Хрустальный цветок

***

Изуку и Кай сидели, глядя друг на друга с тихой радостью, полностью погруженные в свои мысли и эмоции. Их руки, переплетённые, создавали ощущение близости, словно весь мир за пределами этой комнаты больше не существовал. Они даже не заметили, как в комнату тихо вошла Мидория старшая. Инко, увидев их, мягко кашлянула, привлекая внимание. Оба мгновенно оторвались друг от друга, резко разъединив руки и посмотрев на нее с широко распахнутыми глазами, словно их поймали за чем-то запретным. Инко, заметив их смущение, улыбнулась, тихо посмеиваясь, как заботливая мать, которая понимает всё, что происходит с её сыном. Она подошла и села рядом с Изуку, погладив его по плечу. Чуть поодаль стоял Немото, который помогал ей принести вещи из машины. Он пытался сдержать смех, видя их реакцию, но в глазах читалась добродушная ирония. Чисаки холодно посмотрел на него и дёрнул головой, приказывая немедленно покинуть комнату. Шин, сдерживая улыбку, поклонился и быстро вышел, оставив их наедине. Когда Кай повернул голову обратно к своей паре, то увидел, как омега держал в руках старую, потрёпанную тетрадь. Изуку нежно провёл пальцами по обложке, на которой стояли обожжённые пятна и слегка стертое большое число — Девять. В его глазах читалась тихая грусть, воспоминания о прошлом словно накатывали на него волной, но он не торопился убегать от них, позволяя себе погрузиться в этот момент. Тихо открыв тетрадь, Мидория снова провёл пальцами по внутренней стороне, словно пытаясь почувствовать ту связь с прошлым, которую эта тетрадь хранила. Он показал ему несколько страниц, на которых были нарисованы герои, аккуратно записаны их особенности и возможности, а рядом стояли заметки, указания на слабые стороны и возможные улучшения их причуд. Альфа, медленно и внимательно, читал записи, его глаза расширялись от удивления. Он не ожидал, что ребёнок мог составить столь структурированные и проницательные анализы, а текст, несмотря на юный возраст Изуку, был сложен настолько грамотно и ясно, что это поражало ещё больше. Чисаки испытывал не только восхищение, но и лёгкий страх, листая тетрадь с анализами, сделанными ребёнком. Каждый раз он натыкался на удивительно подробные заметки о причудах — их атаках, времени действия и прочих мелочах, которые омега словно видел насквозь. Этот анализ, основанный лишь на кратких наблюдениях, был не просто впечатляющим, а почти пугающим. Альфа не мог не ощутить смесь трепета и волнения от осознания того, какой ум стоял перед ним. Восхищение Изуку теперь переплеталось с легким страхом перед глубиной его анализа. Кай повернулся к своей паре, его глаза светились трепетом. Он смотрел прямо в его зелёные глаза, словно пытаясь передать ту глубину чувств, что бурлила у него внутри. — Ты удивительный Изуку... и очень умный, даже гениальный…— сказал он с тихим уважением и искренней гордостью. Мидория, немного смутившись от столь откровенной похвалы, слабо улыбнулся. Его сердце согрелось от этих слов, но он был не привык принимать комплименты о своих мозгах. Однако слова Чисаки звучали так искренне, что омега просто кивнул, принимая благодарность, но не забывая, как сильно он ценил этот момент. В тишине их взгляды вновь пересеклись. В этот момент между ними было что-то большее, чем слова, большее, чем простое восхищение. Это была связь, которая росла и крепла с каждым днём. Мидория старшая, улыбаясь с легкой игривостью, вытащила со спины старый альбом, немного потертый, но явно хранимый с любовью. С легким смехом она заявила. — Раз господин Чисаки твоя пара, он имеет полное право посмотреть на твои детские фотографии. Омега моментально покраснел, его лицо залилось ярким румянцем. Он резко подпрыгнул, пытаясь выхватить альбом из рук матери, и заикаясь, выпалил. — Нет, мама! Не показывай это никому! — Его голос дрожал от неловкости, и он попытался скрыть смущение за торопливыми движениями. Но Чисаки усмехнулся и решил помочь госпоже Инко, легко поймал Изуку и обнял его за плечи, не позволяя тому вытянуть руки и отобрать альбом. Теплота прикосновений альфы, несмотря на их непринуждённую игру, обволакивала омегу, придавая чувство безопасности. — Рано или поздно это бы случилось, сынок. — с улыбкой ответила Инко, явно наслаждаясь моментом, когда её сын и его пара так мило взаимодействовали. Изуку, краснея ещё сильнее, немного повернулся и прижался к Чисаки, как будто надеясь, что это сможет хоть как-то скрыть его смущение. Тёплая грудь альфы под его щекой ощущалась надёжной опорой. Кай, чувствуя это, тихо