Ведьмин подарок

Декабрь прошел в повседневной рутине и объятиях Этана. Со всеми обязательными делами они покончили еще в октябре. Выпустили еще летом заготовленный сингл, и смело могли полностью посвятить свое время семье (они с Этаном) и развлечениям (Вик и Томас). В ноябре, пока Дамиано еще не стал чересчур круглым, они еще пытались заседать в студии, готовить новый материал, потому что потом, как пройдет европейский тур им нужно будет вернуться с триумфом, подогреть подутихший за время вынужденного молчания интерес (пара онлайн-интервью не в счет). Но потом ему стало слишком тяжело, девчонки мешали набрать достаточно воздуха чтобы петь и, вся его работа в студии в итоге свелась к тому, чтобы изредка черкать что-то в блокноте, в тысячный раз переделывая текст и бесконечно бурчать. Слишком душно, слишком холодно, слишком громко, Этан не так стучит, Томас не так играет, Виктория накосячила в басовой партии. В итоге они не выдержали и запретили ему появляться в студии, пообещав ознакомить с конечными вариантами треков. Сидеть дома целыми днями одному было скучно, и Дамиано уехал в резервацию Торкио, чтобы провести больше времени с сыном. К тому же, в деревне было меньше шансов, что кто-то увидит его в столь сомнительном положении. А свежий воздух полезен и ему, и малышкам, которые стали вести себя немного поспокойнее. Клан Торкио встретил его чуть ли не всем составом, включая Элеонору с Лукрецией, которые решили тоже провести грядущие праздники с семьей, и всей компанией окружили Дамиано такой заботой, что уже через пару дней в голову закрались мысли о том, а не вернуться ли в Рим. Ну правда, он-то полагал, что его мама — гиперзаботливая, но как же он ошибался! Понятно теперь, в кого пошел Этан со своими вечными попытками скормить ему побольше, и витаминов тоже, и прочей такой фигней, будто он был фарфоровым. Хорошо, что Алессио не в него! По крайней мере, с приветственными объятиями в колени он ему врезался без всякой жалости, тут же запросился на руки (синьора Торкио не позволила), а когда не преуспел, потащил на задний двор, играть в мяч. Игрок из Дамиано был так себе. Он себе напоминал мяч, но как объяснить ребенку свое состояние не знал. В итоге, когда Алессио закапризничал, опустился на колени, чтобы быть с ним на одном уровне и решил выдать всё как есть. — Солнышко, папа сейчас не может играть с тобой как раньше. — Почему? — сын надул губы и даже ручки в бока недовольно упер. — Потому что мне тяжело. Видишь? — он взял детскую ладошку и приложил ее к животу прямо поверх пальто. — Помнишь, мы говорили, что у тебя скоро будут сестренки? Они сейчас вот тут. — Поэтому папа толстый? — Алессио! — покачал головой Дамиано, но без злости. Ну да, толстый, как есть. Но в том не его вина, вообще то! — Да, поэтому. Но если ты будешь есть много сладостей и бабушкиных булочек, станешь таким же. — И у меня тоже в животе будут се…сестренки? — О, Мадонна, надеюсь, нет! — мигом ужаснулся Дамиано. — Солнышко, давай обсудим это лет… ну хотя бы через десять, хорошо? Просто знай, что я так плохо играю не потому, что меньше тебя люблю. — Бабушка сказала что я уже взрослый! — топнул ножкой Алессио. — Конечно взрослый, — подтвердил Дамиано, обнимая сына. — Чтобы есть кашу самому. И ходить ножками. А для деток, тебе нужно стать еще взрослее, ладно? Желательно, даже взрослее, чем папа. — Я очень быстро вырасту! Дамиано ласково потрепал его по голове. — Конечно, солнышко. Но с твоими детками мы все равно подождем. Давай ты для начала поможешь папе с ними, а? — он снова ткнул себе в живот. — Когда они появятся. — Я помогу! А когда они появятся? — Уже