Зрячий

На третьем перелете Саша окончательно потерялся в частях света. Рим, Абу-Даби, Манила… Он механически следовал за своим спутником, ел, что давали, просыпался, когда будили. Быть может, Суар, пользуясь своей неведомой силой, заставлял его спать, но Саше было все равно. Даже лучше. Не видеть его, не говорить, не думать, что дальше… Суар периодически тихо говорил с кем-то по мобильнику, Саша не мог разобрать ни слова. Что у него, еще и спутниковый телефон, что ли?! Когда мальчик по невнимательности запачкал джинсы горчицей из хот-дога, Суар тут же купил ему две пары новых в первом попавшемся бутике дьюти-фри. Саша прошипел, что этак ему не хватит взятой из дому сумки — Суар купил и сумку. Казалось, деньги, как и непрошибаемое самообладание, у него не могут кончиться в принципе. Скучающие продавщицы дорогого магазина чуть не визжали от восторга. Только одно тревожило Суара — когда во время коротких тренировок Саша не мог ответить на какой-то вопрос. Тогда мужчина хмурился и заставлял пробовать снова. Вдох-выдох. Сосредоточиться было очень непросто, но Саша понимал нетерпение своего провожатого и сам старался изо всех сил — ведь времени оставалось все меньше. После очередной проваленной попытки увидеть определенный момент прошлого Суар в сердцах стукнул кулаком по переборке и пробормотал что-то о том, что кровь еще не работает. Какая кровь? Причем тут она? Саша вспомнил о том, что Суар делал с другими людьми, и ему стало совсем жутко. Когда мешанина аэропортов, наконец, кончилась и они пересели в машину, Саша в полусне успел увидеть дорожные знаки с пометкой «Davao» и высокие пальмы за окном. Они ехали долго, сначала по шоссе, потом, переночевав в каком-то маленьком городке, продолжили путь на вездеходе в глубину влажного леса. Саша не брал с собой летних вещей, но надевал вдруг появившиеся в сумке футболки и тонкие льняные штаны, даже сандалии, оказавшиеся точно в размер. Он не помнил, когда он мерил их, а может, и не мерил вовсе? Саша окончательно проснулся, когда они остановились в какой-то деревне с крытыми тростником крышами. — Дальше пешком, — сказал Суар, выпрыгивая из машины. — Смени обувь. Окружив себя облаком репеллента, они сошли с грунтовой дороги и углубились в джунгли. Суар нес на спине рюкзак, Саша угрюмо топал за ним, отбрасывая от лица мокрые от росы листья. Мокрым было вообще все — листья, мох, земля и сам воздух. Скоро и сам Саша промок до нитки, снизу — от воды, сверху — от пота. — Пей. Суар протягивал ему бутылку воды. Саша хотел было отказаться из глупой гордости, но, поразмыслив, все же взял. Выхлебав едва не полбутылки, отдал ее обратно. В детстве Саша читал об отважных путешественниках, мечтал преодолеть океан, попасть в густые леса, где всегда тепло, а под каждым камнем закопаны сокровища древних цивилизаций. Снимая с шеи очередного москита, он мрачно поздравил себя с исполнением мечты и от души пожалел тех путешественников. В книгах мелочи вроде острых листьев, режущих руки, всепроникающей душной жары и кровососов были, конечно, опущены. После нескольких часов блуждания Саша заметил, что неприметная тропка вывела их к полю с бороздами красноватой земли. В тени большого дерева на краю пашни мотали головами два здоровенных буйвола. Саша невольно остановился — размах рогов у зверей был очень внушительным… — Это карабао. Не бойся, они привыкли к людям. — Я не боюсь! Саша вздернул голову и прошествовал мимо Суара. Тот молча последовал за ним. Пошлепав по влажной траве несколько метров, Саша понял, что не представляет, куда идти. Он напрягся, пытаясь уловить потоки информации, но получалось не очень. Мальчик успел увидеть только деревянный пол и низкий резной столик с дымящимся курением. Ему пришлось срочно