Venomizer

— Ты кажется не понял, что в моем районе работать — значит, нажить себе проблем? — мирно спросил Тони Делори, улыбаясь и делая знак своим. Двое амбалов крепко держали Йохана, скрутив ему руки за спиной. Он не пытался вырваться. Стоял спокойно и мрачно, исподлобья смотрел на Тони, прекрасно зная, что если он подключился к делу, значит, это самое дело — дрянь. Как говорит его босс, не усугубляй себе положение лишней пиздотнёй, и возможно, в самых сложных ситуациях продумаешь, как выжить. Босс был человеком очень умным, так что Йохан внял в который раз его совету и молча бросал хмурые звериные взгляды вокруг, недобро дёрнувшись, когда один из охранников молча и крепче чем было поджал ему руку. — Я уверяю, что этой ошибки больше не сделаю, — твёрдо, с жёстким выговором произнёс Йохан, встречаясь с тёмно-карими глазами своими, льдисто-голубыми. — Думаю, обо всём и всегда можно договориться? Если попросить Курта его выручить… он же выручит, верно? Можно откупиться деньгами, можно отдать свои остатки партии, можно, в конце концов, заплатить услугой. Йохан — неплохой киллер, он работает чисто и быстро, не был ни разу замечен полицией и привлечён по нужной статье, да и в принципе толк в оружии знал. Взять хотя штурмовой Intratec TEC DC-9, который ему демонстрируют битых полчаса, покручивая в пальцах, украшенных дорогими кольцами. Зачем он Тони? Каждый гангстер в принципе предпочитает своё оружие, подумалось вдруг очень некстати Йохану. Вот к примеру, Джо Бальбоа всё время ходит на дело со Smith & Wesson. Карл — с пистолетом Ruger в калибре 9×19. Выбор так себе, но не ему осуждать: каждый работает с тем, к чему рука и голова привыкли. Йохан же даже в оружии остаётся верен исторической родине: он чаще других тянется к Walther P99 на шестнадцать патронов. Выполнен с немецкой педантичностью. Рукоятка в двух оттенках шоколадного, полимерный современный материал сближает с Glock 17, но вальтер Йохану просто удобнее. Предохранителя нет: зачем, когда ударник снимается кнопкой? Дальность стрельбы — до ста метров. И Йохан меткий, он валил противника и на девяноста, и на сотке… Но сейчас помощника отобрали, точно отрезали мужчине часть руки. Кобура на спине здорово натирала кровоподтёки, оставленные после серии тяжёлых ударов. Амбалы были американцы, два бритоголовых охранника, мощнее физически, чем он или Тони, но не тупее, как любят показывать в дебильных фильмах про гангстеров: здесь тупые долго не живут и уж тем более личной охраной у босса не становятся. Йохан и сам был крепким парнем: метр восемьдесят четыре, восемьдесят семь килограмм мышечной массы. Он с лёгкостью выбивал дурь из таких вот мясных туш, но сейчас его подстрелили, подкараулили, отобрали партию оружия, увезли фургон в одну сторону, а его затолкали в серый линкольн и покатили в другую. И вот теперь он стоял в грузовом ангаре. Тут пахло водорослями, солёной водой, рыбой и оружейной смазкой. Парни за спиной Делори молча делали свою работу: таскали тяжёлые ящики с контрабандным оружием, смешивая партию с рыбой, и итальянец, сняв с переносицы тёмные очки, изящно взмахнул рукой, усмехаясь: — Договориться? С тобой? Зачем мне с тобой договариваться? У меня всё на мази, дружок, а вот твоё появление в красивую картинку не вписывалось. Знаешь, что… — он быстро усмехнулся. — Мне категорически не понравилось ещё в прошлый раз, что ты появился в нашем районе… — Я нашёл покупателя как положено, — начал оправдываться Йохан. — Он очень настаивал на том баре. Ни слова не было о том, чтобы я искал парня на вашей территории: но ведь я могу явиться с тем же успехом на Манхэттен и… — Завали хайло, — резко прервал его Тони, и тот действительно заткнулся. Белый рукав рубашки открыл оливковое запястье, украшенное татуировкой — морской змеей, обвивавшей руку. Тони перехватил удобнее пистолет и прищурился, разглядывая дилера. Кровь из разбитой головы мазала по волосам Йохана, таким светлым, что они казались пепельно-белыми на контрасте с багряно-алым. Смуглое, обветренное лицо с жёсткими чертами внушало доверие — немец был