Цвет твоего неба

      Каваки смотрел на него, казалось бы, хладнокровно, но в этих серых глазах, если приглядеться, мерцал огонёк заботы. Боруто мирно спал совсем рядышком. С тех пор как они начали встречаться, делить постель стало обычным делом. Провёл рукой по пшеничным волосам, гладил его так бережно, точно сокровище.       — Пойдём в кино? Сегодня премьера "Человека-паука", я так обожаю этого супергероя! — пылая глазками, предлагал он во время завтрака.       — Мне больше по душе DC. Возьми хоть Джона Константина, хоть самого Брюса Уэйна. Они мне ближе по духу, — открыто признавался Каваки, размешивая сахар в кофе.       — Ой, а вы видели недавно вышедший мульт "Неуязвимый"? — присоединяясь к ним за столом, спрашивала Химавари.       — Это тот, где полным-полно крови и кишок? Хима-чан, а тебе не рановато смотреть такое? — обеспокоенно поинтересовалась Сарада.       — Не, Ино-кун скачал зацензуренную версию, так что всё в порядке.       — Приобщаешься к обществу гиков? Если так дальше пойдёт, то скоро будешь копить на фигурки и комиксы, — хитро косясь на Каваки, подметил Боруто. — Ну так что, идём сегодня в кино, или нет?       — Давай на следующей неделе? Сегодня у меня планы, — скупо отказался Каваки.       — Это какие-такие планы? С Фуджиной-сан ты вроде только вчера гулял. Неужели со стаей хочешь затусить? Можно мне тогда с вами?       — Я не к стае, — коротко опровергнув, Каваки словно бы не хотел дальше об этом говорить. Но умом понимал, что просто так Боруто этого не оставит, а потому выложил: — Хочу по магазинам пройтись. Один, если не возражаешь.       Естественно никакие магазины в его планы не входили. После завтрака Каваки переоделся под жаркую погоду, воткнул наушники, и направился к остановке. Спокойные аккорды гитары заглушали жужжащих цикад, но от палящего солнца не спал даже ветер. Сел в почти пустой автобус, устроился у окна, наблюдая за проплывающими мимо улицами. Романтика одиночества окутала сердце. Сегодня было так спокойно. Никаких тревог и волнений. Да. Это его день.       Прошло пару часов, прежде чем парень вышел из автобуса. Он оказался где-то у чёрта на куличках, ну и плевать. Шёл пешком вдоль извилистых тесных улочек, через лесополосы, кривые тропки, переступая канавы, овраги и ручейки. Набрёл к какому-то мосту, опёрся руками об ограду, достал пачку сигарет, закурил. Горький дым уже не обжигал лёгкие, а вкус никотина приятно щекотал ноздри.       Запрокинул голову, разглядывая россыпь мелких облаков. День сегодня и впрямь хороший. Да. Он подходит. Достал из кармана телефон, нашёл в контактах Боруто. Написал сообщение: "Я тебя люблю", затем отправил его, после чего встал на парапет, расправил руки и спрыгнул вниз.

