Осколки

Это был один из самых паршивых дней в жизни Хосока, на протяжении которого он не один десяток и даже не одну сотню раз поклялся самому себе больше ни разу в жизни, никогда, нигде и ни за что не употреблять никаких алкогольных напитков. И дело было вовсе не в раскалывающейся голове, непроходящем привкусе дерьма во рту и отвратительной болезненной слабости, мешающей ему нормально работать, а в… наверное, дело было в насмешливом взгляде и не менее издевательской улыбке Мин Юнги, перед которым Хосоку, с одной стороны, было мучительно стыдно, а с другой… хотелось врезать ему еще раз. Но еще больше Хосоку хотелось врезать самому себе. За болтливость и тупость. Однако сделанного, увы, было уже не вернуть. Как и сказанного. А грядущего разговора с Мин Юнги было никак не избежать. Хотя… может, Хосоку стоило тоже наговорить ему всяких обидных гадостей, послать его, а затем просто игнорировать? Или вообще просто сразу игнорировать и избегать его? Как это делал сам Юнги. Отплатить ему его же монетой. Тем более что гадостей Хосок наговорил ему вчера, ну, то есть сегодня утром более чем достаточно. И более чем витиевато и нецензурно. Возможно. Однако Хосок был совершенно не таким человеком. И как бы мучительно больно ему ни не хотелось встречаться с Мин Юнги и разговаривать с ним, он собирался сделать это. И лично высказать этому придурку всё, что он думает о нем. А также сообщить ему о своем переезде, относительно которого, несмотря на все вчерашние просьбы, уговоры и откровенные угрозы и шантаж ребят, он по-прежнему не передумал. И пусть Тэмин сегодня при встрече пробормотал ему что-то невнятное о том, что, к сожалению, его квартира внезапно оказалась занята и им придется отказаться от этой затеи, но, в конце концов, его жилье не было единственным в Сеуле, а с подработкой в салоне у Хосока появлялось несколько больше вариантов. Просто ему понадобится на это чуть больше времени. Но кто бы знал, как Хосоку на самом деле хотелось, чтобы это время не понадобилось ему совсем… – Господи, если я не сдохну до сегодняшнего вечера, то я придушу Чонгука, Чимина и Хэён за вчерашнее, – обреченно простонав, Тэхён рухнул на скамейку в крохотной раздевалке для обслуживающего персонала рядом с пребывающим в болезненно-похмельной нирване Хосоком, который еще полчаса назад решил устроить себе небольшой пятиминутный перерыв, чтобы хоть как-то унять боль и гул в голове, да и вообще во всём теле, но так и не смог собраться с силами и вернуться к работе вот уже двадцать пять минут. Чертов алкоголь. Чертов Мин Юнги и мысли о нем, пропитавшие Хосока куда сильнее и крепче, чем адская смесь абсента, соджу, бурбона и прочей алкогольной дряни, которой его вчера напичкали. – С удовольствием присоединюсь к тебе в этой нелегкой миссии, – прохрипел Хосок, с благодарностью принимая протянутую ему старшим такую восхитительно прохладную и жизненно спасительную бутылку воды с лимоном. – Не замечал раньше в тебе такой кровожадности, – хмыкнул Тэхён, но тут же скривился от головной боли. – А раньше меня никто из друзей и не спаивал против моей собственной воли, – скривился Хосок и, приложив максимум усилий, на которые сейчас был способен, попытался открыть бутылку с водой. Но, увы, та пока побеждала в этой нелегкой борьбе. – Всё бывает в первый раз в жизни, – откинув голову назад, Тэхён искренне наслаждался прохладой металлической дверцы шкафчика для переодевания. – На самом деле, – собравшись с силами, рвано выдохнул он, – я просто подслушал твой разговор с Тэмином о переезде. И мы все… распереживались. Мы не хотим, чтобы ты переезжал. И не позволим. – В голосе и взгляде парня, резко повернувшегося к Хосоку, зазвучала неприкрытая… злость? – Тэхён… – Хосок поджал губы, даже не зная, что ему сказать, но теперь он хотя бы знал, откуда именно в массы просочилась информация о его переезде и что между ними точно нет какой-то сверхъестественной коллективной телепатической связи, позволяющей читать мысли друг друга. – Что бы ни случилось между тобой и Юнги, это не повод срываться с места и бросать всё вот так вот. Бросать нас. – Тэхён… – Голос Хосока, который просто не мог найти в себе сил и правильных слов, чтобы всё ему объяснить, звучал слишком жалко. Да что уж там, он не мог найти в себе силы даже на то, чтобы просто повернуть голову и посмотреть Тэхёну в глаза. – Ты знаешь, сколько я лет уже Тэхён? – грустно усмехнулся