Перчатка Лукаса

«Кажется, с виду я крепче стали,

но по ночам ко мне приходят монстры.

Они рассказывают мне часами о том,

как приятно ломать людям кости».

Anbu 42 x Весна — Монстр

Один из привалов после побега из приюта. Юго и Дина вновь не сошлись во мнениях. Он ответил грубо и резко, она убежала, и теперь он чувствовал себя отвратительно. Наблюдение за танцующим пламенем ничуть не успокаивало. Наоборот навевало воспоминания о том, какие у неё были глаза, как она зажала рот рукой, как дрожала явно не только от бега её спина. Но разве он мог поступить иначе? Он должен думать в первую очередь об общих интересах, а не о всяких глупостях. — Ну и чего ты добился? — устало спросил Лукас, присаживаясь рядом. — Как ты собираешься ей признаться после этого? Напомнить, в какой раз ты доводишь её до слёз? — Ты знаешь моё мнение по поводу признания. Сейчас не время для любви. Вот доберёмся до мира людей и… — Вот как ты заговорил! Зачем тогда я уступил её тебе? — Уступил? — удивился Юго. — Значит, тебе она тоже нравится? — Ну да, я и не скрывал. Если ты продолжишь её обижать, я перейду к решительным действиям — сам признаюсь ей! У меня больше шансов. Мы с ней хотя бы нормально разговариваем. — Вот ты как заговорил, — нахмурился Юго, цитируя Лукаса и разминая пальцы. — Да, — нагло ухмыльнулся тот и добавил серьёзно: — Подумай вот над чем: что толку от твоей правоты, если Дина из-за неё плачет? — По-твоему, я должен во всём с ней соглашаться? Очень мужское поведение! И ничего, что мы в экстренной ситуации, и любая глупость может стоить нам жизни? — Нет, но и не соглашаться можно деликатно. Юго фыркнул и поднялся на ноги. — Вот увидишь, я признаюсь ей первым, — бросил он и отправился на поиски Дины. — Будь с ней поласковее, и всё получится! — крикнул Лукас ему вслед. Юго, конечно, не собирался признаваться ей прямо сейчас. Первой целью он поставил примирение. Девушку он нашёл в лесу неподалёку от лагеря. По крайней мере, правило не убегать далеко она выполняла. — Дина, я хочу извиниться. Не стоило кричать на тебя. — И ты меня прости, что я опять разревелась. После побега я стала такой нервной. Я не специально, правда, — она шмыгнула носом. По её лицу вновь потекли слёзы. — Ну вот, опять. — Где-то у меня был носовой платок, — Юго начал копаться в карманах. — Это, — всхлип, — наверное, из-за женских дней. Здесь с ними гораздо сложнее: ни прокладок, н-ни обезболивающего, ни душа. Хорошо, Лукас одолжил мне свои штаны. — А, — только и сказал Юго. Было неловко, что она подняла такую личную тему, но это значит, что она доверяет ему. И опять этот Лукас! Вот ведь ушлый тип, найдёт, где просочиться! — Можно сварить обезболивающий отвар, но это гораздо дольше, чем принять таблетку, — продолжала жаловаться она. — Ну да. Держи носовой платок. — Спасибо. Юго, я так рада! Мы впервые нормально разговариваем за не знаю сколько дней! А то и лет. — Да, столько времени потеряно. Внезапно она бросилась ему на шею. Юго, не веря своему счастью, неловко прижал её прямо к сердцу.

