Spider-man and Black Cat: Heir to the Golden flower

В гробовой тишине Питер и Маринетт поднимались на лифте на жилые этажи. Маринетт старательно делала вид, что о чем-то думает, а Питер усердно пересчитывал количество кнопок на панели управления, чтобы не выдавать своего беспокойства. «Ну не можем же мы вечно так молчать». В ту же секунду, словно по желанию Питера, Маринетт спросила: — Как думаешь, смерти наших родителей связаны? — Вполне вероятно. Твои были «агентами Гидры», а мои — учеными, сотрудничавшие с Озборном. Может их и убили по одной причине. Питер взглянул на Маринетт. Девушка выглядела очень озадаченной и сосредоточенной, будто перебирала в голове конструктор из лего, пытаясь понять, какой детали не хватает, уже давно зная, какой именно… Питер знал этот пустой и задумчивый взгляд. Маринетт что-то очень волновало. — Прости меня, — тихо прошептала девушка. — Я такая глупая. Маринетт зажмурилась и опустила голову. Невыносимое чувство стыда медленно накрывало ее с головы до ног. — Это не так, — тут же ответил Питер. — Все ошибаются, это нормально. — Дело не в ошибках, а во мне. Я будто так ничему и не научилась. Двери лифта открылись, уведомив о прибытии звоном колокольчика. Маринетт тут же скользнула в проход и быстрым шагом направилась к входу в квартиру. Питер рванул за ней. — Маринетт, постой! Не сбавляя темп ходьбы, Маринетт буквально забежала в квартиру и направилась в свою комнату. Она молилась лишь на то, чтобы не встретить по пути Наташу или Клинта. Больше всего сейчас ей хотелось сбежать подальше от сюда и оказаться в месте, где ее никто не знает. Но разве бегство в неизвестное место поможет сбежать от себя? Как только Маринетт оказалась в комнате, двери закрылись… и прямо перед лицом Питера. — Джарвис, пусти меня внутрь, — обеспокоено попросил Питер. — Простите, сэр, но мисс Дюпен сейчас не готова к разговору. Питер недовольно фыркнул и закатил глаза. Он несколько раз постучал по металлической двери и прислушался. «Что я хочу услышать? Эти долбанные стены звуконепроницаемые!» — Джарвис, прошу, впусти меня внутрь, — в ответ последовала тишина. — Джарвис? Ты меня слышишь? — Пожалуй, я сделаю одно исключение, — раздался монотонный голос ИИ. Металлические двери открылись. Питер мысленно поблагодарил Одина, Тора и всех существующих Богов за то, что Джарвис на удивление не стал вредничать как Пятница, и быстрее зашел внутрь. Согнувшись, Маринетт сидела на кровати и держалась за голову. Она изредка вздрагивала и хлюпала носом, а еще что-то тихо шептала себе под нос. Питер подошел к Маринетт и сел перед ней на колени. Девушка закрыла глаза и замотала головой. — Маринетт… — девушка нервно вздохнула. — Не нужно. Ты не виновата, слышишь, — прошептал Питер. — Я не должен был говорить так резко, я ведь знаю, сколько Наташа для тебя значит. Он немного наклонился вперед и прислонился лбом ко лбу Маринетт, но она будто не слышала. — Почему я такая глупая? — Ты не глупая, просто… Маринетт вздохнула в попытках успокоиться, но осознание того, что она совершила грубую ошибку, заставило ее вновь расплакаться. — Как можно было поверить в то, что Наташа… — девушка запнулась. — Я идиотка, полная идиотка! — Мари, это не так, — возразил Питер. — Ты не можешь всё предугадывать и уж тем более знать, что творилось почти 12 лет назад. — Нет, Пит, дело не в этом, — сквозь слезы прошептала Маринетт. — Вовсе не в этом. Питер немного отстранился от лица девушки и взглянул на Маринетт. На несколько секунд Питер замер. Два больших аквамариновых океана, наполненных солёными слезами, смотрели прямо на него. Вокруг глаз были небольшие потеки туши, напоминающие черные ветви деревьев. Глаза были слегка покрасневшими от того, что девушка аккуратно пыталась убрать остатки туши. Сердце Питера