Где-то посреди ночи

      Завтра первое июня. Лето, а за окном дождь.       Мне придется встретиться с Кириллом, потому что это очень важный для меня день. Я должна поехать к папе.       Это недалеко отсюда, совсем недалеко. Но я не знаю, что мне придется сделать, чтобы попасть туда.       Отголоски сознания кричат, что лучше бы я так и сидела в этой пустой коробке-комнате и не высовывалась, но мне важнее другое.       Вчера я нашла у Киры в комнате зеленую краску и осветлитель, пока его не было. Теперь мои пряди зеленые, такие же, как у него.       Помню, как сидела в ванной, склонившись над этой краской и думала, надо ли оно мне, но в итоге решилась. Интересно, какая реакция будет у Кирилла, когда он посмотрит на меня?       Последние его слова отпечатались в моей памяти очень надолго. «Как будто это так важно.»       Именно с этими словами в голове я и стояла над раковиной с кистью в руках.       Именно с этими словами я и лежу сейчас на подоконнике под покровом ночи, покуривая сигарету, которую выкрала у Кирилла Молли специально для меня.       Дым окутал мое тело, я не вижу ничего, кроме капель, появляющихся на стекле раз за разом. Я потянулась к ручке на окне, чуть приоткрыла его и выбросила очередной окурок вниз.       Если поле загорится, мне будет все равно, потому что «как будто это так важно.»       — Люся, ты когда спать уже? — говорит уставшая Молли с разложенного на двоих дивана, на котором мы спали вместе все это время.       — Сейчас, — хриплю я, соскакивая с подоконника.       Молли хорошая, правда, очень. Если бы её не было, я бы сошла с ума в этих четырех стенах.

***

      — Доброе утро, Люся!       Доброе… утро…       Я медленно открываю глаза, приподнимаюсь на локтях и потираю затылок, потому что ночью, видимо, свалилась на холодный и жесткий пол.       — Представляешь, лето наконец-то! Я так ждала! Ты хоть летом-то гулять будешь выходить? или хотя бы из комнаты? — начала тараторить девушка, активно жестикулируя. Её глаза просто светились, а мои… а мои нет. — ты чего такая грустная?       — Сегодня годовщина, — начинаю размеренно говорить я. — смерти моего отца. — лицо Молли сразу переменилось, а уголки губ медленно, но верно поползли вниз. — Мне надо к Кире.       — На кладбище? — после недолгого молчания, осмелилась спросить, на что я кивнула.       — Да.       Я, тяжело вздохнув, покинула комнату. Этот коридор я не видела уже давно, в этом доме мне место было только в нашей комнате, но я все равно уверенно направилась вперед, к винтовой лестнице.       Третий этаж. Моя цель — комната Кирилла, и вот, я, стоящая на самом пороге, хватаюсь за ручку двери. Минуту медля, распахиваю дверь.       Комната наполнена дымом, а посередине я увидела силуэт парня, отчего сердце забилось, как бешеное, зрачки сузились, голова заболела и закружилась, а ноги подкосились.       — Кира. — произношу его имя на выдохе, тихо-тихо, но он обернулся на звук, значит, услышал.       — Стучаться не учили? — выходя из арки дыма, говорит парень. На нем одни только джинсы, а мой взгляд приковал его оголенный торс. — Доброе утро.       — Доброе, п-прости, — я сжала ручку двери еще сильнее, чтобы не свалиться в обморок.       — Куда смотришь? — усмешка. Он совсем не меняется, сколько бы времени не прошло.       Я поднимаю взгляд к его глазам, глубоким и серым — они тоже не изменились. Внешность все та же.       — Никуда, — самый глупый ответ, который я могла произнести.       — Так вот, куда делась моя краска, — заправив за ухо мои волосы, говорит Кирилл. — скучала? — ещё неожиданней был этот вопрос. — Только честно.       Я вдохнула воздух через нос, мой взгляд сначала метнулся в пол, а потом вновь поднялся наверх, и я, совсем растерянная, говорю заранее заученный текст, игнорируя его вопросы:       — Мне нужно сегодня поехать на кладбище, это очень важно, прошу, отвези меня туда. Честно, у меня последняя надежда на тебя, — мою речь сбил недовольный взгляд Киры, приподнявшего одну бровь. — ты правда очень поможешь.       — Знаешь, — вальяжно положив свою ладонь мне на плечо, начал Кирилл. — я отвезу тебя туда, — переместился к моему уху, и продолжил, но уже шепотом. Я напряглась. — только за одну услугу. — так я и знала. Вздыхаю. — Сама знаешь, какую, — ухмыляется.       — Хорошо, — я легонько отталкиваю его от себя, быстро соглашаясь: мне слишком важна эта поездка. — я согласна. Поехали?       — Прямо сейчас? — я киваю. — Пошли, — он подходит к кровати, натягивает футболку и выходит из комнаты, таща меня за руку с собой.       Мне плевать, что он со мной сделает после. Мне главное — попасть к папе.       Я быстро протараторила Кириллу адрес, когда мы сели в машину, прикрыла глаза и коснулась холодного стекла лбом.       — А нахуй тебе на кладбище-то? ритуалы делать будешь? — спросил со смехом парень, когда мы выехали.       Я кивнула. Почему не сказала ему правду? Потому что боюсь, что он посмеется. Просто высмеет смерть моего отца, не зная, что он был самым главным смыслом моей жизни когда-то давно.       Мы ехали недолго — кладбище недалеко. Когда вышли из машины, нас встретило одинокое карканье ворон и бесконечный ветер, сбивающий с ног.       — Ну, пойдем, — поторопил меня Кирилл.       Мы зашли за массивные ворота. Повсюду только плиты и надгробия, их тысячи, но я знаю, куда идти.       Раньше я ездила сюда каждый месяц, чтобы навестить папу, но сегодня со мной нет ни конфет, его любимых, ни букетов, совершенно ничего. Только Кира.       Я шла уверенно вперед, а парень плелся сзади, но не отставал. Вот, среди всех плит я нашла нужную, большую и вытянутую, серую, на которой был такой же черно-белый портрет молодого папы, с большой надписью его имени, и маленькой, внизу — «Тысячи слов, тысячи слёз».       С неба посыпались маленькие капельки воды, а с моих щек полились слезы. Небо тоже плачет.       Тысячи плит, тысячи неживых людей, тысячи глаз с картинок, тысячи капель дождя, тысячи слов, тысячи слёз.       Я встаю на колени перед надгробием, смотря прямо в глаза «нарисованному» папе. Боль. Скорбь.       — Кайгородов? — подал голос Кирилл.       — Замолчи, — шепчу я.       — Твой папа? — не унимался парень.       — Замолчи, — повторяю, но громче.       — Я не знал, что…       — Замолчи! — кричу я, поднимаясь на ноги.       Слез настолько много, что кажется, что сейчас кровь из глаз пойдет.       Перед глазами только одно — лицо папы. Грустное. Опечаленное. Наверное, он не хотел бы, чтобы я выросла такой.       — А-а-а! — кричу так громко, что готова оглохнуть, надеясь, что Кира слышит мою боль.       Я подхожу к парню вплотную, падаю на колени и утыкаюсь в его ноги, продолжая безудержно рыдать.       — Первое июня, — мрачно проговорил Кира.       Одной рукой он хватается за мое предплечье, поднимает меня на ноги, а потом прижимает к себе.       — Хватит плакать. — его могильный тон делает только хуже. — я… я… — он будто хочет сказать что-то важное, но в горле стоит ком. — я с тобой.