Осколки

Хосок был настолько уверен в своем провале, что почти не расстроился, когда узнал, что он действительно завалил экзамен. Ну как завалил… Не добрал до высшего балла всего 0,1. Что значило, что этого самого высшего балла у него не будет. Как и стипендии. Как и поступления в колледж в этом году. Поэтому, на самом деле, он, конечно, расстроился. Так сильно, что был готов расплакаться прямо здесь, на людях, возле общественного образовательного центра, в который они с Юнги специально приехали пораньше, чтобы узнать его результаты как можно скорее. Ведь здесь на информационных досках их вывешивали почти на сутки раньше, чем в Сети. Но лучше бы не приезжали. Серьезно. Потому что тогда у Хосока были бы еще целые сутки, полные надежды. Ну и сомнений. И метаний, от которых в последние две недели он совершенно перестал спать и есть, пугая всех своим жутким внешним видом и болезненной худобой. Он потерял так много веса и выглядел так плохо, что Джин с Юнги угрожали ему, что будут кормить его насильно, а еще отведут к психологу, чтобы тот выписал успокоительные и снотворные, если Хосок не справится со своим состоянием сам. Но теперь-то какая разница? Экзамен он всё равно не сдал. И вся эта подготовка, все эти мучения, тревоги, переживания, волнения – оказывается, всё было абсолютно зря. И ему до конца своих дней придется работать парикмахером. Прекрасно. Просто прекрасно. А еще Юнги однажды совершенно точно бросит его. Зачем ему, такому красивому, умному и жутко талантливому, какой-то тупой парикмахер вроде Хосока? Правильно, незачем. И пусть Юнги всеми силами пытался отрицать это, но Хосок-то знал. Что он далеко не его уровня. Никогда не был и не будет. Особенно теперь, когда Юнги занимался реабилитацией и все прогнозы врачей были просто превосходными, а две песни, которые он написал для одной популярной айдол-группы под своим настоящим именем и фамилией, окончательно отказавшись от старого псевдонима, уже две недели возглавляли все чарты и били рекорд за рекордом. И тут Чон Хосок. Клинический неудачник, не сумевший справиться даже со школьным экзаменом. И кому вообще такой нужен?! – Ладно, всё, хватит пялиться на эту чертову бумажку, поехали. Недовольный голос Юнги заставил Хосока вздрогнуть и обернуться к нахмурившемуся парню, который, кажется, был разочарован результатами Хосока куда больше него самого. – С-с-стой… – нервно икнув, мотнул головой Хосок. – Мне нужно позвонить Джину и Тэхёну, я обещал… – Не переживай об этом, я уже написал в общий чат, – отмахнулся Юнги, который уже и правда всем отписался, пока Хосок зависал напротив стенда с баллами и снова явно надумывал себе всякую чепуху. Юнги знал это. Просто… потому что у Хосока всё было огромными буквами написано на лице? Или потому что Юнги слишком хорошо знал своего парня? В любом случае заставлять Хосока писать всем о своем экзамене сейчас было бы слишком жестоко, и вся эта эмоциональность и переживательность их друзей могла бы выйти ему сейчас боком. Поэтому… у Юнги был план. Он просто собирался ненадолго похитить своего парня, чтобы свозить его в одно место и немного отвлечь от случившегося. Увидев, что Хосок уже тянется к карману, чтобы достать телефон и увидеть миллион рыдающих эмодзи от Тэхёна в общем чате, Юнги поспешил остановить его: – Не читай, потом, – и, перехватив руку мальчишки, потянул его в сторону ближайшей станции метро. – Не хочу домой, – наморщив нос, недовольно пробормотал Хосок, покорно следуя за Юнги и чувствуя, что вот-вот, еще немного – и он правда расплачется, однако Юнги удалось сбить этот слезливый шаблон своей загадочной улыбкой и не менее загадочным: – А мы и не едем домой. Я хочу показать тебе кое-что… Очень важное для меня, раз у нас сегодня выходной. И всё. И сколько бы Хосок ни спрашивал и ни пытался узнать, куда же они едут, Юнги молчал, как партизан на допросе. Всё, что Хосок знал, – это направление ветки метро, на которую они сели, и только. Впрочем, когда спустя полчаса они наконец-то вышли из подземки, то… картина стала немного проясняться. А уж когда они оказались возле поста охраны на входе в элитный, утонувший в глубине хвойного парка кондоминиум, то всё окончательно встало на свои места. Юнги привез