом своим к тэхёновому, ему безумно страшно, — Тэхён! Чёрт! Чонгук трясущейся рукой вытаскивает из заднего кармана темных джинс телефон, снимая попутно блокировку и набирая номер скорой помощи. Ему отвечают не сразу, а когда выслушивают его быстрый, задыхающийся монолог, словно ему нечем дышать, просят подождать около пятнадцати минут. Они уже едут. Чонгук кладет телефон рядом с собой, а позже замечает, как Тэсон ползет к ним, но останавливается из-за вставшего на его пути Ёнтана, ограждающего малыша от возможности заболеть. Чон чувствует ладонью повышенное сердцебиение Тэ, слышит учащенное дыхание, а сам Тэхён снова начинает дрожать, его с новой силой начинает лихорадить.       — Тэ, потерпи ещё немножко, хорошо? — шепчет Чонгук, прижимая к себе тело сильнее, пытаясь его согреть, желает отдать всё своё тепло ему, чтобы только Ким Тэхёну было не настолько плохо, чтобы стало легче; чтобы он не чувствовал ледяного холода, обволакивающего его с новой силой; чтобы больше не видеть его фарфоровой куклой, — Тэ, открой глаза, пожалуйста, открой их… Чонгук снова и снова заходится в панике, не понимая, что может еще сделать, а позже ему приходит в голову одна мысль. Парень поднимает на руки неподвижное тело, чьи конечности свисают безвольно и расслабленно. Чонгук уносит его в сторону кровати, плотно закутывая в одеяло, но не садится рядом, а подбегает к шкафу, в котором по идее должен быть хоть какой-нибудь плед, не находит. Чертов Ким Тэхён, даже здесь не такой, как все. Но Чон находит его в шкафчике, находящемся чуть ниже, а после бежит к сыну, усаживая его на два толстых пледа, чтобы не заболел и не простыл, сидя на холодном полу. Чонгук подходит к Тэхёну, кривящему губы, а после плотно сжимая их, превращая в одну сплошную линию, парень поворачивает голову к Тэсону, замечая что тот совсем не капризничает, лишь порывается подползти к отцу и Тэ, но ему мешает Тан, а позже наваливается прямо на него, хватая руками мягкую шерсть, сжимая его маленькой ладошкой. Таким образом, ища хоть какую-то в нём поддержку. Пятнадцать минут проходят слишком медленно и утомительно, тянулись жевательной резинкой, но скорая помощь так и не приехала. Ебаная система. Человеку плохо, а они нассут в уши, скажут, что приедут, а в итоге нихрена. Чонгук просто в бешенстве, как же его бесит подобная херотень. Он бы посмотрел на тех людей, работающих в больнице, когда им будет нужна помощь, а к ним так и не приедут. Это же просто грипп, просто жар, опаляющий всё тело, просто обычная лихорадка. Ничего серьезного, да?! Чон забивает свою злость в дальний угол, потому что не время, нельзя паниковать. Он здесь и сейчас — единственный способный на какие-то шаги и действия. Тэхёну не поможет годовалый ребенок или же простая немецкая овчарка. И тут Чонгук решается на отчаянное решение. Поднимая Тэхёна на руки, хватая ключи от мерса, лежащие на столе рядом с телефоном, забегает в лифт, нажимая на кнопку первого этажа, а после открывает машину и укладывает Тэ. Возвращается за сыном, но Тан и не думает отставать, поэтому пристегнув сына, благо детское кресло ещё было не выкинуто, Ким специально купил его, когда был нянькой на два дня. Ёнтан уселся рядом с ним на заднем сидении, а Ким на переднем. Чонгук не помнит — с какой скоростью ехал; как так быстро добрался до первой ближайшей больницы, находящейся почти в самом центре Сеула; откуда у него столько сил, чтобы не чувствовать веса Тэ, пока нес тело до стойки регистрации, громко крича, что нужна помощь; как у него забрали Тэхёна; как вернулся в машину за сыном, взяв того на руки; как Тэсон снова, почувствовав что-то неладное, начал громко плакать, хватаясь за шею отца; как набрал Джебома и сказал ему, что с его братом все плохо, что он, Ким Тэхён, в больнице; как резко сел голос Чимина; как сам Пак на фоне сообщил другим коллегам о данной ситуации. Чонгук ничего не помнит, перед глазами появляется снова и снова болезненное выражение лица человека, ставшего ему слишком близким, слишком нужным, слишком важным сердцу…

