Непрожитая жизнь

Между на’ви и Небесными людьми началась негласная гонка, результатом которой были жизни оматикайя и благополучие деревни. Нейтири и Тсу’тей то и дело подгоняли своих икарнов, что с каждой милей дышали все тяжелее, но даже не думали останавливаться. Они, как и их охотники, осознавали тяжелое положение, в которое попали. Как и у седлающих их на’ви на Дереве Дома, у животных осталась и семья, и друзья. Они не могли допустить опоздания и, как следствие, гибель своих близких. — Летим через пещеры! Они выведут нас прямо к Дереву Дома. Нейтири равняется с Тсу’теем, стараясь перекричать бьющий им обоим в лицо ветер, но замечает лишь, как охотник отрицательно крутит головой, а после переводит на нее взгляд и отвечает: — По прямой здесь быстрее. Икраны не предназначены для полета у земли, и в пещерах слишком много лабиринтов, у нас нет времени. Девушка нахмурилась на слова друга. Охотникам их уровня не составило бы труда преодолеть столь незначительные преграды. — Но за нами могут послать одну из этих чудовищных машин, чтобы не дать предупредить народ. Они же нас видели! Кровь девушки закипала. Эйкью никогда не мог пойти на уступки, даже сейчас, когда они были в смертельной опасности. — Если бы видели — послали бы машины сразу. — Несмотря на то, что Тсу’тей, как и Нейтири, перекрикивал ветер, маневрируя из стороны в сторону, все больше разгоняя икрана, голос его оставался тяжелым и спокойным. Как и его взгляд. — Мы полетим по прямой. Девушка зашипела на него и пришпорила Сезе, отлетая чуть вперед, однако спорить с будущим оло’эйктаном не стала. Не потому, что признала правоту нареченного, а только лишь потому, что время было на исходе. Два икрана летели высоко в небе, размахом крыльев почти касаясь друг друга. В отличие от своих охотников, они полностью гармонировали между собой, что особенно проявлялось в полете. Атан словно знал, что собирается делать Сезе, и наоборот. Тсахейлу, произошедшая между ними, давала свои плоды. У охотников такого взаимопонимания не наблюдалось, но оба были слишком озабочены безопасностью оматикайя, чтобы всерьез задумываться об этом, а потому просто молча летели вперед, иногда переглядываясь между собой, а иногда смотря за спину, чтобы проверить не идет ли за ними слежка. Однако небо было пустым. Нареченные могли только уповать на то, чтобы прилететь вовремя.

***

Спустя неопределенное количество времени Нейтири и Тсу’тей все же увидели очертания Дерева Дома и родной деревни. Их икраны были уже без сил, направляясь вперед, натужно взмахивая крыльями и тяжело дыша, но даже не думали сдаваться. Машин Небесных людей по-прежнему не было видно. Могло ли быть такое, что нареченные ошиблись и, возможно, Небесные люди хотели улететь с Эйва’эвенг? — Где же они? — рассуждала вслух Нейтири, обращаясь к отставшему эйкью, — ма’Тсу’тей? На секунду девушка обернулась и увидела, как мужчина неверяще смотрит прямо перед собой, а после застыла и сама. Армада человеческих машин окружила горящее уже Дерево Дома, продолжая вести по нему прицельный огонь. Еще секунда промедления, и сердце молотом начинает биться в груди Тсу’тея. «Опоздали! Опоздали!» — тревожная мысль, словно плеткой подстегивает и охотника, и Атана. Ладони эйкью потеют, и всплывает вопрос, который мужчина гонит от себя: сколько людей еще осталось? Эйкью моментально разворачивает Атана и, не говоря ни слова, пришпоривает его, мысленно подгоняя, направляя вниз к корням Дерева Дома. В голове роятся мысли, как уберечь народ, и что он еще может сделать до того, как Дерево рухнет? В том, что оно упадет, охотник не сомневался. О том, почему это произошло, охотник подумает позже, когда его народ и он сам будут в безопасности. Икран