Скажи мне, что ты чувствуешь

Почти полтора часа в дороге дали о себе знать. Обычно всегда выносливые скакуны быстро устали и уже не могли так резво и бодро бежать как в начале пути. Заметив это, Леви приказал совершить остановку, чтобы напоить лошадей из старого каменного колодца. — Что этот конемордый к ней приматался? — пробубнил себе под нос Йегер, доставая ржавое ведро с водой. — А что не так? — переспросил товарища блондинистый паренёк. — Ты не видишь? — Эрен кивком указал на Микасу, несущую одновременно четыре бадьи, и Жана, идущего следом за азиаткой. — А, так ты ревнуешь. Тебе не о чем беспокоиться, — Армин приободряюще окинул взглядом Йегера. — Не завидую я! — возмутился шатен, едва не выронив ведро. — Просто он ей мешает, посмотри! Отвлекает своей пустой болтовнёй. — Так я же вроде говорил про ревность, а не зависть... — Эй, вы двое, долго будете топтаться на одном месте? — капрал окликнул двух юношей, жестом отправляя их обратно на коней. Не майском небе низко повисли серовато-розовые облака. День потихоньку близился к своему завершению. В воздухе витал терпкий запах черёмухи, от которого приятно кружилась голова, кое-где на земле незаметно для человеческого глаза распускались дикие цветы Юпитера, похожие на крупные диковинные ягоды. Прислушавшись, можно даже услышать, как шмель вылетает из плотного бутона аметистового колокольчика, но внимать звукам флоры и фауны было решительно некогда. Кони разведотряда во всю прыть неслись по направлению к лесу. Чёрные как смоль прядки волос прилипали к мокрому от маленьких капелек пота лбу Микасы. Устав бесконечно поправлять непослушные волосы, азиатка уже смирилась, что они будут мешать на протяжении всего проложенного маршрута. Аккерман злилась сама на себя: накануне Саша отдала девушке одну из своих тонких резинок, с помощью которых она умело завязывала тугой хвостик на затылке. Не имея ни малейшего понятия, где теперь искать пропажу, Микаса больше не хотела об этом думать. — Стоять! — впереди послышался громкий выкрик Ривая. Разведотряд, наконец-то, оказался на самом краю леса гигантских деревьев. Почти все разом лошади послушно остановились. Никто не понимал, почему сделана ещё одна остановка прямо на входе в лес. На землю опускались сумерки и начинало быстро темнеть. — Я же не мог внезапно отупеть, правда? — Леви сунул скомканную по углам карту в руки Арлерта. — Глянь сюда. — Не могу разобрать почерк капитана Ханджи... — Армин пытался прочитать каракули Зоэ, то щуря глаза, то широко их распахивая. — Понятно, — капрал вырвал из рук блондина схему. — Значит, останавливаемся на ночь здесь. — У нас разве нет фонарей? Может, всё-таки попробуем так сориентироваться? — Спрингер несколько раз посмотрел по сторонам, ища свою верную группу поддержки. — Пока не очень поздно, поскакали дальше, — поддержал приятеля Жан. — Боитесь темноты? — в агатовых глазах Ривая блеснули недобрые искры. — Снимайте свои седалища с животных, их от вас уже тошнит. Когда незамысловатый лагерь поспешно был разбит, солнце уже скрылось за горизонтом. Треск сухого хвороста в костре заглушал стрекотание певчих цикад. Бросив ещё несколько крупных веток в огонь, Микаса села на длинное бревно, что принесли Кирштайн и Йегер из леса. Наблюдая, как Конни и Саша сражаются за пережаренную голову рыбы, азиатка чувствовала, как её окружало тепло. Такое редкое состояние покоя Аккерман ощущала каждой клеткой своего тела. Для полного счастья не хватало, пожалуй, только одного элемента, который самым первым закутался в свой спальный мешок. — Чего грустим? Не замёрзла? — идиллию одиночества девушки нарушил хриповатый голос Жана. — Накинь мой плащ. — Нет, мне не холодно, — Микаса словно брезгливая кошка вынырнула из-под рук юноши, уже готового отдать ей не только свой плащ, но и всю оставшуюся у него одежду. — Ты какая-то бледная. Хорошо себя чувствуешь? — Это мой обычный цвет кожи, — хмуро бросила Аккерман. — Всё отлично. Доброй ночи. — Да, спокойной ночи... — расстроенно глядя в след уходящей азиатке, Жан даже не заметил, как его накидку чуть-чуть опалил костровый огонь. И всё же в делах сердечных человека никогда нельзя упрекать за две вещи: за невзаимность чувств и за их избыток. Понимая это, Кирштайн продолжал ждать и верить, что обстоятельства ещё будут коренным образом меняться в его сторону. В конце концов, у Микасы и Жана было гораздо больше общего, чем они думали. Например, их головная боль носит одно и то же имя — Эрен Йегер. Дождавшись, когда все заснут, и услышав чей-то мерный храп, «головная боль» рывком расстегнула свой спальный мешок и быстро вылезла из него. Йегер не хотел спать, двухчасовой сон устроил его организм, поэтому сомкнуть глаза уже не получалось. В голове парня навязчивым диафильмом постоянно транслировалась одна и та же картинка: Жан придерживает Микасу за талию. Затем хватает за стройную длинную ногу. Шатен проклял себя, наверное, уже в тысячный раз за недостаточную настойчивость. Юноша поражало, что азиатка не приняла его помощь, предпочла ему какого-то заносчивого задавалу. В попытках убежать от совершенно несуразных мыслей, Эрен сам не понял, как забрёл в лес. От лагеря Йегера отделяло меньше километра, однако возвращаться обратно ему не хотелось, поэтому он шёл всё дальше и дальше. На ясном ночном небе не проплыло ни одного облачка, отчего полная луна светила особенно ярко. Её свет проникал даже через самые обширные ветви старых деревьев и падал на сыроватую землю золотой вуалью. Погода стояла совсем не майская, воздух был по-июньски тёплым, несмотря на глубокую ночь. — Ай! — споткнувшись о жирный деревянный корень, Эрен чуть носом не влетел в огромную сосну. Только сейчас юноша заметил, что пейзаж вокруг него сильно стал меняться. Лунный свет уже еле-еле освещал пространство вокруг, и только через пару метров, в глубине бора, сияло яркое пятно, больше напоминавшее застывшую вспышку.