Обрыв

Не было необходимости вставать, когда хлопнула дверь. В номер мог свободно войти организатор или… Ваня. Лёша перекатился на живот и уставился на него. Ваня тупо смотрел, не моргая, и после паузы сказал, что нужно поговорить на улице, потому что «кто-то обязательно подслушивает». Лёша подчинился, но ответил ему, что тогда надо и телефоны оставить здесь. — Зачем это? — Ваня повернулся и искренне недоумевающе поднял брови. Лёша уже натягивал ветровку, стоя у зеркала. — Путин гомофоб. — Я тоже, — кинул в ответ Ваня, а Лёша со смехом стал выпихивать его за дверь, закрывая ее. Они вышли. Надтрескивался закат за серыми зданиями. Осенняя листва мельтешила под ногами. — Кофе хочешь? — сказал Лёша, засунув руки в карманы. Ваня следовал за ним. Вскоре они грели руки стаканчиками с горячим и горьким американо. — Ну? — Спрашивают люди, не пидоры ли мы, — Ваня, чмокнув губами, отпил еще и поморщился. — Скажи «да», — спокойно ответил Лёша, смотря перед собой. Он не думал о том, что было. Он знал, как это называлось, но не проговаривал. Какая-то лоснящаяся мгла перекатывалась у него в голове, потому что не получалось представить. Лёша помнил ощущения, но они его злили. Он жалел, что не ударил Ваню, но в то же время это никогда бы не произошло. — Поедем до бабушки в деревню на новый год? — Лёша знал, что им двоим будет лучше не рефлексировать. Ваня не глупый, просто не может себя останавливать. Он, как ребенок, пробует все, что не знает. Даже песок. Или Лёшу. Электричка отходила, тянув за собой невнятной смазанной полосой остатки города и людей. Ваня сидел напротив и смотрел в окно. Он еще не снял шапку и не собирался, видимо. Лёша зевал. Им еще три часа телепаться. — Все взял? — спросил он, и Ваня нехотя оторвал взгляд от окна. — Конечно, три свитера, еще брюки… — Не обязательно озвучивать весь чемодан, — перебил его Лёша, зная что Ваня вплоть до трусов будет перечислять вещи. И скажет цвета. — Я не хочу знать, взял ли ты те леопардовые трусы. — Не брал, а надо было? — но Лёша только закатил глаза на это. Когда они прибыли, их встретила бабушка Лёши. Она приняла Ваню, как своего родного внука. Спать пришлось на одном диване. Ваня забил место у стенки, по-детски аргументировав, что так не страшно. А чего он боялся — неясно. Лёшу больше пугала близость, чем что-либо паранормальное. Он согласен был бы даже спать на полу, но бабушка запретила, сказав: «Чего ты как маленький». Тогда Ваня ему на ухо выпалил: «Чего ты как натурал», и Лёша невольно рассмеялся. Вечером, хотя праздник только через день, они пили самогон. У Вани заплетался язык, когда он рассказывал бабушке шутку, и Лёши было так стремно, что даже смешно. Потом они вышли на мороз. Покрасневший Ваня, уткнувшись носом в шарф, брел сзади. Бабушка весело рассказывала что-то, а после побежала зачем-то обратно в дом. С Лёшей они прошли по улице, заметенной снегом. — У меня теплее в кармане, — утверждал Ваня, — этим и хороши небольшие карманы. В них теплеет быстрее. — И в больших нормально, — Лёша шёл на свет единственного фонаря, но Ваня одернул его. — Вот, засунь руку в мой, — Лёша пошатнулся и подошёл вплотную, мало ориентируясь в пространстве. Ваня оттопырил карман, как мог, позволяя вложить в него ладонь. — Как я это проверю? И так нагрето, — недоумевал Лёша. Через пару мгновений он почувствовал чужую ладонь, почему-то мокрую и горячую, и быстро высунул руку. — Пошли, холодно. — Ты можешь не тулиться ко мне? — прошептал Лёша. Ему пьяному было все равно, но казалось, что он должен был сопротивляться, противиться, говорить «фу, фу, фу». Но диван сужался в пространстве, и Ваню неумолимо магнитило к нему. Сбитое, шумное дыхание его пугающе обрушивалось на затылок, и неостриженные волоски противно скребли по коже. Лёша нервно накинул одеяло выше. Но продолжал чувствовать что-то ещё сквозь ткань. Замедляя дыхание, он ожидал, что Ваня, ни чуть не трезвее его, будет вести себя неадекватно или начнёт разговор. Вместо этого тот вдруг затих. — Спишь? — не выдержал Лёша и тут же почувствовал, что Ваня поднялся на кровати, случайно потянув и его одеяло. — Не хочется. — Лёша повернулся. Ваня сидел и чесал макушку. — И что будешь делать? — А что предлагаешь? — они продолжали шептать в темноте, во всем доме был выключен свет, на улице тоже был мрак. Лишь белый снег и луна стали освещением. Далеко собака глухо лаяла. — В прятки мы уже один раз сыграли, — вырвалось у Лёши, и сразу буйно заколотило сердце, оспорив все «фу». Ваня все так же сидел на своём прежнем месте, не сдвинувшись. — Ты думал об этом? — спросил он. Низ живота моментально заклинило тупой пульсацией. И Лёша машинально потянулся к спортивкам, чтобы поправить член. В этот момент Ваня прилёг и подпёр голову рукой. — Что ты там делаешь? — и Лёша, как маленький, резко дернулся, испугавшись. — Что? — непонимающе выпалил он чуть громче обычного, показательно высвободив руку из одеяла. — Чего ты кричишь?! Пару минут они так и пролежали. Лёша украдкой поглядывал на Ваню, который навис как будто над ним и пристально смотрел. На самом деле его глаз не было видно, лишь ощущение пьяного любопытства и ожидания было где-то в самом лице. Когда он стал опускаться к нему, Лёша уже был готов обхватить его затылок и притянуть. Но Ваня не поддавался. — Скажи, что думал, — но Лёши стоило просто цокнуть, чтобы быть понятым. Ваня больно врезался зубами и тут же стал неуклюже зализывать губы. Тогда Лёша углубил поцелуй, чтобы это прекратить. И чужой язык по-хозяйски приник к его языку. Немного потряхивало, но было легче. Ваня иногда отстранялся, но его холодные губы снова примыкали к приоткрытому рту. Лёша продолжал держать его шею. Во время возни скользнула мысль, что дико хочется трахаться. Но Лёша представить себе этого с Ваней не мог, хотя его рука уже отчаянно и настойчиво сползала по груди вниз. Захватывало дух, как на американских горках. И когда рука Вани нащупала член, Лёша уже летел с обрыва.