Цвет твоего неба

      Оттаял снег, приливы качали землю. Фуджина навещала нас чаще, а по выходным они с Каваки ездили на всяческие экскурсии, в музеи и галереи. Мне скоро исполнится семнадцать. Однако волновало моё сердце отнюдь не это. На носу день влюблённых, и… наверняка Химавари решится к этому. По глазам вижу, она уже с огоньками рассматривает в магазинах подарочный шоколад. Ей наконец-то сняли гипс, и теперь эта бестия гуляла без перебоя.       А я что? Как мне быть со своими чувствами? Всё… запуталось, закрутилось. И я уже ничегошеньки не понимаю в том, как мне толковать сны, и как смотреть на Каваки. Да, меня греет его улыбка, греет, что он обретает счастье. Но и от того, на душе кошки скребут.       Я решил, что для меня пришла пора освободить себя. Поэтому я пошёл к тому, кто сможет мне в этом помочь — к отцу. Он занимался у себя в комнате, как обычно. Пил литрами кофе, зашивался с дедлайнами. Кричал на кого-то по телефону, требуя невозможного, а затем пылкой речью вдохновлял на подвиги.       Да. Это мой батька – супергерой без суперспособностей.       — Эй пап. Есть пара минут? — обратился я к нему.       — Сейчас я только закончу пару строк. Во-о-от… так! И мобильник на беззвучку, — закрыв ноут, он повернулся ко мне. Лохматый, с мешками под глазами, бледный как смерть, но по-прежнему — готовый в любой момент выслушать. Лучший папа на свете! Я сел рядом на кровать, скрестив ноги по-турецки, и… собирал в кулак мужество, чтобы признаться:       — Пап, а как вы… как вы с дядей Саске поняли, что хотите быть вместе?       — А н-ну, это длинная история. Ты же в курсе, что мы с ним были знакомы ещё со школы? В ту пору мы на дух друг друга не переносили. Ссорились, дрались, бранились как сто чертей! Затем, произошло нечто, я бы нарёк это чудом, если не провидением Господа. Саске чуть не погиб, попав под колёса машины. Три перелома, не включая треснутые рёбра и прочие растяжения. И… мы оба осознали, что в этот критический момент думали об одном и том же. Друг о друге.       — Тогда… почему и он и ты… женились на других? — преодолевая смущение, поинтересовался я.       — Ну а ты как думаешь? Пока всё молодо-зелено, тебе есть что терять, и естественно ты боишься. Никто из нас так и не осмелился сделать первый шаг. А там уже поздно стало. Разошлись как в море корабли. Нашли других хороших людей, достойных любви. Мы оба этого заслуживали, и я рад, что мой Саске успел насладиться жизнью.       — Значит, если бы госпожа Сакура не погибла, то вы бы…       — Как ни печально, но да. Эта трагедия, отчасти, и помогла нам соединиться. Будучи уже зрелыми, мы всё поняли, и без лишних драм решили, что этот вариант ничем не хуже других. И плевать что там скажет общественность.       — Я понимаю. Это… теперь мне есть над чем подумать. Спасибо.       Я уже собирался уйти, как вдруг мой папа окликнул меня:       — Значит ты уже решился? Признаешься ему, или нет? — от его слов я весь зарделся. Слова все пропали, я мог только нечленораздельно бормотать чепуху! Конечно же мой батька звонко на это рассмеялся. — Что? Думал сможешь меня за дурака держать?       — И ты… значит, не против? — смущённо предположил я.       Наруто встал, подошёл ко мне вплотную, после чего положив руку на плечо, поцеловал меня в лоб.       — Это тебе моё отеческое благословение, сын. Только не забывай про защиту, хорошо? И ещё, будьте скромными на людях. Однополые/разнополые, неважно какая пара, лобзания на людях — это моветон.       И снова я покраснел до самых ушей. Аж пар пошёл! Я и не собирался ничем таким заниматься, ты — развратный старик!