совсем скоро. Сначала они будут совсем маленькие, но уже скоро смогут тоже играть с тобой футбол. И я буду. — Я научу их хорошо играть! — Обязательно, — заверил его Дамиано. — А теперь пойдем-ка в дом. Кажется, твоя бабушка уже звала нас обедать. Близилось Рождество. В доме стало еще больше народу и очень шумно. Этан приехал пару дней назад, с кучей сумок и коробок. Дамиано сперва натурально обалдел, смотря, как тот разгружает багажник своего купера, а потом хлопнул себя по лбу, вспомнив, что сам же и просил его купить подарки на всех. Даже список отправлял, и получил на половину категорическое «нет» «потому что ты не будешь баловать нам ребенка, Дамиа!». Дамиано на него даже почти обиделся, потому что, черт возьми, они те ещё родители, если уж не могут проводить все свое время с сыном, то хотя бы порадуют его. Но потом, придя в разум, согласился — игрушки не заменят внимание. Нет нужды покупать ему целую сотню. Достаточно нескольких, которые станут любимыми и будут напоминать ему о них. Но на здоровенную машинку, которой можно было рулить, как настоящей, все равно Этана уломал. Коробка с ней заняла все заднее сидение. По Этану Дамиано скучал. С трудом дождался, пока он перетащит все в дом и снимет зимнюю одежду. И, едва тот освободил руки, прилип намертво, не хуже Алессио в их редкие за последние полгода приезды. Этан и сам радостно сгреб его в объятия. Поцеловал крепко и как-то даже голодно. А потом вдруг сполз вниз, задрал дурацкий безразмерный свитер и поцеловал в ставший еще больше с их последней встречи живот. Дамиано закатил глаза. Эти девчонки еще не родились, а уже заставляют Этана ползать на коленях и целовать им задницы. — Ты любишь их больше, чем меня, — ворчливо заметил Дамиано. — Неправда. Я люблю всех вас одинаково. И Алессио тоже. Кстати, где он? — Твоя мама учит его делать тесто для панеттоне. Потом, судя всему, будет учить убирать за собой кухню. — Пойду, поздороваюсь с ним, — Этан поднялся, еще раз, уже спокойнее, поцеловал его, а вот уйти уже никуда не успел: уже по сложившейся привычке в колени ему врезался влетевший в гостиную Алессио. Вполне ожидаемо — весь в муке, но довольный так, будто ему доверили не держать миску с тестом, а запуск космического корабля. — Этан! — Привет, Алессио, — поздоровался тот, улыбнулся ребенку и, в отличие от Дамиано, легко вздернул на руки. Довольный ребенок тут же с визгами кинулся обнимать его за шею и что-то быстро-быстро заговорил. Дамиано сперва не понял, а потом сообразил, что прямо сейчас Алессио делится с ним впечатлениями от их неудачного футбола, рассказывает какой он взрослый и что будет воспитывать сестренок, которые сейчас у его папы в животе. На вопросе, знал ли Этан, что так бывает, тот кашлянул, покраснел ушами, красноречиво стрельнул глазами на Дамиано. — Солнышко, не переживай, Этан в курсе, — поспешил влезть в разговор Дамиано. — Вы с бабушкой уже всё приготовили? — Нет. Но она сказала, что я могу пойти поздороваться. Этан, а ты со мной поиграешь? А то папа пока не может. — Конечно, поиграю. А пока идемте, поможем бабушке вместе, а? — Да!!! — заорал Алессио, вывернулся у Этана на руках так, что ему пришлось поставить сына на пол, чтобы не уронить, и первым умчался на кухню. Они, переглянувшись, отправились следом. Рождественская ель была пушистой и нарядной. Они нарядили ее все вместе за неделю до приезда Этана. Алессио больше путался под ногами, чем помогал и один раз даже чуть не уронил её, но Дамиано вовремя подхватил. Но малыш был настолько воодушевлен, что ему позволили помогать, что они даже ругаться не стали. Пожурили только немного, чтобы больше не дергал