Спустя 2000 лет

- Ты должна понимать, что скорее всего умрешь. Девушка усмехнулась: разве стоит напоминать о том, что и так понятно? Да, смерть неизбежна, и она сама вызвалась, сама сделала шаг в перед, когда командир спросил, имеются ли добровольцы. Она не боялась смерти и на все вопросы о причине своего самоотверженного поступка придумывала десятки ответов. На самом деле ответ был один: она хотела умереть. Она была слишком слаба, чтобы жить в этом аду, чтобы нести на себе тяготы и невзгоды. В восемнадцать неполных лет девушка устала. Устала и искала покой, но сил покончить с собой не было. Да, она не боялась смерти, но перспектива умереть некрасиво и жалко ее пугала. Вскрыть вены и потонуть в луже собственной крови? Так поступают лишь нервные подростки. Прыгнуть с крыши и разбиться в лепешку, чтобы потом ее отскребали от земли? Слишком много мороки. Повеситься? Она как-то раз нашла своего знакомого с веревкой на шее: вид посиневшего лица и мерзкого, разбухшего языка до сих пор тянул блевать. А вот погибнуть при исполнении долга, казалось, было лучшим решением. Ее давно никто не видел оживленной: зачастую она молча сидела в углу, мрачно уставившись в одну точку, и при первой же возможности покидала любые места скопления людей. Тогда, на построении, она точно так же, как и всегда, скучающе пропускала мимо ушей очередную пафосную речь командира. Благородная миссия. Спасение человечества. Мир во всем мире. А ну его к черту, этот мир. В нем не было ничего, за что можно цепляться. Она не видела смысла. -Так есть ли здесь те, кто готов отдать свое сердце и погибнуть, но вызволить человечество из Ада? Жизнь на мгновение прихлынула к пустому сердцу. Умереть? Да! Она готова. Она даже не знала, что делать – прослушала все. Но умереть она хотела. Солдаты недоуменно поглядывали на нее: эта девушка впервые за столько месяцев подала какие-то признаки жизни, да еще была так полна решимости, что даже глаза заблестели. Тогда ее прозвали «чертовой смертницей». И не зря. -Да, командир, я готова умереть, если потребуется. Командир окинул ее недовольным взглядом: солдат Монтегг была сильна, умна, быстра – она и ее брат справедливо считались сильнейшими воинами своего времени. Вот только со смертью брата от девушки осталась лишь оболочка, жаждущая покоя. Призрак Разведкорпуса, не иначе. Он тяжело вздохнул. Эта девушка не могла не привлекать внимание, и неохотно командир признавал, что не хотел терять ее. И все же, если не жертвовать всем, что имеешь, мир не изменить. А она готова была стать жертвой. Сама вызвалась. -Отлично. Отправление завтра в 5:00. Свободна. Девушка поднялась из-за стола и повернулась к двери. В груди командира защемило. Это вышло непроизвольно, само по себе. И как-то по-детски глупо. -Выживи, Лиама. Девушка на секунду застыла на пороге. Выжить? Зачем? Разве он не понял ее мотивы? Забавно было слышать подобное от командира. ** Перед отправлением в прошлое важно выспаться, но девушке не спалось. Она прекрасно знала, что стоит ослабить концентрацию хоть на мгновение, и перенесешься не в то время или вовсе навсегда потеряешься во временных путях, но это ее даже веселило. Вечно скитаться во времени, не имея возможности остановиться и пожить. Стать частью чего-то большего, пусть даже ненужной и лишней, как соринка. Она лежала, раскинувшись на постели, и бесцельно изучала взглядом трещину на потолке. Неделю назад ее дом разрушил титан, но, к счастью, ее этаж уцелел. Того паренька, что убил гиганта, она не отблагодарила. Сначала не посчитала нужным, а потом, когда ей об этом осторожно намекнули, она не успела – он погиб. Она никогда не успевала: она не успела спасти отца и мать. Она не поспевала за братом. Она не успела начать жить, когда смысл ее существования оборвался. Когда это началось? Где-то год назад. Она похоронила брата. Такого же рыжего и вихрастого. Брата-двойняшку. Сколько себя помнила, Лиама всегда была вместе с братом, и представить его отсутствие она не могла. Как-то ей приснился кошмар, где брат погиб у нее на глазах: она залезла тогда к нему под одеяло, обняла еще маленькими ручонками и горько заплакала. Брат рассмеялся, потрепал