***

      Следующим днём во время обеда, мы перебрались на крышу. Я, мой клуб любителей технологий, Сарада с Мицуки, Каваки и его стая. Каким-то образом мы все нашли общий язык. Я сам даже удивлялся.       Предметом наших сегодняшних обсуждений был летний фестиваль. Мы с клубом хотели устроить нечто такое, что затмило бы все остальные клубы!       — Иначе никак нельзя, — заявил Шикадай. — Директор грозился распустить нас, если не докажем свою ценность.       — Будто бы он посмеет, — фыркнул Каваки.       — Может дом с привидениями? Уфф! Надувной, как на Хэллоуине! — предложил Иноджин.       — И где мы его достанем? Глупости не говори.       — Может шоу с квадрокоптерами? — вставил Денки.       — Хм, а это идея, — согласился я.       — Нет, это ничто! Нужно затмить всех! Затмить! Как… как луна солнце!       — Эй, а вы что-нибудь будете делать на фестивале? — спросил я у стаи. Коди высоко поднял бровь, видимо они с ребятами ещё не задумывались над этим.       — В прошлом году мы помогали разгребать инвентарь, и убираться после окончания, — вспомнил рыжий.       — Как и в позапрошлом, — подметила Дельта.       — Как и в поза-позапрошлом, — добавил Шинки.       — Ясно…       — Идея с квадрокоптерами неплоха, — внезапно заявил Каваки. — Только надо бы её немного доработать. Добавить что-нибудь… элемент неожиданности, зрелище.       — Может ты нам ещё помочь вызовешься? — предложил Ивабее, крепко хлопая товарища по плечу.       — Нет, — коротко отказался он.       — Почему?       — Это… не ваше дело.       — Каваки, — одарив его строгим взглядом, я непроизвольно заставил сводного брата говорить.       — Я буду занят кое-чем другим. И не спрашивайте, чем. Это слишком личное, — надув щёчки пояснил он, однако это породило ещё больше вопросов и пересудов. Теперь вместо обсуждения фестиваля мы набросились на Каваки с расспросами про его планы.       Ясен пень он не выдержал такого напора, послал нас всех на три буквы и свалил. В этом весь он.       В конце учебного дня мы все собрались вернуться домой пораньше и отоспаться как следует. Правда Каваки смотрел на эту идею иначе. В момент, когда Сарада переобувалась, он подошёл ко мне и увёл украдкой за шкафчики. Мы оказались в тени, практически наедине. Он наклонился к моему уху, зашептал бархатным баритоном:       — Давай сегодня домой не пойдём? Я бы хотел показать тебе одно место. Думаю, оно тебе понравится.       — Ах, н-но нужно же…       — Я уже предупредил родителей, не переживай.       — Тогда ладно.       Отправились сразу же, и шли довольно долго. Солнце к тому моменту уже разлило алую краску по горизонту. Но… когда я увидел это место, то ахнул от изумления! Широкие просторы полей на краю берега, высокий мост, заходящее солнце, пурпурные облака. Свежий ветер и запах тины, будто природа гладила меня своей ласковой рукой. От ходьбы мы подустали и рассевшись у воды кидали камни. Каваки молчал, и я тоже. Журчание успокаивало. Тот достал пачку сигарет и закурил. Видимо наказание отца его ничуть не исправило.       — Летом меня здесь уже не будет, Боруто, — внезапно объявил он. — Фуджина предложила мне поехать в Синдзюку на каникулы, и я согласился.       — Что? Ты это серьёзно? Не верю! Ты же совсем ей не доверяешь!       — Это чистая правда. Я бы не стал разыгрывать тебя, или лгать о подобном, — привёл он логичные доводы. — Если приживусь там, то смогу остаться. Неплохая перспектива. Жить в центре Токио — это масса возможностей, как-никак.       — Каваки… это из-за Химавари? Так ты хочешь решить эту проблему? — встав на ноги, предположил я. Он поднялся за мной вслед, и подойдя ближе к воде, уставился на небо. Выпустил из ноздрей тонкие струйки дыма, а когда докурил — потушил бычок в реке, и спрятал как обычно в пакетик.       — Это не из-за неё, — уверенно ответил Каваки.       — Тогда почему?!       — По ряду причин. В основном это… это из-за тебя, — его голос скакал, точно он силой выталкивал из себя слова.       — Чего? В смысле?       — Ну ты и тупица, — раздражаясь моим вопросам, Каваки обернулся ко мне. Решительный взгляд воина, рельеф ключиц, освещаемый последними лучами солнца, тёмные локоны волос… я рассматривал каждую деталь Каваки словно зачарованным им. Околдованный его гипнотическим голосом. — Тогда, почти пять лет назад, я обрёл то счастье, о котором даже и не посмел мечтать — семью. Твой отец спас меня. Ты спас меня. И за это я буду благодарен вам до конца моих дней, но… если говорить на чистоту, то не так давно мне этого стало мало. Каждый день приходилось жить с тем фактом, что я живу под одной крышей с тем, кем никогда не смогу обладать так, как мне этого хочется. И дело даже не в том, что ты мужчина, нет. Ты — сын моего спасителя, и я не могу просто так взять и соблазнить тебя, Боруто. Это было бы оскорблением оказанной мне чести. Однако, чем дольше всё это длится — тем глубже прорастает моё желание, поэтому мне просто жизненно необходимо уехать. Чем дальше — тем лучше. Потому что я… я… я тебя люблю, Боруто. Больше всех на свете, — хотя к моменту его тирады солнце уже успело скрыться за горизонтом, его щёки оставались алыми от смущения. Он опустил глаза, ожидая колкого удара под дых, или издёвки, однако я… просто остался стоять на месте как замороженный.       Тихо подошёл к Каваки, так, чтобы не спугнуть, ибо теперь, он — не свирепый зверь, а всего лишь на всего напуганный кролик. Прижался головой к широкой груди, вдохнул запах его тела. Пальцами сжал ткань рубашки.       — Не пущу, — тихо, но сурово заявил я. — Посмеешь уехать от меня — догоню и обратно верну. Ты меня услышал?       — Я так не могу, — отодрав меня от себя, Каваки прямо посмотрел мне в глаза, с такой тоской и болью, что сердце кровью обливалось. — Не держи меня, иначе… будет потом плохо. Я не хочу навредить тебе! — на это я лишь медленно привстал на носки, и обвил его шею руками. — Что ты…       Каваки не успел договорить, так как я заткнул его губы своими. Влажные, прохладные, такие сладкие, поначалу он растерялся, и совершенно не знал, как реагировать. Но потом до Каваки дошло, и с жадным пылом он стиснул меня в своих крепких руках, ворвался языком, хозяйничая во рту как в своём. Мне вдруг стало так жарко, и внизу всё тесно, я аж застонал! Еле заставил себя от него оторваться, смотрел опьянёнными глазами, желая большего.       — Не навредишь, я тебе доверяю, Каваки. И отец он… благословил меня. Так что… можешь не переживать, — отводя взгляд, я упустил из вида тот момент, когда с его серых глаз полились ручейки слёз. А когда заметил, то было уже поздно. — А? Ты чего это разревелся как девчонка?       — Ничего я не разревелся, просто соринка в глаз попала! И вообще тебе показалось! — наспех утирая щёки, он выглядел как шипящий тушканчик.       — Ага, сто раз. Пошли домой, давай. Тут становится всё холоднее.

