Осколки

Сегодня утром Хосок просыпался слишком долго и мучительно, отчаянно пытаясь уловить в гудящей, болящей, раскалывающейся и разламывающейся на части голове мысль о том, что же было вчера и почему ему сейчас так плохо. Но та никак не желала возвращаться к нему. Поэтому Хосок усилием воли постарался разлепить будто засыпанные песком глаза, но те отчаянно бастовали и никак не желали открываться, просто игнорируя приказы своего владельца. И это Хосоку уже совсем не нравилось, так что он, собрав остатки сил и самообладания, просто взял и рывком сел в постели, однако тут же с болезненным стоном рухнул обратно на подушку. На подушку. Ну, уже хотя бы это было хорошо. И то, что он, судя по всему, был накрыт одеялом. И вообще спал в их с Юнги постели, по которой так соскучился. И по этому запаху… Вот только запах был совсем не тот, что ожидал учуять Хосок. Никакой древесины, горечи, кофе и табака, а… смесь запахов перегара, несвежей еды и… чьей-то блевотины? Да что вообще происходит? Он что, снова заболел? Или заболел кто-то еще? Неужели Юнги? Он же был единственным, до кого не добрался этот отвратительнейший грипп… Вторая попытка разлепить-таки глаза и сесть оказалась несколько более продуктивной. Слепо щурясь, пытаясь проморгаться и одновременно справиться с внезапно свалившимися на него слабостью, тошнотой и никуда не исчезнувшей головной болью, Хосок еще раз постарался сориентироваться во времени и пространстве и восстановить в голове события вчерашнего вечера. Слава богу, он действительно был дома, в их с Юнги постели, и, судя по тому, что за окном только-только начинало светать, сейчас было раннее утро. Рядом с ним, привычно свернувшись клубком, похрапывал обнимающий дремлющую Коко Чимин. Но почему тогда Хосоку так плохо? Его симптомы совсем не походили на симптомы простуды и гриппа и на последствия ночных кошмаров и панической атаки. Тогда что?.. Похмелье?.. В памяти Хосока внезапно всплыли улыбающиеся Чонгук и Чимин, предлагающие им с Тэхёном выпить какао с очень и очень странным вкусом, от которого Тэхён внезапно стал жутко улыбчивым, тактильным и добрым, совсем как Чимин, а у Хосока так сильно потеплело внутри, что ему внезапно захотелось расплакаться. А еще… рассказать всему окружающему миру о том, что его так сильно терзало последние недели? О засранце Юнги, который с чего-то решил, что он имеет право говорить ему всякие гадости и разбивать сердце? О господи. Неужели Хосок проболтался друзьям еще и о своем переезде? Хотя, возможно, это было после того, как Чимин с гордостью продемонстрировал ему главную тайну плюшевого крокодила – что тот являлся тайным от Тэхёна мини-баром, и сказал, что в очень понравившуюся уже отъехавшему из мира осознанности Тэхёну «какавушку», которая самому Хосоку показалась весьма подозрительной на вкус, было намешано такое количество алкоголя, что у любого от такой дозировки сорвало бы крышу. А затем они с Хэён и Чонгуком на правах старших научили Хосока пить, а узнав, что из алкоголя он пробовал только пиво и соджу, потому что, в принципе, никогда не интересовался этой темой и просто игнорировал попойки школьных и приютских друзей, устроили для него целую дегустацию. На этом все более-менее связные воспоминания Хосока, который, кажется, впервые в жизни выпил такое количество спиртного, заканчивались. И начинались какие-то жалкие, никак не собирающиеся склеиваться в единое целое клочки. Кажется, он очень много говорил о том, о чем говорить не стоило. И плакал. А Чонгук поклялся ему, что разобьет «этому упрямому черту на подпорке» голову. И самому Хосоку, если тот даже подумает о переезде. Еще они очень много смеялись. Особенно над словившим галлюцинации Тэхёном, которому, чтобы вообразить себя Каспером, оказалось достаточно лишь пары глотков «какавушки». Ну и, конечно, над его внезапно вспыхнувшей любовью к Коко, которую он почти весь вечер на спускал с рук и нежно целовал в клювик. Еще они, кажется, собирались на работу к Юнги, чтобы устроить «этому упрямому черту на подпорке» (им всем так запало в душу это сравнение, что они вчера коллективно приняли решение теперь звать Юнги так и только так) безобразный скандал и поставить ему мозги на место, но так и не собрались, увлекшись в процессе киданием друг в дружку одеждой, обувью и наполненными холодной водой