топорно-мужественным, словно вытесанным из камня. Ни слащавой приторности итальянца, ни одутловатой мышечной мягкости американцев в нём не наблюдалось. Он был скручен из узлов и мускулов — крепкий, здоровый и очень серьёзный, и не будь у Делори прямого приказа его устранить так, чтоб он просто куда-то пропал, он бы внял его словам и задумался. О Йохане Кальте ходили некоторые слухи — и Тони в целом уважал его как оппонента, но появиться в Бронксе на встрече с клиентом было главной ошибкой… Там-то его и засекли. — На Манхэттене тебя бы прищучил Билли Сайлок, — качнул Тони указательным пальцем, украшенным крупным перстнем с опалом, в сторону Йохана. — Где же твоя прагматичность, герр Кальт? Не захотел упускать покупателя?.. Это наш бар, наша точка, фраер. А если он кого грохнет из этой беретты, в чём я не сомневаюсь, а легавым сдадут, где конкретно купили пушку? К кому, ты думаешь, они придут? К Йохану Кальту?.. Он помолчал, давая мужчине осознать всю глубину ошибки, и Йохан сжал челюсти. Ему было не до этого, нужно выбираться… Стиснув зубы, медленно обвёл глазами ангар и осознал, что сюда его бы никогда не привезли, если б оставили надежду на сотрудничество. Тони дал знак, и мужчины повели следом за ним Йохана, который уже чуял что-то очень, чёрт возьми, неладное, но поделать с этим ничего не мог. Из большого, залитого светом из огромных распахнутых створ, ангара его повели в более затенённую часть, где стояло различное погрузочное оборудование, конвейерная лента, генераторы кислорода и огромные термометры. На первый взгляд, всё необходимое для того, чтобы обработать улов, полученный в море, и дальше отправить ящики, полные сельди, палтуса, скумбрии, тунца на продажу. Но не всё было так просто… подпольно хозяин ангара и траулерной компании занимался также нелегальной продажей оружия. И ходил в вальтах у итальянской мафии. — Может, засунуть тебя в холодильник? — ухмыльнулся Тони вдруг, зачёсывая назад чёрные волосы, стриженые «канадкой». Выбритые тёмные виски открывают два симметричных шрама, приподнятые вверх волосы уложены гелем. Выражение лица у итальянца самое доброжелательное, но по спине Йохана бегут мурашки. — Будешь у нас чем-то вроде палтуса или трески… — Тони, — Йохан пытается говорить всё ещё спокойно, — давай решим проблему мирно, зачем вам ещё один труп… Делори светло улыбнулся и вскинул брови. Зачем вам… Переговорщик грёбаный, надо было раньше думать, зачем — прежде, чем пошёл торговать в тот бар. Теперь поздно задаваться вопросами. Тони поморщился и дал знак своим: когда Йохан понял, куда его ведут, догадки стали всплывать в голове одна быстрее другой, и он начал упираться, молча, не поднимая шума, но крепко сжимая челюсти и лихорадочно соображая, что делать. Парни уже подтащили его к большим ёмкостям с водой, прихватили за загривок. Пальцы одного соскочили с чересчур коротких волос торчком, и Йохан рыкнул и извернулся, умудряясь приложить его коленом в живот — очень хорошо приложить, потому что амбал согнулся. Но второй успел перехватить инициативу, и Йохана снова скрутили по рукам, а жёсткая ладонь сомкнулась на его шее. Тони достал из внутреннего кармана пиджака портсигар. На серебре чеканка: cordiali saluti di Chiara.* Йохан едва успел разглядеть это прежде, чем сделал вдох. Охранник резко опустил его голову под воду, заставляя вздрогнуть, дёрнуться и забиться. Воздух вытолкнуло из лёгких вереницей взметнувшихся к поверхности воды пузырьков. Он задёргался и рванул плечами влево и вправо, стараясь вырваться — но всё тщетно: в кожу впивались сначала пальцы, а затем запястья скрутили пластиковым наручником, затянули так, что тонкая борозда впилась и поджала венистые руки. На затылок надавили ладонью, больно сжимая череп, и он в отчаянии замычал, выпуская из груди последний кислород. Прошла минута. Мозг считал, перебирал цифры. Две минуты. На висках вздулись вены, горло судорожно заглотало. Вдруг его схватили за шиворот и рывком вынули из воды. Взметнув брызгами, Йохан судорожно, с хрипом, глотнул воздуха, и волосы короткими белыми сосульками встали