Don't need nobody

Чан с берега наблюдает, как возлюбленный делает несколько шагов в воду, без определенной цели разгребает песок на дне, лишь бы смутить прозрачную воду. От тёмного силуэта падает мрачная тень, окрашивающая белые волны в холодную мглу. Лазурь неба исчезла, уступила сиреневому и золотистому глиттеру на вате серых облаков, а немного блёсток просыпалось на воду, в которой отразилось оранжевое небо. Бан замечает, как Чанбин расставляет руки в стороны, шагая по линии, образованной на воде последним солнечным лучом, чтобы не потерять равновесие, хотя вскоре заходит уже по пояс. Потом ещё дальше, и разгребает мягкие волны руками. Солнца почти не видно, оно на прощание ласкает Чана захватывающим пейзажем. Песок холодный — он быстро отдал свою нежность и не грел больше сухие ступни, но в него приятно зарываться пальцами. Чан хочет по-киношному романтично упасть спиной на прохладную землю, но его поясница ему этого не простит, если он сразу же не укутается во что-нибудь потеплее и поплотнее, чем хлопковая футболка. Вечер наступил неотвратимо, мороз побежал по коже обоих парней, хотя они пробыли на пляже несколько жалких минут. Чанбин не чувствует ног, потому что вода послушно греет, порядком привыкнув к нарушителю её спокойствия. Он опускает взгляд, смотрит на переливающиеся на тонких волнах лучи заката, на чёрные и сиреневые пятна, на безоблачное небо в отражении, и тёплая улыбка касается его губ — это всё напоминает нежный блеск глаз хёна позади него. Именно этот хён без всяких вопросов залез к нему в машину после первой же просьбы, даже не захватив с собой ничего, кроме телефона, и торопливо натянув кроссовки. Чанбин в это мгновение влюбился в него капельку сильнее, а тот смущённо закрыл лицо руками, глупо хихикая. — Чанбин, — обеспокоенное с берега. Со оборачивается на голос, вопросительно кивая. — Ты не замёрз? Ты ведь можешь заболеть. — Беспокоишься? — не скрывая ухмылки, разводя руки в стороны для равновесия и неровным шагом покидая воду. На суше холоднее, и брюнет поглядывает на часы на своей руке, отмечая, что для поездки действительно было слишком поздно. Просто он больше не мог ждать. — Беспокоюсь, — честно, совсем без привычных язвительных ноток, и Чан отводит взгляд, меланхолично складывая руки на коленях. Младший опускается рядом, а блондин не может не заметить, как заходится его сердце от редкой близости. Чанбин кладёт голову ему на плечо, а широкую ладонь — на бедро, пальцами касаясь внутренней части. Это намного, намного ближе, чем просто сидеть рядом на лавке между пар или прогуливаться по стадиону на совместных занятиях. Намного нежнее, намного трепетнее и глубже, совсем в слабое сердце. Чан поддаётся желанию обернуться на кислый запах цитруса, вдыхая его глубже, давясь горечью химии и позволяя мозгу ощутить сладость на языке. — Ты не замёрз здесь сидеть? — в груди сердце трепещет от неуверенности, но блондин разумно рассуждает, что он вполне имеет на это право, поэтому через секунду Со чувствует чмок в макушку, а диагонально спины — руку старшего, обхватывающую его бок. — Мы только приехали. Ещё не успел, — Чанбин отрывается от созерцания охладевшей морской глади, переводя ясный взгляд на лицо старшего, но встречаясь с неловкой улыбкой. Она исчезает в мгновение, когда Чан замечает чужое внимание на своих губах. Он рдеет, чёрные глаза округляются от испуга, чего, к счастью, не замечает парень рядом с ним, а кровь стучит в висках с такой силой, что Бан уверен, что над его бровью выступила широкая венка. Со задумчиво рассматривает забавно мягкие на вид губы, думая о том, что они выглядели не такими пухлыми, когда хён улыбался. Чанбин в жизни не догадается, что Чан часто их поджимает и улыбается именно с целью скрыть необычную форму, ведь он сам за собой не замечает, что смотрит неприлично долго, а ещё проходится языком по собственным, прежде чем поднять потемневший взгляд выше. Чану нехорошо от этого знака, нескольких сантиметров между ними ему становится крайне мало, а от дыхания на его подбородке он готов прямо сейчас упасть в обморок. — У тебя мурашки, — как будто он не знает. Но Чанбин отстраняется без колебаний, прикрывая расфокусированный взгляд и стягивая с себя накинутую сверху кофту. — Зачем ты раздеваешься? — Будто ты не понимаешь, — фыркает в ответ брюнет, разворачиваясь к старшему и накидывая на широкие плечи непутёвого романтика свою толстовку. — Ты выглядишь как любитель фильмов про любовь. — Неужели? — Бан выдыхает протяжно, делая вид, что не расстроен прерыванием настолько интимного момента, что у него внизу живота потянуло от медовой судороги. У него не получается, он понимает это по улыбке младшего и даже не расстраивается — из него всегда был никакущий актёр, а признания своего отсутствующего таланта он и не требует. Но хотя бы немного жалости к его так отчаянно влюблённой сущности. — Очень даже. Готов поспорить, что тебе бы понравилось, если бы я сделал так, — и младший ловко поднимается с песка, вставая на