Могила твоих снов

Приступы Джима не продолжались, и он постепенно шёл на поправку. Доктор стал спать по ночам, и по вечерам, если было тепло, выводил мальчика на палубу, подышать свежим воздухом. У Смоллетта, тоже, можно сказать, всё шло к лучшему. Остальные члены экипажа не избегали его, напротив, были рады иметь с ним дело. Вскоре, они наконец прибыли в порт. Джиму не терпелось скорее сойти на берег. Южный город выглядел так маняще, в добавок, постоянная качка уже порядком надоела. — Нет, малыш, — сорвал его планы доктор. — Сначала, нужно сделать кое какие дела, к тому же, найти гостиницу. Ты не сможешь весь день ходить с нами по городу. Останешься пока на корабле, с капитаном. — Ну ладно… — Обиженно протянул мальчик. Сложив руки на груди, подошёл к борту и уставился в даль. — Молодец. — Доктор потрепал его пушистые волосы. Он не хотел брать Джима с собой, потому, что тот ещё не до конца окреп. В любой момент у него мог снова подняться жар. Он заверил своего мальчика, что скоро вернётся, и ушёл. Кто ещё отправился на берег, юнга не знал, и не особо интересовался. Но сквайр спустился точно. Благодаря глубине дна у причала, Испаньола смогла бросить якорь очень близко. Так, что казалось, можно сойти без шлюпки. Капитан был на берегу, и разговаривал с каким-то человеком. Джиму было не особо интересно, о чём. Он наматывал круги по кораблю, считая минуты, пока не вернётся доктор. Вскоре, наступил вечер, и сонное солнце стало клониться к закату. Оно так красиво оседало на облака, стоящие на горизонте, окрашивая вокруг себя небо в оранжевый и розовый цвет. Джим не хотел пропустить такой красивый закат, и побежал к кормовой части. Но увы, было видно недостаточно хорошо, из-за верхней части кормы. И Джим, оседлав бортик, заворожено смотрел на краснеющий горизонт. Вода была спокойной, и юнга не опасался, что упадёт. Но поднявшийся на борт шхуны капитан считал иначе. Он подошёл сзади к ничего не подозревающему юнге, и ухватив за руки потянул назад, чтобы быть уверенным, что мальчик не испугается и не упадёт в море. Паренёк упал спиной к ногам капитана. К счастью не сильно, Смоллетт держал его и смягчил падение. — Хокинс! Ты совсем с ума сошёл? — Я… — Оторопевший Джим хотел что-то сказать в своё оправдание, но слова никак не находились. — Я не знал… — Чего ты не знал? Что можешь упасть? Ты что, не понимаешь, что это опасно? Тебе же сотню раз было сказано, что нельзя садится на бортик. Мне придётся наказать тебя, молодой человек. По взгляду капитана, Джим отлично понял — как тот будет его наказывать. — Нет! — В ужасе вскрикнул мальчик. И чудом вырвавшись из хватки капитана, побежал прочь. — Хокинс, а ну вернись! — Спускать это с рук юнге он не собирался, и погнался за ним. Джим оказался на камбусе, ошибочно думая, что его не найдут. Он ловко изворачивался, но, в конце концов, был пойман. Смоллетт сел на табурет, и уложил его животом к себе на колени. Мальчишка вырывался. Но капитан, иногда шипя от боли в потревоженных рёбрах, крепко удерживал его. — Нет, пожалуйста, не надо! Прошу вас! — Джим кричал во весь голос и плакал. Послышалось звяканье бляшки ремня. А потом он почувствовал как оголили его ягодицы. От первого удара юнга громко вскрикнул, и на мгновение притих, ожидая следующего. А потом снова заплакал. До самого конца он громко ревел и слабо протестовал. Хлестал капитан от души, чтобы выбить всю дурь из юнги. Когда на бледной коже уже чётко отпечатались красные линии, Смоллетт остановился. — Вставай и одевайся. Надеюсь, ты усвоил урок? Мальчик не ответил. Он осел на колени и стал натягивать штаны. Щеки были мокрые от слёз, а глаза красные. И всё не переставал всхлипывать. Капитан не знал, какую боль и ужасные воспоминания ему принесла эта порка. На самом деле, физически было не так больно, покойный дедушка порол гораздо сильнее. Может, не стоило так жестко, подумал капитан, застегивая ремень. Хотя, малец прекрасно понимал, что так запрещено было делать, и что он рисковал. В следующий раз, будет дважды думать. Джим был любимчиком, а из такого — настоящего мужчины не вырастет. — Иди сюда, — подозвал он юнгу. Мальчик нехотя встал и подошёл. Зная, что если нет, то будет хуже. Смоллетт всё ещё сидел, и его лицо было где-то на уровне головы Джима. — Это было для твоего же блага. Ты же понимаешь. Джим кивнул, но и всхлипывать не прекратил. Глаза затравленно глядели на моряка. Александр протянул руку и погладил его по волосам. Мальчик вздрогнул и весь сжался от постороннего прикосновения. Смоллетт