ее по голове. -Ты совсем спятила, лиса? Куда ты без меня? Не отделаешься так просто, мы всегда будем вместе! Обманул. Они не вместе. Она не могла себе объяснить, почему гибель родителей смогла перенести, но его – нет. Наверное, все дело в том, что до последнего она надеялась. Она верила. Когда шла на негнущихся ногах к его гробу, верила. Когда возлагала цветы на его бездыханное тело, верила. Когда наклонялась к его холодному лбу, верила. Верила, что это не он. Он не мог бросить ее, это невозможно. Но на шее, почти под самым подбородком, у того человека в гробу была крошечная родинка. Она ее знала. И тогда сердце сорвалось и упало куда-то в пропасть. Должно быть, оно все еще летит к своей неминуемой гибели, а когда разобьется о землю, ее уже не будет на этом свете. Наступило утро. Свет пробился в окно, лучи скользнули по глади зеркала и отразились на противоположной стене. Их…нет, ее комната была самая светлая в доме, и ей это нравилось. Рассветы не приносили облегчения, но все же свет она предпочитала мраку – и так внутри у нее достаточно темно. Лиама поднялась, наскоро привела себя в порядок, заколола волосы. Рыжие, совсем как у брата. Она отрастила их до самой поясницы с любовью и трепетом, а теперь ненавидела. Ненавидела смотреть на себя в зеркало – они слишком похожи с ним. Разве что у него оба глаза зеленые и огромный рост, а она маленькая, и правый глаз у нее почему-то был карим. Кофейным, как говорил брат. ** -Отправление через 30 секунд! 29! 28! 27! Она полностью расслабилась. Многие солдаты боялись перемещаться во времени: если морально ты не готов, то тело может оказать сопротивление, и ты попросту сгоришь заживо. Она не боялась сгореть. Ей нечего было терять в этом поганом мире, она потеряла уже все, что могла. -3! 2! 1! Пуск! Тело рассыпалось на атомы, сливаясь с пространством и временем. В голову невольно полезли непрошенные мысли: соберется ли она целиком? Как долго она будет жить? Выполнима ли ее миссия или заранее обречена на провал? ** С самого детства он привык терять близких: мать ушла первая, бросив его в дерьмовом мире, оставив одного на холодном грязном полу подыхать у своего трупа. Потом ушел Кенни. Он не любил этого мужчину, но непроизвольно тянулся к нему, как цветы тянутся к источнику жизни – к солнцу. Потом ушли те двое. Он помнил, как они выхаживали его целый месяц после тяжелого ранения. Оба рыжие и оборванные, ловкие воры, слишком умелые для своих лет. Они самозабвенно возились с ним, хотя им самим негде жить было – их несколько раз гнали взашей с чердаков. И они тащили его, раненого, на себе, на другой чердак. Или в подвал. Как только он начал приходить в себя, они пропали. Он помнил только их рыжие грязные космы и ее карий глаз. Они ушли. Потом появились Фарлан и Изабель, и, наверное, их он действительно любил, если этот выродок Подземного города вообще умел любить. Они действовали на нервы и доставляли уйму хлопот, но он все же возился с ними. Да и вместе они столько пережили, что без них он уже не представлял себя. Они тоже ушли. По его вине. Он столько раз говорил себе, что не виноват, что нельзя заранее предсказать, чем обернется решение, но порой тоска хватала за горло и опускала его лицом в грязь вины и самобичевания. И тогда он не противился ей: он позволял ей делать с собой все, что ей вздумается. Он даже не мог забыться в бутылке алкоголя – его ничто не пробирало. Он привык, что люди уходят, и смерть очередного солдата была привычной. И все же он зачем-то взял его за грязную, окровавленную руку и начал плести чушь про важность его жертвы и благородство жизни. Он сам не знал, был ли смысл в таких словах, но зачем-то раз за разом пытался сказать как можно больше. Петра с грустью и восхищением смотрела на него, своего капитана. Она почему-то считала его идеальным, хотя знала о недостатках и раздражающем характере. Над головой возникла вспышка, и его отбросило в сторону. Титан? Нет, такая вонючая громадина не могла подкрасться к нему незаметно! На него упало нечто очень горячее, и инстинктивно он заслонился рукой. Жар прошелся по коже, обжигая до костей. Он стиснул зубы и в мгновение ока оказался поверх