🚬🚬🚬

Чонгук просыпается от легкого шевеления своего плеча, чувствует ладонь, немного сжимавшую и пытающуюся привести в чувство. Поднимает туманный взгляд, замечая, что рядом сидит Чимин. С другой стороны Холзи, утирающая непрошенные слезы, и Хосок. Сокджин стоит рядом с Намджуном, касаясь друг друга плечом, разговаривает с врачом, ушедшим в палату Тэ. Чон переводит взгляд в другую сторону коридора, откуда выходят два силуэта. Джебом с разбитым лицом и сбитыми костяшками и Соджун. Оба парня мрачно молчаливы, и брови их нахмурены настолько, что на лбу появляется складка. Опер не сразу вспоминает, что находится в больнице и по какой причине, засматриваясь на сына, который уснул прямиком на руках папы. А позже замечает, что уже время подошло к восьми часам вечера. Сколько он здесь пробыл?       — Я отвез Тана к себе домой, накормил и погулял с ним, хотя тот отказывался выползать из мерса, — потирая переносицу, говорит Джебом, громко втянув в себя воздух. Рядом стоит Соджун молча и сдержанно. Но его выдают собственные глаза. — замок тоже сменил в его квартире, поэтому не волнуйся за это, — обращается он к оперуполномоченному. — как чувствуешь себя? Чонгук помотал головой, не желая отвечать на очевидный вопрос. Как он? Никак. Блять, а какое должно быть состояние у человека, который испытал серьезный стресс; поддался несколько раз панике и мысленно отрезвлял себя, проговаривая, что всё будет хорошо, что всё обойдётся; который, кажется, постарел и поседел на пару лет. Парни стоят молча в совсем безлюдном коридоре, каждый думает о своём, коря и обвиняя себя в том, что не заметили этого надлома в друге, да-да, именно в нём, в друге, не просто коллеге. Другие же — обвиняли себя мысленно в том, что снова поверили в образ сильного и стального Тэхёна, что переживет эту бурю в одиночестве и станет прежним. Никто же не думал, что Тэхён — человек, страдающий от невыносимой моральной боли, абстрагировавшийся от всех, замкнувшийся, запершийся, оттолкнувший всех и каждого, надеясь, что время вылечит его. Но жестокая правда заключается в том, что он уже давно готов выговориться, просто слушать его никто не желал. Не слушали, не слышали, не понимали. И Ким Тэхён был уверен, решись он обратиться за помощью к кому-нибудь, его не услышат, так думает Чон Чонгук.       — Я думала, что мы поддерживаем друг друга, — тихо начала Холзи, немного успокоившись, вытерев слезы, девушка смотрит в пол сожалеющим взглядом, будто в подтверждение мыслям Гука, — но только сейчас я осознаю, что на самом деле заботились только обо мне, это было односторонне… — новый всхлип следует за предыдущими, Холзи беременна и ей категорически нельзя расстраиваться и ловить истерики, но что поделать, если осознание собственной слепоты и ветрености давит на сердце тяжелым грузом? — Он справлялся со всем один, а я, как подруга, не сделала ни черта, чтобы помочь ему. Я даже не спросила, что с ним, как он… Я… не спросила, какого ему было так часто приходить к родителям. Холзи поднимает глаза на Джебома, невольно дернувшегося, а после ей так стыдно перед парнем стало, не хотела затрагивать это. Тема только для тех, кто состоит в семье. А блондинка не числится в этом кругу. И так думает не только Джей. Девушка слишком привыкла к поддержке Тэхёна, не задумываясь, что ему самому она нужна. А если и спрашивала — не замечала всепоглощающую пустоту в его глазах.       — Теперь уже не исправить ничего, — говорит Джин, прерывая затянувшуюся тишину. Ему жаль. Они все конкретно облажались.       — Прошу прощения, что прерываю вас, но — к ним снова подходит доктор, вышедший из палаты, — Ким Тэхён в стабильном состоянии, температуру мы ему сбили, но советую избежать всякого рода стресса, потому что судя по его карточке в больнице, болеет он крайне редко, что говорит об его устойчивом иммунитете. А нервная почва и пренебрежение здоровьем это усугубили положение. Как его лечащий врач советую дать ему отдохнуть.       — Конечно, — соглашается Намджун, он бы и не поступил по-другому. А эти советы врача ему не шибко нужны, тут всё предельно ясно. Терпеть он не может больницы, личная неприязнь.       — Мы можем его увидеть? — спрашивает Чимин охрипшим голосом.       — Только член семьи, завтра можете прийти и увидеть его, но не сегодня. Время уже позднее, — сухо проговаривает доктор, разворачиваясь на пятках и уходя в сторону стойки регистрации, — доброй ночи.       — Вот уро… — начинает Джин, но прерывается, когда теплая ладонь опускается на его плечо.       — Пойдем-те, Джебом, сразу звони, если что-то случится или понадобится, — обращается Джун к младшему брату Кима, а после замечает потрёпанный вид парня.       — Да, Намджун-хён, — несвойственно себе отвечает Джей, переходя на правильное обращение к человеку, что старше его. Это говорит только о том — парень уязвлен, что ему легче сейчас следовать правилам, чем идти против них. — ночи. Ким отрывается от стены и шагает в сторону палаты, открывая дверь, из-за чего присутствующие увидели только конец кровати, на котором лежат под одеялом ноги Тэ. Самого Тэхёна видно не было. Парни встают со своих мест, Хосок поддерживает ослабевшую Холзи и ведет к выходу, Чонгук тоже следует за всеми, замечая, что Соджун не сдвинулся со своего места, буравя белоснежную стену злым взглядом.       — Чонгук… — окликает его Джун, переведя на брюнета взгляд. Чон возвращается к Паку, остановившись в шаге от него, видит все эмоции, ярко отраженные на уставшем лице, ждёт. Ждёт этой просьбы.       — У меня есть просьба…

🚬Двадцать два часа спустя🚬

День выдался пустым. Чонгук может открыто сказать, что провалялся на диване вместе с Тэсоном и Таном, которого привел Соджун, забрав у Джея. Никакие документы, бумажки, валяющиеся на столе, его не волновали. Лишь только вечно недовольный тип в больнице имел значение. Чонгук не мог поверить, что Тэхён смог так сильно заболеть, что предстал перед ним, перед человеком, которого ни во что не ставит, в таком уязвленном виде, потрепанном и болезненном. Ну никак этот образ не шел ему к лицу. Тэхён — волевой человек, сильный духом, умеющий ставить людей на их места, осаждая их гордыню, втаптывая глубоко в землю. Тип, который привычным действием скользит взглядом по чужакам, заставляя их испытывать агрессию и заводиться с пол-оборота. Такой Ким Тэхён ему нравится намного больше. Только это наш секретик. Они всем составом быстрыми движениями надевают куртки и закрывают кабинет на ключ, когда их рабочий день заканчивается, прощаются с Югемом, выходят из отдела, чувствуя прохладный воздух, вдыхают глубоко, заполняя легкие до конца. Намджун, Джин, Хосок, Холзи, Чимин — на одной машине, Чонгук с Тэсоном, Таном и Соджуном — на другой.