напрягся. Неужели, он такой чувствительный? Или… Он притянул ребёнка к себе и некрепко обнял. — Надеюсь, ты не будешь меня больше пугать? М? — Нет, — дрожащим голосом ответил провинившийся. — Хм, верю. Пошли. Он повёл юнгу к себе в каюту. Сам сел у окна, а Хокинса посадил к себе на колени, так, чтобы больное место не касалось ног. Открыл окошко. Ему открылся почти весь обзор, а Джим мог свободно смотреть на ночное небо. Светила полная луна. Её лучи проникали в комнату через стекло, пуская десятки зайчиков. Джим поднял взгляд на капитана, тот умиротворенно глядел в даль. Мальчик как-то успокоился, и расслабившись положил голову ему на грудь. И поёжился. — Холодно? — Не дожидаясь ответа, Александр снял кафтан и закутал Джима. Мальчик немного оторопел, но сопротивляться не стал. На небе было столько непонятных ему созвездий. Очень хотелось расспросить, какое и где. Но не стал, вместо этого просто наслаждался тишиной. А про звёзды можно и в другой раз спросить. Когда доктор вернулся, то зайдя в каюту капитана, застал такую картину: Смоллетт сидел у окна прикрыв глаза, а на нём лежал Джим укрытый капитанским мундиром. На столе, всё та же шахматная доска. Но на ней остались только белые фигуры. Оказалось, оба спали. По прибытию в гостиницу Смоллетт уже был достаточно бодрым, а вот Джим отключился сразу же. Доктору, не без улыбки пришлось переодеть его и нормально уложить. Но красные следы на попе и немного на пояснице мальчика всё же от него не скрылись. Следы были яркие, кое-кто перестарался. Смоллетт оказался в коридоре, стоял у окна. Из его номера не было видно луны, потому он и вышел. Доктор встал рядом, облокотился о раму, следуя примеру товарища. Капитан не выдал признаков внимания, всё так же любовался небом. — Алекс, что произошло, пока меня не было? Джим что-то натворил? — Да, он вел себя очень неосторожно, пока никто не видел. Вопреки тому, что ему было запрещено залезать на борт. Разве не правильно было дать ему понять, что это не шутки? — Правильно. Но я думаю, что не стоило так строго его наказывать после всего, что с ним произошло. Он ещё не оправился. — Он бы понял по другому? — Теперь Александр повернулся к нему. Умиротворённое выражение исчезло с его лица. — Джим не так упрям и глуп, как ты мог подумать, Александр. Чаще всего ему хватает понять, почему этого нельзя делать, а не то, что за этим последует. Он не умеет доверять людям, которые часто причиняют ему боль. И я, и его семья редко наказывали его поркой. — Значит ты считаешь, что его нужно баловать? — Уже разжёг костёр спора Смоллетт. — Нет, ты неправильно понял, — стал раздражаться доктор. — Нет… Ты поступил правильно. Но не нужно было хлестать его пока кожа не будет готова слезть. Я же сказал… — Хорошо, — прервал его моряк, — я понимаю. Постараюсь не быть с ним таким строгим. Прости. Смоллетт опустил голову, глаза снова расширились, губы задрожали. Дэвиду стало неспокойно. Всё только наладилось, не хватало ещё одного приступа. Ливси хотел уже ответить что-то примирительное, как из комнаты, где спал Джим послышался крик. Двое мужчин без промедлений поспешили туда. Джим сидел, согнувшись и обхватив руками голову, о боли ниже поясницы и забыл. Доктор обеспокоенно сел рядом. Приподнял за подбородок и взглянул в наполненные страхом и слёзами глаза. Коснулся губами лба. Температуры не было. Наоборот, мальчик был холоден, словно лёд. — Малыш, что случилось? — спросил он. Смоллетт присел с другой стороны. Лицо его, не могло похвастать невозмутимостью. — Я не буду больше. Не буду, обещаю. Только пожалуйста, не бейте, пожалуйста. — Джим шептал, эти слова, ровно заклинание, стараясь прикрыть лицо руками. — Не бойся, тебя никто не будет бить. Слышишь, солнце, — успокаивал его Ливси, но тот был как в бреду. Александр не выдержал. Притянул к себе мальчика, мягко сжал в объятиях. И прошептал над самым ушком трепетное: «Прости». Уже не волновало кто он, капитан, строгий человек — плевать. Капитан привязался к Джиму, и ничего не мог с этим поделать. Он полюбил мальчонку. Да, он уже не тот. Но, чёрт возьми, может, это и к лучшему? Вскоре, он почувствовал, как тонкие ручонки обнимают его в ответ. А потом — падают, и Хокинс засыпает. Это был первый, возможно второй раз, когда Александр чувствовал какого это, когда на тебе засыпает, пускай не такое маленькое, но всё же чудо. Ещё чья-то рука приобняла его за плечи. — Всё же, старый ворчливый капитан нужен кому-то. Верно? — Тихо спросил, а больше утвердил Дэвид. — Да.