О рыцарях, принцессах и прочей шушере

Рыцарский лагерь охватили сверкающие искры, постепенно соединяющиеся в иссиня-белые молнии. С тяжёлым, напряжённым треском они расползлись и превратились в непроходимый густой туман. Как только он растворился на месте уважаемых и тщательно отобранных рыцарей оказалась внушительных размеров армия разношёрстных воинов. Чёрные и коричневые рубашки, изредка мятые рыцарские доспехи, густо покрытые царапинами. Впереди стоял юноша с рыцарской выправкой и тонкими чертами лица, которое в данное мгновение выражало вежливое добродушие. Слишком правильное, чтобы быть искренним. Шатры с тихим шипением смяли зелёную траву. Из входа в общий шатёр высунулась голова в шлеме и тут же нырнула обратно. — Вокруг никого, — отрапортовал молодой рыцарь. Ракаторе не помнила его имени, но, кажется, он проиграл всем и отчаянно боготворил Энакина. Рыцари вокруг с сомнением оглядывались друг на друга. Согласно правилам, все рыцари земель должны были подчиняться Хозяину морей, но до его появления они, предположительно, были свободны в своих решениях. Только предположительно, так как никто не представлял возможностей выбраться непонятно откуда и при этом выжить. Энакин крепко сжал пальцы Ракаторе. — Я не помню вас по именам, поэтому пока назову по занятым местам, — Энакин кашлянул, ожидая ответа со стороны рыцарей, большинство неуверенно закивало, — С седьмого по двадцать шестого идут в разведку за пределы лагеря. Остальные строятся по форме Форн* на случай нападения. Рыцари забегали по шатру, всё ускоряясь. С лёгким грохотом Ракаторе сползла на скамью, держа голову запрокинутой и постоянно протирая льющуюся кровь. — И есть здесь кто-нибудь со знаком Лекаря? Как вообще остановить кровь… Ракаторе сплюнула очередной сгусток: — У меня. — Прекрасно. И как ты сам себя лечить будешь? — Зверобой найди. Он везде есть. И арнику с рябиной, если попадутся, — платки уже не помогали, и в ход пошла изорванная ткань чьего-то шатра. Через несколько долгих минут вернулись рыцари, посланные на разведку — вокруг не было ни души. Разобравшиеся, что никто на них нападать не собирается, рыцари разбрелись в разные стороны и занялись самым подходящим для рыцарей делом — начали искать еду. С точно зрения логики они прекрасно могли питаться магически созданной пищей, но дело в том, что многие рыцари не слишком любят логику — её надо думать. И скучно. А какой же рыцарь без поисков всевозможных опасностей на свою голову? Энакину было бы намного проще защищать небольшой лагерь, где рыцари не разбросаны по шатрам как веники в банный день. Но рыцари — далеко не веники, и ограничениям сопротивляются, как только могут. Некоторые из вежливости объясняли отказ собраться в одном шатре нелюбовью к большим сборищам или аллергией на чужой храп, или своим, или вообще — желанием личного пространства. Вернулся он слегка недовольный и ещё более слегка эмоциональный. Всё это стало понятно, когда он под контролем ещё более белой, чем обычно, Ракаторе варил колдовское зелье. Точнее, кровоостанавливающий отвар. — Почему ты мне помогаешь? — прижимая к носу пропитанную отваром ткань и периодически глотая его из широкого стакана, Ракаторе приобрела почти вертикальное положение. Энакин ограничил огонь парой искр и повернулся. — Тебе же плохо. Как иначе? — он поднял котелок на треноге чуть выше, ближе к Ракаторе. — Другим ты не собирал травы и не лечил раны. Энакин внимательно посмотрел на неё. — Если мир потеряет такого фехтовальщика как ты, хуже будет всем рыцарям.