болезненно сжималось. Он не мог спокойно смотреть на то, как Маринетт плачет. Как она корит себя за каждую ошибку, за любой малейший просчет или недочет. Питер знал, насколько Маринетт важно делать всё идеально, и парень с трудом подбирал слова, чтобы успокоить девушку, если что-то шло не так. Питер давно понял, что Маринетт — перфекционистка. Он видел, как она расстраивалась из-за неидеально написанного теста или когда с первого раза у нее не получалось понять тему по физике. Он видел, как она плакала над задачами по математике, потому что ничего из прочитанного условия было ей непонятно. Питер не раз наблюдал, как тщательно Маринетт готовилась к зачетам по испанскому, которые очень любила делать миссис Родригес в конце каждого месяца. Или насколько серьезно девушка подходила к выполнению докладов по истории или литературе. Про Маринетт Питер всегда мог легко сказать: «Разбуди ее ночью и спроси, что угодно, она ответит не только правильно, но еще и на испанском». Перфекционизм Маринетт заключался не только в идеально сделанных уроках или отточенные навыках боя, но и в ее личности. Питер множество раз замечал, что девушка стремится сделать из себя лучшего идеального человека. Маринетт читала книги по саморазвитию, любила наблюдать и изучать собственные паттерны мышления, так же она иногда посещала дополнительные занятия по психологии в школе. Питер искренне восхищался Маринетт. Иногда ему казалось, что нет ничего в этой жизни, чего бы Маринетт не умела делать. Исключением был отдых. Но сейчас Маринетт переживала не из-за заваленного теста или контрольной, а из-за несоответствия собственным ожиданиям, что усложняло задачу. Питер знал, что Маринетт всегда быстро успокаивалась от прикосновений или объятий, поэтому парень аккуратно поднес ладонь к лицу и мягко прислонил к щеке, начав поглаживать ее большим пальцем. — Тогда в чем дело? — спокойно спросил Питер. — Я не знаю, как объяснить, но мне кажется, что всё, что я делаю… этого недостаточно. Я недостаточно умная, ловкая, способная, талантливая, взрослая, рассудительная. Я слишком эмоциональная, импульсивная, неуравновешенная, доверчивая, наивная, пугливая. — Это совсем не так. Ты всегда показываешь себя с лучшей стороны. Ты умеешь себя преподнести, твоя сдержанность и… — не успел Питер договорить, как Маринетт перебила его: — Это всё ненастоящая я. «Умение себя преподнести», как ты говоришь, всего лишь профдеформация, результат «наташиного воспитания». Я не такая. И из-за того, что мне приходится притворяться, я чувствую себя просто ужасно, — девушка зажмурилась. — Ты бы знал, какой стресс я испытала за те десять минут разговора с Ником Фьюри. — Да с ним даже Стив испытывает стресс, — попытался отшутиться Питер. Маринетт хмыкнула. — Я чувствую себя глупой, потому что знаю, как мыслит Наташа. Она сама мне показала. И мое поведение в школе или где-то на людях — ее образ. «Холодная, сдержанная, уверенная и дерзкая», — так бы и я описала Черную Вдову. А ведь даже Аля с Недом сегодня сказали, что я на нее похожа. Питер вздохнул. Он действительно не знал, что должен сказать Маринетт. Но Питер вполне понимал, что Маринетт имеет в виду. И если он всё-таки прав, то он ничем не отличается от нее. Маринетт убрала руку Питера с лица, закрыла его ладонями и попыталась открыть рот, но тут же закрыла его. Она могла легко открыться человеку по переписке, но раскрывать свою душу вот так, один на один… Что-то из ее прошлого не давало это сделать. Эта неведомая сила не позволяла ей издать и звука, даже слезы на удивление перестали катиться из глаз. — Мари… — начал Питер, наконец-то собравшийся с мыслями. — Я себя совсем не узнаю. Я вообще не знаю, что мне нравится, а что — нет… Я ведь и в ЩИТ пошла, потому что не знаю, что мне еще делать.

