Непрожитая жизнь

Тсу’тей широкими шагами продвигался дальше и дальше, все глубже в лес, в темноту. Голоса народа затихали вдалеке, вокруг остался лишь стрекот насекомых и далекий вой зверя. Звуки леса оглушали мужчину и приносили в истерзанную и встревоженную душу так необходимый покой, теплой приятной волнойокутывающий воспаленное сознание. Охотник отрывисто, нервно и торопливо шел вперед, стараясь как можно скорее оказаться у Древа Душ — последнего оплота святости на оскверненной Небесными людьми земле. Только рядом с предками Тсу’тей ощущал себя в безопасности. Ощущал, что только там его поймут и услышат. Вдалеке забрезжил знакомый свет, мягкое свечение кроны обволакивало еще нетронутую людьми поляну, окружая землю ореолом святости и покоя. Эйва словно раскрывала материнские объятия в приглашающем жесте, ожидая детей, стремящихся к ней за помощью. Она ждала каждого. И своим гласом была готова утешить любого. Тсу’тей, до этого спешно шагавший среди деревьев, вдруг окончательно сорвался на бег и рухнул на колени около священного дерева, хватаясь за крону, словно за протянутую Матерью руку. Однако стоило мужчине взять одну из нейронитей, он тут же отпрянул, словно обжегся, и в упор посмотрел на кроваво-багровый след, оставленный на Древе своими ладонями. — Прости мне, Великая Мать, — спешно прошептал охотник, казалось, впервые за день произнесший свои родной язык, поднимая виноватый взгляд на верхушку дерева, — я не подумал и оскорбил тебя своим прикосновением. Вокруг все еще было тихо, но охотник знал, что Мать его слышит. Мужчина перевел взгляд на свои окровавленные руки. Пальцы тряслись, кровь продолжала капать на корни священного дерева. Следовало подняться, пойти к водопаду, омыть свои руки и себя самого перед молитвой. Смыть последствия своей справедливости. Но вместо этого Тсу’тей лишь прикрыл глаза и устало провел ладонями по вспотевшему лицу, размазывая кровь бывшего соперника. Сил не осталось даже на то, чтобы встать на ноги. Усталость и впечатления от всего пережитого сегодня тяжелым грузом опустились на плечи будущего оло’эйктана. Он сидел молча, так и не отняв руки от лица. Тсу’тей стремился к этому моменту много месяцев, представлял себе собственное торжество, прозревших старейшин, узнавший правду, радостный народ, однако все вышло вовсе не так, как рисовало ему поддавшееся гордыни воображение. Никому не стало лучше ни от изгнания ученых, ни от смерти Жейк Сулли. То, в чем мужчина еще видел смысл — отсутствие Небесных людей в деревне и выстраданный народом покой. Надолго ли? Эйкью не знал. В конце концов старейшины оказались правы во всем. Он поддался порыву, сделал то, что хотел, но не обрел и толики спокойствия ни за народ, ни за собственную душу. Тсу’тей не был глуп и понимал, что своими действиями лишь раздразнил пришельцев, дал им повод действовать. Жейк Сулли обязательно донесет, если уже этого не сделал, и они вернутся мстить за своего человека. Охотник и сам поступил бы также, предателя не в чем было винить. К сожалению, сам эйкью понял это слишком поздно. Но жалел ли он обо всем, что сделал? Ни капли. Ни одной минуты. Тсу’тей знал, если бы время повернулось вспять, он принял бы такое же решение, даже осознавая весь груз ответственности, возложенный на себя. Ибо так было правильно. Для него это было единственно верным выходом. Внезапно мужчина почувствовал, как его дрожащие окровавленные руки кто-то перехватил и отвел от лица. Он открыл глаза и увидел перед собой Нейтири. Девушка мягко сжимала его ладони в своих и встревоженно вглядывалась в окровавленные черты. — Я знала, что найду тебя здесь. — Впервые за долгое время Тсу’тей слышал, как невеста говорила на родном языке, лившемся из нее, как чистый ручей в Парящих горах. Больше не было грубости, сложных земных слов и притворства. Перед ним сидела Нейтири, которую он когда-то знал и помнил. Внимательная и чуткая, ласковая и твердая — его будущая тсахик. Девушка, как и он сам, была испачкана в крови чужака, но будто не замечала этого, продолжая оглаживать ладонями руки будущего оло’эйктана. Тсу’тей опустил глаза, чтобы наблюдать появляющиеся снова и снова кроваво-красные разводы. В другое время он бы беспрепятственно ей это позволил, но теперь… Мужчина внял взыгравшей гордости и отнял руки от ладоней охотницы, однако по-прежнему не поднял на нее глаз. Нейтири понимающе посмотрела на него, но досада и вина все же отразились в ее взгляде. Девушка поджала уши и губы, но поднялась в одно движение и тихо произнесла, вновь протягивая руки к Тсу’тею: — Идем, нам нужно к водопаду. Мужчине не с чем было спорить. В этот раз он все же принял протянутые ладони девушки, тянувшие его наверх, и встал, заглядывая в испачканное лицо Нейтири и кивая. Говорить не было ни сил, ни желания, поэтому охотник позволил просто вести себя, петляя за охотницей мимо деревьев. Девушка заманивала его все дальше, ловко перепрыгивая через корни, паучьей сетью разросшиеся по земле. Даже будучи в безопасности, она делала это едва слышно, практически бесшумно, если бы не постукивающие украшения на ее повязке, выдававшие передвижения охотницы. Нейтири продолжала резво идти вперед, и, наблюдая за ней, можно было подумать, будто произошедшее ее ни капли не смутило, но Тсу’тею не нужно было видеть — он чувствовал. Как знакомо дрожат пальцы охотницы, а ладони холодеют, как нервны на самом деле ее прыжки и как соскальзывают ступни, как она держится перед ним из последних сил. Эйкью молчал и ни на чем не настаивал, но знал — природа девушки возьмет свое, и ее слезы по этому пришельцу и всему, что могло быть между ними — прольются. Нужно было лишь время. Несколько раз эйкью все же рвался спросить, приободрить, окликнуть, но замкнутость и задетая гордость не позволяли ему это сделать. Петляя за девушкой свозь бесконечные светящиеся стволы деревьев, от которых уже рябило в глазах, Тсу’тей с усмешкой вспомнил, что не всегда был таким и раньше без всяких чужих мыслей окликнул бы подругу, прижав к себе, позволяя слезами вымыть боль, скопившуюся внутри. «– Я вас ненавижу! — донеслось до возвращающегося с охоты юноши. Его добыча, как и всегда, была самой крупной. Даже опытному охотнику было тяжело найти тетраптерона такого размера. Молодой охотник уже спешил в деревню, закинув добычу на плечо, похвастаться перед нареченной Сильванин, которая еще утром, задрав по-детски нескладный нос, заявляла, что успеха на охоте он не добьётся, что слишком молод, когда услышал звонкий крик в чаще леса. Тсу’тей моментально свернул в сторону шумящего водопада, откуда слышался визг. Голос казался подозрительно знакомым. Выйдя на поляну с водопадом, он увидел сидящую рядом и горько плачущую Нейтири. Она была расстроена, но жутко зла, смотря в сторону мерцающего в свете солнца леса. — Oel ngati kame, ma’tsmukan, — произносит юноша и замечая слезы и острый взгляд, мчится к соплеменнице, бросив такую желанную дичь на землю. Будущий оло’эйктан падает на колени рядом с подругой, беря ее руки в свои. Девушка переводит на него заплаканные глаза, стараясь сохранить лицо, достойное дочери вождей, но юноша смотрит так проникновенно и понимающе, что Нейтири вновь заходится в рыданиях. — Во имя Великой Матери, ма’Тири, что случилось? — Юноша стал смотреть по сторонам, стараясь разглядеть хотя бы кого-то между деревьев, чтобы понять, кто посмел обидеть его сестру, но никого не увидел. Охотница подняла на него разбитый взгляд и яростно прошептала: — Это все мальчишки. Ран’ен и Ниитан. Задирают меня за то, что я выросла выше, чем они. В другое время Тсу’тей засмеялся бы. Охотники даже не среднего, а низшего звена в их иерархии. Одни из тех, кого оло’эйктан называет kelsar — бесполезные. Стоит ли переживать о словах тех, кто ничего из себя не представляет? Однако девушка плачет так горько, что у юноши сжимается сердце и не поворачивается язык сказать очевидную правду. Вместо этого он подается вперед, обнимая сестру, воркуя над ней и позволяя выплакаться на своем плече, чувствуя, как Нейтири прижалась к нему так, словно он был последним оплотом надежды для нее. Мысленно обещая и себе, и ей, что займется двумя задирами позже, объясняя с помощью силы, как не стоит вести себя с подругами и сестрами.» — Тсу’тей? — слышит вдруг эйкью вопрос, моментально покидая теплоту воспоминаний, и вопросительно смотрит на Нейтири. — Ты в порядке? Охотник только сдержанно кивнул, не стараясь подать голос. Девушка понятливо посмотрела на него и мягко улыбнулась: — Мы на месте. Охотник окинул взглядом знакомую поляну. Он ожидал увидеть то, что видел всегда: тонны воды, разбивающиеся о водную гладь внизу, задевающие своими каплями наблюдателей, стаи стингбатов, укрывшихся в дневное время в пещерах, вылетевших позавтракать, и переливающуюся траву под ногами. Однако видел он перед собой совсем другое. За последние годы река, прилегающая к водопаду — обмельчала не без вмешательства пришельцев и их непонятных дамб, и он более не казался таким грозным, как раньше. Стингбаты перекочевали в другую область, спасая себя и свое потомство от браконьеров и их сетей, а трава изрядно