⚔⚔⚔

К вечеру рыцари окончательно свыклись с мыслью, что в свои имения они вернутся ещё не скоро. Они наконец выловили из леса всё представляющее сугубо научный интерес, но после лекции Митт’рау’нуруодо, в которой самыми вежливыми словами были «Безмоглые потребители» и «Кровопийцы», отпустили несчастного лося и группу куропаток. К их радости Траун позволил просканировать на кухне одну из куропаток, и вечером все насладились жареными, тушёными и сырыми куропатками. Обещалась ещё засоленная куропатка, но она исчезла ещё до начала ужина таинственным образом. Ракаторе не сразу смогла выйти из шатра к другим рыцарям. Причиной тому была не потеря крови, как все могли предполагать, а панический страх, который горячими волнами сминал под собой любые другие мысли и желания. Руки дрожали при малейшей попытке опереться на прикроватную тумбу, в груди немело дыхание, и единственным выходом оставалось лежать в надежде, что это когда-нибудь пройдёт. Сердце медленно стучало, ускоряясь при каждой наплывающей атаке. Раньше это всегда сопровождалось мыслями — одна хуже другой. Но не сейчас. Не было сил даже представлять наихудшие варианты, что будет, если она выйдет. Но мята постепенно помогала. Стало легче дышать, руки послушались мозг и даже смогли пригладить выбившиеся их тугого пучка волосы. С некоторыми усилиями и ещё несколькими пучками мяты во рту она смогла встать и выйти из шатра. — Иди к нам, — Энакин выбросил руку вверх. Он сидел на большом бревне у одного из костров. Без доспехов он не выглядел меньше. Даже немного крупнее, ярче, громче — будто свободная рубашка не ограничивала все те мягкие движения, которыми сейчас, казалось, наполнилось всё пространство. Ракаторе осторожно присела рядом, готовая в любой момент вскочить в защитную стойку. Энакин указал на лежащую перед ним наскоро составленную карту: — Ты не слышал результаты? Мы примерно в десяти тысячах километров от замка. В лучшем случае получится добраться за два месяца**. — А уже понятно, что случилось? — Ракаторе спрашивала с опаской. Никто не знал, как рыцари отреагируют на её вопрос. — Сильный магический след. Несколько достаточно сильных магов вместе поменяли нас с кем-то местами, — высокий, даже выше Энакина, мужчина очерчивал кольца на спиле дерева. — Но это же значит, что этот кто-то сейчас находится рядом с замком? — К сожалению, да. Доберёмся и решим это, — на этот раз ответил Энакин, после минуты его молчания она встала, предполагая, что это означало конец разговора, — Оставайся с нами, — он улыбулся. — Благодарю, — ровно так, как и положено при дворе. Но рыцари удивились подобной вежливости, что, к счастью, продлилось не дольше пары десятков секунд. Высокий мужчина привстал и протянул руку. — Митт’рау’нуруодо. Но лучше Траун, всё равно никто не может произнести верно, — его глаза улыбались. Он, кажется, шутил. Или нет? Может быть, он не рад своему сложному имени? Или ему нравится, когда другие ошибаются? Или нет? — Митт. Рау. Нуруодо, — она пожала его руку и чуть присела в поклоне. Слова чеканились жёстким звуком, исходящим от самой диафрагмы. Он нахмурился. — Правильно будет Митт… — Я всё говорю верно. И вы это знаете, — она плотно сжала губы и отступила левой ногой для более устойчивой стойки. Он хотел найти ошибку в её произношении. Но зачем? Он хочет подловить её на чём-то? Через мгновение между ними появился Энакин. — Траун, не спорь, Ракаторе… — неизвестно, что он хотел сказать. Может быть, успокоить или поддержать. Но скорее поругать за ошибку. Где, где была та ошибка? Может быть, она действительно произнесла неверно, как бы ни старалась? Траун почему-то рассмеялся. — А я и не спорю. Я-то думал, что самый упорный баран — это ты, но Ракаторе пока побеждает, — Траун хлопнул Энакина по плечу и сел обратно на бревно. — Благодарю, — она с сомнением оглядела рыцарей, но, кажется, они слишком легко относились к чужим странностям. Беседа потекла своими пышными струями, как и до её прихода.