этого нечто и обомлел. Девушка. Рыжая, маленькая девушка в форменной куртке Разведкорпуса. Такая хрупкая, что Леви скептически выгнул бровь: как таких пускают сражаться? Яркие волосы не могли не привлечь внимание, но он не видел ее среди солдат. Новобранец? -Леви, мы отступаем! Командующий Эрвин подъехал на коне к Леви и непроницаемым взглядом оценил обстановку. Вроде все как всегда, но, кажется, у капитана что-то с рукой. -Мы так мало прошли, меньше, чем обычно! -Титаны повернули на север. Все, как пять лет назад. Леви поморщился. Сколько проблем доставил этот Колоссальный, сколько жертв принесла его атака. И дело не только в том, что людей жрали титаны – людей убивали люди. Методично, бесцеремонно, безжалостно. Свои никчемные жизни они ставили превыше других и убивали, не моргая глазом. Леви тоже убивал, когда жил под землей. Но он убивал только тех, кто пытался убить его. Никем не привитое мальчику правило держало его в узде: убивать без причины нельзя. Он повернулся к девушке. Эти кудри напомнили ему тех двоих, что были с ним в детстве. Откинув наваждение, он подошел к бездыханному телу, осторожно коснулся: почти остыла. Поднял на руки и усмехнулся: легче пушинки. Таким место в особняках зажравшихся аристократов, а не среди самоубийц. И все-таки, почему она была такая горячая? ** Титан действительно проломил стену, но второй, что сломал внутренние ворота 5 лет назад, не показывался. А еще этот мальчишка-оборотень. Стоило им, разведчикам, выйти за стены, как внутри начала происходить какая-то ахинея. Леви это бесило. Он, конечно, был рад, что стену Роза удалось сохранить – терпеть еще бессмысленные жертвы в виде посланных на убой гражданских он не намерен. И все же ситуация набирала крутые обороты, что напрягало Эрвина. Напрягался Эрвин – напрягался Леви. Он подсознательно чувствовал своего командира и на этот раз быстро понял, сколько проблем навалилось. Когда все ушли и остался один Леви, Эрвин позволил себе расслабиться – он откинулся на спинку стула и задрал голову. Только при этом бандитского вида мужчине он мог вести себя не собранно и сдержанно, а по-человечески. Леви знал это. И почему-то был благодарен. -От этого суда зависит будущее человечества. И почему люди грызутся между собой, когда дело касается жизни каждого? -Эй, Эрвин, оставь уже этот чертов суд и расслабься. Мы уже все обсудили, ни к чему снова прокручивать такое в голове. Эрвин покосился на Леви. Определенно тот был прав. Взгляд упал на забинтованную руку. -Где ты получил ожог? -Ты заметил? -Еще бы. -На меня упала какая-то девка, кажется, из новобранцев. Она была чертовски горячая. Не ржи, Эрвин. Она реально горячая была. Люди такие температуры не выдерживают, а ее тело быстро остыло. Леви поднял руку и недовольно цокнул. Не то, чтобы шрамы его смущали, но ожог на ладони выглядел паршиво. Придется носить перчатки. -Где она сейчас? -Девчонка? Понятия не имею. Если выжила, то в лазарете, наверное. -Надо бы ее навестить. Сходи, разузнай, как она, я сейчас приду. Командир поднялся из-за стола и потянулся. Он не спал с прошлой ночи, так что усталость начинала постепенно подкрадываться к нему. Он терпеть не мог уставать. Если ты устал, то твои враги опередят тебя, пока ты отдыхаешь. И как человеческое тело может обжечь? Выглядело странно. ** Девушка с трудом разлепила глаза. Голова гудела пуще пчелиного роя, ее мутило. И где она вообще находится? Больничная палата. -Очнулась наконец? Как ты себя чувствуешь? Над ней склонилась женщина в белоснежном одеянии. Она в больнице? -Спасибо, жить можно. Скажите, пожалуйста, где я? Женщина мило улыбнулась и потянулась за влажной тканью. Протерла горячий лоб девушки. Она уже четыре дня металась в бреду, неся несусветный бред про смерть, титанов и какой-то долг. Все-таки лечить разведчиков тяжело: после каждой вылазки сердце кровью обливалось при взгляде на них. Вот и эта девчушка. Ну, кто такой крошке в руки дал УПМ? -Ты в лазарете Разведкорпуса. 4 дня назад во время вылазки за стену ты получила ранение и теперь лежишь здесь. Хорошо, что ты пришла в себя. Стена? Вылазка? Ранение? О чем вообще идет речь? -Простите, а что такое стена?