поблекла от нарушения баланса земли. Все, что на’ви знали и помнили с детских лет, разрушалось под гнетом Небесных людей. Мало-помалу они захватывали власть на этой планете, и сейчас, как никогда прежде, Тсу’тей это понимал. Что-то нужно было делать. И делать быстро. Но над этим он подумает после. А сейчас он послушно входил под водопад, в тень пещеры, что под ним, все еще молча наблюдая, как девушка встает под массивный поток, утягивая эйкью за собой. Тсу’тей стоял под струями, склоня голову вниз, наблюдая за тем, как чистая родниковая вода окрашивается в розовый цвет. Эйва смывала их грех, словно забирая всю вину на себя. На секунду эйкью все же поднял взгляд на омывающуюся подругу. Нейтири стояла неподвижно и твердо, подняв голову к бесконечному холодному потоку воды, позволяя мокрым волосам свободно ниспадать с плеч, становясь тяжелее и тяжелее от влаги. Недолго смотрев на эту картину, мужчина подошел к подруге и за плечи развернул ее к себе, проводя ладонями по шее и плечам, смывая с тела девушки засохшую уже кровь. Нейтири не двигалась и практически не дышала, не зная, чего ожидать от жениха, однако не отступала, позволяя Тсу’тею снова и снова проводить мозолистыми ладонями по ее рукам, плечам и шее, словно он смывал с нее не только кровь своего врага, но и позор, которым девушка позволила покрыть себя за это недолгое время. Немного подумав, охотница неспешно подняла руки и провела уже чистыми ладонями по окровавленному телу эйкью. На нем не было ритуальной повязки, как на женщинах, поэтому после убийства он замарался куда больше. Нейтири снова и снова все смелее проводила ладонями по телу охотника, одновременно очищая и согревая его в холодных водах водопада. В какой-то момент Тсу’тей понял, что неосознанно зеркально отражает все ее действия, повторяя руками те же линии на ее теле, и задался вопросом: не это ли сила тсахейлу между супругами? Довести эту мысль до конца ему не позволили. Ладони охотницы опустились на его впалые щеки и остановились, большие пальцы легли на острые скулы. Мужчина мимолетно взглянул на наречённую и коснулся своими руками ее лица. Мгновение остановилось. Нейтири замерла, позволяя Тсу’тею негласно принять решение: позволить и простить или прямо сейчас оттолкнуть. Охотник, казалось, размышлял целую вечность, прежде чем легко, даже неуверенно провел широкими ладонями по щекам Нейтири, смывая остатки крови и одновременно словно лаская. Девушке оставалось лишь слабо улыбнуться на это и омыть лицо эйкью в ответ. Даже будучи чистыми, на’ви продолжали стоять под бурлящими потоками воды, безмолвно встречаясь взглядами и ухватившись за руки друг друга, как за последнюю связь с миром. Тсу’тей моргнул пару раз, прежде чем принял решение, и, шагнув ближе к подруге, воин прижался широким лбом к ее, прикрывая глаза. Он ждал, что Нейтири не стерпит подобной наглости, оттолкнет его и немедленно уйдет — это сразу бы определило их отношение друг к другу, но девушка лишь скользнула ладонями по его рукам, выше — на плечи — и сжала их в крепком успокаивающем жесте. Мгновение спустя охотник сделал тоже самое. Лишь Великая Мать знала, сколько времени нареченные простояли там, под ниспадающими, сияющими от ночных красок галлонами воды, пока Тсу’тей не оторвался от невесты и не сделал шаг назад, а после и вовсе развернулся, возвращаясь на мерцающую в темноте поляну, по-прежнему не произнося ни звука. Девушка глубоко вздохнула и двинулась за ним. Охотница была уверена, что это было их прощание, что эйкью молча уйдет в деревню и отречется от нее, назвав несерьезной и ветренной, недостойной титула тсахик, однако Тсу’тей никуда не ушел, он сидел на каменном массиве около водопада, повернувшись спиной к девушке, наблюдая за потоками воды. Гордость не позволяла ему первым начать разговор, но мужчина чувствовал — поговорить надо. Нейтири, наверное, тоже ощущала эту потребность, а потому присела рядом с женихом на каменный остов водопада и обратила большие кошачьи глаза на охотника. Тсу’тей сидел ровно, как натянутая до предела стрела, казалось, совершенно не замечая подошедшую женщину, но, услышав ее вопрос, эйкью медленно повернулся и взглянул на нее, прожигая серо-зеленым взглядом насквозь: — Ты никогда не простишь меня, ма’Тсутей? Охотник на секунду замялся, но все также твердо смотрел девушке в глаза. — Ты ответь мне Нейтири, — разлепив сухие губы, произнес он, — ты смогла бы простить подобное? Охотница опустила голову, и ответ был очевиден. Они были детьми своего народа. Народа, где любая измена каралась если