«Хочешь бросить службу? Нет… Если честно, я не знаю, чем заняться, если уволюсь»

— Ведь прошлой меня с теми целями, взглядами и мечтами уже нет, будущая я сложится из настоящей, а кто я сейчас и понятия не имею, — Маринетт замолчала.

«Вот тебя подвергли психологической обработке, а здесь речь об изменениях в функциях мозга. Это, поверь мне, совершенно другое. Полностью себя осознаешь, но не знаешь, что в тебе твое»

— Я ненавижу почти всё, что меня окружает: эту комнату, школу, Башню, город, своих одноклассников… Я так хочу сбежать отсюда, уехать куда-то, где никто меня не знает. Я просто хочу в место, где я смогу начать все с чистого листа. Смогу быть такой, какой хочу и не приплетать свое прошлое. Я ужасно запуталась… Маринетт будто оборвала себя по середине слова. Питер услышал, как она набирала воздух в легкие, чтобы продолжить, но что-то мешало ей. — Я знаю, что это не решение. Но я правда так устала. Питер молчал. Теперь парень точно знал, что должен сказать, но не был уверен, что сможет преподнести это правильно. — Но разве твои роли — это не разные грани тебя самой? Ты ведь не можешь все время оставаться одним и тем же человеком, — Маринетт всхлипнула. Питер немного привстал и снова прикоснулся к щеке Маринетт с еще большей нежностью. Он боялся, что она снова уберет его руку, но в этот раз девушка прижалась к его ладони и будто пыталась в ней спрятаться. «Неужели ей стыдно?» — Мари, прошел год, и за это время столько случилось, — парень сделал паузу. — Мы сильно изменились. — Я это понимаю, но… — сдавленно процедила девушка. — Но я все равно чувствую себя глупо. Как можно было поверить в этот бред? Она ведь учила меня… Чего я вообще стою, если таким элементарным вещам научиться не могу? — голос снова сорвался на плачь. Хаотичные белые вспышки рисовали в памяти размытые картины прошлого. Школа, подарок, Адриан, громкий смех людей. Все это пронеслось в голове за доли секунды, вызвав массу неприятных и на удивление знакомых чувств. Разочарование тугим узлом связывало живот в праздничный бант. Маринетт затошнило.

«Ты — единственная бесполезная вещь»

— Мари, — в глазах Питера читалось волнение, — ты важна и без всяких шпионских навыков и чтений мыслей. Это тяжело принять в себе, я понимаю, каково тебе. «Для меня ты бесценнее всех бриллиантов на планете». — Во время обучения Наташа требовала от тебя невозможного, но это принесло плоды, ты просто этого не замечаешь. Все тренировки до поздней ночи, уроки шпионажа и прочих подобных штук, даже наставления мистера Старка сделали тебя свободной от мнения других и глупых предрассудков, ты просто к этому еще не привыкла. Шмыганье носом резко прекратилось. Девушка подняла голову и сквозь пелену слез с надеждой взглянула на парня. — Ты помнишь, что сказала мне при первой встрече? — Маринетт неопределенно мотнула головой.

«Когда я в костюме, я чувствую себя более уверенно. Без него я так ничтожна. Кошка и Маринетт совсем разные люди»

— Сейчас ты и Кошка стали одним человеком, — Питер приулыбнулся. — Тебя ведь на самом деле не волнует, что подумают одноклассники и остальные, за исключением подозрений в «тайной жизни». И ты наконец-то свободна, но почему-то так желаешь вернуть прошлое, которое делало тебе больно не меньше настоящего. Маринетт утерла ладонями слезы и шумно выдохнула. — В настоящем тоже хорошо, просто нужно видеть хорошее. И хоть тебе не понравится, что я сейчас скажу, но вас с Наташей действительно объединяет гораздо больше, чем обычное поведение. Вы обе — заложницы прошлого, ты хочешь его вернуть, а она — избавиться. Но обе эти вещи невозможны, даже если машину времени изобрести. Питер запнулся, и понизив голос, продолжил: — Но рано или поздно это закончится. И у нас есть все силы, чтобы завершить это. Главное, идти вперед. Маринетт задумалась. Она много раз пыталась аккуратно выведать у Наташи про ее прошлое. Девушке было интересно послушать про Красную Комнату, тренировки, задания и… Ей хотелось узнать, что они сделали с Наташей. Маринетт даже спрашивала, есть ли у Романофф родители или что-то вроде того, на что женщина отмахивалась и говорила, что для нее такое не предусмотрено.