делать вид, что поправляет шнурок на ботинке, пропуская Суара вперед. Суар снова свернул вглубь чащи. Саша мысленно застонал — на прогалине гулял какой-никакой ветерок, а в лесу высокие стволы сплетались ветвями, не пропуская солнце, но это не спасало от духоты. Внезапно Саша налетел на своего проводника, который замер, как статуя, не окончив шага. Чертыхнувшись вполголоса, Саша выглянул из-за широкой спины Суара и обомлел. Нет, он видел его раньше, в потоках, но увидеть этих двоих вот так — лицом к лицу — было поразительно. Братья оказались похожи как две капли воды, только у второго лицо выглядело чуточку моложе, его покрывали старые шрамы и глаза золотились яростным пламенем, в противовес синеющему океану глаз Суара. Они стояли все так же молча, глядя друг на друга, но Саша ощущал все возрастающее напряжение в воздухе, от которого на голове начинали шевелиться волосы. Саша почувствовал, как Суар тихонько оттесняет его назад, и послушно отступил за изгиб ствола гигантского дерева. Потом мужчина заговорил — негромко, успокаивающе, не делая резких движений, выступил вперед, к брату, настороженно и враждебно наблюдающему за ним. Младший презрительно искривил рассеченные шрамом губы и ответил, резко, коротко. Саша не мог понять, на каком языке они говорят, ни один из слышанных не подходил — а ведь они с Варфоломеем когда-то переслушали звучания многих наречий, просто из любопытства. Суар несколько раз повторил «Эвемон». Саша и так-то в течение последних нескольких суток совершал провал за провалом, но теперь и вовсе не мог видеть почти ничего — брата Суара закрывала какая-то плотная завеса, блокирующая не только его самого, но и часть потоков вокруг. Однако Саша неожиданно совершенно точно понял, что «Эвемон» — это не просто слово, а имя младшего. Тон разговора изменился, Эвемон покачал головой, потянулся к поясу и вынул нож. Лицо его исказилось, как от сильного горя, он проговорил что-то умоляющее, словно прося о прощении, и вдруг, сорвавшись с места, бросился на Суара. Саша вцепился в скользкую кору пальцами, от страха перехватывало дыхание. При виде сражения двух этих существ подозрение, возникшее у него, переросло в уверенность. Эти двое — не люди. Люди не умеют двигаться так, не могут быть настолько быстрыми… Но как бы то ни было, Суар обязан был остаться жив! А Саша совершенно ничем не мог ему помочь! Он успокоил дыхание, разжал побелевшие пальцы и заставил себя расслабиться, войти в поток времени, увидеть… Обрывки намерений Суара тут же разлетались под натиском блокировки Эвемона. Суар отступал, уворачивался, но с предплечий уже лилась кровь. Саша зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что старший брат лежит на земле. Эвемон помедлил миг и шагнул к нему, перехватил нож… Из горла Саши вырвался крик. Сам не поняв как, он перепрыгнул толстые корни и рванулся, падая на Суара, закрывая его собой. Когда удара в спину не последовало, Саша обернулся и встретился с Эвемоном глазами. — Он же… — просипел мальчик, — он же твой брат… Он же тебя… любит. Саша облизнул пересохшие губы. Они дрожали, говорить было трудно, он несет какую-то чушь, да и понимает ли вообще его этот… нечеловек? — Я вот всегда хотел, чтобы у меня был брат, — закончил он еле слышно. Эвемон опустил нож и рассмеялся. Истерично, хрипло, словно это он только что сорвал голос, а не Саша. Отвернулся, сунул клинок в ножны и пошел куда-то в сторону, не оглядываясь. Саша почувствовал на своем плече руку, увидел окровавленные пальцы Суара, услышал его тяжелое дыхание. Сел и, уткнувшись в колени, сжал кулаки изо всех сил, чтобы не расплакаться. Рядом затрещали кусты — Суар бросился догонять брата. Тогда Саша дал волю слезам. *** К тому времени, как близнецы вернулись, Саша