презервативами. Почему-то очень холодной водой. Чимин и Хосок так замерзли в процессе, что, кажется, отправились в душ, но так и не смогли разобраться с тем, как он включается, и в итоге просто грелись в брошенной в ванной пижаме Джина, пили взятый с собой в дорогу виски и, кажется, снова много плакали. Чимин – потому что не хотел, чтобы Хосок переезжал и бросал их. Хосок – потому что снова думал о болезни Чимина и боялся ее. А еще потому, что Мин Юнги – упрямый дурак, и потому, что на самом деле Хосок никуда не хотел переезжать. Чимин даже пообещал принести из зоопарка самого агрессивного утконоса и натравить его на внезапно оказавшегося в ванной, прямо рядом с ними Мин Юнги, а Хосок просто взял и, обозвав того черствым эгоистом и полным придурком, попытался залепить своей галлюцинации в глаз. Не очень-то и успешно. Особенно судя по ноющим костяшкам на правой руке, явно встретившимся не с больным выкидышем его пьяной фантазии, а с чем-то куда более твердым и материальным. Стеной или чем-то вроде того. На этом его воспоминания о вчерашней, ну, то есть сегодняшней ночи обрывались. И то, как они с Чимином все-таки оказались в постели – добрались сами или кто-то им помог, оставалось для него очень и очень большой загадкой. Но недолго. Когда Хосок наконец-то настолько собрался с силами, чтобы подняться с постели и, несмотря на головную боль, слабость, головокружение и шум в ушах, попытался добраться до кухни, то царящий в квартире хаос и устойчивый запах перегара лишь подтвердили правдивость его воспоминаний. Господи, и как можно было так сильно напиться? Причем всем сразу? Нет, все-таки не зря он не делал этого раньше ни разу в жизни. И после вчерашнего и в будущем не планировал, если честно. Но, кажется, состояние Хосока было далеко не самым клиническим. Стоило только посмотреть на уснувшую клубком прямо внутри выпотрошенного крокодила Хэён. Или на абсолютно голого Чонгука (привет феечке на чьей-то заднице) с надетым на голову сачком, который безмятежно дрых на одетом так, будто он только что сбежал с Северного полюса, Тэхёне, причем лежали эти двое не на своей постели, а на усыпанном мусором и залитом водой и еще чем-то весьма дурно пахнущем полу прямо посреди комнаты. Но великолепнее всего, конечно, выглядели храпящие в ворохе бальных платьев и боа в обнимку по уши засыпанные блестками и нежно-сиреневыми перышками Намджун и Джин, на котором был такой яркий боевой раскрас, словно это он прошлой ночью выступал в кабаре, а не Намджин. Однако в самое сердце добравшегося-таки до кухни Хосока поразил сидящий там за заваленным объедками и заставленным пустыми бутылками из-под алкоголя Мин Юнги, выглядящий просто до неприличия счастливым и довольным. Вернее, поразил Хосока не он, а переливающийся всеми цветами черного, синего и фиолетового фингал под его правым глазом, навеявший на его замутненное сознание весьма и весьма правдоподобные воспоминания о том, КТО именно все-таки вчера выпутывал их с Чимином из пижамы Джина и практически за шиворот волок до постели и КОМУ именно Хосок все-таки залепил в глаз, при этом поливая его потоком столь отборной ругани, что даже просто воспроизводить это в своих мыслях было очень стыдно. Что уж говорить про то, чтобы взять и вот так просто посмотреть после этого насмешливо улыбающемуся Юнги в глаза. Или после того, как Хосок, избив и обматерив его, снова расплакался и буквально умолял Юнги не оставлять его одного и поспать хотя бы сегодня вместе, ведь он был его галлюцинацией и должен был подчиняться. Но, видимо, все-таки не был, черт бы его побрал… Господи, и почему люди вообще пьют алкоголь, если на следующее утро им так плохо, тяжело и стыдно?! Теперь Хосок, прочувствовавший всю прелесть алкогольных возлияний в больших количествах и их последствий, еще больше не понимал этого. И тот похмельный ад, через который ему только предстояло пройти, лишь укрепил Хосока в этом мнении и его желании стать абсолютным и бесповоротным трезвенником. До конца дней своих. Как и полное насмешки приветствие Юнги: – Доброе утро, пьянь. Как самочувствие? – выданное со столь красноречивым и многообещающим оскалом, что и без того чувствующее себя не самым лучшим образом сердце Хосока рухнуло куда-то в пятки и где-то там и издохло вместе с остатками его здравомыслия и трезвого рассудка.