и нежно прошептал ему на ухо. — Ты не против, если я посмотрю? — Его голос был полон мягкости и заботы. Изуку поднял взгляд, его большие зелёные глаза все ещё светились смущением, но на губах появилась маленькая, неуверенная улыбка. — Можешь посмотреть… хоть это и немного неловко, — пробормотал он, с трудом преодолевая своё смущение. Чисаки мягко усмехнулся, умиляясь искренней реакции своего омеги. Это робкое разрешение, данное с такой чистой открытостью, наполнило его сердце теплом. Инко с любовью смотрела на них, чувствуя, как её сын находит всё больше утешения и поддержки в Кае. В её душе стало спокойнее, видя их такие естественные, нежные взаимодействия. Она надеялась, что так будет всегда, что ее сын будет счастлив со своей парой. Они уселись поближе, бок о бок, альфа всё ещё мягко обнимал Изуку, который прятал лицо от смущения. Инко медленно открыла альбом, начиная показывать первые фотографии. — Вот он, сразу после рождения, — сказала она с улыбкой, показывая снимок крошечного Изуку, закутанного в мягкое одеяло. Крошечные ручки, пухлые щечки и огромные глаза младенца заставили Чисаки невольно улыбнуться. Его омега был очарователен с самых первых дней. Инко, с гордостью матери, продолжала. — Он всегда был таким милым. Вот его первые шаги… а здесь — когда он впервые сказал "мама". Мидория, полностью покраснев, закрыл лицо руками, словно пытаясь спрятаться от этого момента. — Мама, пожалуйста, без подробностей! — пробормотал он, стесняясь настолько, что казалось, вот-вот из его ушей начнёт выходить пар. Кай лишь крепче обнял его, тихо смеясь. Он рассматривал фотографии, и каждый новый снимок наполнял его теплом. Изуку был таким же милым и тогда, как и сейчас — только теперь его смущение добавляло особенного очарования. Но когда альфа продолжил листать страницы, его взгляд становился всё серьёзнее. На многих фотографиях, где его омега уже достиг примерно возраста четырех, пяти лет и старше, он замечал бинты на руках и ногах, пластыри, скрывающие раны. Это были свидетельства тех трудных моментов, через которые омега прошёл, но о которых не любил говорить. Омрачённая улыбка Кая слегка поблекла, когда он понял, что у Изуку было много боли даже в детстве. Мидория продолжал шутливо жаловаться, что мать слишком долго задерживает их на этих фото, пытаясь отвлечь внимание, но при этом всё больше прижимался к Чисаки, прячась в его объятиях. Инко тихо смеялась, видя, как её сын пытается скрыться от смущения, и продолжала переворачивать страницы, несмотря на его протесты. Но Кай также заметил, что почти на всех снимках присутствовали только Инко и Изуку. Других людей не было. Никого — ни отца, ни друзей, ни родственников — только они вдвоём. Это говорило ему о том, что всю жизнь они были друг у друга единственной поддержкой. Когда они добрались до последней фотографии в альбоме она была особенно яркой. На ней Изуку стоял на фоне высоких деревьев, лучи солнца мягко освещали его лицо, а его улыбка сияла, как бриллиант. Она была такой живой и искренней, что альфа, глядя на неё, невольно почувствовал боль — как же много света было в этом мальчике, который прошёл через такие тяжёлые испытания. — Это было последнее фото, которое я успела сделать до инцидента. — тихо сказала Инко, её голос стал грустнее, когда она упомянула о тех тяжёлых временах. Изуку, почувствовав, как его мать погрузилась в воспоминания, осторожно взял её за руку, мягко улыбаясь. — Теперь мы сделаем много новых фотографий вместе, мама. Мы заведем новый красивый альбом, как новый этап нашей жизни. Кай, пытаясь разрядить атмосферу, с улыбкой добавил. — Я буду фотографом. Но омега мгновенно повернул голову, глядя на него с весёлым, но твёрдым взглядом. — Нет, ты тоже будешь на фотографиях вместе с нами. — в его голосе было что-то трогательное и искреннее. Чисаки застыл. Это предложение было чем-то большим, чем просто предложение сделать снимки. Это был символ доверия, о котором он не мог и мечтать, это было как приглашение стать частью их маленькой семьи. Этот момент вызвал в Кае лавину эмоций. Он посмотрел на свою пару с изумлением, но и с чем-то более глубоким — с пониманием, что его омега действительно хотел, чтобы он стал частью их жизни, их маленького мира. Эти чувства захлестнули его, и, наконец, он мягко улыбнулся, глядя в глаза Изуку. — Хорошо. Я буду на фотографиях с вами. Мидория улыбнулся, и в его взгляде промелькнуло счастье. Этот момент был для Кая особенным. Он чувствовал себя не просто свидетелем чего-то значимого — он стал частью этого.