успел успокоиться, отряхнуть штаны от налипшей земли и даже распаковать сумку Суара, чтобы умыться водой из бутылки. Услышав шаги, он поднял глаза и с облегчением увидел их. Суар обнимал Эвемона за плечи, кровью из его рук были перемазаны оба, но раны больше не кровоточили. Посмотрев на Сашу, Эвемон отвернулся. Суар поднял сумку, закинул на плечо. Саша шел за ними, стараясь держаться на расстоянии. Никто не сказал ему ни слова, словно ничего не произошло… Конечно, может быть, клинок Эвемона остановила какая-то другая, неизвестная Саше причина, а не он сам, но все равно горло перехватывало от обиды. Двое мужчин словно забыли о его существовании, шагали впереди, обмениваясь короткими тихими фразами. Однако когда Саша отстал слишком уж сильно, они остановились, поджидая его. — Что такое? — участливо спросил Суар. — Устал? Он с готовностью протянул ему руку, очевидно намереваясь поделиться энергией, как тогда, на скамеечке в Питере. Саша помотал головой и на всякий случай отступил в сторону. Еще не хватало! Становиться вампиром, как этот… кем бы он там ни был. Но с этой минуты Саша шагал рядом и, прислушавшись к разговору, с удивлением узнал родную речь. Неужто они говорили по-русски из чувства такта? Из уважения к нему, Саше?! Как он ни искал, другой причины не находилось. Плечи расправились сами, а дорога показалась не такой уж и долгой. — Я не пойду туда. — Пойдешь. Эласипп будет рад видеть тебя. Все мы. — Сомневаюсь. Бросив взгляд на Сашу, Эвемон сказал что-то на том самом непонятном языке. Суар нахмурил брови и, отказываясь принимать его условия, ответил по-русски: — Но они не хотят, чтобы закончилось. Люди не виноваты, что остались живы… А мы не боги, чтобы решать за них. — А кто мы? — горько усмехнулся Эвемон и отвернулся. Суар промолчал. *** Строение, где жил тот таинственный Эласипп, оказалось большим — целое сооружение с толстой крышей из золотистого тростника. Хижиной называть это было глупо, но другого Саше не приходило в голову. Навстречу им вышел крепкий седой бородач. Увидев близнецов, он издал восклицание и бросился к ним, обнял, прижимая черные растрепанные головы к груди, потом пожал обоим руки, каким-то хитрым способом переплетая пальцы. Перевел взгляд на Сашу и улыбнулся. — Проходите в дом. В левом крыле есть вода и все необходимое. Я рад видеть тебя с нами, Александр, — серьезно кивнул Эласипп и протянул руку. Он произнес полное имя торжественно, как титул. Саша осторожно пожал твердую сухую руку, по-простому, без изысков. Он уже не удивлялся что все встреченные им «нелюди» говорят на русском, как на родном. Саша вспомнил, что во время перелета и поездки по острову он слышал, как Суар говорит и на других языках — на английском и каком-то певучем местном. — Мне надо закончить прием, — повернулся Эласипп к близнецам и махнул куда-то в сторону, — Рой сам не справится. Располагайтесь, — повторил он и вернулся в дом, взбежав по бамбуковым ступенькам. Ходить и смотреть Саше никто не запрещал, так что, отдохнув и перекусив фруктами, он отправился разглядывать место, в котором оказался. За полчаса он успел обойти дом и большой двор, поглядеть на карабао и свиней в загоне, послушать странные крики из леса — то ли птиц, то ли обезьян. С другой стороны постройки, прямо на улице, стояли и сидели люди. Женщины держали на руках детей, старики лениво переговаривались, развалившись на потертых пластиковых стульях. Саша поднялся по ступенькам и прошел по длинной галерее, опоясывающей дом. Стены, сплетенные из тонких прочных стеблей, не препятствовали циркуляции воздуха. Из-за одной из них доносились приглушенные голоса. Ведомый любопытством, Саша приник к щелке побольше. Посреди комнаты располагался высокий стол, застеленный