«Моя мать выбросила меня на улице, как мусор…»

Даже когда женщина мельком упоминала, что техника боя, некоторые упражнения или искусство переговоров взяты из программы обучения Вдов, тут же переводила разговор на что-то более отвлеченное. Или странные разговоры про Будапешт, понятные только Клинту, всегда происходили шепотом или с многозначительными взглядами, а если кто-то пытался спрашивать, тот тут же в ответ получал на чистом русском: «Меньше знаешь — крепче спишь». Наташа в принципе очень часто любила использовать русские поговорки, не переводя на английский. Кроме Барнса, странно ухмыляющегося каждый раз, когда Романофф отпускала что-то пободное, никто не понимал, что она говорит, но по интонации женщины уже можно было судить о многом. — У нас с тобой есть шанс пойти дальше, не потащив за собой чемодан без ручки, но для этого нужно окончательно разобраться с прошлым: узнать и принять всю правду, какой бы она не была, понять ошибки, извлечь уроки, простить себя и двигаться дальше. — Ты сам-то веришь, что простишь себя за прошлое? За то, что… Маринетт умолкла. Обида кричала в ней сорванным голосом, заставляя говорить гадости, чего ей совсем не хотелось. Заплаканные и серьезные голубые глаза уставились прямо на Питера. Он понял, что именно Маринетт не договорила. «За то, что случилось с Мэй…» — Да. Голос дрогнул. «Я соврал ей. И соврал по-крупному. Кажется, Маринетт это поняла, но ничего мне не ответила». — Это страшно, но это придется сделать, иначе… — Ты прав, — резко оборвала Маринетт. — Хватит с меня пустых сожалений. — Ты слишком строга к себе, — Питер устало улыбнулся и добавил: — перфекционистка. Маринетт в ответ хмыкнула, и губы ее расплылись в кривой улыбке. Девушка потянулась к Питеру за объятиями. — Не думала, что ты умеешь такие речи толкать. Питер улыбнулся и пожал плечами. — Со Стивом поживешь и не такому научишься. Маринетт ничего не ответила, лишь положила голову на грудь и расслабленно прикрыла глаза. Питер слышал сбитое и теплое дыхание девушки и ее незаметную дрожь. Он чувствовал еле уловимый запах лаванды. Питер знал, что Маринетт не очень любила пользоваться духами, поэтому обычно приобретала эфирные масла с успокаивающим запахом. С момента переезда комната Маринетт претерпела сильные изменения. В старой квартире ее комнатушка была небольших размеров с одним окном, выходящим на проезжую часть. Помещение было обставлено почти что впритык и свободного места было маловато. Стены обвешаны разными фотографиями и плакатами, непонятными графиками с пометками (Питер не исключал, что это был график Адриана), старым календарем с Гарри Поттером и прочими мелкими вещами. Кровать была всегда аккуратно заправлена, и в отличие от Питера, который искренне не понимал, зачем застилать кровать каждое утро, если в нее все равно ложиться вечером, девушка старалась придерживаться порядка во всем. На двух рабочих столах лежали учебники, тетрадки, ватманы с выкройками одежды, модные журналы, в баночке стояли карандаши, ручки и другие предметы канцелярии. На комоде около окна стояло небольшое зеркальце и органайзер с косметикой. В новой комнате обстановка была абсолютно другой. Помимо преобладания темно-синего и фиалкового теперь помещение больше напоминало не комнату подростка, а обитель спокойствия и умиротворения. Вместо обычного освежителя воздуха на полке около рабочего стола находились благовонии, около панорамного окна было несколько крупных растений. Плакаты на стенах сменились несколькими картинами и фотографиями с друзьями или мстителями. Больше всего фотографий было с Алей и Питером, но так же находилась парочка с Тони, Наташей и даже угрюмым Барнсом. Естественно, вещи для ухода за собой, школьные учебники и тетрадки, книги, журналы мод и множество скетчбуков с набросками платьев остались на полках в шкафу, на комоде и на туалетном столике. Однако всё ощущалось совсем по-другому. Остаток вечера прошел достаточно тихо. Питер усиленно пытался решить домашние задачи по физике, которые, на удивление, в этот раз оказались сложнее, и разбирался с невероятно длинным и «абсолютно глупым» стихотворением по испанскому к завтрашнему дню. Маринетт делала таблицу по истории с миллионом дат, событий и итогов. Мистер Миллер обожал задавать за один урок, как за неделю, поэтому помимо таблицы девушке предстояло написать еще ответы на пять объемных вопросов и устно разобрать тему влияния пропаганды патриотизма во Второй Мировой войне. Когда Стив заглянул в комнату, чтобы позвать девушку на ужин, Маринетт выглядела еще более взмыленной, чем после поездки в ЩИТ. Мужчина поинтересовался нужна ли Маринетт помощь, и она охотно согласилась. Поэтому вовремя ужина Стив рассказывал про патриотизм в период с 1939 по 1945 года, чтобы увеличить сон Маринетт хотя бы на пару часов. Но даже несмотря на усталость, девушка все хорошо запомнила и некоторые моменты решила обсудить с Барнсом, решившим присоединиться к ужину. Питер за ужином пытался читать теорию по термодинамике, но слова никак не хотели укладываться в голове, поэтому по совету Стива парень решил сделать перерыв. Под конец из мастерской вернулся Старк. Он молча присоединился к трапезе и только изредка поглядывал на входную дверь. Изучив файлы, который обнаружил Джарвис, Тони (мягко говоря) был озадачен. Документация действительно принадлежала ЩИТу, но самым странным было полное отсутствие информации, будто ни Ричарда, ни Мэри Паркер никогда не существовало. Да и сам рапорт выглядел странно: самая важная и основная часть информации была удалена, а другая сильно отредактирована.