🚬

Весь путь разговаривает только Джин, пытаясь разрядить обстановку, а позже к нему присоединяется Чон Хосок, обсуждая нейтральные темы, не касающиеся их любимого дерзкого опера, и это срабатывает. Но ненадолго. Молча доходят до стойки регистрации, приветствуют знакомую медсестру, видят, как из нужной палаты №510 выходит Джебом, потирая уставшие глаза. Ещё бы, провести весь свой выходной день с Тэхёном, как правило, выслушивая его недовольство и, скорее всего, отборный мат. А это вытягивает все силы, как вампир кровушку у молоденькой девчушки — не быстро, утомительно, вызывая желание повеситься.       — Он очухался, тон ниже, ибо ему башню рвёт, заебал уже меня… Чонгуково сердце пропускает удар, когда вновь видит болезненный вид Тэхёна, цепляющегося первым делом взглядом за сцепленные руки Холзи и Хосока, а потом медленно переводит темно-карий взор, пронизывая самого Чонгука. Как будто ножом по оголённому нерву.       — Тэхён? — снова обращается к нему Намджун, не услышавший ответа на свой вопрос. Тэ смотрит, не отрываясь, на Чонгука и медвежонка на его руках, не чувствуя, как тычется в локоть носом Тан. Врач был крайне недоволен собакой, но весьма убедительный Джин в гневе переубедил его. А сам старший опер все продолжает играть в гляделки с Чонгуком, ему это доставляет невероятное удовольствие, нет, ну, а вы когда-нибудь видели эти смущающиеся щечки Чонгука? Нет? Ну значит, не судьба, не поймете.       — Ну и на кой хер вы приперлись всем стадом? — в привычной манере обращается ко всем Тэхён, вдоволь наигравшись, но взгляда не отводя, Тэ гладит Тана по голове.       — Потому что мы волновались, придурок… — цедит Чимин, мгновенно распаляясь. Его откровенно бесит то, что Тэхён так пренебрег своим психическим и физическим здоровьем.       — Чим, ему похер, понимаешь? — роняет вернувшийся Джей, зло прожигая взглядом старшего брата, который не проигрывает в этом. Были бы силы, попиздились бы. — Снова думаешь только о себе       — Мы не имеем права его судить. Чонгук только спустя минуту понимает, что сказал это вслух, даже не попытавшись предотвратить то, что сейчас происходит, а именно: каждый, кто находится в палате, уставился на оперуполномоченного, округлив глаза. И только темно-карие смотрят на него, прищурившись, пытаясь найти какой-то подвох, но всё равно замечают удивление от собственного поступка.       — Так че… как ты? — переводит на себя всё внимание Соджун, спрашивая очевидное. Никак.       — Жить станет легче, если вы все уйдете.       — Ну, дружочек, потерпишь нас немного, мы же так соску~уучились! — завопил Джин. И кажется, что всё приходит в норму. Тэхён с его черным юмором и вечным сарказмом. Но только того всё же задевает парочка, чуть ли не обжимающая при нём. Коллеги что-то спрашивают у него, сам же парень отвечает «да», «нет», «да не знаю я, блять, че пристал?!» Но все меняется, когда Холзи делает попытку обнять Тэхёна, а тот её не сильно отталкивает от себя, не отвечая на объятья как раньше. Уже не будет как прежде. Теперь всё это остается в «до». Его уже и не волнует, как сильно ей будет плохо после этого, как сильно Холзи будет винить себя в том, что не заметила трещину в их дружбе. Разбитое сердце превращается в сгоревшие угли, оно же и меняет людей, правда?.. Сможет ли Тэ собрать себя вновь по частям — вопрос времени. Возможно, сможет, а может и нет. Но хочется же верить в лучшее? Тэхён же никогда не говорил, что его чувства к судмедэксперту… истинные? Просто они чуть сильнее, чем просто дружеские или братские. Но Чонгуку это не нравится. Совсем. От слова — его это приводит в бешенство. И с каких пор мы стали такими ревнивыми?..       — Тэхён, ей же больно, — укоризненно проговаривает Джин, ладонью шлепнув по плечу, понимает — зря полез, где ему, Сокджину, делать совсем нечего.       — Больно? — сухо переспрашивает Тэ, сжимая в кулаках простынь. — Знаешь, что больно? Смотреть на детей, растущих без семьи, видеть, как сильно они скучают, каждый день проливая слезы, что жизнь обошлась с ними так жестоко. Больно видеть людей, умирающих от страшных ожогов, от глубоких порезов или пуль, истекая при этом кровью, от неизлечимых болезней, зная, что шанса у них никогда не было. А все слова — пустые и дающие ложные надежды. Больно, когда твой мир выворачивают наизнанку, ломают бесцеремонно твои принципы, правила и устои, сбивают к херам ориентиры. Когда всецело привязывают к себе, не дав подумать и передумать. Не позволяя сбежать. А потом просто наблюдают, как ты сходишь с ума и боишься с самим собой остаться наедине, вновь и вновь переступаешь через себя. И каждый раз думаешь, ну всё же изменится, но ничего не меняется. Больно, когда смотришь в зеркало и понимаешь, что это кто-то чужой, потому что от тебя ничего не осталось, потому что все чувства сгнили, как и надежда, как и вера, как и хорошее в тебе. Чонгук стоит, словно вросший в пол куст, и пытается понять, что же именно он чувствует. А это неимоверно сложно. Чувство, будто чудовища пытаются тебя утянуть на самое дно за ноги, потопив в черном омуте; словно кожу резко простреливает дрожью, от которой становится неприятно настолько, что рука невольно тянется с целью почесать все внутренние органы; будто кожу поливают раскаленной лавой, оставляя ужасные мерзкие ожоги; сводит зубы настолько сильно, что кажется — раскрошатся, органы скручиваются в тугой морской узел, а в мозг впиваются иглы с невидимыми нитями. Это чувствует Чонгук, слыша столько боли и обиды в тэхёновом голосе. Ему неприятно, отвратительно становится на душе, зная, что он даже представить не может — насколько это невыносимо. Любить человека, тебе не принадлежавшего. Гук хочет сейчас просто обнять Ким Тэхёна, просто уткнуться носом в ямочку между ключицами, просто раствориться в нём, утонуть и задохнуться. Простите, но он просто влюбился в него ещё сильней. Чонгук не бежит от этого, понимает — от Ким Тэхёна не убежать. И от себя тоже не сбежишь.       — Думаю, ему нужно вколоть успокоительное, а то он какой-т бешеный, — бормочет еле слышно Джебом, пытаясь расслабить коллег брата, но ловит взгляд Соджуна на себе. И остальные слова застревают где-то в глотке.       — Тэхён уже просто устал, — соглашается Пак, надевая на себя пальто темно-серого цвета. Парни по одному выходят из палаты, прощаясь с Тэхёном, пожелав ему скорейшего выздоровления и возвращения в строй.       — Ведешь себя как обычно. — роняет Соджун, выходя предпоследним, его темные глаза ловят взгляд Тэхёна, не боится этого нездорового блеска в них, качает головой и выходит.       — Я приду завтра в обед, слушайся врача, усек? — Джей смотрит на него как-то слишком грустно, младший понимает каждую реакцию брата, но не собирается снова и снова мирится с его мерзким характером. Если ему плохо, то пускай загибаются все?.. Это принцип морального урода и эгоиста. А старший не был таким. На лице Джебома все еще красуются синяк на скуле, разбитая бровь и губа, из-за чего Тэхён его окликает.       — Ответь на вопрос и вали.       — На ноль, Тэ. Гордыню укроти, а уже потом распускай свои выебоны. Прости, зайчик, ещё увидимся, малыш. — прощается Джей с Тэсоном, помахав ему напоследок, кивнув Чонгуку, но не посмотрев в братские глаза. И он выходит из палаты, ероша свои волосы, потерявшие красный цвет. Младший Ким не собирается отвечать на вопрос «Что с твоим ебалом?». Просто потому, что этот уебок не заслужил. А Тэхён думает, ну и пошёл ты нахер, братец. Какое ему вообще дело? Он слишком ценит свой комфорт и внутреннее равновесие, он не собирается снова обращать всё в прах из-за посторонних людей. Но что-то внутри шепчет ему — Чонгук уже не посторонний. Он не ушёл. Тэсон лежит на руках Тэхёна. Захныкал и заворчал сразу же, как они только вошли в палату. Соскучился и попросился к Тэ, а тот хоть и демонстративно поморщился, но всё-таки дал своё согласие, принимая объятья малыша. Всё это время Тэхён терпел это стадо только из-за медвежонка, уснувшего снова на груди Кима, отец не был против. Они молча сидят в одной палате. Тан, Тэсон, Чонгук и сам Ким. Нечего сказать, в голове у обоих пустота. Лишь негромкое сопение медвежонка отвлекает их от затянувшегося молчания.       — Не думал, что он привяжется именно к тебе, а не к кому-то другому, — негромко говорит Чонгук хриплым голосом.       — Я тоже. И это вышло грустно. Как будто Тэхён не заслуживает ничьей привязанности и тем более — любви. И это так начинает раздражать Чонгука. Ему хочется кричать о том, что он, блять, не один. У него есть хороший брат, ну хотя бы со стороны таким кажется; лучшие друзья, прибежавшие по первому зову; Тан, никогда не оставляющий его, недовольного типа; Тэсон, привязавшийся к нему сильнее, чем к собственной матери. У Ким Тэхёна есть Чон Чонгук. Даже если он против этого. Чонгук не отступится. Он себе пообещал. А этот парень держит своё слово. Всегда.