пластиком. Рядом стояла круглая лампа, какие бывают в больницах, освещая стол ярким белым светом. На столе лежал человек. Увидев его, Саша вздрогнул и отшатнулся. Но любопытство взяло свое, и он вновь стал наблюдать за происходящим в комнате. Бок лежащего мужчины покрывали жуткого вида ожоги, словно он упал в костер. У его головы стоял парень, успокаивающе шепча что-то и устанавливая небольшую ширму, не позволяющую пострадавшему увидеть собственную рану. Из руки пациента торчала капельница. Из смежного помещения показался Эласипп. Засучив рукава, подошел, обменялся с помощником парой фраз и склонился над больным. Саша ждал, что он будет промывать или резать, что там еще делают в таких случаях доктора… Но Эласипп положил руки на обожженную кожу… Саша невольно закусил губы, однако мужчина даже не пискнул, словно не почувствовав прикосновения. А потом… Черно-красный ожог начал меняться прямо на глазах. Темные струпья отпали, кожа покраснела. Затем стала бледнеть, стягиваясь поверх ран, все больше и больше, пока не закрыла розовой пленкой все. Затаив дыхание, Саша смотрел, как бородач кивнул помощнику и отошел к раковине, вымыл руки. Парень — кажется, Эласипп назвал его Рой? — смазал бывший ожог какой-то мазью и принялся накладывать повязку. Пол отдавал тепло, нагретый последними лучами солнца. Деревянные выглаженные половицы оказались теми самыми, из видения. И столик на витых ножках — тот самый. Саша медленно потягивал густой оранжевый сок из высокого стакана. Вкусный, свежий и сладкий. Сидеть, вытянув ноги на циновку, и глядеть сквозь ветви пальм на багровеющее небо было хорошо. Когда солнце зашло, двор осветили плетеные факелы. Из леса показались еще двое — один, высокий, плечистый, осторожно поддерживал под руку хрупкую старушку. Тяжелые башмаки смотрелись смешно на ее тонких ногах, но бабушка с узлом седых волос на затылке смотрела решительно и держалась уверенно. Саша поднял брови — он-то думал, все нелюди одинаково молодые… Нелюди собрались на террасе и вполголоса переговаривались. Саша понял, что они ждут кого-то еще. — Это ты новенький? Рядом с Сашей стояла та самая старушка. — Ну, здравствуй! Долго же тебя искали, братец! — Почему вы меня так называете? — хмуро отозвался Саша. — Кто вы вообще все? — Потом узнаешь, — отмахнулась женщина. — Элассип расскажет, он это умеет. — Опять потом? — разозлился Саша. — Все потом и потом? Когда? — Сегодня ночью, — спокойно ответила его собеседница. — Кажется, в три часа… Ведь хотела посмотреть в интернете и забыла, растяпа! Будничный тон женщины, такое неуместное здесь упоминание об интернете, указание на точное время — все это вместе как-то сразу успокоило Сашу. Что же, до ночи он подождёт. — А вы что, тоже из этих… ну, не людей? — поинтересовался он. Женщина покачала головой. — Нет, братец, я человек. — Вы по-русски говорите, вы тоже из России? — А это русский? — с интересом уточнила женщина. — Нет, я из Норвегии. А это мой дар… часть моего дара. Внезапно посреди светового круга появилось еще трое. Саша моргнул и потер глаза — он бы поклялся, что секунду назад там никого не было. — Местор! — приветливо окликнул Суар и, спустившись во двор, пожал улыбчивому мужчине руку. За ним следовала молодая девушка — лет на пять старше Саши, и высоченный черный негр. — А они… Как они?.. — задохнулся Саша. — У Айлы дар Посланника, — улыбнулась старушка. — Можно еще сказать: телепортация. Айла тоже человек. Когда они подошли ближе, Саша заметил, что глаза у негра незрячие, белые. Но он шел через двор спокойно и уверенно, не спотыкаясь, как будто все видел. И даже перед крыльцом не запнулся. Все уселись вкруговую на циновках в просторной комнате. Серп луны светил сквозь плетеные стены с широкими проемами, а