эйкью с рыком пикирует на землю. Больше не чувствуя усталости, как мгновение назад, все мысли и чувства Тсу’тея передались ему, снова распаляя животное. Ветер горячим пепельным потоком обдувает лицо Тсу’тея, и из бледно-синего оно превращается в серое. Все, что успевает заметить охотник перед посадкой, это молчащая от потрясения летящая рядом Нейтири, на глаза которой уже накатывали слезы, однако мужчина понимал — охотница слишком зла, чтобы дать им сейчас пролиться. Девушка смотрит на нареченного, и в глазах ее появляется то, чего эйкью не видел уже много лун — решимость. Икраны стремительно приближаются к земле, и охотники, не дожидаясь остановки, налету спрыгивают с седел, прихватив луки. — Улетайте, Атан, — махнув рукой, произносит Тсу’тей, попутно надевая на спину лук, — не приближайтесь к этому месту, иначе погибните. Заберите своих близких с Дерева Дома и улетайте! Нейтири тоже закрепила свой лук и обернулась, посмотрев на эйкью. Никогда в жизни она не видела его таким. Голос мужчины дрожал, будто он разом потерял всю уверенность, присущую ему, увидев обугленные поваленные деревья в своем родном лесу. Девушке казалось, еще мгновение — он сломается. Но дух Тсу’тея становился лишь тверже, как и его голос, приказывающий своему икарну, своему брату и другу бросить их и спасаться. Как и прежде, эйкью ненавидел неповиновения. — Улетайте сейчас же! — Из умоляющего охотник стал злым и снова махнул рукой на икрана. — Через мгновение вас не должно здесь быть! Тсу’тей обернулся к Нейтири и широким жестом руки подозвал девушку к себе. — Идем, мы должны быть рядом с народом сейчас. На секунду эйкью снова обернулся на топчущегося рядом Атана, смерив его строгим взглядом, и животному не оставалось ничего другого только как гаркнуть стоящей рядом Сезе и, взмахнув широкими крыльями, подняться в воздух к верхушке Дерева. Тсу’тей проводил брата глазами, на секунду меняясь в лице. «Прости меня за все, брат мой», — мелькает мысль в голове мужчины, но он быстро отмахивается от нее и снова обращается к Нейтири. — Нужно найти старейшин. Девушка только кивает, поправляя лук на плече. — Sa’nu никогда бы не оставила свой дом. Она там, идем. — Охотница схватила эйкью за руку и повела глубже в занесенный пеплом и гарью лес.

***

Нареченные продвигались вглубь чащи среди занесенной пеплом травы и выкорчеванных растений. Нейтири осматривала свой дом широко раскрытыми глазами и не узнавала его: места ее детства и юности полыхали от начавшегося пожара, животные, до этого мирно живущие в чаще — хаотично метались в попытках найти выход из огненной ловушки. Краем глаза девушка заметила стаю австрапедов, бежавшую от огня, вытягивающую свои длинные шеи в попытках увидеть дневной свет и путь к свободе среди огненных стен и раскаленного воздуха, но вместо этого падающую на землю друг за другом. На секунду Нейтири прикрыла глаза узкими ладонями, словно огораживаясь от того, что происходит, и остановилась, не в силах смотреть на все это. Девушка слышала лишь свое дыхание и треск горящих деревьев рядом, когда почувствовала, как Тсу’тей обгоняет ее и подходит ближе, кладя широкую ладонь на горячую щеку охотницы. — Ма’Тири, идем, прошу тебя. — Тон будущего оло’эйктана не был грубым или приказным, скорее сломленным, умоляющим. — Ты нужна мне сейчас. Нам нужно увести народ. Один я не справлюсь. Девушка открыла большие янтарные глаза и чуть приподняла уши. Это было то, что она слышала? Просьба? Признание собственной слабости? Подобного она не слышала от Тсу’тея никогда. Даже в самые плохие дни эйкью оставался самоуверенным и твердым. Однако сейчас, за бесконечной завесой огня, она увидела внезапно прорезавшуюся в нем слабость всего на мгновение, которое