Щ.И.Т. — ДЕЛО 712А905

      ПРОГРАММА: «Диссидент»       ОПЕРАЦИЯ: «Скрепка (2)»       УРОВЕНЬ ДОПУСКА: не ниже 8       ПО ДЕЛУ:       Ричард Ной Паркер, ученый-инженер Оскорп,       биохимия и геноинженерия.       Мэри Эмили Паркер (Браун), ассистент Оскорп,       гистология и геноинженерия.       (Примечание: Питер Бенджамин Паркер,       01.09.2001, сын)       ТЕМА: [XXXXXXXXXXXX]       ОТ КОГО: [XXXXXXXXXXXXX]       КОМУ: Николасу Дж. Фьюри, директору ЩИТа.       КОДОВЫЕ СЛОВА: Сверхчеловек, Паук, Пятнадцать, Красный. Помимо того, что письмо Маринетт и этот файл имели одинаковый номер, родители Питера тоже входили в программу Диссидент. Однако был момент, на который Тони обратил особое внимание.

«Это операция «Скрепка» после Второй Мировой войны. ЩИТ набирал немецких ученых, имеющий стратегическую ценность»

Тони узнал достаточно много об этой операции, когда изучал файлы своего отца, однако ему хотелось почитать и документацию ЩИТа. Но после событий 2014-го с полным обнулением файлов, все данные были удалены или хранились на подставных серверах ЩИТа, которые было достаточно тяжело рассекретить. В голове Старка складывалась картина, которая ему отнюдь не нравилась. Судя по пометке (2) рядом с названием операции, это был рестарт программы, либо же частичное ее изменение. Однако большинство немецких ученых, завербованных ЩИТом до шестидесятых годов двадцатого века, были участниками Гидры, а это значит, что родители Питера с вероятностью в шестьдесят восемь процентов… «Бред какой-то! Родители Маринетт ведь тоже считаются участниками Гидры. Но такого просто не может быть». Однако факты говорили об обратном… Сейчас Тони больше волновало, что ему придется рассказать об этом Питеру, и затягивать с этим явно не стоит. Правда не всегда бывает приятна, и уж тем более в таких делах, но она будет явно лучше умалчивания или откровенной лжи. Тони уже представлял, как это прозвучит для Питера: «Прости, карапуз, но видимо твои родители были оппозиционерами-предателями и ярыми противниками мира во всем мире. А теперь тебе придется это разгребать». Единственное, что смущало Старка во всем этом, — подозрительная «чистота» фактов и удачливость всех событий. Тони знал о понятиях «планирование» и «чистка», которые часто применялись в сфере шпионажа, и это как никогда отражалось в этой ситуации. Все эти рапорты, события, обвинения, допросы, судебные иски и разбирательства, случайные и намеренные убийства выглядели как хорошо спланированное и сфабрикованное дело. По последнему ЩИТ имел особые навыки. Принимая кого-либо на службу, человеку давалось три дня «на подготовку», вернее так официально заявляли будущему агенту. На самом же деле за это время происходила подготовка фальшивых документов, ввод личной информации во все базы ЩИТа, а так же оформлялись документы по принятию на работу в подставную фирму. Люди из отдела логистики и информации тщательно проверяли данные человека и его семьи, что имело немало важную роль. Помимо этого устанавливалось наблюдение за человеком, его семьей, родственниками и друзьями, и конечно же прослушивание его личного и рабочего мобильных телефонов. Так для будущего агента создавалась личина. Ведь в первую очередь хороший агент не тот, кто обладает идеальными навыками боя или способностями к ведению переговоров, а тот, кто всегда на виду и при этом остается незамеченным. Никто и никогда не подумает, что работник какого-нибудь офиса в Бруклине будет агентом-оперативном седьмого уровня. Или что женщина-учитель частной школы в Лонг-Айленде на самом деле инженер-проектировщик. Однако во всем этом для Маринетт было несколько больших проблем. Во-первых, это ее прошлое, вернее не совсем удачное и красивое прошлое ее родителей. Блэнк и Грейс Дюпен запомнились в мире шпионажа достаточно яркими личностями, хоть и не в лучшем свете. Во-вторых, это