⚔⚔⚔

Мягкая зелёная трава, росшая на этой земле с начала веков, чрезвычайно удивилась топоту сотен ног, который активно скакали по ней, прыгали и жевали лошадиными лицами. Рыцари, как следует отоспавшиеся вне дворцовых стен с их вечными интригами и правилами, с лёгкостью разминали до боли напряжённые мышцы. Они прыгали и веселились, пытаясь достать друг друга тренировочными мечами. Эти мечи специально затупили, чтобы во время тренировки неконтролируемые отпрыски знатных родов не поубивали друг друга раньше времени. Посреди всего этого безумия стоял Энакин и активно пытался привести в порядок бегающих рыцарей, часть из которых уже собиралась пойти в боевой поход на близлежащую крапиву. — Разделитесь на пары и встаньте по разные стороны от линии! Да, чтоб вас, — мимо Энакина пролетел один из младших рыцарей. Он восторженно потрогал рукоять меча Энакина и, попискивая, уполз в сторону. Ракаторе с опаской сжала в кармане пучок мяты и вышла чуть вперёд. На выход из шатра понадобилось слишком много сил, и как общаться она просто не понимала. Пока лучше молчать и выжидать, что скажут другие. И постараться держаться ближе к Энакину — он единственный оплот разума среди впавших в детство рыцарей. — Ракаторе! — Энакин лучисто улыбнулся ей и призывно махнул рукой, — Присоединяйся! Может, покажешь, как ты опрокинул Джозефо на третьем этапе. Джозефо — коротко обритый юноша не старше Энакина. Ракаторе отметила его имя для себя. Он достаточно хорошо сражался, а сейчас, кажется, недоволен Энакином. Почему он так сердит? Что произошло? Они недовольны её приходом? Или тем, что Энакин строг с ними, но радуется её появлению? Он радуется… Да, конечно, он улыбается всем лицом — мышцы щёк подняты высоко, у глаз залегли мягкие складки. Он чуть наклонил голову, будто любуется. Отвернулся. С негромким вздохом он обратился к всё ещё сердитому Джозефо. — Перестань смотреть на меня как баран на новые ворота. Ладно, на старые. Как баран на старые ворота, которые он хочет снести. — А я ведь снесу. Не боишься? — он наклонил голову, смотря чуть исподлобья. — Что-то за четыре этапа баран ворота ни разу не снёс, — Энакин усмехнулся и подбросил в руке длинный меч. — Если не снесёт один баран, снесёт сотня. Против всех. Не боишься? — рыцари за ним медленно собрались в кучу. Их заинтересовала не столько битва сама по себе, сколько шанс хоть как-то победить Энакина. Проигрыш в пятом этапе признал он сам, но многие другие рыцари были уверены, что без той бомбы их поединок продолжался бы намного дольше. И высокий мощный Энакин вполне мог, как они думали, победить значительно более мелкого по размерам Ракаторе. — Не боюсь. Один на девяносто девять, чёрт тебя подери. — И подеру, — Ракаторе подошла к Энакину со спины и встала рядом. Чёрные штаны да чёрная рубашка, чем не чёрт во плоти — Два на девяносто восемь. — Начинаем. С громкими криками — некоторые считали, что они ужасают противников — рыцари бросились в атаку. Ракаторе мгновенно выхватила из ножен второй, более короткий, меч и тут же парировала не меньше десятка ударов. Батман один, другой — то прямой, то по кругу, попытка уколоть откуда-то снизу. В глазах рябило от непрекращающихся движений, но руки действовали по привычке — они сами защищались, сами атаковали и уводили чужие атаки. Она не замечала, кто отлетает в сторону и лежит, не в силах встать, кто падает на подрубленных ногах. Рядом теплело плечо Энакина, это успокаивало, не давало совсем упасть в пучину ярости. Постепенно ряды соперников перед ними поредели. Оставшиеся больше сконцентрировались на защите, и появились мгновения задуматься о собственных атаках — о стиле и красоте. Перед глазами возникло грубо очерченное лицо Джозефо, который напряжённо сдерживал упорные удары Энакина. Сбоку пронеслась серебряная линия меча, и Энакин отвлёкся меньше, чем на секунду. Ракаторе бросилась на перерез мечу Джозефо. Блокировка, скольжение и удар за ударом — только