можно было пропустить, если не знать воина достаточно хорошо. Нейтири не осуждала. Она понимала, как непривычна, как немыслима ситуация, в которую они попали. И как на самом деле сейчас напуган Тсу’тей. Не за себя. За свой дом. Охотница глубоко вдохнула и твердо посмотрела на эйкью, крепче сжимая его руку. — Прости. Идем, я готова, — только и можно было услышать от нее, прежде чем девушка снова сорвалась на бег, ведя охотника за собой, боясь потерять его в этом хаосе. Тсу’тей послушно следовал за ней, периодически поглядывая на горящий лес, стараясь не вдыхать слишком глубоко, чтобы не сбить дыхание задымленным воздухом. Повсюду звучал треск ломающихся деревьев, тревожные крики икранов и лесных птиц, в спешке покидающих свои гнезда, вынужденные бросать невылупившихся и неумеющих летать птенцов. Сверху падали гигантские ветви Дерева Дома, из-за чего все время приходилось смотреть наверх, чтобы не оказаться под одной из них. Мужчина послушно следовал за девушкой, периодически срывающейся на бег, и наблюдал, как Нейтири старается не поднимать головы, как идет вперед, не оглядываясь, не оборачиваясь, стараясь абстрагироваться, чтобы иметь силы добраться до деревни. Эйкью понимал, какого ей, понимал, что сейчас она во всем винила себя. Под ребрами у охотника ныло от вида сгорбленной спины и опустившихся плеч подруги. Хотелось дернуть ее на себя, обнять и простоять вместе столько, сколько ей понадобится, чтобы она пришла в себя. Но Тсу’тей знал — это непозволительная роскошь. Каждая минута, проведенная вне клана — это один погибший на’ви. Мужчина крепче сжимал руку подруги, словно напоминая о своем прибывании здесь, но Нейтири никак не реагировала, лишь продолжая утягивать нареченного вперед, ближе к деревне, ближе к их людям. Иногда казалось, что она и вовсе идет с закрытыми глазами, ориентируясь в пространстве только по взмахам своего хвоста, лишь бы не видеть ужаса происходящего вокруг. Через бесконечные преграды поваленных деревьев и горящего леса, задыхаясь от жаркого, раскаленного воздуха, впервые за долгое время охотники увидели бегущие вдалеке тени. Их цель была совсем рядом. Достигнув самого сердца катастрофы, нареченные быстро переглянулись, замечая ужас в глазах друг друга, и на секунду остановились, растерянно смотря перед собой. Треск все усиливался, казалось, что Дерево стонет от наносимых ему ран, кругом свистели и взрывались снаряды, иногда издалека слышался людской плач, обрывавшийся также внезапно, как и появлявшийся. Дышать было невозможно. Видеть дальше вытянутой руки — тоже. Густой дым от пожарища заполонил пространство кругом, и на’ви могли ориентироваться только на голоса друг друга и издаваемый боевой клич. — Не отставай от меня, — прошептал на ухо подруге Тсу’тей, подходя вплотную к девушке, а после и вовсе выходя вперед, — не отпускай мою руку, чтобы не случилось. Мужчина скосил глаза на охотницу и заметил легкий, едва различимый кивок и то, как крепче сжимается ладонь Нейтири в его руке. Внезапно послышался болезненны стон и крик о помощи совсем рядом с ними. Эйкью побежал вперед, утягивая за собой девушку, направляясь к источнику звука. Ловко перепрыгивая препятствия и стараясь различать хотя бы какую-то дорогу в густом, дымном тумане. Старые тропы, которые на’ви знали с детства — были уничтожены. Охотники едва понимали, в какой части леса они находятся и куда стоит двигаться дальше. Эйкью только и делал, что издавал боевой клич, силясь услышать ответ, раз за разом становившийся все слабее. Услышав ответный, тихий, однако близкий клич в очередной раз, Тсу’тей уже плохо понимал, куда ему нужно идти, и потянул Нейтири вправо, внезапно почувствовав сопротивление. — Он слева, ма’Тсу’тей, я