над смуглым лицом. Он судорожно вращал глазами, не веря, что может дышать. Грудь высоко поднималась, подстреленный живот и бока ходили ходуном. Тони курил и стряхивал пепел прямо на бетонный пол, задумчиво глядя на Йохана. Поймав короткий взгляд подручного, он молча кивнул парню: тогда тот спокойно развернул к себе пленника и въехал ему в челюсть, так, что мог бы и своротить… Вспышка боли, оглушительная и резкая, пронзила череп Кальта. Он выдохнул рваным стоном и от удара откинулся вбок, упав бедром прямо на бочку, в которой его и топили. Второй парень зарядил под дых и в живот, начал бить ожесточённо — сперва кулаком, затем уже коленом, пока кровь не брызнула фонтанчиком с твёрдых обветренных губ. Охранник увернулся от брызгов и потёр костяшки. — Маленькая, маленькая, маленькая любовь моя… Сладкая, как будто дождь стучит по крышам, — негромко напевал Тони, закуривая и выпуская струйку дыма в высоченный потолок. — Здорово, когда я иду домой, и ты меня слышишь. Охранники прошлись вдоль избитого мужчины, точно хищники перед загнанной добычей, и глаза их недобро, по-волчьи, засветились жаждой крови. Тони вдруг прищурился и приподнял палец вверх, зажав между указательным и средним сигарету. — У Антонио Челлини года три назад пропала племянница. Любимая. Слыхал?.. Тогда он назначил очень солидную награду тем, кто найдёт бедняжку и приведёт её домой. Он очень сентиментальный человек, очень семейный, понимаешь? А она… Считай, единственная память о покойном брате, Пауло. Ходили слухи, что вокруг неё тогда ошивался один немец, но вообще поверить в это было трудно: девочка смышленая, воспитанная, из очень хорошей семьи. В животе, избитом и стонущем от боли, с раной от выстрела, разрывавшей пополам, заледенело как от сильнейшего обезбола. Йохан побледнел, но виду постарался не подать, хотя в серо-голубых глазах уже всё считывалось. — Фрида Росси… — пепел серой пылью полетел, кружась в воздухе, на бетон, и Йохан медленно сконцентрировался на нём, стараясь не выдать дрогнувших глаз. — Незнакомо тебе это имя? Не отрывая взгляда от пола, Йохан покачал головой. В тот момент уже точно знал, что не выдаст её, а потому будет убит. Но сначала его допросят, как полагается, со всем пристрастием. Итальянцы очень любят допрашивать. Пиздлявые выебки, — мрачно подумал Йохан. Только и умеют что болтать, болтать, болтать. Тони безразлично закурил. Отвернулся, поморщившись, и, словно повинуясь безмолвному сигналу, подчинённый подошёл к щитку, размещённому неподалёку. Всё было приготовлено заранее: когда Йохан понял это, он дёрнулся и отпрянул поневоле назад, но его тут же придержали. — Тихо тихо, тедеско,** — улыбнулся тихонько Тони и подошёл к мужчине, прихватив его за подбородок. Прозрачные глаза полыхнули гневом, таким, что умей Йохан убивать взглядом — убил бы… и страшно. — Ты слишком напряжён. Застёгнут на все пуговицы, понимаешь? Я никогда не любил эту вашу немецкую педантичность. Ты наверняка даже свою женщину трахаешь по инструкции… Охранники весело рассмеялись, у одного на лице прорезалась заразительная улыбка. Второй подошёл с проводом к Йохану и дал знак: тогда его и скрутили как барашка, поставив колено в поясницу и заставляя замереть. Парень был ещё очень молод, но и на его запястье Йохан заметил змею: значит, испытание он уже прошёл и стал полноправным членом мафии. Какая честь… сегодня его прикончат сами корсиканские офидии, не менее опасные, чем та же Коза Ностра, хотя и не такие влиятельные. Чёрную футболку задрали, ремень брюк перетянули и тоже вынули из шлейки. Йохан стиснул зубы и брыкнулся, за что получил снова в переносицу — и, пока оправлялся от удара, брюки ему расстегнули и приспустили. — Блудливым псам обычно прижигают все причиндалы, чтобы не смели совать их куда не следует, — невозмутимо произнёс Тони, приглаживая волосы. — Давай, Ноэ. Парень кивнул — Йохан только сейчас понял, проморгавшись — что оба были ещё очень молоды… и шагнул вперёд, стаскивая с пленника трусы, пропитанные натёкшей с живота кровью, и цепляя контакт за головку. Йохан с ненавистью посмотрел