колени перед изрядно тормозящим блондином. Чан смотрит испуганно, согретый теплом чужого тела и мягко подталкиваемый за плечи назад. Он послушно опускается на спину, а ещё излишне торопится, самостоятельно разводя ноги, позволяя младшему придвинуться ближе. Чан чувствует, как начинает гореть, в голове мелькают обрывки мыслей, но тех сносит ярким ураганом красочных пятен, когда Чанбин ухмыляется, касаясь его бёдер ладонями. Он уже делал так раньше, но отнюдь не находясь между ними, поэтому блондин дрожащим, безумным взглядом ведёт по телу младшего, цепляясь за руки на своих шортах. — Или так, — внутри Чана исчезает всё, он рассыпается, чувствует только землю свой спиной, согретой мягкой кофтой, и ноги младшего, прижатые к его бёдрам, когда Со нависает над ним, опираясь на колючий песок. — Чанбин, нас могут увидеть, — испуганно, но машинально беспокойными руками касаясь локтей младшего, ведя вверх, к плечам и лопаткам. Он чувствует себя школьником, который в первый раз попал на свидание с объектом своей симпатии. — Никого здесь нет, только такие идиоты, как мы, — и Со опускается ниже, касаясь носом горящей розовой щеки. Он трётся об его скулу, вдыхая свежий запах травы и сладкий, вероятно, парфюма. Его от этого запаха ведёт, он так давно мечтал попробовать мягкую кожу, что еле сдерживается, давя в глубине души желание захныкать и расцеловать своего парня, как ребёнка. — Я ещё не до конца выздоровел, — спорит, но от ласки прикрывает глаза, тяжело вдыхая насыщенный кислородом воздух. — Не ври, — поцелуем в челюсть, и разморенный нежностью и свежестью лёгкого бриза Чан почти уверен, что сейчас откинется и Чанбину придётся везти его сгоревший от смущения труп в своей машине. Ну и поделом ему, Бан бы, может, свою угрозу даже озвучил, но Со немного отвлекает, заставляя нахмуриться от наслаждения и подставиться под требовательный укус в шею. Блондин почти представляет, каково младшему стоять на песке коленями и ладонями, но это отнюдь не оправдывает Со, когда он разводит его ноги шире, прижимаясь ещё чуть ближе, и ладонью шмыгает ему под футболку, просовывая её под изгиб спины, притягивая к себе. — Я не умею целоваться, — выпаливает, потому что отмазки в пустой голове не генерируются сами по себе, но брюнет мурлычет ему на ухо невозмутимо. — Я научу, — и нетерпеливо сияет глубоким тёмным взглядом, гипнотизируя и накрывая щёку старшего сухой ладонью, касаясь большим пальцем уголка рта, оттягивая нижнюю губу и… — Можно? — Быстрее, — совсем бессильно, уже вымаливая долгожданный поцелуй и часто кивая. Губы у младшего мягкие из-за бальзама, и Чан задыхается этим запахом, когда его парень неторопливо прижимается к нему, несколько секунд невинно пробует, чтобы отстраниться и облизнуться с довольным оскалом. Чан хнычет вслух, а Со не заставляет себя ждать, тычась в щёку старшего носом и большим пальцем давя уже на подбородок, прося приоткрыть рот. Блондин теряет себя, тонет в прозрачной воде, на которой отражаются фейерверки на чёрном небе, захлёбывается ватой собственных грёз, крепче обнимая младшего и с энтузиазмом встречая чужой горячий язык в своём рту. Чанбин больше не чувствует впивающиеся в кожу крупицы, только непрестанно сжимающие его футболку пальцы на спине, и прижимает старшего к себе ближе, потому что тот до одури сладкий, податливый, а ещё хнычет его имя, прося не останавливаться, и от этого у Со бегут мурашки по широким лопаткам, его накрывает такой жгучей нежностью, что руки начинают дрожать, а бёдра он на автомате разводит шире, коротким толчком давая понять, насколько хён его возбуждает. Для бедного блондина это слишком, он стонет, хватаясь за плечи младшего и слушая хлюпанье слюны вперемешку с тихим шумом моря. Чанбин даже не пытается понять, сколько минут проходит, но он задыхается, и Чан под ним задыхается тоже, поэтому поцелуй приходится разорвать, хотя вредина Бан тянется за младшим, не желая отпускать. — Врунишка, — пытаясь отдышаться, с милым смешком и чмоком в нос после. Чанбин только сейчас упирается взглядом в алые щёки, в искусанные, блестящие от слюны губы. Он блеск слёз в подёрнувшихся кисеей мольбы глазах не может игнорировать, молча сцеловывая с уголков случайные капли и умирая от умиления внутри. — Пожалуйста, — через несколько секунд, с ощутимо давящей на шею ладонью. Чан сломленно вскидывает ровные брови в просьбе, заглядывая младшему в глаза. — Поцелуй меня. — А? — брюнет ухмыляется от неожиданности, но не может отрицать, что в груди от этого голоса вспыхнуло и обожгло лёгкие несколько игривых искр, из-за которых вдыхать приходится чуть чаще. — Поцелуй меня, сейчас, прошу, — всё так же хныча, но улыбаясь от удовольствия. Совсем как ребёнок. — Почему ты не можешь сам меня поцеловать? — Бан на это отводит взгляд, задумчиво облизываясь и почти хмуро объясняя. — Если я хоть раз тебя поцелую, то, кажется, больше не смогу остановиться. Чанбин смеётся, и Чан этот смех сохранит в памяти надолго, а сейчас только прервёт, нагло притягивая к себе.