школа. Маринетт слишком отличалась от своих одноклассников, и вместо той самой дружелюбной и улыбчивой одноклассницы Маринетт Дюпен «с совершенно нормальной жизнью», теперь она создавала впечатление холодной и недосягаемой Мисс Загадки, у которой жизнь это тайна на тайне. И создать для нее личину с подставной семьей было уже просто невозможным. А тот факт, что одноклассники знали о её стажировке и до сих пор помнили громкие слова о том, что Маринетт знакома с самим Тони Старком, подливали масла в огонь. Конечно быть загадочной, умной и умеющей за себя постоять девушкой, безусловно нравилось Маринетт, и пусть, с какой-то стороны, ее поведение было слегка тонистарковским, она не собиралась его менять. Однако поговорив со Стивом, Маринетт поняла, что придется сгладить углы, дабы не вызывать подозрений. Но этот план с треском рухнул в бездну… За еще два дня пребывания в школе она ощутила на себе весь спектр негативных эмоций. Она с трудом могла сосредоточиться во время уроков или расслабиться в обеденный перерыв, потому что подозрительные взгляды одноклассников, желавших влезть к ней прямо в душу, выводили ее из себя. К этому добавилось то, что с ней резко перестали все контактировать, за исключением Али и Нино. Теперь они смотрели на нее как на чужую, словно все эти годы с ними училась не Маринетт, а ее сестра-близнец. Маринетт действительно понимала, как она изменилась. И что всё это время класс, который она считала дружным и хорошим, был всего лишь фальшивкой. Утро второго школьного дня началось для нее с того, что войдя в класс, все резко затихли и проводив девушку молчаливым и каким-то осуждающим взглядом до парты, переключились на обсуждение более нейтральных тем. Естественно, Маринетт хватало ума понять, что одноклассники обсуждали ее. И один из таких разговоров она услышала под конец третьего учебного дня. Девушка спешила к выходу, ведь на парковке в машине ее уже ждали Стив с Баки для поездки в ЩИТ, а затем и в Рафт. Но достаточно бурное обсуждение из-за приоткрытой двери класса привлекло внимание Маринетт. — Слушайте, мы конечно говорили о том, что Маринетт ведет себя странно, но не до такой же степени, чтобы пороть такой бред, — говорил Макс. — А по-моему Ким прав, — послышался голос Хлои. — Вы ее видели? Она на любого готова наброситься с ножом. — Никогда не думал, что скажу подобное, — медленно начал Натаниэль, — но я согласен с Хлоей. Маринетт действительно ведет себя не только странно, но и агрессивно. — Не то, что агрессивно, а опасно, — фыркнула Алекс. — Она теперь из тех школьников, кто устраивает теракты. — Мне странно и стыдно это признавать, — послышался голос Роуз, — но Маринетт вызывает у меня только страх и… — было слышно, как девушка замялась. — Говори, как есть, — дерзко заявил Ким. — Мы все понимаем, что Маринетт вызывает только отвращение и никакой жалости. — Она действительно с каждым днем становится хуже, — тихо добавила Милен. — Давайте все признаем, что к нам вернулась совсем не та Маринетт, к которой мы привыкли, — заявил Адриан. — У меня вообще складывается впечатление, что это не Маринетт, а какая-то злобная сестра-близнец, — небрежно бросил Айван. Маринетт заметила, как Макс покачал головой, а затем сказал: — Вы меня убедили. Маринетт действительно опасна и ничего кроме страха не вызывает. — А я с самого начала говорила, что она и ее дядька ненормальные. И в первую очередь это отражалось на ее одержимости Адрианом, которая переходила все границы. Она все эти годы только и строила из себя добродетеля, помогала всем и защищала каждого, а вы все ее оправдывали и покрывали. И что в итоге? — язвительно говорила Хлоя. — Я была права с самого начала. Это всё было лишь маской, чтобы просто обмануть всех нас. И ее громкие слова про стажировку. Неужели вы думаете, что она и этот придурок Питер Паркер действительно стажеры Тони Старка? Да