***

Юго спускается обратно в Убежище и видит Дину, которая явно ждала его. К счастью, она всё понимает — убедившись, что он жив-здоров, скрывается за ближайшей дверью, а он бредёт дальше. Медленно и неуклюже, как будто за эти пару часов разучился ходить. Или же он замёрз, пока сидел наверху? Непонятно. В такой ситуации хоть как почувствуешь себя ходячим трупом. «Хорошо бы заболеть и сдохнуть. Желательно прямо сейчас. А в загробном мире набить морду этому чёртовому Лукасу. Хотя проще Дине — она-то здесь. Но что это изменит?» Она успела прибраться в спальне — кровать застелена чистым бельём, одежда, сброшенная в порыве страсти, аккуратно лежит на стуле. Идеальная жена, сука блин. В комнате даже запаха любви не осталось. Это к лучшему. К той одежде даже прикасаться не хочется. Пусть себе лежит, как старая змеиная кожа. Жизнь, которой уже не вернёшь. Он достаёт из шкафа чистую одежду и тупо смотрит на неё, не понимая, что делать дальше. Зачем он вообще сюда пришёл? Точно, надо в душ. Спальня-то чистая, а он весь в Дине — её слюне, волосах и… всяком остальном. Даже думать об этом противно, хотя ещё пару часов назад он бы не спешил смывать её следы. Потому что был безоблачно-счастлив в наивной любви. А вдруг все эти годы было противно ей? Вдруг она только притворялась, что ей хорошо с ним? Нет, думать об этом невыносимо. В душ он уже бежит. Оказавшись внутри, закрывается на замок, включает воду на полную мощность и даёт волю слезам. Раньше они с Диной могли выплакаться друг другу в плечо. Поначалу он считал недопустимым показывать слабость перед ней, несмотря на то, что она становилась невольной свидетельницей его приступов. (Две слезинки в первую ночь побега с Пруда не в счёт). Ему казалось, что от нытья будет только хуже. В Убежище возник негласный запрет на слезы и разговоры о погибших. Дина его нарушила самым наглым образом. Со слезами и криком «я так больше не могу!» она заявилась в комнату Юго и стала взахлёб говорить о Лукасе и остальных, о том, как она перед всеми виновата. Он хотел её успокоить, но вместо этого заплакал вместе с ней. После выплеска эмоций стало легче. Взаимоотношения с Диной перешли на новый, более глубокий уровень. Иногда им по-прежнему хотелось поплакать в одиночестве, но, по крайней мере, каждый знал, что найдет у другого необходимую поддержку. Но теперь Юго остался совсем один. Забавно, раньше он думал, что их разлучит только смерть. Интересно, что больнее — пережить смерть единственного близкого человека или узнать, что все эти годы он врал тебе самым мерзким и жестоким образом? Ох, заорать бы в голос и биться головой о холодный кафель, пока не сдохнёшь. Но нельзя, подобное шум воды не заглушит, и Дина обязательно прибежит проверять, что происходит. «Дина, Лукас, за что вы так со мной, а? А Ты, Господи? Неужели я грешил больше этих проклятых демонов на Пруду?..» — он падает на колени, зажимая обеими руками рвущиеся изо рта рыдания. По полу бегут струйки крови — видимо, колени он разбил. Физическая боль заглушает душевную. От мыла свежие ранки щиплет ещё сильнее. Вдобавок он растирает их жёсткой мочалкой. Хорошо! В конце концов, слёзы иссякают. Юго садится на лавку и напряжённо думает. Как бы на его месте поступил Лукас? Предложил бы успокоиться и мирно всё обсудить. Он сидел в душевой, пока с лица не исчезли последние следы слёз. Пора взять себя в руки и вспомнить былую суровость, да хотя бы просто успокоиться. Не стоит показывать этой женщине свою слабость. Он уже ей открылся, и что получил в итоге? Лицо из красного становится бледным. Боль сменяется тупым безразличием. Юго одевается и выходит. Дину он находит на кухне. Напряжённая спина выдаёт её беспокойство. После стольких лет вместе он угадывает её состояние по таким мелочам, и от этого так больно. — Будешь чай? — спрашивает она с лёгкой улыбкой. Как она может улыбаться после того, что было? Он собирается ответить «сам налью», но понимает, что обессилен. — Буду. Обоюдоострое молчание, нарушаемое привычными звуками домашних хлопот. Главное, не думать. Ни о чём не думать. Её руки дрожат, когда она ставит перед ним чашку. Аккуратно, на блюдце, как она любит. Юго стискивает чашку до скрипа, не обращая внимания на прожигающий сквозь тонкие стенки жар. Она садится напротив. — Дина, я хочу поговорить, — он решается