слышала, — охотник обернулся к подавшей голос подруге. Охотница вся была в пепле, сделавшим ее грязно-серого цвета, лишь с блестящими янтарными глазами. Тсу’тей подумал, что, скорее всего, и сам выглядит также. Он не спешил спорить, ведь не был уверен в своей правоте на этот раз. — Поверь, он слева, — охотник уже хотел ответить, что, наверное, стоит проверить правую сторону, ведь они все время поворачивали направо, но тут эйкью отчетливо услышал клич с левой стороны и, виновато посмотрев на Нейтири, кивнул ей головой вперед, готовясь следовать за охотницей. — Веди, — кратко произнес он, признавая правоту невесты. Девушка воодушевилась, крепче перехватила руку нареченного, повела его левее, глубже в лес. Спустя еще несколько поворотов, охотники все же нашли раненного на’ви. Нейтири и Тсу’тей переглянулись. Они видели его всего несколько раз в деревне, он пришел к ним недавно из другого племени, связанный браком с одним воином из поселения. Он едва стал охотником, он был почти ребенком. Они оба были. — Мы здесь, брат, — шепчет Тсу’тей молодому на’ви, напуганному и всхлипывающему, растерянно озирающемуся по сторонам, словно не понимая, где находится, а сам силится вспомнить его имя. — Мы отведем тебя в безопасное место. — Матт’ио, Матт’ио…– бесконечно шептал на’ви, цепляясь за поднимающую его руку эйкью. Юношу трясло. — Я потерял Матт’ио. Нейтири ласково провела по длинной косе тонкой ладонью, призывая юношу успокоиться, и прошептала: — Не волнуйся, если Матт’ио там, то мы найдем его. Воин готов был разрыдаться, но присутствие эйкью останавливало его. Он приподнялся на локтях и только произнес: — Моя нога… На’ви опустили глаза вниз, не отпуская из своих рук мальчика. Длинная конечность была придавлена упавшим деревом и неестественно вывернута, полностью залита кровью. Взгляд молодого охотника метался между ранением и старшими на’ви, нервно смотрящих то на него, то друг на друга. Их хвосты тревожно метались из стороны в сторону. Заметив испуганный взгляд мальчика, Нейтири сочувственно улыбнулась ему и сжала его плечо ладонью. — Не бойся, ma’tsmukan, не бойся. — утешающе шептала она второй рукой, до боли цепляясь за запястье Тсу’тея, обращая его внимание на себя. Мужчина отвел глаза от юноши и в упор посмотрел на невесту, накрывая ее подрагивающую мокрую ладонь своей — твердой, но такой же вспотевшей. — Мы должны отнести его к тсахик. — Фраза не звучала как приказ, но была им — в этом будущий оло’эйктан не сомневался. — Мы можем тебе помочь, — кивнул эйкью и перевел взгляд цвета металла на юношу, — но без твоего участия этого не получится. Мужчина приблизился к охотнику и положил ему руку на голову, полностью приковывая внимание юноши к себе. — Тебе придется потерпеть, — продолжил он, сильнее сжимая ладонь на его голове, — и проявить здесь храбрость. Молодой охотник даже не успел кивнуть наставнику, как Тсу’тей посмотрел на Нейтири, и они в четыре руки молниеносно подняли увесистое молодое древо, придавливающее ногу юноши. Послышался громкий вопль. Мальчик запрокинул голову, зажмурившись изо всех сил, но новая волна боли снова вынудила его болезненно застонать. Однако за всей этой пеленой страданий он почувствовал, как телу становится легче. Груз больше не удерживал его на месте, а мгновение спустя эйкью поднял его на руки, удобнее устраивая на сгибе локтя, вызывая новый спазм в ноге, от которого хотелось кричать, но из осипшего горла вырвался лишь хрип. — Великая Мать может гордиться тобой, воин, — твёрдо и в то же время успокаивающе прошептал эйкью, и не думая злиться на проявившуюся на секунду слабость, — еще немного, и мы будем в безопасности. Теперь глаза юноши все время были закрыты в попытках отогнать боль, но