так сильно за ветки, иначе праздника не случится. Когда под елкой начали появляться коробки с подарками, Алессио под ней чуть не поселился. Его безумно влекли яркие обертки и очень не терпелось найти свои подарки и заглянуть уже в них. Он подпрыгивал в нетерпении в ожидании Сочельника и праздничного ужина, Дамиано с Этаном с трудом удавалось загнать сына спать в собственной комнате. Когда сочельник наступил, глаза радостно сияли уже у всех. Предвкушение праздника, вот такого шумного, в кругу семьи, вернуло Дамиано в детство. Когда они с Якопо и пачкой кузенов также ждали подарков и Бабо Натале в огромном дедушкином доме, где собиралась вся многочисленная семья. Работа кипела с самого утра и, чтобы не путаться под ногами и не быть неблагодарным гостем, Дамиано напросился помогать на кухне. Долго стоять и таскать здоровенные блюда ему уже было тяжеловато, но нарезать всякие салатики, он вполне был способен. Вместо него, окончательно потеряв всякое терпение, путался под ногами, мешал и ничуть не переживал о чьем-то там комфорте Алессио, на пару с мелким братцем Этана от третьей жены его отца. — Папа, папа… А Бабо Натале точно пролезет в наш камин? — Обязательно пролезет, заверил его Дамиано. — Он же волшебник. — А если нет, вы же отдадите нам подарки? И… — Алессио вдруг задумался, замолчал, — но если подарки уже под елкой, он у нас уже был? А Марко говорит, что нам ночью нужно его ждать у камина. Пап, нам нужно? — Солнышко, спроси у папы, — ответил Дамиано, занятый духовкой, на которой сработал таймер, и думая как бы достать утку и не опрокинуть ее на путающегося под ногами сына. — Но… — Алессио даже остановился, перестав нарезать круги вокруг, задумался, наморщил лобик, — …ты и есть папа! — У другого папы, — отмахнулся Дамиано, а потом вдруг понял. Алессио никогда не называл Этана папой, потому что никто вокруг не называл. Для его матери, сестер, мачехи, даже для него, для всех них он был просто Этаном. Он поправился, силясь унять внезапное колючее чувство в груди. — У Этана. — Этан тоже папа? — все так же задумчиво хмурясь, переспросил Алессио. Да, Этан — папа. Наверное, даже больше, чем он сам — ему-то как раз стоит зваться скорее мамой. Дамиано потер пальцами лоб, внезапно — три года спустя, о, Мадонна, осознав, что всё это время Этан будто и не был частью их семьи. Хотя имел на то куда большее право, если подумать. В конце концов, он принял его как своего ребенка куда раньше Дамиано, нашел решение проблемы, именно его семья воспитывала Алессио. — Да, сладкий, — отозвался он, решаясь. — Этан тоже твой папа. Алессио постоял еще немного. Дамиано видел у него на лице сложную для такого малыша работу мысли, но потом он что-то для себя осознал, расплылся в широкой шкодной улыбке и умчался прочь с кухни. Через секунду он услышал звонкий вопль «папа Этан» и звук будто что-то уронили. Дамиано грустно улыбнулся. Нужно было подумать об этом раньше. На кухне Этан появился минут пятнадцать спустя, без Алессио, который, судя по всему, нашел себе новое занятие или новые уши. Оперся плечом о косяк, посмотрел на Дамиано (трусливо прятавшегося тут всё это время), спросил: — Ты сказал Алессио, что я его отец? — Он должен знать. Ты не рад? — Я… — вдруг замялся Этан, нахмурился, прошел внутрь и сел на один из деревянных стульев, — не знаю, Дамиа. Это было… неожиданно. Очень. И странно. И приятно. Но как мы ему объясним остальное? — Пока достаточно сказать, что мы любим друг друга. Он видел как мы целуемся, думаешь ему нужны дополнительные объяснения? — Не знаю, — вздохнул Этан. — Иногда он задает сложные вопросы. — Все дети одинаковые, — отозвался