🚬🚬🚬

На следующий день Чонгук вновь приходит к Тэхёну в палату, усаживая сына на койку к напарнику, уходит за кофе, возвращается и молчит. Он откидывает голову, усевшись поудобней в кресле, а после прикрывает глаза, наслаждаясь тишиной. Гуку не нужен треп, чтобы почувствовать комфорт с человеком, а с каких-то пор Тэхён стал его небольшим укрытием от всех. От людей, от проблем, от обязанностей. Сам Ким не стремился начать разговор, при этом знатно нагрубив без причины, ему она и не нужна, но отчего-то желание совсем пропадало при виде уставшего Чонгука. Медвежонок сидел, играясь с пальцами оперуполномоченного, иногда заливаясь счастливым смехом. А сам Тэ замечает — Тэсон подрос. Чужие дети так быстро растут… Ёнтан привычно укладывался возле койки, при этом хорошо потыкался носом в ладонь хозяину, а после снова задремал. Пёс тоже стресса хлебнул, кажется — даже поседел. Чон даже успел задремать, из-за чего не увидел — как долго Тэхён рассматривал его. Пристально, слишком внимательно. Открыто, никого и ничего не стесняясь. Тэ ведь не забыл ту ночь. Пьет не впервые, но какая-то нега растекается по внутренностям при одном лишь воспоминании об их объятьях и проведенном вместе времени. Тэхён не хочет признавать, Чонгук больше не чужой, как-то проник в замочную скважину, залезая прямиком в душу. Но именно из-за слабости в виде привязанности или ещё более сильного чувства — любви, Ким оказался здесь, в гребанной больнице. В месте, что больше всего в жизни ненавидит.       — Извини, я уснул… — бормочет Чонгук, потирая уставшие глаза, вытаскивая напарника из мыслей. Тот даже не заметил, как залип.       — Зачем тогда пришёл? — он знает, по какой причине тот пришел. Но всё равно хочет услышать.       — Потому что ты засранец, — немного не та, но тоже сойдет?.. — потому что ты не должен быть один, хватит с тебя. Тэхён открывает широко глаза, он искренне удивлен такой откровенностью парня, но слишком быстро отходит от шока, принимая привычный ему облик. Типо похуй, но продолжай. Тэхёну тепло. И Чонгук это видит. И у самого внутри как-то становится спокойно.       — Ты ведь связался с Лисой? — как бы невзначай переводит тему Тэхён, удерживая малыша, чтобы тот не упал на спинку, Тэсон играется со своей любимой годзиллой, вызывая улыбки со стороны парней.       — Так и знал, что это ты, — усмехнулся Чонгук, но всё же продолжил ярко улыбаться, показывая заячьи зубы. Ким давненько не видел его улыбающимся, и это так ему нравится?.. Ему спокойно на душе от этой улыбки. — Да. Документы уже готовы, через несколько дней я буду официально свободен.       — Не явилась в суд?       — Нет, думаю — это к лучшему, — тихо ответил Гук, поставив на тумбу пустой бумажный стаканчик из-под кофе, возвращая свой антрацитовый взгляд к Тэхёну, — но Лиса посоветовала взять недельный отпуск и уехать куда-то подальше от города.       — Это ещё зачем? — как-то резко спросил Тэхён, быстро себя внутренне осадив. Что-то ему это совсем не нравится. И как давно их перепалки сошли, практически, (нет, нихрена) на нет, а нормальный разговор вошёл в норму?       — Скорее всего, это связано с её новым ебар… парнем, так скажем, — Чонгук не матерится при сыне, пытаясь быть хорошим отцом, из-за чего даже Тэхён с Джеем научились фильтровать собственную речь, ну не всегда, бывают редкие казусы, — какой-то влиятельный человек, что ли. Не знаю. Повисает молчание, не совсем уютное и комфортное, но и напряжение так такового нет. Тэхён раздумывает на эту тему, ну, черт, как хотите, но не нравится ему мысль, что Чонгук куда-то уедет. От него. С Тэсоном в придачу. А после в голову приходит очень даже «нормальный» выход. Но дело в том, что Тэхён пожертвует своим комфортом и одиночеством ради Чон, белка тебя сожри, Чонгука?.. Немыслимо, нереально, это космически странно и неожиданно. Особенно для самого Тэхёна. Но отчего-то так хочется этого. Чонгук же не ушел, как все… Может, это имеет место быть?.. Он ещё обязательно подумает над этим. А после заходит лечащий врач, говоря, что этого засранца можно уже бы и спровадить из больницы, достал уже за два дня. Но Джей работает в ночь, а кто-то же должен присмотреть за больным, пока тот будет отходить дома.       — Не волнуйтесь, — говорит Чон, приняв для себя неожиданное решение, — я присмотрю за ним.       — Ну еще чего? — недовольный как и всегда, но Тэхёна смерил тяжелый взгляд Чонгука, из-за чего старший сразу же притих и молча начал собирать свое шмотье. — Дожил, бл, теперь злобные кролики скалить зубы начали…

🚬🚬🚬

Они едут в приятной тишине, растворившейся в тепле мерса, из динамиков доносится какая-то к-рор музыка. Сказать, что оба удивлены — ничего не сказать. Джей — падла, как его прозвал Тэ, накачал ему всяких терков, а то что-то скучно его старший братик живет.       — Ну всё, вези меня домой, — командует Тэхён, а после слышит смешок со стороны водителя, ведь его больного (на голову) не пустили за руль, сказав, что еще жить хочется вообще-то, — чего ржешь?       — Мы едем в наш дом, — лениво бросает Гук, посмотрев на сына, до сих пор жавшегося на руках Тэхёна. Как будто прилип, Чонгук даже ревнует немного. — и это не обсуждается. Тэхён хочет поспорить, но голова резко начинает болеть так, что изо рта выходят невнятные звуки умирающего мамонта. Болезнь ж не испарится по волшебству. А врачу просто палата нужна. А от Тэхёна много проблем.       — А давай без этого? Мне и дома нормально…       — Ага, я заметил, то-то ты так хреново выглядишь.       — Да ну? Прям хреново? — приподнимая бровь, спрашивает Тэ, в упор глядя на профиль Гука, — Врать не хорошо, просто признай, что я выгляжу как лучший парень в мире, Бани.       — С самомнением твоим и не поспоришь, хён, — хохочет Чон, а после сразу же хмурится, — хватит меня называть этим зайцем, я и не похож на него.       — Да что ты говоришь, — хитрит Тэхён, одной рукой придерживая Тэсона, а другой тянется к Чонгуку, хватая большим и указательным пальцами за щечку, а после начинает смеяться. А потом приходит осознание, и Тэхён очухивается от этой наплывшей дымки, замечая, как у его водителя покраснели щеки и уши, а сам Чон отводит взгляд в сторону, создавая вид непринужденности и сосредоточенности — типо мне похер, о! дракон летит, здраствуйте инопланетяне, дождь, кажется, накрапывает… Тэ сам в большом шоке от своих порывов… нежности? Из-за чего больше не спорит, лишь смотрит в окно, про себя думая: «Такой дебил, ну какого хрена спокойно-то не живется?!» Думает, что всё обойдётся. Только вот Чонгук думает совсем иначе, ведь ему нравится смущать самого Ким, мать его, Тэхёна, даже если и сам начинает вести себя как по уши влюбленная девчонка. Никто ж не идеален…

🚬🚬🚬

Проходит ровно два дня. Тэхён готов рвать на себе волосы, выдирая волосню клоками, если это действительно поможет не сойти с ума. Его подкидывает и бьет о землю, его действительно ведет от такого домашнего Чон Чонгука, лежащего сейчас рядом на кровати и тихонько сопящего в подушку. Его глаза прикрыты, а ресницы настолько длинные, что хочется кричать, насколько он красив. И не только это доказывает всю привлекательность опера, но и грудь в черной майке, ровно поднимающаяся при каждом вдохе и опускающаяся при выдохе, и красивые ягодицы, обтянутые шортами цвета хаки, икры, ступни, руки, боже, эти вены. Пулю ему в задницу, господа, он больше не вывозит. Тэхён не успевает сообразить, как прикасается к мягким спутанным волосам Чонгука, проводит рукой по ним, разглаживая, пробуя на ощупь, пропуская