***

      Всё случилось настолько быстро, что я даже не поверил в это. Думал, это какой-то розыгрыш! В дом ворвался дядя Саске, с паникой на лице, что для него необычно.       — Где Каваки?! — требовал он.       — Ушёл сегодня утром, — робко отвечал я.       — Куда ушёл?       — По магазинам… вроде. Что происходит?       Нарастающую панику усилил мой отец, подошедший к Саске с ошарашенным взглядом. Он покосился на нас, и я понял, что он собирается поговорить с ним наедине. Мягко взяв за плечо, вывел дядю Саске за дверь. Естественно мы втроём переглянувшись, прислонили уши к окнам:       — В чём дело? — спросил он у него.       — В тридцать вторую поступило… тело… молодого юноши по описанию… ох, не могу это сказать вслух.       — Успокойся. Каваки, наверное, просто задержался. Он скоро придёт, будь уверен, — поглаживая Саске по плечам, уверял мой папа.       — Давай позвоним ему, ладно? У меня сердце не на месте. Если не услышу его голос — заснуть не смогу.       — Хорошо, — отец вытащил телефон, набрал номер, и поставил на громкую связь. Мы все, задержав дыхание, отсчитывали гудки. Раз, два, три, четыре, и так далее. Чем дольше это длилось, тем глубже во мне прорастал страх. Живот крутило мини-тайфуном, горло пересохло. Не сразу заметил, как разболелась шея от перенапряжения. Я второпях вытащил телефон, и увидел от Каваки сообщение, отправленное им в полдень: "Я тебя люблю". Сердце защемило! Руки задрожали, и дышать было нечем! В этих беззвучных пустых иероглифах оглушающим стоном ревело "прощай". Телефон выскользнув из рук, упал на пол. Экран разошёлся тонкими трещинами.       — Поехали, — раздался осипший голос отца.       — Мы с вами! — вызвалась Сарада, вышедшая из дома.       — Нет. Кто-то должен остаться дома, на случай, если он вернётся, — строго приказал Саске.       — Я поеду, — глядя отцу в глаза заявил я. — Даже не пытайся меня отговорить.       Видно, что ему пришлась эта идея не по душе, однако со скрипом, папа всё же кивнул мне, и мы сели в машину. Тридцать вторая больница располагалась далеко за берегом. И весь путь до туда я старался вызвонить Каваки, а отец обзванивал все остальные больницы, надеясь услышать, что наш непутёвый парень просто навернулся где-нибудь и сейчас отлёживается с сотрясением.       И вот… посреди ночи мы-таки добрались. Помню отвратительно-жёлтые фонари, летающие мошки вокруг, и убийственную тишину. Я еле шёл, шаркая ногами по гравию, стараясь как можно сильнее замедлиться. Не хотел входить в эту больницу. Не хотел… и всё же шёл.       Нас встретил невысокий мужчина — заведующий патологоанатом в маске и халате. Проводил к лифту откуда мы спустились вниз в морг.       — Стой здесь, — спокойно приказал мне отец. Они вместе с дядей Саске вошли в комнату опознания.       Мёртвая тишина… раз-два-три… и душераздирающий крик! Я хотел ворваться, хотел влететь туда, но… вместо этого застыл на месте. Моих отцов вывели оттуда. Нутро клокотало в бешеном пульсе. Все нервы будто разом оголились, и в них тут же вцепилась тысяча игл! Тело трепетало мелкой дрожью. Лицо моего отца… было пустым. Сорвался с места, но он остановил меня! Схватил так крепко, будто желал сломать мне руку!       — Нет. Тебе не надо это видеть!       — Нет надо! — ломающимся голосом (и так громко, даже для себя), возразил я. — Я должен увидеть его, отец! Мне это…       — Поехали домой, Боруто. Просто…       — Отпусти его, — дрожащим голосом вдруг сказал Саске, (неужели он плакал? Впервые за всю свою жизнь слышал в нём боль). — Поверь, если он не увидит его сейчас, то никогда не поверит в то, что это случилось.       Тиски отцовской ладони разжались, и я ступил внутрь. Холод прошёлся мурашками по плечам, из рта шла испарина. На столе накрытый простынею лежал Каваки. Бледный, холодный… мёртвый. И в этот миг, как только я прикоснулся к его волосам, мой мир рухнул. Обрушился руинами, унося почву из-под ног. Стало нечем дышать! И боль в животе, словно кто-то только что зарядил туда со всей дури! Меня аж перекосило, согнулся в три погибели, давился соплями и желчью.       Как так? Почему он? Что произошло? И что мне теперь делать? Как теперь жить? Вопросы залили голову чёрной краской, а затем… плохо помню как отключился. Уже в приёмной меня привели в чувства нашатырём. Надо мной склонялся отец, всё с таким же выражением безмерной пустоты в глазах. Неужели… неужели Каваки и вправду больше нет? И я никогда не услышу его голос? Никогда не прикоснусь к нему? Никогда не увижу его улыбки.       Губы мои задрожали, глаза намокли. Зарылся пальцами в волосах, сжал до боли. Мне хотелось кричать! Кричать до хрипоты, до пропажи голоса, но вместо этого… я лишь прижался к груди отца, захлёбываясь слезами. Чувства натянутыми струнами выжимали до суха. Подобное ощущалось мною впервые, и я не знал, что делать? Они хлестали по щекам, дурманили голову, и расцарапали глотку. Всё воспринималось вокруг декорациями. Люди кругом — марионетками. Нет! Каваки не мог умереть! Только не так. Только не он!       Меня обняли. С одной стороны Наруто, с другой — Саске. Укачивали точно младенца. Взад-вперёд, взад-вперёд. До тех пор, пока не окончилась первая волна.       Потом мы вернулись домой. И… я не могу передать словами то, какое было выражение на лицах Сарады и Химавари, когда они поняли. Саске заварил нам троим успокаивающий чай, а для себя и Наруто достал саке. Мы сидели вместе за одним столом, где одно место отныне будет пустовать всегда. Тиканье настенных часов всё то же, но в моей голове оно зазвучало похоронным набатом.       — Как это произошло? — сквозь всхлипы спросила моя сестрёнка. — Всё же было хорошо! Кто его так? За что?       — Следов борьбы не было, — мрачно сообщил дядя Саске. — Боруто… может, ты скажешь? У Каваки были какие-то проблемы?       — Всё с ним было в порядке! — внезапно вспылил я, дёрнувшись с места. Стул скрипнул, все немного оторопели от неожиданности. — Простите. Я не… не думаю, что сейчас в состоянии давать показания, учитель Саске. Пойду к себе в комнату.       Уже на подходе, мне пришла в голову мысль заглянуть к Каваки. В последний раз грел надежду на то, что найду его там целым и невредимым, спящим в своей кровати. Скрипнула дверь, клацнул выключатель. Меня встретила тишина и одиночество. Погладил рукой убранную постель, посмотрел на полки с его любимой мангой. И тут на глаза попалась флешка. «Всё самое важное я уже скачал», пронёсся его голос в голове.       «Призраки тех, кого мы любим — душат нас, истязают нас. Скорбь отравит душу не хуже мышьяка». Слова какого-то поэта, чей смысл я не мог постичь до этой ночи. Внутри всё ещё оставался его запах. Стоило мне лишь глаза прикрыть, и я представил — Каваки стоит рядом, готовый вот-вот рявкнуть на меня, как он это обычно делал.       Сел за его кресло, включил его компьютер. История браузера чиста как слеза младенца. Вставил флешку, и открыв её, обнаружил на ней один единственный текстовый файл без названия. С трепетом в сердце, клацнул дважды. Дыхание перехватило! Пульс замер! Зрачки расширились!       «Если вы это читаете, значит меня уже нет в живых…»       Его предсмертная записка.