посредине горел огонек какого-то странного светильника. Саша прикрыл глаза, сделал несколько правильных вдохов и выдохов и увидел огромное здание с косыми стенами из светлого камня, ярко освещенное сотнями, тысячами таких светильников. — Новодел, — полупрезрительно проворчал кто-то из сидящих в кругу. — За такое время медь давно прогорела бы. — Да ладно, помолчи, — одернули его. Потом встал хозяин хижины. Заговорил, обращаясь к одному Саше. — Мы приветствуем тебя, Александр. По кругу прошла волна поклонов. Саша вскочил. Он был растерян, смущён, испуган — и в то же время он знал, что всё правильно. Всё идёт как надо. Впрочем, провалиться сквозь землю все равно хотелось. Норвежка мягко потянула его за руку, и он снова сел на место. — Я уверен, у тебя скопилось множество вопросов, — мягко улыбнулся Эласипп. — Твой спутник не слишком любит вдаваться в детали. Послышались смешки, Саша бросил взгляд на Суара и увидел, что тот тоже улыбается углом рта. — Прежде прочего я хотел бы сказать несколько слов о том, кто сопровождал Десятого сюда, — продолжал седовласый хозяин дома. — Он сумел не опустить рук и увидеть надежду там, где, как нам казалось, ее не было. Он повернулся к Суару и почтительно склонился перед ним. — Все атланты глубоко признательны тебе, Гадир, Направляющий, Третий Царь Атлантиды. — Что?.. Губы Саши шевельнулись, но голос пропал напрочь. Саша во все глаза глядел на мужчину, которого называл Суаром. Все головы, людей и нелюдей, склонились перед тем, кого Саша чуть ли не ненавидел последние несколько дней. Черные волосы блестели в свете луны, плечи Гадира расправились. На миг в усталом лице проглянуло достоинство, тихая, но ощутимая властность. Но тут же пропала, когда Мнесей игриво ткнул его в бок. — Атланты? — наконец, прошептал Саша. Получилось громче нужного, лица обратились к нему. — Да, — просто ответил Эласипп, усаживаясь на место в кругу. — Здесь впервые за две сотни лет собраны все десять правителей. Саша посчитал собравшихся. Десять, включая его самого. — А… я? — Саша не договорил, задохнулся от волнения. — И ты, — Суар, то есть уже Гадир, улыбнулся мягко, понимающе. — В тебе наша кровь, брат. — Ты говорил, что мечтаешь о брате, — с непонятной интонацией добавил Эвемон, — так теперь у тебя семеро братьев и две сестры. — А мама? Она, значит, тоже? — В ней есть кровь атлантов, но ее слишком мало, — вступил Эласипп. — И в твоём отце тоже. Они должны были встретиться, два потомка Амферея, чтобы родился ты. Десятый из царей Атлантиды. Слова Элассипа звучали неправдоподобно, но Саша знал, что это правда. Теперь он понимал многое из того, что прежде было скрыто. Саша вспомнил, как у него кружилась голова, когда он первый раз пытался разглядеть что-нибудь про Суара-Гадира… А теперь ему не нужно было даже делать усилий. Казалось, рассказ Элассипа только подтверждал то, что Саша всегда знал. Он видел остров, прорезанный каналами, и дворец, окружённый стенами. И во дворце — царей Атлантиды, десять братьев, пять пар близнецов. Половина из них только что приветствовали его здесь, на веранде. И у каждого из них — свой дар. Целитель и Направляющий Энергию, Понимающий и Разведчик… Когда они были рядом, их силы возрастали. Вместе они могли почти все. Могли развернуть ураган, предотвратить землетрясение, остановить эпидемию… Вместе. Только вместе. Одаренные рождались и среди простых атлантов, и даже среди людей — смешанные браки не были редкостью. Но их дары были слишком слабы, чтобы тратить время на обучение и инициацию. Потом Саша увидел, как погибала Атлантида. Как обрушивались на остров огромные валы, как подламывались стены дворцов… Почему тогдашний Зрячий не предупредил собратьев? — Потому что он ублюдок, — услышал Саша голос