посмотреть ей в глаза и пронзает её взглядом в упор, не таясь. Это ей должно быть стыдно. Он всегда был честен с ней. — Я тоже. Начинай ты. — Как давно ты любишь Лукаса? Скажи мне правду. Пожалуйста. Я больше не выдержу этой лжи. Дина пропускает через губы прядь волос. Час икс, момент выбора. Последняя возможность повернуть назад, сказать «это случайность, это не то, о чём ты подумал». Но он уже увидел правду. В тот самый момент в её глазах. Эта правда мечом прошла сквозь их души, оставив кровавые раны. — Да, я люблю Лукаса, — выдыхает Дина и чувствует облегчение от разматывания клубка, который запутался много лет назад. — Но и тебя я тоже люблю. Она не лукавит, и в этом главная трагедия, что Юго не единственный. Хотя, возможно, это всё-таки полуправда. Вопрос в том, как именно она любит его, что вкладывает в это слово? — Как долго ты его любишь? — он будто не услышал второй фразы. — Нас всегда было трое, с самого рождения. — У вас что-то было до меня? — Нет! Я поняла, что влюбилась, когда его не стало. — Значит, в ту ночь ты целовала его через эту перчатку, а не меня, — с горечью вспоминает Юго ночь после потери друзей и ощущение её поцелуя сквозь сон. — Получается, что так. Да, тогда так и было, но лишь потому, что я не знала тебя! Какой ты на самом деле добрый и заботливый. Знаешь, Юго, ведь именно тебя я и люблю, а Лукас… Я люблю лишь его образ. Даже не люблю, а скорее желаю. Она смущённо опускает взгляд. Да уж, паинька! Юго до скрипа стискивает зубы. — Зачем было врать мне все эти годы, все эти ночи? Разве я не заслуживаю правды? — Я думала, что так будет лучше, что так буду страдать только я. — Благими намерениями вымощена дорога в ад. Да, именно в ад, — глаза Юго зажигаются нездоровым блеском, предвещающим приступ. — Если на моём месте ты представляешь кого-то другого, это не брак, а обыкновенное блядство. И я оказался в него втянут по твоей милости! Дина вздрагивает от резкого слова. С тех пор, как они остались вдвоём, он не позволял себе так выражается при ней. Сегодня он резко откатился назад. Перед ней снова был Юго, которого она боялась. Но, если раньше она всё равно чувствовала себя в безопасности рядом с ним, то теперь нет. Дина сжимает пистолет, скрытый на поясе под рубашкой. В крайнем случае она им воспользуется, ведь теперь ей нужно защищать не только себя. — Ты не знал, что я кого-то представляю. К тому же это делала я, я одна, так что твоей вины в этом нет и быть не может, — спокойно отвечает она. Хотя бы один из них должен оставаться взрослым. — Но я всё равно чувствую себя так, будто искупался в грязи! Дина, я бы понял, если бы ты сразу сказала мне правду. Я бы даже ребёнка помог тебе сделать. Мы могли бы построить отношения, основанные если не на взаимной любви, то хотя бы на уважении. Сейчас мне кажется, что ты меня даже не уважаешь. Что я для тебя дурачок, которого годами можно водить за нос! — Я тебя уважаю, Юго, и мне очень жаль, что я причинила тебе столько боли. Прости меня. Хотя бы ради нашего ребёнка. — Ради ребёнка, — задумчиво повторяет Юго. — Я бы простил тебя в любом случае, но на это нужно время. И я не уверен, что смогу жить с тобой, как раньше. Это ощущается как измена, несмотря на то, что Лукаса нет с нами. — Да, я понимаю. Я буду ждать, сколько понадобиться, и приму любое твоё решение. Они продолжают пить чай в спокойной тишине. «Неужели удалось избежать приступа?» — думает Дина, боясь выдохнуть. Юго чувствует себя немного лучше от её извинений. Она хотя бы признаёт свою вину. И ребёнок, о нём тоже надо подумать. Если, конечно, у них получилось. А если нет? Будут ли они пытаться снова? Кроме Дины у него вариантов нет. — Дина, ты тоже это слышишь? — внезапно спрашивает он. — Или у меня снова галлюцинации? Она прислушивается. Топот множества ног и гул человеческих голосов. Как давно она не слышала эти звуки! Будто оживший Золотистый Пруд явился к ним вместе со всеми своими покойниками. Дину передёргивает от жуткого образа. — Да. — Чёрт, нас обнаружили, а у меня даже оружия нет! Совсем расслабились. Юго хватает большой острый нож, что лежит на виду. Дина быстро достаёт пистолет из-под рубашки: — Сейчас я с ним лучше управлюсь. Юго недовольно поджимает губы, но не спорит. На счету каждая секунда. — Попробуем добраться до оружейной комнаты? Дина кивает.