не смертью, то изгнанием. Лишь ее своевременный выпад в сторону Жейк Сулли спас будущую тсахик от наказания. Нейтири знала это, а Тсу’тей, скорее всего, догадывался. — Не смогла бы, и ты это знаешь, — прошептала девушка после недолгого молчания, — но мы с тобой разные. И ты мог бы быть мудрее меня. Мужчина неопределенно качнул головой. — Не мог бы. Девушка поджала губы и опустила виноватый взгляд на свои ладони. Она хотела все объяснить, сказать, как сильно ошиблась, но слова застревали в горле, стоило ей собраться с духом — холод Тсу’тея отталкивал ее, хотя и был полностью ею заслужен. — Тогда позволь хотя бы поблагодарить тебя, ma’tsmukan. — Охотник вопросительно посмотрел на подругу, но вслух ничего не произнес, ожидая, когда девушка продолжит свою речь. — За то, что взял казнь на себя. Мужчина впервые за все время отвел от охотницы глаза и постарался незаметно выдохнуть: это решение отняло у него больше сил, чем он думал. Однако вслух он произнес: — Любой эйкью поступил бы также. Это наша обязанность. Нейтири покачала головой, склоняя голову набок, заглядывая в глаза друга. — Но твоя ноша не становится от этого легче. Ты не хотел проливать кровь Жейк Сулли. Тсу’тей повел напряженными плечами и снова посмотрел на невесту, замечая в ее глазах толику необъяснимого понимания. — Ты слышала тсахик, — отстраненно пробормотал охотник, разглядывая водяные брызги, вылетающие за пределы водопада, — Великая Мать не приветствует кровопролития. Взгляд девушки стал мягче — охотник всегда был скромен, оправдывая каждое своерешение законами клана и словом Эйва, словно он ничего не решал, словно был всего лишь божественной дланью, но Нейтири знала правду. Она улыбнулась и осмелилась взять ладони эйкью в свои, наклоняя голову и заглядывая в его лицо. — Ты тоже, ма’Тсутей. Но ты знал — это правильно. — Охотник отвел глаза от пронзающего янтарного взгляда невесты. Если бы охотница не знала жениха достаточно хорошо, то решила бы, что ей удалось его смутить. Какое-то время нареченные просидели молча, но ни Тсу’тей, ни Нейтири так и разжали рук, слушая, как засыпает ночной лес, и слушая рокоты водопада рядом. Девушка чувствовала, как стена непонимания и обид рушится между ними. Постепенно. Камень за камнем. Мужчина больше не прятал от нее взгляд, чего охотница уже давно не могла припомнить, и рассматривал каждую мерцающую точку на ее теле, словно видел Нейтири впервые. Нет, словно вспоминал ту Нейтири, которой она когда-то была для него. Подругу. Соратницу. Сестру. Девушка гладила запястья мужчины и тоже старалась разглядеть в нем то, что видела до Жейк Сулли, но понимала, что теперь видит гораздо больше в том, что всего несколько дней назад казался обузой. Тсу’тей сильно вырос и возмужал в ее глазах. До этого лишь соседский мальчик и возлюбленный сестры, всего лишь еще один мальчишка из десятков бегающих по деревне и задирающих нос, он становился для Нейтири желанным мужчиной. Была ли тому виной непреклонность его взглядов и искренность слов, так заметные в последние дни, или же собственное внезапное взросление после пережитых событий — охотница не знала. Лишь чувствовала, как в ней зреет уважение и любовь к этому вчерашнему задире. Как тсахик и Великая Мать были правы, выбрав его единственным нареченным для нее. И как ошиблась она сама предпочтя ему лживого и изворотливого Жейк Сулли. Невысказанные слова снова зацарапали горло. Нейтири сильнее сжала руки мужчины, тем самым привлекая его внимание, и, разомкнув сухие губы, произнесла: — Прошу, прости меня, ма’Тсутей, — прошептала девушка, смотря в сторону на водопад. Не хватало никаких сил смотреть в глаза того, кто не предал и не оставил, несмотря ни на что. Руки воина инстинктивно дернулись назад, словно он хотел вырвать их, сбежать, но девушка крепче перехватила их и придвинулась ближе, теперь уже без страха заглядывая в глаза друга, словно открываясь перед ним. — Я бесконечно виновата перед тобой и нашим народом. Послушай я тебя в первую ночь, ничего этого не было бы. Никто из нас бы не страдал и не проливал кровь. А Жейк Сулли бы так и остался лишь видением на рассвете. — Охотница глубоко вдохнула и замолчала, смотря на переливающуюся траву по ногами. За эти дни ей надоело все время оправдываться. Больше перед собой, чем перед другими. — Эйва дала знак, — как бы между делом заметил Тсу’тей, чувствуя изменившееся настроение подруги, — ты всего лишь действовала согласна Её воле. Нейтири грустно улыбнулась, подняв взгляд на охотника, и прошептала: — Но и согласно своей тоже. Мужчина