он слышал своего наставника и верил ему. — Я буду впереди указывать путь, — заглядывая в лицо Тсу’тея, сверкая янтарными глазами на сером от пепла лице, произнесла Нейтири, кладя руку ему на плечо, крепко сжимая. — Будьте рядом. Эйкью только кивнул, удобнее перехватывая юношу, который уже начинал бредить, беспрестанно произнося имя супруга. Охотница отпустила плечо эйкью и двинулась вперед. На’ви спешно двигались в горящем лесу. Глаза слезились от едкого дыма, он проникал в легкие и горло, затрудняя дыхание, вызывая хриплый, сдавленный кашель. Тсу’тей все время смотрел перед собой, стараясь не отставать от Нейтири, но мог видеть лишь кончик ее хвоста, постоянно метающийся и вздрагивающий при любом громком звуке рядом. Остальное было скрыто от взора плотным слоем летающего в воздухе пепла и густой стены дыма. Никто из них не знал, сколько еще выдержит Дерево Дома, прежде чем погибнуть под шквалом снарядов Небесных людей и накрыть оставшийся под ним народ своей гигантской кроной, отправляя заплутавших и обессиленных оматикайя к Великой Матери. — Ма’Тсу’тей, ты со мной? — глухо спрашивала иногда Нейтири, возможно, оборачиваясь, хотя мужчина этого и не видел. Иногда ему даже казалось, что девушка проводит рукой за собой, чтобы нащупать его в окружающем их дыме, но он никогда не видел ее ладони. — Я рядом, — в тон ей отвечал мужчина, искоса наблюдая за мальчиком, который временами открывал глаза и осматривался, не понимая, где находится. Голубые глаза лихорадочно блестели на сером лице и мгновение спустя закрывались, словно не выдерживали натиска собственного веса. — Потерпи, ma’tsmukan, мы почти дома, — произносил в такие моменты эйкью, плотнее прижимая к себе ослабевшее тело, инстинктивно стремясь показать, что он рядом, но даже воспаленным умом понимал — юноша его не слышит. Следовало отнести его как можно дальше, к Древу Душ, куда, как думал будущий оло’эйктан, потянутся все оматикайя — там была их последняя надежда. Отнести его и вернуться. Они все еще нужны своим людям. Внезапно эйкью, до этого спешащий вперед, совершенно не различая дороги, врезался прямо в стоящую впереди Нейтири, вызывая у лежащего на его руках парня очередной стон боли. Девушка смотрела прямо перед собой, не шевелясь и не моргая, несмотря на дым, заполонивший все вокруг. — Ма’Тири? — неуверенный в том, что происходит, спросил мужчина у девушки, а после — посмотрел вперед. — Матт’ио, — сухими губами произнесла она, не отрывая взгляда от картины, возникшей перед ней. На поросшим мхом бревне давным-давно упавшего дерева навзничь лежал укрытый пеплом юноша с рваными ранами в области груди. Длинные тонкие пальцы одной из рук застыли в судороге у самого сердца, словно в попытке остановить кровь, вторая рука вцепилась в кору мертвого дерева, под свисающими ногами виднелись борозды, тянущиеся вглубь леса. — Его ранило не здесь, хватило сил доползти до возвышенности. — Едва сдерживая закипающую ненависть и окутывающую сердце горечь, произнес эйкью, снова и снова окидывая взглядом мертвое тело. — Он ждал помощи. Эйкью с тоской посмотрел на погибшего. Он хорошо знал его. Поначалу ничего не умеющий ребенок Матт’ио прилагал неимоверные усилия, чтобы угнаться за сверстниками, которые превосходили его во всем. Каких-то пару лет потребовалось мальчику, чтобы из отстающих стать лучшим. А после на одном из охотничьих праздников встретить свою любовь, становясь полноценным членом своего клана и частью народа. В будущем он мог бы стать великим. Мог бы. Яростный крик Нейтири расколол монотонный шум тлеющего леса, и Тсу’тей моментально взглянул на нее, выходя из собственных мыслей, заполонивших голову. Плечи девушки тряслись от злости, узкие ладони были сжаты в