Эвемона, полный неостывшей ненависти. Саша понял, что задал этот вопрос вслух. — Амферей и сам погиб, — возразил Рой. — Это его личное дело, — огрызнулся Эвемон. — Жить надоело, так мог бы уйти на дно один. Кажется, они ещё продолжали перебранку, но Саша их не слышал. Он слушал Эласиппа. Пятеро выживших не сразу нашли друг друга. Да и не сразу стали искать. Оказавшиеся в одиночку среди людей, оглушенные болью потерь, они в тоске и скорби ждали смерти… А смерть не приходила. Те, кто выжил в потопе, перестали стареть — словно им достались все жизни, не прожитые собратьями. Проходили годы и века, и выжившие цари Атлантиды снова собрались вместе. Теперь их было пятеро. Не хватало пятерых братьев, пяти даров. И тогда они вспомнили про кровь, раскиданную по каплям среди людей. О тех слабых, неразвитых дарах, которыми раньше пренебрегали. И стали разыскивать их. Разыскивать и обучать. Раньше дар передавался от отца к сыну, и каждый одаренный обучал сына — теперь пришлось осваивать чужое. Направляющий обучал Зрячего, Целитель — Перемещающего… После того, как среди них снова появился Зрячий, стало легче. Это стало частью обязанностей Зрячего — указывать, где следует искать. — Скоро тебе придется начинать искать нового Понимающего, чтобы я успела его обучить, — вставила старушка-норвежка, и голос ее был спокойным, без горечи. Не всегда их было десять. Иногда не удавалось найти очередного одаренного. Эти периоды отмечены в истории Земли страшными бедами. — Взрыв вулкана Кракатау погубил почти сорок тысяч человек. В то время среди нас не было Перемещающего. Зрячий видел опасность, но сделать ничего было нельзя… — А Зрячего у нас нет семьдесят шесть лет, — вставил Мнесей. — Тогдашний Зрячий знал, где искать ребенка. И пытался спасти, но в итоге погиб сам. Саша посчитал, какой это был год семьдесят шесть лет назад. Поежился и не стал ни переспрашивать, ни пытаться увидеть. Кроме своего дара, каждый из них владел и крохами других. Приближение катастрофы чувствовали все. И уже никто, кроме Гадира, не надеялся, что они успеют найти Зрячего. Найти, обучить и инициировать. Никто не надеялся, что они успеют спасти мир… Понемногу происходящее утратило торжественность. Кто-то принес глиняный кувшин и бокалы, тяжелые, металлические, может, даже серебряные. Саше тоже дали бокал. — Не надо бы ребенку, — негромко сказала женщина из Норвегии. Саша хотел обидеться на «ребенка», потом раздумал. Если тут половине присутствующих по несколько тысяч лет, что стесняться своих четырнадцати? — Ну правильно, — ехидно заметил Мнесей, — как мир спасать, так нормально, а как вина выпить, так рано. Женщина грустно улыбнулась. — И мир спасать рано, но тут уж выбора нет. Эх, братец, родиться бы тебе на десять лет раньше! — Не беспокойся, дочь Азэса, — мягко ответил Элассип, — у него в стакане сок. Саша удивился, как это у всех вино, а у него из того же кувшина сок. Потом догадался — телекинетик убрал у него алкоголь. Небо светлело. Луна была уже не в зените, а над самым лесом. Огонек светильника потускнел. Саша сидел у стены, разглядывая людей, атлантов, слушая разговоры, потягивая кислый сок. Вдруг он заметил шевеление под краем крыши. Черные глаза-бусинки глядели на Сашу с любопытством. Обезьянка? Или кошка? Саша осторожно поднялся и шагнул ближе, присмотрелся. Темная вытянутая мордочка, мелькнувшая в тусклом свете, была похоже скорее на лисью. Только очень маленькую. Саша прижался к стене и продвигался вперед маленькими шагами. Зверек зевнул, показав белые зубы, и вдруг развернул широкие кожистые крылья. Саша удивился и пожалел, что оставил телефон далеко, в сумке. Мобильник не ловил сигнал, но хоть фотоаппаратом-то можно было воспользоваться! Саша думал, летучие мыши бывают