неопределенно промычал и не ответил. Очевидно, он не рассматривал эту ситуацию с такой точки зрения. Еще с минуту он смотрел ровным нечитаемым взглядом в виноватый взгляд девушки напротив, а после — коротко вздохнул и крепче перехватил руки охотницы, глухо произнеся: — Я никогда тебя не винил, ma’tsmuke, только этого пришельца, что обманом убедил в собственной ценности не только тебя, но и весь наш народ. — Тсу’тей замолчал, раздумывая, стоит ли произносить следующую фразу, а затем продолжил, — на секунду он убедил и меня. Девушка неуверенно улыбнулась и посмотрела в глаза жениху, который наблюдал за ее сменяющими друг друга эмоциями удивительно спокойно и отстраненно, словно он утешал ее после ссоры с подругой, словно это его не касалось. — Однако так просто этого забыть я не смогу. — Нейтири никак не выдала своей разочарованности словами охотника, но внутри почувствовала, как сердце сделало кульбит. Ему все еще было больно. Для девушки это было очевидно, а лишнее подтверждение этого лишь укрепило ее чувство вины. — Пройдет немало времени, чтобы я смог увидеть тебя так, как раньше. Охотница пристыженно опустила голову, но лишь согласно кивнула, опуская уши. Каждый упрек, каждое недоверие в словах Тсу’тея были заслуженны. Частью души охотник рвался ее утешить, прижать к себе и простить все, что произошло. Его глубочайшая симпатия к девушке позволяла это сделать. Не позволяла лишь его гордость. Он понимал — Нейтири слишком юна, слишком чиста и доверчива для таких, как Жейк Сулли, но задетые чувства эйкью побороть не мог. Обида клокотала в нем, снова и снова напоминая о том, как старая подруга обошлась с ним. Отвратительное чувство недоверия поселилось в груди охотника, и вопрос, который стучал в голове, но так и не был высказан: произойдет ли это еще раз? Он смотрел на притихшую Нейтири, нервно дергающую хвостом и все еще боящуюся поднять на него взгляд, привычно приподняв подбородок, стараясь не выдать собственных чувств и не к месту проявившейся слабости. Мужчина находится рядом с охотницей еще несколько минут, а после — поднимается, отпуская из холодных ладоней ее — горячие и потные, и поворачивается в сторону деревни, намереваясь уйти. — Не вини себя, ма’Тири, — глухо произносит мужчина, обернувшись к девушке, наблюдая, как она поднимает на его блестящие от влаги, но все такие же прекрасные глаза, и все же мягко кладет ладонь на ее голову, — но и не позволяй себе забывать. На секунду он перевел взгляд на стоящие недалеко яркой стеной деревья и добавляет, словно надеясь, что его не услышат: — Это будет уроком для каждого из нас. Тсу’тей еще раз проводит ладонью по голове охотницы и отворачивается, держа путь в деревню. День был наполнен событиями, и им всем следовало отдохнуть. Прежде чем уходит от Древа Душ, мужчина слышит тихие, но пробирающие до самого нутра всхлипы и припускает шаг, сжимая руки в кулаки, скрываясь за деревьями, борясь с желанием сейчас же обернуться и успокоить невесту. Она должна была пережить это одна. Пролились слезы, которые должны были пролиться.

***

На следующее утро Тсу’тей проснулся необычно поздно. Ответственность, возложенная на него по становлении эйкью, не позволяла ему проводить время в ниви столько, сколько бы ему хотелось. И сегодняшний день был редким исключением из правил. Прежде чем воин открыл глаза, он ощутил, как живет деревня, множество звуков и запахов одолели его, вызывая головокружение, заставляя мозг думать раньше, чем тот успел проснуться. Первое, что заметил охотник, открыв глаза — солнце выше ветвей и свежий ветер, приятно обдающий кожу. Мужчине было странно, что никто не пришел его разбудить. На периферии сознания Тсу’тей догадывался, что к этому решению приложил руку оло’эйктан, и был безмерно благодарен ему за возможность успокоить свой разум во сне и упорядочить суматошные мысли, однако оставаться в ниви дольше положенного охотник не посмел. Резко поднявшись, он подтянулся на одной из толстых ветвей дерева и взобрался на нее, тут же направляясь в сторону деревенской поляны, где, как он видел с высоты, подростки уже готовились к обеду, собирая народ. «Неприемлемо столько спать!» — злился сам на себя воин, ловко перескакивая с одной ветки на другую, хватаясь цепкими пальцами за свисающие лианы деревьев, — «Враги не будут ждать, пока мы выспимся!» Тсу’тей бежал все быстрее и быстрее, не глядя преодолевая расстояние, лишь мельком успев заметить пустующее ниви невесты немного поодаль своего. В голове охотника тут же появился мимолетный вопрос, а ночевала ли она в деревне