***

Когда смущение улеглось и все снова рассмеялись, атмосфера в комнате стала гораздо легче. Чисаки, глядя на спокойные и довольные лица Изуку и его матери, предложил. — Пожалуй, вам стоит поесть. Мы ведь не зря готовили всё это. — его голос был мягким, но уверенным, как будто он не хотел нарушать уютный момент, но также не мог оставить их без угощений. Стол перед ними был богато накрыт традиционными японскими блюдами, приготовленными для встречи почетных гостей. В центре находилось блюдо с сашими — тонко нарезанные кусочки свежей рыбы, которые переливались на тарелке, как драгоценные камни. Рядом располагалась миска с мисо-супом, его парные волны поднимались в воздух, наполняя комнату знакомым теплым ароматом. Было много закусок — аккуратные кусочки темпуры, жареного во фритюре овощей и морепродуктов, роллы с водорослями нори, наполненные крабовым мясом и огурцом, рисовые шарики онигири с различными начинками. Также подавали традиционные маринованные овощи — яркие редис и дайкон, которые своим хрустом подчеркивали вкус каждого блюда. По бокам стола стояли большие чаши с рисом, выполненные из лакированного дерева, в каждой из которых рис был пушистым и идеальным на вид. Недалеко от них находилось блюдо с гёдза — маленькими жареными пельменями с мясной начинкой, и тарелка с якитори — маленькими шашлычками из курицы, аккуратно прожаренными на углях и политыми сладковатым соусом терияки. Когда слуги бесшумно подошли, чтобы налить всем чай, ароматный и нежный зеленый напиток тут же разлился по комнате, добавляя ещё больше уюта и традиционной атмосферы. — Ах, — начала Инко, отпивая из чашки, — как же давно мы не сидели вот так все вместе за столом… — её глаза сверкали от радости, пока она смотрела на своего сына и его альфу. Разговор шёл легко, словно все их недавние волнения растворились в этом теплом вечере. Инко с удовольствием вспоминала различные моменты из детства сына, её голос звучал весело и нежно. — Помню, как Изуку сделал свои первые шаги, — начала она с лёгкой улыбкой. — Это было прямо, в гостиной. Он долго смотрел на меня, словно собирался с духом, а потом вдруг решился и пошёл! Его маленькие ножки дрожали, но он шел ко мне, не отводя глаз. Чисаки слушал внимательно, даже если не показывал это открыто. Хотя он не прикасался к еде, его присутствие было неотъемлемой частью этой сцены, и Изуку это чувствовал. Время от времени омега, с теплой улыбкой на губах, брал маленькие закуски с тарелки и предлагал их Каю. —Ты обязан попробовать, это так вкусно! — говорил он, передавая ему очередной кусочек темпуры или онигири. Альфа не мог ему отказать, поэтому мягко приоткрывал маску, чтобы быстро съесть предложенное, и снова скрывал своё лицо. Этот ритуал повторялся много раз, и каждый раз это вызывало лёгкую улыбку у омеги, который наблюдал за этим с явным удовольствием. — А когда он впервые сказал своё первое слово, — продолжала Инко, — это было слово "мама". Я была так рада, но и смеялась, потому что это прозвучало так решительно! Словно он хотел что-то важное мне сообщить. - Ну а может я правда хотел тебе что-то сообщить, кто знает то! – громко предположил омега. Изуку смеялся, чувствуя, как его мама наполняет этот вечер теплом воспоминаний. Воспоминания о том, как он учился читать и писать, как провел первый день в школе и как его гордость лопнула, когда он принёс домой первое правильно написанное предложение, вызвали ещё больше улыбок. — Я помню, как он в детстве пытался собрать модель самолета, — с лёгким смешком добавила Инко. — Всё шло хорошо, пока он не решил, что лучше приклеить крылья, наоборот, чтобы они "выглядели круче". Самолет так и не взлетел. Мидория засмеялся, слегка покраснев, но ему было приятно вспоминать эти детские моменты. Они обменивались рассказами о мелких неудачах и забавных инцидентах, то и дело вспоминая смешные моменты, когда всё шло не так, как планировалось. — А помнишь, как я пытался разбудить тебя в твой день рождения? — с улыбкой спросил Изуку свою маму. — Ты проснулась от того, что я стоял у твоей кровати с тортом, покрытым конфетами и свечами… которые уже успели погаснуть. — Да, — посмеялась Мидория старшая, — и ты весь был в этих конфетах! Потом мы долго мыли кухню! Там будто ураган прошел! Чисаки сидел рядом, наслаждаясь этими рассказами, даже если сам не участвовал в беседе. Ему было приятно видеть, как его пара смеётся, его лицо светилось счастьем, а воспоминания о детстве приносили радость. Хотя он и не привык к подобным встречам и разговорам, атмосфера вечера была настолько теплой и домашней, что он не чувствовал себя лишним. Время незаметно пролетело, и когда за окнами уже сгущались сумерки, атмосфера всё ещё оставалась такой же теплой и умиротворенной. — Вечер подходит к концу, — мягко сказала Инко, осматривая опустевший стол и улыбаясь смотря на них. — Но я рада, что мы провели его так. Кай взглянул на часы и кивнул, понимая, что пора завершать вечер. Но, несмотря на уходящее время, что-то в этом теплом семейном вечере останется с ним надолго. Тепло этой встречи, общие улыбки и лёгкий смех — всё это навсегда останется в его памяти.