только ушастыми уродцами, чем-то похожими на свиней. А это животное выглядело как карликовый пинчер, только с крыльями. На столике у стены Саша заметил нарезанные фрукты. Интересно, что оно ест? Может, и вовсе жуков. Но попробовать-то можно! Взяв с тарелки дольку какого-то местного фрукта, Саша бросил ее ближе к ограждению под неведомым зверьком и сел на корточки, прячась в тени. Зверек принюхался, снова развернул крылья и внезапно грациозно спланировал вниз. Вцепился в угощение лапками. Смешно поводя ушами, начал есть, оглядываясь по сторонам большими глазами. Саша улыбнулся и потянулся за следующей долькой. Зверек замер, прислушался и вспорхнул под потолок, чуть дальше, скрываясь в тени. Саша разочарованно вздохнул и направился за ним. Крылатое создание снова отцепилось от балки и, хлопнув крыльями, вылетело прочь, на улицу. Саша прошелся по галерее, безуспешно выглядывая во тьме очертания летящей тварюшки. — А новенький — хороший мальчик, — вдруг услышал он прямо совсем рядом. Оказалось, что он стоит за спинами Гадира и Местора. Подслушивать нехорошо, кто бы спорил. А разве все время все скрывать хорошо? Саша замер и притих. В лицо ему правды не скажут… — Хороший, вот только концентрироваться он ещё не умеет. И не научится за оставшееся время, даже если сегодня все пройдет как надо. Ты это понимаешь? Ты понимаешь, что он зря разбазарит три четверти энергии? — А что делать? — ответил Гадир. — Как сумеет, так и сумеет. — Но ты понимаешь, что шансов выжить практически нет? — И что? — Тебе как будто не жаль, — удивился Местор. Гадир пожал плечами, сказал почти весело: — Какая разница… Надо. Саша похолодел. Они говорили о нем. Он молод и не умеет концентрироваться. И разбазарит энергию, и шансов выжить у него нет. А Суару его даже не жалко, потому что надо. А ведь и правда надо. Потому что если все получится так, как они планируют, то потопа не будет. И ничего страшного не будет — ни землетрясения, ни эпидемии… Все будет хорошо. С мамой, с Варфоломеем, со Светой… А у него, Саши — шансов нет. Он тихонько вернулся на свое место в уголке, у стены. Но сидеть не мог. Хотелось то ли плакать, то ли кричать или бежать куда-то… К Саше подошёл Гадир, взял за руку. — Чего кислый? Устал? — Да, — соврал Саша. — Спать хочу. Он не чувствовал ненависти к Гадиру. Тот ведь никогда и не лез ему в друзья, не притворялся. Он мир собирался спасти… И спасет, и это будет хорошо. — Потерпи еще немного, ладно? — сказал Гадир так, словно от Сашиного ответа что-то зависело. — Тебе сейчас будут задавать вопросы, постарайся отвечать четко и быстро. Понимаешь? — Это экзамен, что ли? — уточнил Саша. — А шоколадка у тебя есть? Он и не заметил, когда стал обращаться к Гадиру на «ты». Ну, а что? Раз они типа братья? Про шоколад он просто так сказал, а Гадир всерьёз нахмурился. — Молодец, вспомнил. Сейчас, подожди. Через несколько минут он принес Сашке несколько разных плиток и батончиков. Наверное, все, что нашлось в сумках и карманах. При одной мысли о еде Сашу затошнило. Но и упасть в обморок, как тогда, не хотелось. Саша заставил себя сжевать один батончик, ещё два сунул в карман шортов. — Ну, пойдем, — позвал Гадир. Они вернулись на веранду. Все смотрели на него. С другой стороны к Саше подошла норвежка, взяла за руку. Шепнула: — Не бойся, братец, так надо. Тебе будет трудно и в какой-то момент страшно, но ты не бойся. Мы все через это прошли… ну, мы, люди. — Мы тоже, — добавил Гадир. — Пора! — скомандовал Элассип и протянул Саше чашу с каким-то напитком, остро пахнущим травами. После всего количества соков и фруктовых коктейлей, что Саша выпил за сегодня, он сомневался, что в него влезет еще хотя бы ложка жидкости. Но надо — значит надо… Он выпил. И с удивлением заметил, как