При всех равных прочих

      События настоящего времени...       Замысловатое Очищающее буквально выскабливало внутренности, и, не удержавшись, Малфой тонко взвизгнул, влажными пальцами дергая взбугренную парадную скатерть – вслед за бокалами сбросив на пол несколько тарелок. Сбившись перед обрывом в кучку перепуганных бордер-лейстерских зайцев, они легко соскальзывали вниз – с грохотом разбиваясь на разлетающиеся по углам неровные куски с отколотыми фрагментами барельефов – маловероятно подлежащих Репаро, – без заметных дотошному взгляду матери несовершенств на, слишком уж любимом ею, богато декорированном бисквитном фарфоре; и Драко, отстраненно прикидывая: насколько быстро домовиками будут убраны следы беспорядка, а готовящейся по установленному этикету изысканной сервировке – возвращен первоначальный вид; не к ситуации мелко радовался за гордо возвышающиеся над приставной тумбой расписные вазы-шинуазри с букетами из веток форзиции и ищущих ответы французских тюльпанов, что не были выставлены замешкавшимися умницами-эльфами. Доставшиеся по наследству Нарциссе от какой-то родственницы – с приставкой из бесконечных «пра-пра», коллекционные вазы – как части одного целого стали бессменным – сколько Драко себя помнил, – старше Поместья раза в три, впечатляюще-манящим украшением каждого домашнего торжества.       — Драко-Драко... — навалившись сверху – поглаживая его разведенные ноги и притираясь ощутимо возбужденным членом, Волдеморт с предупредительной заботливостью – видимо, пребывая в особенно хорошем настроении, замер – медля с любого рода проникновением, — За давностью наших игр я уже и позабыл – до чего ты хрупкое дитя! — маленькими глоточками – пока стерпит нежность его кожи, – пробуя слабо-тёплое, подслащенное молоко стыдливой прозрачности – обнаженной, не считая перекрученной домашней накидки, болтающейся на одном плече, – подрагивающей от чужого тяжелого дыхания спины, — Перестанешь строить угнетенную невинность – будет приятно нам обоим! — в малфоевской картине мира рука не поднималась поставить знак равенства между этой фразой и сомнительной перспективой: незадолго до начала мероприятия в честь именин Беллы, вместо сборов – головой и грудью быть уложенным – в ожидании члена Повелителя, на край красиво убранного стола, — А посмеешь опять раздумывать о постороннем – проведешь вечер не «за»... — проходя мимо, Драко порой любил вскользь прикоснуться к матовому дереву: тех редких пород, что – сохраняя зернистость текстуры: все трещины и выпуклости, – стареют чертовски достойно, с годами становясь только ценнее, — ...а «под» праздничным столом!       — П-пожалуйста... — вследствие выбора Люциуса – именно там Малфои и находятся на этом празднике жизни, — ...не здесь! — скрипел Драко, выворачиваясь – пребольно проезжаясь животом, — Не надо.       — Можешь не шептаться: на комнату наложены необходимые Отводящие! — физическая близость вне спальни Лорда, вне застланной простынями – наиболее освоенной Драко территории, — Зачем ждать ночи? — являющей собой – внесенные на карту, созданные для него: алтарь, подмостки, выгребную яму и погребальный костер, — После затянувшегося празднества ты будешь уставшим! — была чем-то – абсолютно не в характере Волдеморта, — Какой, кстати, Белла получит подарок? — на специально отведенной консоли – в потолок громоздились представители театра теней, передушенные лентами идентичных друг другу оттенков, — Выпросишь у меня Метку? — эклектику, безвкусную и пёструю мишуру Беллатриса ненавидела, с лихвой компенсируя это небывало-вычурными нарядами из набивного панбархата – с претензией на всеобщее внимание и усложненно-излишней – напоминающей армию разномастных устриц, теснящихся в фермерском садке, – отделкой пышных платьев.       И вот сегодня именинница – опасная и шикарная: как вредоносное тропическое насекомое, похоже, вскружив голову всякому встречному – навязчиво бросающимся в глаза, грубоватым и одновременно наивным – удивительно не вступающим в диссонанс с самой Беллой, утвердившимся декольте; не заботясь о чьей-либо приватности, ворвалась к Драко – прервав его водные процедуры, чтобы сопроводить к Господину – ведь: «Расположение, которое Он к тебе питает – может и на нет сойти!», – еще поутру возвратившемуся в Мэнор.       