на Тони, понимая, что вырываться бесполезно. Он не справится с ними тремя даже при лучшем раскладе. Пришла пора платить за счастье… Электрический разряд прошиб его тело насквозь и заставил хрипло закричать, содрогаясь. Ощущения были, словно тело пронзили множеством острейших игл, вместе с тем сжимая в плотном коконе — и так множество раз подряд, нахлестывающими волнами. Волосы встали дыбом, завоняло палёной плотью, кожа на головке почернела. Разряд перекратился, но Йохан ещё содрогался от него — упав на бочку спиной и совсем забыв, что позади него вода. Ему показалось, он проглотил огонь и теперь изрыгнул его, обжигая весь мир и себя. — Он бы уже и так тебе не понадобился, — усмехнулся Тони, подойдя ближе к бандиту, и медленно провёл по содрогающемуся животу ладонью, двинулся от коротко стриженых на лобке волос до рёбер. Пальцы споткнулись о твёрдый пресс и вдруг нащупали отверстие пулевого ранения, отвратительную дыру, портящую крепкое мускулистое тело. Рана нарвала и взорвалась болью, когда Тони ковырнул её ногтем и проник внутрь, мучая Йохана. Громкие крики, перемежающиеся крепкой, грязной руганью на немецком. Всхлип, стон… Тони улыбнулся, радостно и даже безумно — на его изящном лице отражается ненависть к этому ублюдку… И вдруг Йохан коротко подаётся вперёд и наносит удар Делори — лбом прямо в переносицу. Слышится хруст. Кажется, он сломал итальянцу нос… кровь полилась из ноздрей на губы и подбородок, сигарета выпала изо рта, воротник и грудь рубашки окрасились в алый. Охранники уже наградили Йохана ударами в лицо и торс, размашисто бьют в яйца — не слушают криков… С хрустом ему ломают руку, отчего даже такой кремень, как Кальт, воет. Перелом открытый, отвратительный вплоть до белеющей кости. — С-сука, — выплёвывает Тони, глядя с ещё большим уважением на разъярённого, всё ещё опасного, пусть и приговорённого к смерти Кальта. Он достал из кармана дорогих брюк платок и прижал его к носу: слезящимися глазами он наблюдал за тем, как мужчину фиксируют у бочки, накидывая ему на шею, грудь и бёдра три цепи — и перетягивая. Затем охрана обливает его холодной водой. От неё Йохан прерывисто хрипит — на груди резко выделяются проколотые соски с маленькими серебряными кольцами, а вот сожжённый член так и висит почернелым в брюках. — Я узнал, что это ты увёз из дома Фриду, тварь, — процедил Тони. — И я проследил за тобой и знаю теперь, где ты её прячешь. — Нет!!! — вырвалось у Йохана, но горло ему передавили сильнее, и оттуда вырвался лишь сип. — Мы вернём её домой, а ты издохнешь здесь, гнида, — бросил он, — и помни всегда, что собаке — собачья смерть. Он дал знак рукой, и к Йохану подключили два провода. Он заметно запаниковал, яростно двигая глазами вокруг себя и ошалело скалясь. От тяжёлого дыхания грудь раздувалась как шар. Он гремел цепями и пытался выбраться, тряс руками и проклинал… Разряд прошёл сквозь всё тело молнией, терзая, сжигая, поедая плоть. Внутренние органы, испепелённые током, больше не могли функционировать. Тони смотрел, как содрогается его пленник, глядя неожиданно усталым, вымученным взглядом светлых глаз в никуда. Изо рта и от его кожи вьётся дымок… Уже потом его отцепили от бочки и привязали тело к двум тяжелым камням цепями. Один из охранников удивился, пнув в плечо Йохана: — Эй, Тони! — Что? — недовольно спросил гангстер, запрокинув голову вверх и промакивая нос платком. Парень молчал, и он рявкнул. — Ну чего, Винс?! Тот с сомнением взглянул на Йохана, прикованного к камням, обожженного, с опалённой кожей, и вздрогнул, когда тот медленно перевёл на него неживые глаза. — Да фраер этот всё ещё не издох. — Что значит не издох?! — возмутился Тони и резко подошёл к ним, цыкнув. — Проклятие. Ладно… мы немного ускорим процесс. Пять выстрелов в грудь миновали сердце: с каждым тело Йохана содрогалось, как от удара, и он смотрел на своего убийцу, а видел оливково-зелёные глаза Фриды и чувствовал на лице её каштановые волосы. Шёлковые, лёгкие, щекотные. Он знал, что Тони не хотел сразу убить его. Просто от таких ран уже не оклематься, а смерть