вообще? Вопрос, который остался бы незамеченным, если бы не терзающее чувство вины, сопровождающее Тсу’тея со вчерашнего вечера, за свой эгоизм и непомерную гордость, помешавших ему остаться с девушкой и позволить выплакаться на своем плече. Отвлекаясь от гнетущих мыслей, охотник на ходу поднял глаза. Солнце давно взошло выше крон, поблескивая между листьями, и каждый раз, смотря на него, мужчина понимал, как сильно задержался. Он ненавидел опоздания. Нарушение дисциплины худшее, что он мог представить среди воинов, а потому неустанно доказывал это своим примером. И вот прославленный эйкью пробуждается ото сна лишь к полудню, нарушая все те правила, которые сам же и устанавливал. Охотник сбавил скорость лишь тогда, когда оказался на поляне и заметил маячащих впереди старейшин, держащихся в стороне от собирающегося на обед народа и, несомненно, что-то обсуждающих. Выровняв дыхание, Тсу’тей огляделся в поисках Нейтири, но ее нигде не было видно, неприятное чувство тревоги забилось где-то в животе эйкью, и он нашел в себе силы проглотить его, обращая внимание на оло’эйктана, который жестом подозвал мужчину к себе. Тсу’тей заставил себя собраться, выпрямился и в пару широких шагов дошел до Эйтукана, прикладывая пальцы ко лбу в приветственном жесте: — Oel ngati kameie. Вождь ответил схожим жестом и внимательно посмотрел на ученика. — Ты не выглядишь счастливым, эйкью. Ты должен быть рад тому, что произошло, — хрипло произнес оло’эйктан, крепче сжимая свой посох, — Небесные люди больше не одни из нас. Тсу’тей глубоко вздохнул и кивнул, словно это было объяснением его состояния. — Я лишь думаю о последствиях, мой вождь. — Тсу’тей смотрел непреклонно и ровно в глаза оло’эйктана, который всматривался в него, словно знал всю невысказанную правду, а после прикрыл глаза и тяжело кивнул: — Ты прав. Последствия — они будут. И даже если Жейк Сулли не расскажет сам — их вождь спросит, и тогда всем нам грозит опасность. Тсу’тей нахмурился и все же отвел взгляд в сторону, на резвящихся на поляне детей, обдумывая слова оло’эйктана. Что ждет их, если Небесные люди вернутся? Если развяжут войну? Смогут ли всего несколько на’ви защитить целый народ? — Небесные люди хитры, словно водные змеи, они нападут, но сделают это внезапно, — услышал воин рядом голос тсахик и повернул голову к ней, приподняв уши и прислушиваясь, — нам нужно быть наблюдательнее и сплоченнее, чем когда-либо. Женщина подняла большие зелёные глаза на Тсу’тея и положила руку ему на плечо, проводя линию пальцами ниже по спине, обходя мужчину по кругу и продолжая вкрадчиво говорить: — Ты должен быть готов вести наших людей в бой, эйкью. Должен быть готов встать на место оло’эйктана, если он погибнет в предстоящем бою. — Уши Тсу’тея дернулись, и он резко повернул голову сначала в сторону Мо’ат, а после — к Эйтукану. Однако оба старейшины лишь спокойно смотрели на него, сохраняя молчание. — Ты что-то видела, ма’Тсахик? — Снова повернувшись к женщине, произнес Тсу’тей, встревоженно водя хвостом из стороны в сторону. Мо’ат повела плечом и отошла на пару шагов назад, словно защищаясь от прямолинейного вопроса охотника. — Возможно, — уклончиво ответила она спустя несколько секунд и посмотрела в глаза мужчины, — все станет известно тогда, когда ты будешь ждать этого меньше всего, эйкью. Охотник учтиво склонил голову, внимая словам своей тсахик. За столько лет он привык, что женщина говорит загадками и полунамеками, особенно когда речь идет о ее видениях. — Если Небесные люди планируют атаку, — немного помолчав, произнес Тсу’тей, — стоит ли организовать за ними слежку? Эйтукан дернул ушами и посмотрел на охотника, Мо’ат лишь слегка повернула голову, но внимательно слушала мужчину, сложив руки на груди. — Я мог бы осматривать территорию со своими охотниками до тех пор, пока мы не убедимся, что опасности нет. Эйкью внимательно посмотрел на задумавшегося вождя, а после на Мо’ат, что теперь не сводила глаз с супруга. Решение всегда оставалось за оло’эйктаном. — Да будет так, — помолчав с минуту, все же произнес Эйтукан, смотря на приемника, — делай то, что считаешь нужным для нашей защиты. Тсу’тей резко кивнул и уже собирался уходить, как услышал голос Мо’ат позади: — Ты видел нашу дочь, Тсу’тей? Утром ее не было среди народа. Эйкью на секунду остановился, застигнутый врасплох вопросом тсахик, но лишь молча покачал головой и, не оборачиваясь, быстрым шагом направился к стоянке икранов. Следовало разузнать все самому, прежде чем отправляться за охотниками. А еще следовало найти Нейтири.

