Осколки

Этой ночью, как и все предыдущие четырнадцать, Юнги очень много думал. О себе. О Хосоке. О Джихёне. О тех чувствах, что внезапно снова появились у него, хотя были не должны больше появляться. Никогда. Слишком уж много от них было проблем. Он вообще за последние семь месяцев непозволительно много думал об этих самых чувствах. И о Хосоке. Ровно с того самого момента, когда Тэхён впервые написал ему сообщение об этом мальчишке. Хотя нет… Наверное, тогда, когда Юнги впервые увидел его. Издалека, мельком. Но эта невероятная, просто сумасшедше теплая улыбка на искалеченном лице… просто вгрызлась в его сознание и сердце. И не давала ему покоя. Не дает до сих пор. Можно ли влюбиться в человека, почти не зная его? Увидеть лишь пару раз, да и то издалека, но слышать о нем каждый день от других людей. Знать его вкусы, привычки, улыбку. Знать его запах. И жить лишь мыслями о нем? О вашей встрече и знакомстве? Нет. Совершенно точно нет. Это было абсолютно нелогично. И неправильно. Юнги казалось, что он знал Джихёна. Но нет. Он его не знал. И это обернулось огромными проблемами. И Хосок… Юнги на сто процентов был уверен, что и это всё закончится очень плохо. И очень больно. Для них обоих. Этому солнечному ребенку уже и так выпало огромное количество испытаний. И Юнги не собирался становиться еще одной постыдной мрачной кляксой из его прошлого, о которой страшно, стыдно и больно вспоминать и думать. От Юнги и его чувств всегда были лишь одни проблемы. Именно поэтому ему стоит как можно дальше держаться от этого мальчишки. И стоило делать это раньше. Тогда ему не пришлось бы сегодня говорить все эти ужасные слова и причинять этому ребенку еще больше боли. Но… Между ними не должно быть ровным счетом ничего. Даже дружбы. Что уж говорить про что-то большее. Нормальная, взрослая и счастливая жизнь Хосока только-только начинается. Юнги в этом был уверен. Как и в том, что этого мальчишку ждет прекрасное блестящее будущее и что он сможет добиться абсолютно всего, чего захочет. И еще больше Юнги был уверен в том, что в этом будущем Хосока для него точно нет места. Да он вообще считал, что у него просто нет будущего. Настоящая жизнь Юнги закончилась вместе с жизнью Шуги. В день той аварии. И всё, что ему остается, – это влачить свое жалкое существование и расплачиваться за ошибки до конца своих дней. Не более. Именно поэтому он вел, ведет и будет вести себя как полное дерьмо. С Хосоком. И вообще со всеми. Очень холодное и равнодушное дерьмо. Как будто ему и правда не нужны друзья и близкие люди. Больше не нужна любовь. Как будто ему и правда ни до кого нет дела. Вот только… От всех этих самовнушений и определений не осталось и следа, когда его телефон в пятом часу утра разразился беспокойной трелью. Тэхён. Сначала Юнги не хотел брать трубку. Но Тэхён, прекрасно зная его, вряд ли бы стал так настойчиво названивать в такой час, а просто написал бы сообщение. Значит, что-то случилось. С Хосоком. Когда Тэхён недовольно разверещался в трубку о том, что мальчишка до сих пор не вернулся домой, Юнги даже не удивился. Однако испугался. И, разумеется, разозлился. На себя. Он даже в такой мелочи умудрился всех подвести. Ему стоило самому проводить Хосока домой. Ну или хотя бы позвонить Тэхёну. А он… закопался в собственных проблемах и переживаниях по уши. И опять повел себя как самое натуральное дерьмо. И если из-за этого с Хосоком случится что-то плохое… Простит ли он себя за это? Ни за что. Но, слава богу, этот мальчишка не стал давать Юнги еще один повод ненавидеть самого себя. Когда Юнги добрался с работы до дома, по пути тщательно осматривая все проулки и даже пройдясь по парку, Хосок уже вернулся. Приняв горячий душ и отказавшись от заваренного Джином лечебного согревающего чая (по отчету недовольно сверкающего глазами Тэхёна), он спал почему-то не на их постели, а на полу рядом с ней со сладко похрапывающим и обнимающим его Чимином под одним боком и нахохлившейся Коко, злобно сверкающей на Юнги в темноте своими маленькими глазами-бусинками, под другим. Эта картина выглядела настолько умиротворенной и по-домашнему уютной, что… С каких пор Юнги начал завидовать проклятой курице? И Чимину? Ведь они могли делать то, чего Юнги так отчаянно желал, но, увы, больше не мог себе позволить. Его небольшие послабления во время болезни мальчишки и так доставили слишком много проблем. Впрочем, как оказалось, куда больше проблем сегодня ему собирались доставить крайне злые Тэхён, Джин, Хэён и Чонгук, коллективно решившие (и абсолютно не ошибившиеся в этом), что в произошедшем виноват исключительно Юнги. И даже Намджун, не сумевший вырваться с работы и присутствующий дома весьма условно по громкой связи, пытался выпытать у него, что же произошло. Однако Юнги не собирался сдаваться так просто. Это были их с Хосоком личные отношения, и в них всё и так было слишком неоднозначно, больно и сложно, чтобы вмешивать туда еще кого-либо. Пусть даже эти самые кто-либо вполне искренне переживали за них. Но это было… не их дело. Точно не их. Поэтому, отмахнувшись от назойливых вопросов и попыток разобраться, и даже от угроз Чонгука сломать ему руку, если он «что-то сделал с их малышом» (в другое время Юнги с удовольствием бы ответил на них и устроил полноценные разборки с этим совершенно потерявшим рамки идиотом, но не сейчас, не сегодня), Юнги просто взял и сбежал из дома на работу. На которую, вообще-то, ему уже можно было и не возвращаться, но… лишь одна мысль о встрече с мальчишкой после их сегодняшнего разговора была слишком мучительной. Не так быстро. Им обоим нужно было прийти в себя и немного перевести дух. Сколько на это нужно? Полгода? Год? Юнги не знал. Но собирался сделать всё возможное, чтобы не видеться с Хосоком как можно дольше. И не причинять боль ни себе, ни ему. И как же хорошо, что в их квартире живет достаточно большое количество достаточно ненормальных людей и даже куриц, которые смогут позаботиться о мальчишке. Вместо него. И так и должно было быть с самого начала. И Юнги просто стоило спокойно доживать свою жизнь и… не вмешиваться во всё это. И уж тем более не влюбляться в человека, которого он был совершенно не достоин.