настанет, но будет медленной и мучительной… — Погружайте, — мрачно возвестил гангстер и пошёл прочь из ангара, пнув с дороги плащ Йохана, оставшийся напоминанием о нём. Охрана подхватила под руки мужчину, истекающего кровью, с бессмысленным, полным боли взглядом, слишком ярким на смуглом, залитом кровью и обожженном лице. Они выволокли его на платформу, и обнажённое, горящее изнутри тело приятно овеяло прохладным бризом, словно это не ветер, а её заботливые руки обвили истерзанный живот, а голова легла на грудь. Он в последний раз взглянул на безоблачное, словно в отместку всем его печалям, небо с перистыми облаками. Опустил полуживой взгляд на тёмные волны и представил, как приятно утонуть в этой бездне… — Фрида, — шепнул он обгорелыми, сухими губами, и полетел камнем в воду. Короткий удар. Всплеск на волнах. Он пошёл ко дну так стремительно, что воздух тут же выжало из груди, да и он не стал бы сопротивляться: это уже бесполезно. В отместку, в ушах заволокло бульканьем воды, в глазах стало темно. Последние секунды он вынужден провести здесь, возле опорных свай пирса, обросших ракушками и водорослями. Он, боявшийся глубины и темноты. Но теперь ему всё равно. Он умирает… Фрида легко скользнула пальцами по его запястью и вдруг прижала к полным губам ладонь, целуя со всей страстью и нежностью семнадцатилетней девчонки. Холодного, как пистолетный ствол, и острого на ум и язык, как клинок, Йохана это поразило. Он никогда не встречал такого пылкого, искреннего чувства. Коснулся её подбородка другой рукой, тихо привлёк к себе и шепнул на ухо, отодвинув крылом носа темный локон:  — Jetzt gehörst du mir… Она не понимала его пока, не зная языка, но подсознательно ощутила его «отныне ты моя», затрепетала и сама высвободилась из платья, вжимаясь в мужчину так крепко, что задохнулась, и провела по волосам рукой… Глаза его закрывались, но покой не приходил. Вспоминая Фриду, он лишь всё больше распалялся и приходил в немую ярость, неспособный на большее. Мозг угас, подавая последний живой импульс, а сильное сердце всё ещё трепыхнулось раз… и другой… Вдруг нечто быстрое и скользкое, как рыба или щупальце, скользнуло по его ладони и проникло тонкими нитями сквозь пальцы. Чёрная жидкость окутала его руку и поползла вверх, всё быстрее, сливаясь с мельчайшими частицами тела и сплетаясь с грудью, животом и сломанной рукой. Кости встали на место и срослись. Пулевая рана в животе затянулась, усталое, с печатью боли, лицо, бледным призраком повисшее в тёмной воде, вдруг закрылось чёрной маской… а затем вода закипела вокруг перевоплощающегося Йохана Кальта. Чёрные щупальца сплетались с его голосовыми связками, трансформировали его язык. Они раздвигали кости и ворочали тело, как хотелось им, и наконец сжали руки в кулаки, рванули ноги вверх — заставляя цепи лопнуть, а камни разметаться по дну. Чёрный дым, окутанный множеством щупалец, стремительно поплыл мощными гребками прочь от пирса. В глубине две мелкие акулы дёрнулись вбок, но чернота втянула в себя одну с хрустом — и вода обагрилась кровью. На такой глубине и скорости нечто стремглав выпрыгнуло из воды на берег, очутившись на отдаленном, безлюдном пляже. Упав грудью на берег, Йохан Кальт, целый и невредимый, живее всех живых, хрипло откашлялся и вдруг сел на колени, потрясённо глядя на свои руки и вытягивая их перед собой. Он разглядывал длинные пальцы, затем задрал рваную футболку и провёл ладонью по рельефным мышцам живота. Вторая рука коснулась собственной щеки, а пальцы скользнули в волосы. — Наконец, — низким голосом, куда более низким, чем у самого Йохана, произнесли его связки. — Наше собственное тело… Он был один в нем, ощущая лишь боль и ярость былого владельца, а также помня то, что сохранилось вспышками в его умирающем мозге. И самым ярким воспоминанием была она. Фрида. Мужчина, неловко оскальзываясь на мокрой гальке, поднялся на ноги. Уверенно выпрямился и взглянул на Нью-Йорк, простёршийся перед ним. Жуткая улыбка исказила его губы: он взглянул на панораму небоскребов ледяными глазами и усмехнулся: — А вот и Мы вернулись…