его в свою квартиру, в которой не появлялся ни разу после аварии. Хосок знал, что это за место, потому что когда-то смотрел одно из тех дурацких ТВ-шоу, где ведущие совершенно бесцеремонно вламываются в квартиры к знаменитостям, чтобы покопаться в их грязном белье. Причем в самом прямом смысле этого слова. А еще Хосок знал, что это за место, потому что Юнги сам сказал ему, когда они наконец-то оказались перед небольшим двухэтажным домом, отделанным снаружи коричневым матовыми стеклом и панелями под дерево, в котором было всего четыре квартиры. Тишина парка, надежная охрана, четыре отдельных входа – идеально уединенное место для жизни знаменитости. Хосоку уже нравилось здесь, а уж когда они оказались внутри… Он просто не мог сдержать восторженного вздоха, вживую увидев огромные панорамные окна с видом на лес, которые были абсолютно повсюду: на огромной светлой кухне, в гостиной и спальне. Ну просто фантастика. В такие окна можно было бы смотреть целую вечность, но Хосоку было слишком любопытно, поэтому он, совершенно забыв обо всех своих расстройствах и чертовом экзамене, внимательно изучал всё вокруг. Хотя… квартира Юнги выглядела отчетливо неживой и пустой. В отличие от квартиры Тэхёна. Здесь было много белого цвета, слишком много пустого пространства, слишком много новомодной даже по нынешним меркам техники и хрома, и никаких милых сердцу вещиц: книг, статуэток, фотографий и прочих мелочей. Никаких признаков того, что здесь живут люди. Живые, материальные, настоящие. Только… белый цвет и пустота. Повсюду. Единственное место, которое всё еще выглядело более-менее обжитым, – это заставленная аппаратурой маленькая комната-студия, о которой Юнги рассказывал ему с такой любовью, что Хосок, с трудом сдерживая так и рвущуюся наружу улыбку, спросил, стоит ли ему ревновать. Не стоило. Юнги настолько наглядно и пылко продемонстрировал это, что в какой-то момент потерявший голову от их поцелуев Хосок внезапно обнаружил, что они совершенно неведомым образом умудрились оказаться в спальне, на огромной, мягкой, застеленной белоснежным вязаным покрывалом кровати, и что его толстовка и футболка испарились в неизвестном направлении. И это, несмотря на то, что Хосок в последнее время всё чаще думал, что они, нет, что он готов к чему-то большему… было слишком? – Стой, – разорвав поцелуй, севшим голосом попросил он и, когда ничуть не удивленный и уже привыкший к таким его просьбам Юнги отстранился, резко сел на кровати, пытаясь взглядом отыскать свою одежду. Его тело… Нет, он еще не был готов к этому. – Хосок, – тихонько позвал его Юнги, когда он уже был готов сорваться с места и едва ли не бегом кинуться к брошенной возле порога футболке. – Ты же знаешь, что ты очень красивый? – широко улыбнулся Юнги и, увидев, как в ответ на эти его слова Хосок по привычке скривился, все-таки не выдержал и, схватив мальчишку за руку, подвел его к огромному, занимающему практически половину стены в его спальне зеркалу, за которым был спрятан вход в гардеробную. Но сейчас это было не так важно. – Посмотри на себя. Развернув Хосока лицом к зеркалу, Юнги обнял его со спины, щекоча кожу его шеи своим обжигающе горячим дыханием и снова заставляя покрыться мурашками. – Я не… – не решаясь поднять взгляд на отражающую поверхность, попытался было возразить Хосок, но Юнги перебил его: – Просто посмотри, – практически с мольбой в голосе попросил он, отрезая Хосоку абсолютно все пути к отступлению и буквально принуждая того поднять взгляд… и посмотреть в зеркало. Нет, не на себя, а на самого Юнги, во взгляде которого было столько неприкрытого восторга и восхищения, что от этого сбивалось дыхание. Хосок до сих пор не верил, что кто-то и правда может смотреть вот так вот. На него. Даже зная о всем, что было и что творили с его телом. Но Юнги… Юнги действительно ТАК смотрел на него. И это совершенно обескураживало Хосока. Действительно обескураживало. До сих пор. Даже несмотря на то, что они и правда были вместе вот уже больше трех месяцев. – Ты правда красивый. Очень, – медленно, почти по слогам повторил Юнги, аккуратно целуя Хосока в голую, покрытую мурашками кожу плеча. – Если бы ты только знал, насколько ты красивый и как сильно я тебя люблю…