***

      Мы в спешке ворвались в его комнату, и закрыли дверь. Он прижал меня к стене и жадно целовал в губы, заведя руки над головой. От его запаха мне сносило крышу, а от прикосновений мурашки шли по телу. Я так сильно хотел его! Так неистово цеплялся за волосы, будто от этого зависела моя жизнь. Он присосался к шее, желая оставить на ней след, и это было… нереально. Чувствовать его пульс, его вздутый стержень через ткань джинс, слышать прерывистое дыхание. То, как Каваки хватал меня, не то грубо, не то нежно. Вкус его языка с оттенком никотина, и взгляд полный желания. Я растворился в нём. Я утонул в его глазах. Весь, полностью, без остатка.       А когда он поднял меня на руки и положил к себе на кровать, снял футболку и свет луны подарил очертание мышц, все его детские шрамы от розги и бычков, всё то, что он пережил, пока не попал к нам. Я нежно провёл по ним пальцами, а Каваки просто смотрел, ожидая реакции.       — Боруто. Назови меня так, как называют друг друга влюблённые, — попросил он. И я сперва немного оторопел. Но видимо для него это было важно, так что я глубоко взглянул ему в глаза, и ответил:       — Мой. Мой любимый, дорогой мне человек. Мой, — и от этих слов глаза его вновь наполнились водой. Каваки тесно прижался, вжался всем телом, и целовал так жадно, словно стараясь стереть мои губы.       Сердце выскакивало из груди! Он раздел меня, уложил вдоль, и склонившись надо мной, поливал слезами.       — Я тебя люблю, — признания перехватывали дыхание, ласковые пальцы гладили мои скулы, а нежный взгляд мог дыру прожечь во мне. — Позволишь? — склоняясь ниже, просил он.       — Я — твой. Я весь твой. Делай что пожела-А-А-а-х!!! — не успел я договорить, как забился от исступления!       Каваки творил своими пальцами самую настоящую магию! Я кусал губы, стараясь сдержаться, бился лбом о спинку кровати, но ему этого было мало. Внизу всё пульсировало, извивалось, и накапливалось! Но когда наслаждение уже почти достигло своего апогея — Каваки остановился. Я резко посмотрел на него с мольбой, нет, почти приказывал ему взглядом, но получил в ответ лишь всё те же глаза заботливого воина. Между ног были уже не его пальцы, а нечто покрупнее.       — Выдохни, сейчас будет больно, — сурово предупредил, но… я даже и не ожидал, насколько сильно. Закричать я бы и рад, но воздуха не хватило. Всё вокруг сузилось вокруг моей пятой точки, и той боли, что там бушевала. Единственное спасение я находил в его крепких руках, что так бережно поглаживали меня по спине. Каваки ждал минут десять, прежде чем я подал ему знак о том, что боль схлынула. Не думал, что он может быть таким терпеливым.       А потом… Потом мир вновь рухнул, обрушился у меня из-под ног дикой скачкой. Неистовый, жадный, ловкий и быстрый Каваки впечатывал меня в кровать раз за разом, видимо стараясь поломать её скрепы! Я хватал ртом воздух, и вскоре горло совсем пересохло. В голову вдарил космос, над глазами плясали созвездия. Так вот она, какая? Связь с космосом? Мне было так хорошо, что даже слишком! Я был готов взорваться от этого кайфа. Что я и сделал. Выплеснулся прямо нам на животы. А Каваки вжавшись в меня настолько глубоко, что его плоть могла бы выйти через мой рот, излился внутрь и я ощутил приятное тепло.       Остаток ночи мы пролежали на его тесной кровати. Целовались всё, будто в последний раз.       — Я тебя люблю. Так странно произносить эти слова. Я их никому и никогда раньше не говорил, Боруто. Гордись.       — Чем? Что приручил самое несносное создание в мире?       — Чего сказал? Я тебя укушу сейчас, засранец!       Потом мы смеялись и ещё много раз целовались. Утром я отправился к себе, еле переоделся, спустился в ванную. Батька мне помахал с кухни как-то уж слишком радостно.       — Славное утро, да?       — Ага… славное, — зевая соглашался я. И только потом, уже глядя в зеркало, до меня дошло — я весь в засосах! От стыда мог сгореть прямо там на кафеле! Потом вслед за этим пришла неудержимая ярость! Я пулей прилетел в комнату Каваки и заорал: — Эй, придурок! Ты нафига меня всего разукрасил? Как я теперь в школу-то пойду? Идиота кусок! Готовься к смерти!       — Не имею и малейшего представления о чём ты, — сонно ответил мой сводный брат.       — Ты тварь, Каваки! Вот ты кто! Животное!       — Если я животное, то ты получается… зоофил, — нервно рассмеявшись, он медленно поднялся с кровати, предоставляя мне на обозрение всю его расцарапанную спину. Я весь раскраснелся прямо до ушей! Неужели все эти следы от меня? Ой, а я и не подозревал, что так могу… ох, как неловко.       Из своей комнаты лениво показалась Химавари, и потирая глаза, заныла о том, что мы громко кричим и мешаем ей спать. Я тут же извинился, а затем метнулся к зеркалу, гадая что делать, чтобы скрыть следы наших ночных… эм, приключений.       В итоге весь учебный день я позорился перед классом, а на перемене до меня настойчиво всё допытывались друзья из клуба.