атакует теперь она. Ярость, до того сдерживаемая мягким стилем Энакина, вырвалась наружу и требовала наносить всё новые и новые удары, бить до последнего, до боли в руках — он посмел ударить Энакина. Джозефо отступал назад, постоянно отражая новые и новые удары. Его руки опустились, а Ракаторе всё атаковала. В то мгновение, когда он отшатнулся назад, между ними возник Энакин, и последний удар единственным заострённым мечом пришёлся по левому плечу Энакина. Она замерла в ужасе. Энакин с глухим стоном навалился на неё, кровь медленно вытекала тёмно-вишнёвыми струями, впитываясь в светлую ткань рубашки. Никто из рыцарей не надевал тяжёлые доспехи на дружеские тренировки. — Чёрт, чёрт, чёрт, снимай рубашку, — она подставила свои плечи упором под его здоровую руку, и потянула к своему шатру. В шатре густо клубился нежно-сиреневый дым, варился зверобой для всех получивших сегодня острым мечом по наглым мордам и не только. Энакин морщился и пил дымящееся зелье и широкой чаши. Ракаторе уже перевязала его руку и отправила более-менее целых рыцарей на поиски льна для бинтов. Сосновые шишки придавали отвару ни с чем не сравнимый колючий запах, расцветавший только ярче по мере кипения. Он улыбался, наблюдая за ловкими движениями Ракаторе над котелком. — Почему ты мне помогаешь? — Думаю, от твоей кончины миру будет не больше пользы, чем от твоей. Энакин аккуратно провёл пальцами по лезвию меча. Казалось, что он будто бы уважает оружие. — Ты режешь людей без деления на правых и виноватых. Это пугает, — с лезвия его пальцы перешли ей на предплечье, — Но почему-то кажется, что ты очень добрый. Где-то там, в глубине. — Очень надеюсь, что мой внутренний мир люди смогут увидеть ещё не скоро, — она резко встала, сбросив его руку, и подошла обратно к котелку. — Но самоконтроль у тебя ни к чёрту, — он усмехнулся за её спиной. Ракаторе выудила из кипящей воды полностью раскрывшуюся сосновую шишку и сунула ему под нос. — Это есть. Жуй. — Это шишка, — Энакин не совсем понял, серьёзно ли говорит Ракаторе. Но безопаснее было прислушаться и жевать шишку. — Жуй, говорю. Или ты хочешь со мной поспорить? Он с опаской лизнул шишку, после чего мягко взял её из пальцев Ракаторе здоровой рукой. Она кивнула и отвернулась обратно к зелью.

⚔⚔⚔

За тонкой тканью шатра появилась высокая тень, забарабанила по полосатому скату и спросила голосом Энакина: — К тебе можно? Ракаторе повернулась на стуле — она сидела у письменного стола и перебирала тайно собранные за день образцы трав. — Да. Что? Энакин медленно вошёл в шатёр. На мгновение ей показалось, что он сделал это специально — он дал ей время подготовиться к разговору. Несколько лишних секунд были нужны именно ей. Он подошёл ближе и поставил на ещё не стоптанную землю туго набитый мешок с характерным только ему запахом. — Зверобой. Эти идиоты опять устроили драку, а зелья делаешь только ты, — Энакин помялся, но так и остался стоять около стола, напряжённо сминая свои пальцы. — Просто завари зверобой и выдави туда ягоды рябины. Это пить, поливать рану, — Ракаторе с удовольствием вдохнула терпкий запах, но тут же постаралась вернуть нейтральное выражение лица. Энакин улыбнулся. — И ещё. — Ну. — Почему от тебя пахнет мятой? — Энакин чуть отклонил голову. Он любовался? Или ждал ответной реакции? Или… Или он слишком добр, чтобы выводить людей на какие-либо действия. — Она помогает мне не кидаться на людей, — она отвернула голову к почти заполненному дневнику наблюдений, в щеках сгустилась теплота, — Или, скорее, кидаться не так часто. — Если я смогу тебе чем-нибудь помочь, скажи мне, — он слегка изогнулся, будто хотел наклониться к ней — быть к ней ближе — но только крепко сжал руку и, в последний раз улыбнувшись, вышел из шатра. По тёплому ночному воздуху расплывались ароматы горящей хвои. Ракаторе осторожно вышла за пределы своего шатра и, потихоньку привыкая к свежему воздуху — не душному запаху мяты и целебных