сквозь пальцы. Чонгук морщится во сне, но не просыпается — слишком устал на работе. А Тэхён в это время стал бесплатной нянькой для Тэсона, сидит дома, смотрит телевизор и приглядывает за слишком энергичным медвежонком. Сам от себя в шоке, но это уж лучше, чем бессмысленное лежание на кровати и залипание в потолок, как было это в его квартире. Ёнтан же каждый раз уходит с Гуком, как бы говоря: «Я, блять, обиделся.» Чонгук недовольного типа вытаскивал в люди, точнее — в кафе, чтобы тот хоть иногда дышал свежим воздухом, а не был затворником. Они гуляли темным вечером по красивому парку, в котором деревьев больше, чем людей. И в этот же вечер выпал первый снег. Тэсон так искренне радовался, что оба парня резко начали оттаивать. И лютая зима в душе Тэхёна начала теплеть. Тан резвился и бегал вокруг малыша, защищая от невидимых преград, высовывая язык и счастливо виляя хвостом. Вечером они смотрели какое-то тупое ток-шоу, из-за чего начали спорить и препираться, мило и шуточно, так по-детски, а позже пришли к выводу, что оба терпеть не могут подобные программы, показываемые на телевизоре. Чонгук потом включил какой-то ужастик, но они его не досмотрели. Оба уснули на диване, а между ними лежал на спине Тэсон, ухватившись одной рукой за футболку отца, а другой — за майку Тэхёна, не отпуская ни на минуту. Он снова ищет в них родительскую заботу — отцовское тепло. Они бы так и провалялись до утра, если бы Тэхён не дернулся во сне и не проснулся. Скорчив недовольную рожицу, Тэ взял на руки сына Гука, уложив его в кроватку и укутав в одеяло. Что делать с напарником — он не знал, но пять минут препираний с самим собой, он решил просто отнести того в спальню, кинув одеяло так, чтоб закрыть его с головой. Вышел из комнаты. Через минуту снова вернулся и сделал всё по-нормальному. Совесть не заткнется. Ну, убеждай себя в этом, Ким Тэхён, продолжай в том же духе. Эти два дня были, кажется, самыми живыми за всё то время… За всю жизнь? Наполненные смыслом и легкостью, максимально отличающиеся от обычных тэхёновых будней. Тэхёну нравится, но это и заставляет его снова начать бояться жить, вдыхая полной грудью. Ну, а вдруг… а если… И кажется, что всё максимально перевернулось, изменилось в жизни Тэхёна. И если вы так предположите, то будете совершенно правы. Чонгук — как заноза в заднице. Но почему-то сам Ким рад ей, хотя должен снова возникать. Ну, без этого, увы, никуда. Люди не меняются по щелчку пальцев, за день или два, не меняются и за месяц. Но если есть хоть небольшие шаги к этому, то уже есть то, за что можно зацепиться. И Гук готов ждать. Парень знает, что не чужой Тэхёну, но и не докапывается с расспросами. Просто уют и комфорт между ними существует, Чонгук чувствует себя по-настоящему дома, будто они семья, которой у него никогда не было. А Тэхён впервые не одинок. И он тоже рад этому. Безумно, молча, не афишируя.

🚬🚬🚬

      — Деревня. — кратко, нихрена непонятно.       — Что? Тэхён фыркает, ну почему он такой недогадливый, всё пояснять надо что ли? Господи, боже мой, почему все вокруг такие тупые, а? Глупый Бани…       — Давно не был там я, — нарочито ворчит Тэхён, стараясь звучать более убедительней и спокойней, — тебе Лиса прямым текстом сказала — отдохнуть от работы, поэтому поедете со мной, — намекая на Тэсона, играющегося с годзиллой, и Тана, лежащем на теплом полу, — а то у тебя шило в заднице, не усидишь ведь дома-то… Чонгук, до этого ни черта не понимающий, приходит в себя и начинает мило улыбаться. Тэхёнова забота теперь всегда греет сердце. Приятно до дрожи по коже.       — Как скажешь, хён. И оба, как два умалишенных дебила, отворачиваются друг от друга, начиная краснеть, как самые влюбленные девчонки. Ну что ж. Никто ведь не идеален, правда?..