Дамиано. — Уверен, ты тоже доставал своих родителей. И я. Всякой ерундой, вроде, почему небо синее. — И откуда берутся дети… — Мы договорились вернуться к этому вопросу, когда он станет постарше, — улыбнулся Дамиано. — Дамиа, он только что спросил меня, что раз ты его папа и я его папа, то значит и они, — Этан ткнул пальцем ему в живот, — тоже наши общие. А когда я ответил, что да, он поинтересовался, знаю ли я, как они туда попали. — И что ты ответил? — со смехом утыкаясь ему в плечо, поинтересовался Дамиано. Вот же Алессио, хитрюга. — Сказал, что ты тоже волшебник, как Бабо Натале, а подробности ему лучше спросить у бабушки, потому что она лучше знает. Не смотри на меня так, у нее хотя бы трое детей. Дамиано заржал в голос. Папаши года, оба. — Тебе лучше потренироваться над ответами, потому что когда их будет трое, так просто съехать с темы уже не выйдет. От укоризненного взгляда Этана он развеселился еще больше. — Идем уже, — буркнул тот, поднимаясь. — Все уже готово. Посиделки вышли шумными и веселыми. И, хотя ему, напару с малышней пришлось пить сок, к вечеру Дамиано все равно чувствовал себя навеселе. Этан тоже согласился только на один бокал вина, не иначе как из солидарности, но и тот допил лишь наполовину, прежде чем перейти на сок. Дамиано попытался доказать ему, что идти на такие жертвы не обязательно, но упрямый Торкио покачал головой и велел уняться. И больше есть, да, хотя Дамиано, например, считал, что лопнуть прямо за рождественским ужином — не самая лучшая идея. — Давайте я сфотографирую вас всех вместе? Лукреция подошла к ним со своим моментальным фотоаппаратом. За день она переснимала, наверное, весь клан Торкио в разных вариациях. И на огромную цифровую камеру, и на вот такую вот мыльницу. Наделала с десяток фотографий своего брата, которые Дамиано выпросил себе, чтобы потом выложить в общий аккаунт группы, а то от Этана не дождешься. Он наблюдал рядом, с какой любовью Лу снимает его, и каким раскрепощенным становится Торкио. Никакой зажатости, как в студии у всех тех профессиональных фотографов. Дамиано с сомнением покосился на свой живот. Увековечивать себя в таком состоянии не было никакого желания. И так целая куча народу знает, а тут такой компромат. Но Этан и Алессио смотрели на него одинаково заинтересованными взглядами и отказаться у него не хватило сил. — Только одно фото, ладно? — Как скажешь, Дамиано. Встаньте где-нибудь рядом. — Может, у ёлки? — предложил Этан. Они переместились к украшенному дереву. Этан обнял его со спины, укладывая руки на талию, но вышло, что приобнимая за живот. Алессио, стоящий рядом с Дамиано тоже приложил свою крохотную ладошку рядом. Дамиано расчувствовался. В горле встал комок и на карточке, которую пару минут спустя отдала им Лукреция его выражение лица вышло слишком растроганным. — Эй, ты в порядке? — обеспокоенно спросил Этан, прижимая его к себе. — Да… Да, — повторил он тверже, улыбаясь сквозь неожиданно для него самого выступившие на глазах слезы. Он опустился вниз, чтобы обнять прижавшегося к нему Алессио. — Просто я так сильно вас люблю. Этан обнял их обоих. — Я тоже. — И я! — не стал отставать от них Алессио. В эту ночь Алессио совсем отказался спать у себя и напросился к ним. Дамиано, весь вечер бывший чересчур эмоциональным, отказать не смог. Ему нужна была его семья рядом. Они уложили сына между собой, укрыли одеялом. Дамиано, еле-еле касаясь, гладил его по взъерошенным вьющимся, как у него самого, волосам, Этан же устроил ладони под щекой и смотрел на них, мягко улыбаясь. За окном мягко светила зимняя луна в компании какой-то звезды — или то была планета, Дамиано