таких, как они, даже на порог не пустили бы. А те пропуски, что они показали в прошлом году, можно напечатать в любой типографии. Маринетт молчала. «Неужели всё, что я для них сделала, просто забыто?» — И что ты предлагаешь? — спросил Ким. — Игнорировать Маринетт, чтобы она еще больше с катушек слетела? — Ага и тогда она точно набросится не на тебя, так на Адриана точно, — Натаниэль ухмыльнулся. — Кто знает, что творится в ее безумной головешке. — Может будем просто снисходительно относится к Маринетт? — неожиданно предложила Лайла, молчавшая всё это время. — Я конечно не так хорошо ее знаю, но я могу точно заявить, что она не врет по поводу стажировки. — С чего ты так уверена? — Джулека с интересом уставилась на Росси. — Свечку держала? Лайла раздраженно фыркнула. — Это легко проверить на сайте SI, там есть все списки. Не думаю, что у этих двоих хватит ума взломать сайт. Одноклассники переглянулись. — Я не могу утверждать с точностью в сто процентов, ведь я не знала Маринетт до этого, но мне кажется, Хлоя права, — Лайла сделала паузу и обвела подростков взглядом. — Даже если Маринетт раньше была добра к вам, защищала вас, оказывала помощь, то больше этого не будет. И дело даже не в том, что Хлоя изначально была права насчет Маринетт, а в том, что вы верили ей. Одноклассники с еще большим интересом уставились на Лайлу в ожидании объяснений. — Втереться в доверие очень легко, достаточно просто быть милой к людям, улыбаться, помогать. Судя по вашим рассказам, Маринетт достаточно часто вела себя чересчур справедливо и… — России на секунду замолчала, подбирая правильные слова. — Вы не находили ее поведение, да и ее саму, чем-то похожим Стива Роджерса? — Ну вообще, было такое, — ответил Адриан. — Маринетт очень часто брала какую-то ответственность, иногда вообще вступалась за незнакомых людей, в конце концов она была старостой класса. — Вот именно, — многозначительно сказала Лайла. — Она всегда на обозрении, обостренное чувство справедливости, исключительная правильность, образ идеальной ученицы. Согласитесь, чем-то напоминает Капитана Америку, — одноклассники согласно закивали. — Не поймите меня неправильно, вот только Кэп — это политический образ, созданный для поднятия уровня патриотизма в сороковые годы, а сейчас это уже менее актуально. Однако с появлением Мстителей… — К чему ты клонишь? — с интересом спросил Натаниэль. Ход мыслей Лайлы ему очень нравился, и по всей видимости, не ему одному. — К тому, что Маринетт обычная лгунья, не имеющая собственной личности. Стива Роджерса многим приводят в пример, потому что он идеальный. Вот ваша Маринетт и решила сделать себе личину правильной девочки. — Хочешь сказать, что все ее «добрые» дела были просто пылью в глаза? — скептически поинтересовалась Джулека. — Но для чего она все это делала? — Роуз тут же подхватила поток мыслей одноклассницы. — Кто знает… — загадочно протянула России. — Никому не понятно, что у таких людей на уме. Могу лишь предположить, что это было сделано, чтобы в будущем в какой-нибудь ситуации, где она может оказаться с не самой хорошей стороны, никто на нее ничего не подумал. Ведь правильные девочки не совершают ошибок и не ведут грязную игру. Маринетт отшатнулась от двери и тихо побрела по коридору к выходу. Она с трудом сдерживала слезы, ведь плакать при Стиве и Баки было самым меньшим, чего она сейчас желала. Помимо того, что недоказанное предательство Романофф сильно било по ее моральному состоянию, так теперь еще и удар в спину от одноклассников заставлял девушку еще с большей силой ощутить на себе чувство отвергнутости. В машину Маринетт села молча, а на вопрос Стива о том, как прошел день, что-то тихо буркнула в ответ и уставилась в окно. Стив задумчиво взглянул на Баки, но тот лишь покачал головой и кивнул на дорогу. Поездка обещала быть напряженной. Маринетт пыталась сосредоточиться на