По пути – жужжа и отвлекая разговорным зудом – выдвигая обнадеживающие примеры мыслительной гимнастики: вплоть до оглашения Лордом даты принятия младшим Малфоем Темной Метки, среди версий – зачем её подопечный в срочном порядке понадобился Повелителю...       — К Вашему приезду сварена свежая п-партия «Живой С-смерти», Милорд, — очередная безобразная потребность Волдеморта, в один из дней туманного прошлого задавшегося вопросом: каковы ощущения – на том последнем уровне – в обратимом умерщвлении – где Драко – уже неотличимый от апатичной, равнодушной ко всему происходящему будуарной куклы, всё еще остается Драко, — Если желаете...       — Люциус вырастил конъюнктурщика под стать себе! — от случая к случаю поражая уступчивостью в мелочах, Волдеморт – обведя выступающие лопатки, отодвинулся, — Костью в горле стоит ваша семейная черта: не торговаться – так клянчить! — отдавая ли предпочтение личному комфорту, или – попросту, нуждаясь в отдыхе – прижав к ногтю общину Великанов накануне, — Но в бездействии ты, действительно, выглядишь на редкость безмятежно...       — Благодарю за...щедрость, — выпрямившись, переступая с ноги на ногу на обложенном перламутровой инкрустацией, холодном полу: грея одну ступню о другую, Драко – надеясь на окончание аудиенции, разочарованно проследил за Волдемортом, направляющимся в сторону антикварного рекамье – с волнообразной, переходящей в изогнутый подлокотник, спинкой.       — Что с лицом? — насмешливо упрекнул волшебник, — Белла непременно воспримет развернувшуюся печальную увертюру на свой счёт! — усаживаясь с величественной – созвучной окружающей обстановке, грацией, — Ты так похорошел, и мяса на костях стало побольше, мне это нравится! Подружился с голодными, дикими львами? — выпытывая далее: — Северус сообщил: они тебя...не тронули... Нашел покровителя, кому достаются отборнейшие куски? — расслышав вкрадчивость интонации, Драко напрягся, — Используя свои очаровательные преимущества...       — Орден стёр, — начал пояснять он, — В-весомую ч-часть...       — Чушь, мой мальчик! — Темный Лорд смотрел пристально, с удовлетворенным чувством хозяина – вот-вот собирающегося нарушить герметичность грудной клетки Драко: трансфигурируя в капкан развороченную колыбель рёбер – перецеловав: высушивая в тростины – аналогом печи, где во время обжига теряет воду фарфоровая паста, одно за другим; но для начала позволив себе просто полюбоваться незащищенностью чуда – хищно-раскрытым пурпурным цветком, и уже после – выдрав с корнями плодоносящее бронхиальное дерево-убежище, стянуть хитрую ловушку силой гремучей магии – пригревшейся за пазухой рассудка, что сойдя переливчатой змеиной кожей – оставив клеймо темноты, без прикрас обнажит под собой все тайные фантазии: когда отвращение внезапно оборачивается гурманством – не зная дороги вспять, – сжимая челюсти: по-садистки сдавливая застрявшую в силках, омытую липкими соками, сочащимися из перезрелых гранатовых зёрен падалицы – бледно-палевую горлицу-химеру: вероломное, пугливо-трепещущее сердечко Малфоя; недолго понаблюдав за ритуальными хороводами – во славу упадку и тлетворному увяданию – «мёртвоголовых» лжепророков гниения и печали, на чьи шелестящие пудровые крылышки – утяжеляя и уродуя, легко налипает смрадная слизь перешептываний тучных личинок – неспешно: уважая хорошее угощение, копошащихся в грибнице молодой плоти, — Как ни виртуозничай во лжи, извлечь содержимое твоей красивой головы я могу, и, не спрашивая! — прикармливая племя жутких сплетниц – фибрами раскромсанной души и сердечной вырезкой левого легкого Драко, невзначай выведать – каков провенанс юного мага, не переставшего быть предметом искусства, чтобы – с помощью сухожильных нитей, заручившись поддержкой лучших белокрылых белошвеек, – сделать чучело, набитое отрепьем страха или лоскутками радости: подсунув копию – не знающим цену истинных шедевров простякам.             «Подселить кого-нибудь еще...»       Лорд славился непревзойденным мастерством – погружать людей в прельщающий ум искусный морок: заставляя лишенных кормёжки пленников поверить в наслаждение дивным блюдом, пока невменяемый везунчик, шамкая выкрошенными от пыток зубами, с радостью пытается прожевать бутылочное стекло, превращающее ротовую полость в багровое месиво...             «Устроить знакомое путешествие через кошмары?»       Так за непредусмотрительную идею Драко выпить Афродизиак, разъяренный Волдеморт внушил уродливую иллюзию – сопроводив бесплотный обман физически осязаемыми истязательствами: выстраивая в разуме до истерики реалистичные изуверства Пожирателей, воспользовавшихся его – Драко: «приемлющей всё побирушки – грязного животного, что, видимо, счастливо валяться в собственной грязи», – «невоздержанным бесстыдством, преподнесенным на блюдечке – самыми сливками, какому угодно, допущенному в дом Люциусом, одуревшему от похоти самцу». Вживаясь сразу во множество образов, смешав лица – он был всеми и ни одним из них.       Результат полноценно воплотившихся – в очеловеченные сюжеты: нанесшие настолько сильный ущерб порядком источенной психике – страхов, включающих участие родного отца: что безмолвствуя – позволял, превзошел все ожидания Лорда: из-за пережитого Драко – с месяц провел под присмотром крестного: основательно накачиваясь зельем «Сна Без Сновидений», не покидая апартаментов Снейпа – в свою очередь деликатно сдерживающего материнскую тревогу Нарциссы.       Волдеморт, пусть и запретив Северусу полностью подчищать гноящиеся, отмирающие шматы чужой памяти, в остальном – не стал игнорировать возмущение осмелевшего зельевара – приводящего измученного до неузнаваемости крестника в чувства под гневную отповедь о: «серьезной угрозе здоровью мальчика без должной передышки», и на время избавил от своего общества: не мешая, впрочем, «не окрепшему от потрясения» Малфою изводиться ежевечерними размышлениями: как долго в поединке – острастка против аддикции, победа будет на их стороне.       Люциус, проявляющий вежливый – при помощи точно вымеренных слов, интерес к самочувствию «неизвестно чем» разболевшегося сына – не особо докучая, лишь огорчал слабой контактностью во взгляде, и подозрительно часто – еще до обеда, оказывающимся в заметно подрагивающих руках бокалом с крепким напитком; изможденно-увялым видом неся в себе – и не зная этого: Драко всё думал, когда же у отца откроются глаза, и он увидит то, чего раньше – почему-то – не хотел замечать, послание-призыв, замаскированное в горячечно-гнилостный шлейф Круциатуса Лорда: «Приди ко мне сам».       Привыкший к щепетильной аккуратности и властным манерам Малфоя-старшего, его безусловному, ярко демонстрируемому высокомерию – расходящемуся кругами по воде, из которой ни одному собеседнику не удавалось выйти скомпрометировано сухим, – расстроенный Драко видел в причинах отцовского пьянства – собственную бездарность и «неумение подлаживаться под Господина в достойной...», – необходимой несведущему: ведь только Драко в сущности знал, какое душевное несварение вызывает самая простенькая подлива-попытка улестить Лорда, приготовленная по отцовскому рецепту, – но поучающему Люциусу, – «...великих Малфоев степени».       Отец Теодора – сгинувший под завалами Нотт-Гарден, где в поисках темных артефактов Фениксы не оставили камня на камне, так и не успел впрячь сына в Пожирательское ярмо. Без сковывающего престижа Метки, однако присягнув Повелителю добровольно, осиротевший Тео – последний сохранившийся образ гармонии в тоскливой повседневности Драко, – лишившись крова, мотался по маг-Европе, осваивая Колдомедицину. Иногда, в качестве целительских практик, он подолгу примыкал к отрядам входившего во славу «жизнерадостного...» – «подлеца» – «...Поттера», что делало Драко – не перестающего даже на расстоянии: посредством совиной почты, въедливо переругиваться с «беспритязательным другом» – на почве выбранного им «авантюристического пути», бесконечно одиноким в сотканном из молчания, незнания и слепоты – домашнем заточении...       — Утоли же моё любопытство, — окутывающий воздух всё откровеннее насыщался раздраженной добротой, — А после... — но что-то останавливало Волдеморта – обратиться к старым привычкам.             «Я утешу»       — Нет... — подумал вслух Драко, — ...ни одного м-момента, — в секунду исправившись, — Ст-тоящего Ва-вашего внимания, Повелитель.       — Упрямишься, — начиная сердиться – законно или незаслуженно, Волдеморт никогда не повышал на него голос, — Напомнить существенное различие в понятиях – «приказ» и «просьба»? — скорее: рождал ядовитое эхо отоснившихся кошмаров в набухающем от пота коконе одеял – изъясняясь душно цветущим, приторным шипением, — Разве я не был добр? — отвергая и маня: — Расходую на тебя свою жалостливость! — провоцируя: — Отца тебе заменил...       — Н...н-не...не говорите так!       — А кто еще способен по достоинству оценить столь непростительно-великолепную бесполезность, Драко?       — Я не бесполезен, — возразил Малфой.       — О, в самом деле? Тогда жду примеры, на которые можно было бы наглядно сослаться, — ответ Волдеморту и не требовался: — Но не ошибусь, предположить, что выбирать не из чего! — уже мягче – в первый раз за их диалог, он добавил: — Не причиняй мне огорчения, глупый ребёнок – утаивая что-то сейчас. Резервы доверия – знаешь ли – истощаются.       — В-ваша, — тише обычного сказал Драко – за мнимым: до идущей носом крови – снятием всех барьеров, — Правда, — напряженным дирижером – в утробе мурмурации заботливо лелеемых воспоминаний – подчиняющим разгул таинственного хора каждого минувшего события: несмолкающую перекличку, наслаивание и нагроможденность – распадающихся на части и сливающихся воедино: телесных впечатлений, фигур речи, ароматов, пейзажей и лиц; в самосозерцании – с болезненной гримасой уставившись Волдеморту куда-то в область межбровья, — Милорд, — перекидывая в полуосвещенную комнату...       ...       Выставленные в ряд, подтаивающие свечи – кобрами-альбиносами витиевато надувают слоистые капюшоны; Драко – в ранимой наготе ночного светила – неизменно упрятан от всего мира в вайдовые доспехи не по размеру огромного гернси, и вместе с тем, Чарли давно наработан читаемый наизусть – последовательный словарь безопасных, резонирующих прикосновений.       — «Двигайся», — одно слово, произнесенное Чарли: заранее озаботившегося тонкостями подготовки, в миг ставшего уязвимо-нуждающимся – по существу, является целым манифестом искушения: прося на мгновение покинуть границы его тела – забрав внутреннее беспрерывное тепло, и вернуться – вздымающимся девятым гребнем или лижущим прибоем – принадлежащих открытому океану выразительных способов доставить удовольствие им обоим, — «Всё хорошо», — когда Драко – выработав нежащими пальцами индивидуальную манеру: загадочнее нерасшифрованной письменности исчезнувших с лица земли древних народов: за разнообразием томительно-неспешных обхватывающих поглаживаний, – ценой неловкости перейдя от бездумного копирования к абстракции: изыскивая и обнаруживая те комбинации давления и скорости, которые естественно и трепетно – усилят возбуждение партнера, – толкнулся бедрами так осторожно, как только смог, и полностью лёг сверху – с виноватой полуулыбкой коснувшись лбом разгоряченной груди: постепенно заставляя себя продолжать дышать – в расплаве неописуемо-тесного жара, — «Двигайся, Душа Моя...», — сладкозвучное триединство; запросто превращающий сильного в слабого – гибрид рудиментарного стыда; мечтательной – зачастую присущей малышам – в шаге от своего первого полёта, – тошноты, и ноющего желания – на пиковом моменте с именем «парящего между парой переродившихся нимф» – межзвездной пылью всецело влиться в замкнутый сосудистый путь всех праздноблещущих в недосягаемости блаженной маяты небесной глади.       Для чего он – меняя позу: плавно переворачивает их особенным приемом: в глазах Драко бросая вызов законам гравитации, и тут же оседлав бедра Малфоя, трепещущего в едва уловимой – из-за предыдущих неудач, панике; вторя стонам из раскрытых зацелованных губ, не спеша: стараясь не давить собственным весом, по дюйму углубляет в себя его член и выглядит таким поглощенным и наслаждающимся процессом – покорно управляя и властно подчиняясь.       Приняв Драко в полной мере, ведет поначалу медленно: призвав весь опыт и всю чуткость; в восторге от бесхитростности отзывчивого любовника – отвечая на каждый порыв; подстраиваясь и терпеливо накапливая поддельно-драгоценные ощущения: при робком, неидеально-слаженном ритме – по причине бесконтрольно спущенных им поводьев; среди череды безлико-путаных – за немногим исключением – толчков, наконец, обретя завершенность: благодаря проникновению под нужным углом – в пойманном сочетании красок считающимся сейчас следующей галактикой – заключенной в раковину с двумя плотно сомкнувшимися створками-телами, – уже от самых глубоких движений всё-таки переставшего сдерживаться Драко, ободренного щекочущими ухо, короткими – сквозь спаянность общих пронзительных вскриков – гонцов – подступающего сперва к Малфою: отнюдь не фейерверочно-яркого, но позаимствованного из чужой темномагической кормушки, а вполне ординарного, и оттого имеющего особое значение, оргазма, – просьбами не останавливаться...       ...       — Туше, — к удивлению Темного Лорда, — Маленький скромник ни на волос не остался беспорочным! — в чём он признался – будучи возвращенным обратно, — Тебе даже идёт... — не умаляя вины Драко, отважившегося проверить – до какой степени чувствительно самолюбие Повелителя, — Понравилось? Спать с подразумеваемым врагом.       — Нет, — повёл плечом Драко.             «Средний – на указательный не забыл?»       Не улавливающий ни тени мстительности – в противовес реально-честной, но открыто оскорбляющей миниатюре, приутихнувший Малфой – мусоля широкие рукава со сложной вышивкой – бесформенностью и многообразностью вечного движения жизни: плывущих по течению крупных и мелких цветов; затейливых лиан и ягод, вдобавок к поплескивающим драконам и фениксам, – выдающей текучие воды-принципы восточноазиатского фольклора, – не представлял, что за ответ устроит оживившегося волшебника.       — Я так не думаю, — нарушив возникшую между ними тишину, — Но и не злюсь, — загадочно произнес Волдеморт, — И мне любить случайных мальчиков случалось... — улыбаясь – полуясным воплощением приступа изжоги, на сиюминутные попытки Драко – с насильно безразличным лицом, ввести в заблуждение – отработанной кротостью соглашателя-Люциуса: торжественно уверяющего в своей верности – отвешивая Круциатусу поклоны, или охотно признающего ошибки – если надо: прикладываясь лбом к скрипучей материи дорогого одеяния Повелителя, не подозревая, что спустя час-полтора эту же мантию – набив рот перемятым тутовником: замусоленным отпечатками ослизлых губ – поддакивающих, и касаниями взмокших ладоней – раболепствующих магов, испробует сначала на вкус: давясь размоченным кляпом, а затем – уже зубами – на прочность, выжатый, но всё еще возбужденный: сходя с ума от ласк, поскуливая от грубого вмешательства, но продолжая – с глубоким отвращением к самому себе – насаживаться на приручающие пальцы, – его единственный наследник.       — Какой т-...т-тогда был с-смысл?       — Убедиться, что мой зверёныш, в общем-то, не пострадал, — отозвался Лорд, — Предпочитаю вариант, когда красивые вещи не портят, а нахваливают! — придя к какому-то решению, — Обратим на пользу сказочные воспоминания? — он – в приглашающем жесте отводя край мантии, похлопал по бедру: пугающе прямолинейно подзывая, пока Драко стоял потерянный, пытаясь осознать свою задачу, — И попробуем иначе?       В таком колебании прошло немало минут, и тело Драко, гадающего – сколько полопавшихся крошечных пузырьков – икринок-альвеол будет засчитано Волдемортом – как искупление, захлебываясь молчаливым несогласием, тем не менее, многократно: по отлаженным сгибам и продуманным поворотам – начало складываться к ногам Повелителя – невесомой фигуркой из тонкого рисового листа.       Глядя на Волдеморта снизу вверх и дожидаясь заклинания, Драко жалел, что – выпорхнув эмоционально за пределы почти доведенного до автоматизма акта отвратительной физиологической откровенности – бумажным журавликом: воспринимая совершаемое им как бы издалека, не может обернуться кем-то похожим в действительности. Да пусть и жалкой крысой: но выше и ниже всего – по примеру приспособленца Петтигрю.       — Бесподобно, — то и дело наполняющиеся слезами глаза Малфоя – противоядием от любых отрав, мерцали крупитчатыми чешуйками просвечивающейся изнутри серебряной потали, — Успокоишь мою душевную боль – кошачьим язычком? — по обыкновению выхватывая ловецкой сетью – вовремя прикрытых век или же неудачно вскинутых ресниц, – сонм прохладно-горьких букв – слетающих с лопнувшей пуповины, на которую – вереницей сияющих косточек, собраны незамкнутые чётки его изломанного созвездия, — Каковы же мотивы этой благородной целеустремленности? — слегка подавшись вперед, Волдеморт прихватил Драко за подбородок и не спеша, повертел голову юноши из стороны в сторону, — Сделаю твоему нежному горлу одолжение, — в итоге вынудив подняться, — Если помурлычешь для меня не хуже, чем для того увальня... — вволакивая к себе на колени: иррационально бережно – учитывая тон увиденного, помогая принять правильное положение: размыв чарами болевой порог из-за неподдающихся мышц.             «Не знаешь, как попросить о том, чего ты хочешь – покажи!»       Целуя ямочку над верхней губой, пройдясь по воспаленно-красной, искусанной кайме двуострым языком, Волдеморт запустил руку в закрученный мотком малфоевского шелка, стянутый сзади пучок, и ключицы Драко – со страстной верой богоискателя: на стыке галлюцинирования и экзальтации – наперекор очевидности, заворожено принимающего одно за другое, – скрылись в приливной пене освободившейся душистой волны.       До мозга костей смазав черты самого Волдеморта – почти не проглядывающие через умноженное расширенными зрачками эталонное сфумато из: подражательства чувственным – доводящим Драко до умоисступления, рукам Уизли; правдоподобия животной теплоты его мимики; интимности терпкого до покалывания в носу, смолянисто-сочного запаха от крепкой шеи – взятых внаём и вмешанных с ничтожной – чтобы Драко: выгибаясь белой пружиной, с жадностью льнул ближе, – расплывчатой малостью; влекомый зовом мучительной жажды: побуждающей – скорчившись, неистово лакать жгуче-солёную, грязную воду, он: без понятия – где в искажающем восприятие своего зрителя эскизном подмалёвке – заканчивается Темный Лорд и начинается Чарли; смыкаясь с ними обоими, перехватив инициативу: препятствуя сглаженной внутренней пульсации ритмично движущегося члена, свободно и смело переходит на собственный чарующе-горячий темп.             «Агнцы тоже испытывают голод...»       — Больше не станешь сбегать? — он – часть паствы, и в то же время – непригодный в пищу, нарушитель законов диктаторского желудка, но, вероятнее всего, его помилуют, поскольку Волдеморт: ненасытимо впиваясь даже в червивую сердцевину – каждый раз решает взять сверх того, чем он уже владеет, — ...«душа моя»... — кто станет донором обезображенной королеве вымирающей страны?       — Никогда, — дрожа от озноба в переплетении рук, минутой ранее крича голым криком, пока остроугольное тело вытягивало на конвульсивной дыбе, — Н-никогда... — с радостнотворным плачем – венчающим неподконтрольный – на грани выносимого – экстатический финал; щекой касаясь испачканной им же мантии Повелителя, осипло повторял Драко – оползая истаявшим воском нагорелой свечи, шумно хватающим воздух, мокрым и растрепанным: затянув туже пленительный узел безумия человека и его зверя – постоянно перемешивающих не предусмотренные никаким воображением – в категориях возвышенного и низменного, – сочетания дикости боли и удовольствия зверя и его человека.       — Готов попрощаться, — хрипучий шепот в макушку и убаюкивающее покачивание в заботливых объятиях родителя – освобожденных от смирительных оков тактильной скупости Люциуса, — С причиной твоей печали? — сплетение языков – заблудившихся, никому не нужных детей, отчаявшихся выбраться из храпящей глотки влажной тьмы бездорожий, последним утешением в обители бесполезных молитв – передающих друг другу помолвочный мятный леденец обоюдоострой бритвы...       ...Расходящаяся свечением грива осторожно нависающего Уизли – с нежностью всматривающегося в розовато-тающее лицо Драко, наверняка способна испепелить хлопчатую бумагу постели, комнату и саму крышу мира, но привыкший к огню взаимного чувства, до изнеможения охваченный сладчайшей усталостью Малфой – под сводом раскинутого красного шатра – согревающей насыщенности свежезаваренного зимнего солнца в пиале утреннего неба, рассеянно впутывая пальцы в колечки бороды на заросшем ржавчиной подбородке Чарли, сощуренными глазами наблюдает, как – приплясывая: будто поклоняясь божеству, над ним кружатся пигмеи-пламени шквалы, – совсем не прочь возжечься – став вольной высью.                                                 стоит?»                                           твой                               сейчас                   поцелуй       — «Что       Проснувшись на остывшем пепле вчерашнего пожара лишь безымянным очертанием ласк... *