не знал, а в доме так тепло и вкусно пахло Рождеством, настоящим, что он не выдержал: — Нам пора подумать о собственном доме. Этан, успевший было впасть какую-то свою дрему, посмотрел на него странно — удивленно будто бы, но словно и выжидающе тоже. — Что? — Дом, Торкио, — фыркнул Дамиано, стараясь скрыть за наглостью собственное, невесть откуда взявшееся волнение. Такое, какое возникает, когда обсуждаешь что-то действительно важное. — У нас трое детей. Ну, будет уже скоро. Мы не можем заставлять твою маму растить их всех здесь. Черт, надо было подумать об этом раньше… — Но она рада, она не против, Дамиа, правда! — Я не понял, ты что, не хочешь?! Этан вздохнул и придвинулся ближе. Дотянулся до него и коснулся плеча кончиками пальцев. — Я очень хочу, — заверил он. А потом вдруг понизил голос и заговорил совсем уж смущенно? — Я всегда хотел. Даже когда Алессио ещё не родился. Я представлял иногда. Наш дом, каким бы он мог быть. Но… ты же прав был тогда. В смысле, когда мы решали, что не можем оставить Алессио с нами. И теперь, наверное, и девочек тоже. Дамиано даже на локте привстал. Серьезно? Этан думал об этом? Глаза снова защипало. Он тогда, в первую беременность, вообще не мог думать ни о чем, кроме как чтобы ребенка из него, наконец, вытащили. Этан гораздо лучший родитель, чем он. Более ответственный. Но он исправится. — Но я хочу, чтобы они были с нами, — Дамиано начал нервно теребить в руках край одеяла. — То есть, я понимаю, что постоянно мы не сможем, но… когда мы в Риме, почему нет? Мы можем нанять няню… и моя мама могла бы заходить в гости. Это наши дети и я хочу видеть как они растут, понимаешь? — Я тоже хочу, Дами. Значит дом? Не квартира? — Дом, — твердо ответил Дамиано. — В каком-нибудь тихом районе, где никто не будет скакать под балконом с камерой. Чтобы никто не знал, только мы. — Они все равно рано или поздно узнают, — тихо ответил Этан. — Может быть. Но если никому не говорить?.. Оставить свою квартиру в качестве почтового адреса… Знать будет только семья. Это может сработать? Давай попробуем? — Да, — Этан кивнул. Перегнулся через Алессио, стараясь, впрочем, не задеть, и коснулся его губ мягким поцелуем. — Да, давай. Я буду очень рад. И мама давно хотела перебраться в Рим тоже. — Значит, решено. Займусь этим, как вернемся. Думаю, Фабрицио сможет все обстряпать так, чтобы никто ничего не узнал. Запишем дом на твою или мою маму. Или какого кузена, у меня их, наверное, полторы сотни! — Хорошо. Я правда рад, Дамиа. И очень хочу жить вместе. В смысле, с детьми и с тобой. Я очень тебя люблю. — Спасибо, — ответил Дамиано, почему-то шепотом. Этот момент казался ему важнее и интимнее их первого признания друг другу. Большим шагом в их общее будущее. Осознанным шагом. Не под влиянием обстоятельств, а их собственное взвешенно принятое решение. — Я тоже люблю тебя. Малышки толкнулись, будто тоже хотели выразить чувства и Дамиано прижал ладонь к животу. Рядом тут же легла рука Этана, и ему стало так уютно и спокойно, как не было уже давно. Алессио между ними завозился, и Этан мягко поцеловал его в макушку. Они еще немного сдвинулись, устраиваясь поудобнее. Этан, кажется, что-то еще говорил, а через минуту Дамиано уже провалился в сон. Утром Алессио своим корявым детским почерком, спрашивая, как пишутся нужные буквы, подписал сделанную Лукрецией фотографию: я, папы и сестренки. Дамиано, глядя на подпись, все-таки расплакался, а его мальчики бросились его обнимать. Вот его дом. Рядом с ними. И не важно, где они все на самом деле будут. В Риме, в Колли, в Хельсинки или вообще на другом краю земного шара. Дом, там где сердце.