парень. – Просто не пори горячку. Я же вижу, что что-то случилось и что вместо того, чтобы нормально поговорить, вы избегаете друг друга. Это неправильно. – Я пытался… И я… я просто так больше не могу. Мне нужно переехать, и ты не можешь мне запрещать… – начал было Хосок, но Тэхён перебил его: – Не могу. Но и молчать не могу. Я переживаю за тебя. Мы все переживаем. И Юнги… Как бы этот придурок ни вел себя, он тоже переживает. Просто… – Тэхён задумчиво закусил губу. – Он хороший человек, правда очень хороший. Но сложный. Просто… в его жизни многое случилось, и он многого… боится? Поэтому часто отталкивает от себя людей. Я не знаю, что между вами произошло, но, может, стоит дать ему еще шанс и хотя бы немного времени?.. – Тэхён вопросительно посмотрел на едва заметно поморщившего нос мальчишку. – Я не знаю… – Хосок вздохнул настолько тяжело, что Тэхён просто не выдержал и, несмотря на то, что каждое перемещение в пространстве сегодня давалось ему особенно тяжело, обнял вздрогнувшего мальчишку, такого теплого и уже такого родного, прижимая его к себе. – Просто обещай не торопиться и немного подумать об этом. Хорошо? – выдохнул он куда-то в пахнущую хлоркой макушку, понимая, что просит слишком о многом и этот ребенок имеет полное право отказать ему. Но за Юнги Тэхён переживал так же сильно, как и за Хосока, и просто… не мог не попросить за него, искренне надеясь на то, что этот идиот ничего не испортит. – Хорошо, – пробормотал уткнувшийся куда-то в его предплечье Хосок, а Тэхён с трудом сдержал облегченный вздох. Это было уже хоть что-то. А то вчера, судя по его весьма и весьма смутным воспоминаниям, Хосок был настроен так категорично, что это пугало. – И да, я хочу, чтобы ты знал, что если ничего не выйдет, то я сам лично помогу тебе с поиском жилья и переездом, хорошо? – Хорошо, – кивнул Хосок, немного щекоча Тэхёна и вызывая у него слабую улыбку. И почему с этими отношениями всегда так сложно? Даже они с Чонгуком: вроде всё так очевидно, просто и ясно, вроде чувства так ясны и прозрачны, но… что-то постоянно мешало им сделать последний шаг навстречу другу, и они же который месяц просто топтались вокруг да около, так и не начав отношения, о которых мечтали. Как же все-таки сложно быть взрослым. Но все-таки нужно. Тэхён с трудом сдержал горький смешок. И начал тормошить, кажется, и вовсе придремавшего в его руках Хосока, думая о том, что, возможно, не далек тот жизненный этап, когда ему придется отказаться от этой так много, действительно много, как бы ни смешно звучало это утверждение о должности уборщика, давшей ему работы. Ведь заказов на его картины становилось всё больше, два галериста уже сделали Тэхёну предложение подготовить по пять-шесть работ к весенним выставкам, и ему теперь нужно было больше времени на всё это. И вдохновения. И если со вторым у него совершенно не было проблем, оно буквально лилось через край, то вот с первым… становилось сложнее и сложнее. Однако об этом можно было подумать чуть позже, после Рождества и Нового года, например, ведь до них оставались считанные недели. А пока главной задачей Тэхёна было поднять себя и Хосока и все-таки завершить уборку первого этажа. А еще лучше – и левого крыла второго, как и было запланировано. А потом добраться до их погруженной в непривычную тишину квартиры, рухнуть в постель и просто выключиться до завтрашнего утра, чтобы проснуться бодрым, здоровым и без этого проклятого похмелья и наконец-то устроить Чонгуку полноценный разнос за его кулинарно-алкогольные эксперименты, Чимину – за нелегальное хранение алкоголя в квартире вопреки всем запретам, а Хэён – за то, что потакала этим двоим. И, в принципе, ему-то удалось выполнить этот план , в отличие от едва не проспавшего второй день подряд на работу Хосока, который пусть и не увиделся вечером с Юнги, потому что они вернулись с работы слишком поздно, зато нашел под подушкой в их постели толстый, потрепанный, исписанный вдоль и поперек блокнот со стикером на матовой черной обложке: «Пожалуйста, не переезжай». Блокнот, в котором были десятки, нет, сотни восхитительных стихов и текстов, которые буквально перевернули всё внутри Хосока с ног на голову. Стихи и тексты, которые написал Юнги. О нем. И для него. И о том, что он чувствовал на самом деле. К нему. А не то, что говорил в отчаянной попытке оттолкнуть Хосока, поддавшись собственным страхам и предрассудкам.