***

Когда все поднялись из-за стола. Инко не могла скрыть своего восхищения. Она шла по коридорам, осматривая дом, и её взгляд снова и снова возвращался к многочисленным растениям, аккуратно расставленными по всему пространству. — Как же приятно видеть столько зелени повсюду. Эти растения придают дому особый уют. — с тёплой улыбкой отметила она, осматривая ближайшие кашпо с пышными листьями. Омега, услышав её слова, взглянул на Чисаки с выражением "я же тебе говорил", его губы тронула довольная улыбка. Кай, уловив этот взгляд, чуть приподнял уголок губ, но ничего не сказал. Они вместе продолжили путь, проведя Инко к комнате, которую специально выбрали для неё. Комната располагалась недалеко от покоев Кая, что делало её ещё более удобной для гостя. — Мы подготовили всё заранее, — спокойно сказал он, показывая в сторону двери. — Все ваши вещи уже перенесены и расставлены по своим местам. Инко тепло улыбнулась ему в ответ, а затем повернулась к сыну, чтобы ещё раз обнять его перед тем, как скрыться за дверью комнаты. — Спасибо вам за всё, — с благодарностью сказала она, крепко прижимая сына к себе. — Доброй ночи. — Доброй ночи, мама, — тихо прошептал Изуку, чувствуя её тепло и заботу, прежде чем они разошлись. Инко попрощалась с обоими, скрывшись в своей комнате, а тишина вновь окутала коридор. Оставшись вдвоём, они медленно пошли в сторону комнаты, где теперь жил омега. Когда они подошли к двери, Изуку остановился и повернулся к своему альфе. Его зелёные глаза светились мягким светом в сумерках коридора. — Спасибо за этот вечер, Кай. Это было так важно для меня и для мамы. — его голос был тихим, но наполненным искренней благодарностью. Чисаки кивнул, смотря на Мидорию. Он не был человеком, который часто выражает свои эмоции словами, но даже в его жесте чувствовалась глубокая признательность. — Мне тоже было приятно. — коротко, но искренне произнёс он. В этот момент между ними повисло приятное молчание, насыщенное теплом и пониманием. Изуку чуть смутился, опуская взгляд, но затем с улыбкой снова поднял его. Кай попрощался, коротко коснувшись его плеча, и пошёл дальше по коридору в сторону своей гостевой комнаты. Та комната, в которой альфа временно жил, была менее удобной и не соответствовала его вкусу, но именно сегодня Кай вдруг заметил, что даже неудобная кровать казалась не такой уж и важной. На этот раз, возвращаясь в своё временное жилище, он чувствовал себя спокойным и умиротворённым. Когда он дошёл до своей комнаты, дверь скрипнула, открывая ему проход в тёмное пространство. Чисаки включил небольшой светильник, и мягкий свет заполнил пространство. Он прошёл к кровати, посмотрев на неё. Та же самая неудобная кровать, что, казалось, жала его плечи каждую ночь, вдруг не показалась ему такой неудобной. Он снял свою маску и аккуратно положил её на стол, затем снял верхнюю часть одежды и сел на край кровати, чувствуя, как тишина мягко окутывает его. Эта ночь была особенно тихой, словно сам воздух в доме стал мягче, легче. Альфа медленно лёг, ощущая непривычный покой, который расстилался внутри него, как одеяло. Он смотрел в потолок, думая о том, как прошёл этот вечер, о том, как тепло Инко рассказывала о своём сыне, как смешно и неловко выглядел Изуку, когда тот пытался скрыть свои детские фотографии, и как спокойно ему было в их обществе. Казалось, что впервые за долгое время Кай нашёл место, где его не только принимают, но и ценят. Он закрыл глаза, и тишина, мягкая и уютная, укрыла его, как пушистое одеяло. В эту ночь было особенно спокойно — ни тревожных мыслей, ни тяжёлых снов. Комфорт и тепло, исходившие от людей, что были рядом, согревали его даже в этом одиночестве.