трав, скопившихся в её сундуках. Рыцари сидели группами вокруг нескольких костров. Слегка золотистые кудри Энакина можно было заметить издалека, рядом вечные смоляно-чёрные волосы Трауна, вечно уложенные в аккуратную причёску. Она тихо присела рядом с Энакином — он легко улыбнулся и чуть отклонился назад, чтобы ей было видно говорящего Трауна. — Ладно, достали, — он был, в отличие от своего обычного добродушного настроения, вздёрнут и раздражён, — Расскажу я. Не нужна мне ваша принцесса, я вообще другую люблю. А на Турнир пошёл из-за брата. Мой брат, наверное, хотел, чтобы я принёс известность нашей семье. Чтобы каждый знал — семья Митт дала миру честных сыновей. Он первый учил меня фехтовать, скакать на лошади. Он хотел, чтобы я женился на знатной девушке, и даже нашёл такую. Трасс… Его звали Митт'рас'сафис. Трасс хорошо знал меня, и нашёл девушку, на которую я бы не посмотрел просто так — слишком она знатная, красивая — но она понимает меня лучше кого бы то ни было. Наверное, кроме него. — Что с ним случилось? — Энакин мягко, почти нежно прикоснулся к его плечу. — Он выводил заблудившихся людей с болот. И вернулся проверить, не осталось ли кого. Они перенаправляли воду с осушённых участков. А он… он услышал крики с востока, куда шла вода. И… — Траун задрожал и опустил лицо в ладони, — И перенаправил поток воды на себя. С ним была его невеста, — он поднял глаза к усыпанному звёздами небу, — Я не знаю, есть что-то дальше, что-то после, — он упорно не хотел говорить, что его брат мёртв, — жизни, но надеюсь, что там они вместе. Ракаторе внимательно присмотрелась к лицу Трауна. Да, он удивительно походил на один из портретов с аллеи Ушедших. Тот же высокий лоб, правильные черты лица и почти смешной край роста волос — в виде кошачьей буквы М. Ну, конечно. Братья Митт и не могут выглядеть иначе. — Траун, — Ракаторе аккуратно позвала его. — Что?! — Энакин тут же слегка придавил его плечо, чтобы тот не сделал лишних, грубых движений. — Статуя человека по имени Митт'рас'сафис стоит на аллее Ушедших, — в гудящей тишине среди сотни молчаливых рыцарей было страшно говорить, страшно слышать свой голос, страшно даже дышать. Рука Энакина в плотной перчатке скользнула по её спине и крепко сжала пальцы, поддерживая и ободряя. — Я не знал… Почему? — Траун искренне не понимал, что произошло. — Это место заколдовано. Рыцарь, который, — она помялась, — уходит раньше времени как герой, как бы отпечатывается там. И цветы вокруг статуй, они как бы вместо надписей. Она на мгновение затихла и медленно выпустила из руки привычный пучок мяты, плотно прижавшись к Энакину. С ним рядом спокойнее, чем на мятном поле. Ракаторе глубоко вдохнула и продолжила: — Он же спас восемь человек? — Траун кивнул, — Вокруг его статуи растут восемь красных амарантов. Это с одной стороны безнадёжность — все мы смертны, и этого не исправить. А с другой стороны только любовь, неумирающая любовь живёт вечно, как и неувядающий амарант. — Ты говоришь, будто знал его, — Траун смотрел на неё широко раскрытыми глазами и не отводил взгляд ни на секунду, — Трасс всегда говорил, что любовь — единственное, за что стоит бороться. И неважно, кого ты любишь — девушку, такого же парня или всех людей на свете. И за любовь, за жизнь того, кого любишь, не страшно умереть. Траун наконец-то повернулся лицом к костру. Он слабо улыбался, словно видел перед глазами лицо своего брата. По его щеке беззвучно скатилась слеза, искрой упала в стоптанную зелёную траву и расцвела пышным букетом белоснежных цветов. — Колокольчики, — Ракаторе решила, что черта пройдена уже много слов назад, и сейчас она может только продолжать говорить, — Это значит, что кто-то — кто не может подать знак иначе — думает о тебе. И благодарит. Запах мяты чувствовался в воздухе всё слабее, уступая место лёгкому аромату мимозы и, казалось роз. Но жёлтых или красных — или букета жёлтых роз с одной пылающей алым. Возможно.