предстоящем разговоре, но только что услышанные слова душили ее тугим узлом обиды. Стив с Баки выглядели не менее напряженными. Барнс и так всегда выглядел как самая серая могильная плита в дождливый день, но сегодня он был еще более подавленным и мрачным. Он так же как и Маринетт уставился в окно и разглядывал проезжающие машины и улицы Нью-Йорка. Машина свернула на шоссе Рузвельта и двигалась к пропускному порту охраны тюрьмы Рафт особого режима. Рафт представлял собой огромное здание, состоящее из нескольких отделений и отсеков с камерами. Он находился в десяти километрах от берега Нью-Йорка на острове Райкерс, однако выглядел достаточно внушительно, не смотря на небольшие размеры острова. Половина строений находились прямо над водой, включая вертолетные площадки, центры управления и камеры с низким уровнем опасности класса C-D для обычных преступников, вроде особо опасных убийц, наркоторговцев из рода Маджии, которые обычно коротали срок в Рафте по решению собственного семейства или особо буйных заключенных, которые так и не смогли ужиться в других тюрьмах. Для нарушителей B класса, куда входили международные террористы, агенты-предатели, крупные политики, ученые, бизнесмены, оказавшиеся в рядах Гидры, выделялось небольшое здание, соединенное с главным корпусом небольшим навесным коридором. Здесь, как и полагается в любой хорошей тюрьме, было больше охраны и улучшенное технологическое оборудование, а так же система слежения, придуманная конечно же Тони Старком. Но самое малое количество камер с наилучшей системой охраны, датчиками движения и отслеживанием температурного баланса тела находилось прямо в недрах самого острова. Эти помещения были оборудованы не только по последнему слову техники, но и отличались самым большим количеством охраны на всем острове. В дополнение к высокотехнологичному оборудованию большинство решеток на камерах были сплавом титановой руды с добавлением вибраниума, что повышало прочность конструкции в несколько раз. По оснащению и количеству людей Рафт напоминал Башню Мстителей. Пока Стив заполнял все нужные бумаги для посещения, Баки отвел Маринетт подальше в сторону от охранников, глазеющих на них с нескрываемым интересом. — Послушай, с тем человеком, с которым мы будем сейчас разговаривать, нужно быть очень аккуратной. Не говори того, что не нужно, спрашивай только то, что хочешь узнать. И не ведись на его провокации. — Хорошо, — коротко ответила Маринетт. — Выглядишь подавленной, — спокойно начал Барнс, осмотревшись и убедившись, что их никто не слышит, продолжил: — Ты точно уверена, что готова? — А что есть вариант всё бросить, развернуться и уехать домой? — фыркнула Маринетт. Джеймс многозначительно замолчал. Неожиданно его вечно хмурое и недовольное лицо сменилось нежным и заботливым взглядом. Он немного обеспокоенно поднял брови и в растерянности поджал губы. — Вообще-то да, стоит только попросить. Маринетт с недоверием и откровенным замешательством уставилась на мужчину. — Я серьезно. Твое состояние важнее этой богадельни, — он кивнул в сторону Рафта. — Всё из-за одноклассников и Наташи, — тихо ответила Маринетт. — Я не справляюсь. — Хочешь поговорить об этом? — Да, — на выдохе произнесла девушку. — Но только после Рафта. Сейчас не время плакать. Девушка шумно выдохнула и подошла к небольшому причалу. Морской холодный воздух обдувал ее лицо, освежая кожу и охлаждая голову. Он давал чувство легкости и свободы, но что важнее сейчас он приводил ее в чувства и немного освобождал от нахлынувших эмоций. Море всегда нравилось Маринетт. Стив закончил с оформлением пропусков и жестом показал, что нужно идти. Маринетт оторвалась от разглядывания на удивление спокойной темно-синей воды и пошла к пропускному посту. Барнс с нескрываемой опаской оглядел виднеющийся вдали Рафт, что-то ему подсказывало, что впереди их ждет что-то плохое.