***

      После кремации мы решили, что будет лучше, если часть его праха отдадим госпоже Фуджине. Несчастная женщина едва не разбила урну, принимая её в свои руки. Она горько плакала, и дрожала прямо как я прошлой ночью. Уехала обратно в Синдзюку на следующей неделе.       Похороны, куда созвали родственников помню плохо. Всё оставшееся лето плотно сидел на успокоительном и антидепрессантах. В голове всплывает лишь образ отца, читающего поминальную речь за кафедрой. В школе прошла короткая прощальная церемония, после которой директор решил усилить финансирование местных психологов.       Мои друзья страшно переживали за меня, и старались помочь всем, чем только могли. Но пустота… пустота, которую он во мне оставил… осталась со мной навсегда.       Многие утверждают, что любовь — это неземное чувство. Тёплое, нежное, возвышающее нас до небес. Те, кто так говорят, забывают о том, что она так же может быть разрушительной, острой как бритва, жгучей и… убивающей. То, что Каваки написал в своей предсмертной записке могло утянуть меня в могилу вслед за ним, но каким-то чудом мне удалось выбраться из этой ямы.       Прошло много лет, рубцы затянулись шрамами. И вот на пороге моего кабинета появилось это лицо. Лицо того, кого я не ожидал вновь увидеть...

Конец