***

Мужчина забирался выше и выше по Дереву Дома, цепляясь длинными пальцами за торчащие отовсюду древесные сучки. Охотник, полностью поглощенный мыслями о безопасности деревни, не заметил, как оказался на вершине. Солнечный свет моментально окутал его, а тело обдал прохладный порывистый ветер. Эйкью окинул взглядом раскинувшуюся внизу деревню, освещенную солнцем, и тревога вновь забилась под ребрами. Он должен сделать все, чтобы защитить свой народ. Тсу’тей двинулся вперед, глазами выискивая духовного брата, однако его нигде не было видно. Мужчина пару раз издал призывающий клич, но с недовольством осознал, что Атан не слышит его. Продвигаясь дальше, поднимая ветвь за ветвью в поисках икрана, эйкью услышал тихий голос, смутно кажущийся знакомым. Охотник подошел ближе к источнику звука и замер за большим стволом дерева, узнав в говорящей Нейтири. Мужчина понимал: стоило сделать шаг, тронуть ветвь, издать любой звук — этого требовала честь, но будущая тсахик продолжала говорить, и Тсу’тей невольно прислушался. — …Ты бы видела его глаза, ma’tsmuke. Холод всей водной глади собрался в них. — Девушка тяжело выдохнула, не переставая гладить животное, и от следующей фразы у эйкью замерло сердце. — Вчера я думала, что он убьет меня за это предательство. Прямо там, у водопада. Однако то безразличие, что он испытывает — гораздо хуже смерти. И я не знаю, как жить с этим дальше. И как жить с ним? Икран утробно заскулила, рыкнула и ткнулась девушке в шею. Нейтири ласково улыбнулась на это, потрепав сестру по холке. — Не успокаивай меня. Тсу’тей добр, хотя и скрывает это, но я знаю — он меня не простит. Я виновата перед ним, Сезе. — Заглянув в глаза икрана, произнесла охотница, и на ее собственных появились слезы. — И не знаю, как все исправить. Все время, что мужчина стоял застволом, в нем боролись противоречивые чувства: любовь и тоска, преданность и равнодушие, понимание и отторжение. Он больше не знал, что испытывает к Нейтири и испытывает ли что-либо. Ровные и крепкие до этого отношения нареченных,завязанные на поддержке, дружбе и бесконечном уважении — таяли, словно горный снег, оставляя после себя неясность и оцепенение. Совесть Тсу’тея все же взяла верх, и он, невзначай зацепив ветвь Дерева, вышел на свет, показываясь мгновенно замолчавшей девушке на глаза. Нейтири недовольно посмотрела на него и одним движением смахнула слезы с глаз. Вторжение в разговор раздражало ее больше всего остального. — Как давно ты там находишься? — Сурово спросила девушка, сразу же забывая тираду раскаяния, что недавно наговаривала Сезе. — Шпионишь за мной, уподобляясь Небесным Людям? Тсу’тей кратко зашипел на нее и напряженно ответил: — Не смей равнять меня с ними, Нейтири. Я только пришел и слышал совсем немного. Девушка не опустила головы и не отступила от недовольного шипения жениха, но замолчала, стараясь не выдать своего волнения перед ним. Меньше своего она хотела, чтобы Тсу’тей слышал то, что ему не полагалось, но касалось напрямую. — Я всего лишь ищу Атана, — воспользовавшись паузой, произнес мужчина, переводя тему, поднимая глаза на ветви сверху, — оло’эйктан отдал приказ патрулировать территорию, чтобы убедиться, что народ в безопасности. Я полечу в первый рейд. Нейтири тут же встрепенулась и нахмурила надбровные дуги, крепче сжимая седло духовной сестры. — Я полечу с тобой и прикрою тебя. — Эйкью нахмурился, резко махнув хвостом и, посмотрев на нее, покачал головой. — Нет. Я справлюсь один. А тебя ищут родители, иди лучше к ним, оповести о своем присутствии. — Я будущая тсахик и буду решать сама. — Сделав решительный шаг вперед, запротестовала девушка. — Я не отпущу тебя одного в тыл врага. Воин тоже нахмурился и сделав такой же широкий шаг вперед, поравнялся с Нейтири. Он уже хотел ответить с присущей себе грубостью и использовать власть эйкью, которой девушка должна была подчиняться, но увидел одно-единственное семя атокирина, опустившееся на плечо Нейтири, взявшееся словно из ниоткуда, и победоносный взгляд охотницы, знавшей, что Тсу’тей не пойдет против воли Великой Матери. Однако Нейтири не хотела вылетать на задание в ссоре. Она подошла ближе к эйкью и положила свои ладони к нему на плечи, заглядывая в большие серые глаза: — Не сопротивляйся, ма’Тсутей. Позволь мне помочь. Мужчина скосил глаза на теплые ладони девушки на плечах. Оказавшись в ловушке Эйва и Нейтири, охотнику ничего не оставалось делать. Он на секунду прикрыл глаза, а открыв их, глухо произнес: — Хорошо, летим со мной. Охотница ярко улыбнулась мужчине, крепче сжимая ладони на плечах брата, и заметила, как разгладились напряженные до предела мышцы на лице, а сам Тсу’тей, взглянув на нее, и позволил себе лёгкую улыбку. Напряжение растаяло в воздухе также легко, как и появилось. — Но сначала нужно найти Атана. Я не полечу без брата. Нейтири бойко кивнула и подняла голову вверх, имитируя призывной клич, которым пользовался