мир покачнулся. Чьи-то руки помогли ему опуститься в центр круга. Голова чуточку кружилась, все смотрели на него, и Саша ждал чего-то жуткого… А это правда оказалось вроде экзамена. Вопросы сыпались со всех сторон, он едва успевал отвечать. — Как выглядит памятник на главной площади Катманду? — Какой заголовок был у передовицы газеты «Маарив» от пятого декабря девяносто седьмого года? — Какая погода была в Гавре двенадцатого апреля 1630 года? — Когда завянет этот цветок? — Кем нарисованы геоглифы Наска? Саша метался от прошлого к сиюминутному, от другой стороны Земли до травы во дворе, видения не успевали сменять друг друга, накладывались, сливались, путались, словно картинки в калейдоскопе… А потом вдруг что-то случилось. С Сашей, а может, с миром. Как будто открыли крышку этого калейдоскопа, и стало видно все его содержимое, все зеркала и стеклышки. Саша увидел разом все. ВСЕ. Во всех деталях, подробностях и взаимосвязях. Это продолжалось мгновение, а может, вечность. Саша закричал от боли и восторга. И бессильно повис на руках Гадира и норвежки. Он очнулся, лёжа на спине. Норвежка стояла рядом на коленях, растирала его руки. Увидев, что он открыл глаза, заговорила: — Все хорошо! Ты молодец! Я в свое время дольше не могла очухаться. — Ты все услышала, да? — с трудом разлепив губы, спросил Саша. — Нет, я все поняла. Все, что слышу. Полностью поняла, по-настоящему. — Это ещё будет… повторяться? — Нет, если ты сам не захочешь. Саша хотел расспросить подробнее. Не успел. Его взгляд остановился на ее рубашке с узором на груди, и он увидел поле цветущего льна — он и не знал, что лен цветет синим, и ткацкий станок, и художника, придумывающего узор… Эти картины не закрывали реальность, не мешали смотреть, и Саша знал, что любую из этих картин он может приблизить, развернуть — и увидеть хоть будущую жизнь того художника, хоть завод, на котором делали ткацкий станок, хоть историю одомашнивания льна… Мир был перед ним открытой книгой. Он больше не видел все разом, но чтобы увидеть любую деталь, ему надо было не больше усилий, чем нормальному грамотному человеку — чтобы перелистнуть книгу на нужную страницу и прочитать пару строк. Потом рядом оказался Гадир, снова протянул чашку с каким-то горячим питьем, улыбнулся устало. — Ну, все. Ты справился. И выдержал. — Мог и не выдержать? — спросил Саша. Гадир ответил серьезно: — Чтобы инициация состоялась, но человек ее не выдержал — такое бывает, но редко. Я думал, что она вообще не произойдет. Обычно к инициации дольше готовят. Гораздо дольше. — Теперь мне можно историю не учить, — постарался пошутить Саша. — И географию тоже. — Историю точно придется учить, — возразил Гадир. — В школе у тебя будут спрашивать не то, что было на самом деле, а то, что записано в учебниках, а это далеко не одно и то же. Наша история тоже была утрачена и переписана, и теперь мы толком не знаем, откуда мы и кто мы. Саша понимал, что видеть что-то про людей — нехорошо. Лезть в личное, как в чужой дневник заглядывать. Но тут не удержался, посмотрел на Гадира. Чтобы понять, как у него получается вроде бы и радоваться за Сашу, и заботиться о нем, и одновременно нисколько не жалеть, что Саша погибнет. Он увидел дворец, тот самый, который видел, когда на светильник смотрел. Увидел Гадира, молодого, счастливого, рядом с невестой. Саша знал, что на них — свадебный наряд. Увидел Гадира с младенцем на руках. Увидел его за руку с мальчиком лет десяти. А потом увидел потоп. Тот, первый. Увидел, как Гадир борется с волной, захлебывается и пытается удержать над водой голову мальчика. А потом на пустынном берегу Гадир голыми руками закапывает в песок тело подростка, на вид как раз Сашиного ровесника… Дальше Саша смотреть не стал.