Тсу’тей. Секунду спустя зашумели крылья и сверху к на’ви опустился гигантский икран, издавая клич в ответ. Тсу'тей посмотрел на девушку, но ничего не сказал, хотя и был удивлен: совсем немногие на'ви могли имитировать чужой клич. Обычно это умели близкие члены семьи или возлюбленные. Оставалось лишь гадать, кем он был для Нейтири. На вопросительный взгляд эйкью девушка лишь улыбнулась и пожала плечами: — Они с Сезе уже много лун вместе, ма’tsmukan, я думала, ты знаешь. Эйкью строго взглянул на своего икрана, и тот затоптался на месте. Мужчина небрежным движением подцепил свою косу и установил тсахейлу с животным, запрыгивая на него. — Мог бы и сказать мне, брат. – Только и успел передать охотник через связь, прежде чем помчаться за подругой на встречу теплому ветру, опуская на глаза защиту. В ответ на недовольство своего охотника икран только рыкнул. На’ви взметнулись высоко в небо, держа икранов как можно ближе друг к другу. Тсу’тей с присущей себе пытливостью осматривал землю под ними, высматривая аватаров, экзоскелетов и чужаков среди мерцающего внизу леса и выжженных пустырей, в то время как Нейтири летела рядом и старалась делать тоже самое, но снова и снова переводила взгляд на собранного и отстраненного эйкью, так самоотверженно исполняющего свой долг перед народом. Он не пытался заговорить с ней или даже посмотреть на подругу, возможно, он вообще не ощущал ее присутствия рядом, а воспринимал лишь как помеху. Долг перед Эйва. — Как далеко ты планируешь лететь, ма’Тсутей? — словно невзначай начала разговор девушка, подлетая чуть ближе мужчине. Охотник бросил не нее короткий взгляд, и удобнее перехватив управление Атаном, ответил: — Нужно найти их лагерь. Грейс Огустин говорила тсахик, что они расположились у Великих равнин, уничтожив их своими железными монстрами. Охотница разъяренно зашипела, приводя в возбуждение Сезе, что моментально встрепенулась под ней и рванулась вперед, вынуждая Нейтири успокаивать сестру. — Тише-тише, ma’tsmuke, они еще получат свое. — Икран недовольно пророкотала, но вырываться перестала. Тсу’тей лишь проследил за этим глазами, понимая чувства сестер. Лишь многолетние тренировки помогали ему сейчас держать все свое негодование внутри. Будь он чуть младше — Небесные люди умирали бы один за другим, даже если бы в итоге ценой оказалась его жизнь. Нареченные снова и снова осматривали земли Эйва, но никаких признаков присутствия Небесных людей не было. Даже ученых, которые каждый день маячили в лесах, собирая образцы для исследований. — Слишком тихо, — после длительного молчания подала голос Нейтири. — Думаешь, это дурной знак? Тсу’тей неопределенно повел плечами, но все же ответил: — Даже в лучшие времена сноходцы ходили по нашим землям, не пытаясь скрываться. Но сейчас их нет. Мужчина встревоженно посмотрел на невесту, и девушка на секунду увидела в серых глазах охотника тревогу, но она тут же пропала, уступая место прежней стали. — Нужно взлететь выше и подобраться ближе к их аванпосту. Думаю, там мы найдем ответ. Охотница не ответила, лишь резко кивнула и, издав призывной клич, направила Сезе вверх, скрываясь за плотными густыми облаками. Тсу’тей, недолго думая, приподнявшись в седле, нырнул в белизну облаков за ней. На’ви летели вперед еще какое-то время, оставаясь в тишине, охотница безуспешно пыталась завязать разговор, но Тсу’тей отвечал односложно или вовсе молчал. Он должен был полететь один. Обдумать все, что произошло, принять решение, успокоиться, но Нейтири, сверлящая взглядом его спину, совершенно этому не помогала, лишь разжигала бушующий внутри огонь. Мужчине хотелось выпустить это пламя изнутри, позволить ему завладеть собой, чтобы оно исчезло без следа и не мешало все обдумать и простить, но повода не было, и охотник не знал, появится ли. Внезапный крик Атана одновременно с Нейтири оглушил ушедшего в свои мысли эйкью. Он встрепенулся и посмотрел на девушку, уже стоявшую в седле и большими янтарными глазами смотрящую перед собой. Мужчина повернул голову и тоже привстал в стременах, не веря своим глазам. Перед их взором сотни летающих машин Небесных людей поднимались в воздух, разгоняя облака бесконечно вращающимися винтами, и, объединяясь в небольшие группы, летели в сторону Дерева Дома. На каждом из вертолетов на’ви заметили по оружию, что тоже не предвещало ничего хорошего. Один из вертолётов поднялся совсем близко к Нейтири и Тсу’тею, почти цепляя их винтами, и только лишь реакция Атана и Сезе, стремительно спикировавших в сторону, уберегла охотников от обнаружения и неминуемой смерти. Только тогда нареченные пришли в себя, не удержавшись на ногах и падая в седла. Охотники посмотрели друг на друга, больше не скрывая страха и волнения и не сговариваясь издали направляющий клич для своих икранов, моментально разворачиваясь и направляясь в деревню. Они должны были предупредить народ и у них осталось совсем мало времени.