кулаки, и охотник знал, какая сила сейчас таилась в них, в янтарных глазах полыхало пламя, так схоже с пламенем вокруг них. Острые уши были подняты вверх, а хвост охотницы метался из стороны в сторону, символизируя бурю, что бушевала сейчас в ней. — Небесные люди… Я их ненавижу…– чеканя слова сквозь стиснутые зубы, шипела Нейтири и вдруг сорвалась, выкрикивая прямо в пылающий лес, повернувшись лицом в сторону атакующих где-то среди еще неповаленных деревьев людей. — Ненавижу их! Тсу’тей молчал, все еще удерживая на деревенеющих руках бесчувственное тело юноши, глядя на то, как напряженно и медленно вздымается спина девушки. Мужчина был спокоен, но острый, как лезвие ножа взгляд, выдавал его истинное состояние. Он полностью понимал и разделял чувства невесты сейчас, но время уходило, они должны были идти дальше, если хотели спасти еще хоть кого-то. Над всем что произошло они смогут подумать лишь тогда, когда весь народ и они сами будут в безопасности. — Ма’Тири, — твёрдо начал эйкью, с трудом сдерживая эмоции, которые все же выдавал мечущийся позади хвост. — Он потерял сознание. И истекает кровью. Мы должны найти тсахик, иначе потеряем и его тоже. Нейтири, — понизив голос повторил он, впервые за долгое время называя девушку по имени, — мы потеряем наших людей. Прошу тебя. Девушка обернулась и посмотрела прямо в глаза наречённого. — Ты нужна мне, — намного тише, словно не знал, нужно ли это говорить, добавил мужчина. Охотница на мгновение глянула в сторону. Огонь подбирался к ним все ближе, снаряды продолжали свистеть, сливаясь в один гул, несущий смерть. Дым заволок все вокруг, и она с трудом различала даже фигуру стоящего рядом эйкью, не говоря уже о ком-то еще в густой чаще леса. Но она понимала — Тсу’тей прав. Они должны действовать, несмотря ни на что. Они — дети своего народа. Они должны двигаться вперед. Девушка резко подошла к охотнику и положила ладони на его впалые щеки, проводя большими пальцами по острым скулам, размазывая по ним серый пепел, превращая его в черные разводы. — Ты прав, ма’Тсу’тей, — мягко произнесла она, прислоняясь своим лбом к его, но тут же отходя и разворачиваясь в ту сторону, куда они направлялись. — Идем. Охотник удобнее перехватил юношу и последовал за подругой, подмечая, как снова потеплело где-то в области сердца от близости девушки, словно на какой-то момент все вернулось на круги своя.

***

Нареченные продолжали резво продвигаться вперед, оставив позади труп юноши, но определенно запомнив это место, чтобы вернуться. И достойно похоронить. Свежего воздуха вокруг становилось все меньше и меньше, сила в руках эйкью начала подводить его, а сам мужчина хоть и беспрестанно кашлял, но держался на ногах из последних сил. Он был обязан донести юного охотника до безопасного места. Иногда, наталкиваясь на блуждающих в дыме людей, Тсу’тей и Нейтири уговаривали их идти к Древу Душ, обещая, что найдут каждого потерянного, как только доставят юношу туда же. Вскоре вокруг нареченных собралась целая группа на’ви, следовавшая за двумя лидерами. Охотники уверенно шли вперед, но оба понимали, что окончательно заблудились в дыме и буреломе. — Ма’Тири, — уже с трудом проговаривая слова осипшим от дыма голосом, вдруг произнес Тсу’тей, останавливая девушку, вынуждая ее обернуться и сквозь сощуренные слезящиеся глаза посмотреть на него. Мужчина наклонился к ее уху и заговорил, обжигая раскаленным дыханием тонкую кожу, гул вокруг них вдруг стал невыносимым, — мы совершенно заплутали, нужно подняться наверх, чтобы… –Внезапно зрачки эйкью сузились, заглядывая за спину девушки, и его громкий голос разрезал все пространство вокруг. — Все в сторону! — выкрикнул мужчина и надрывно издал боевой клич, означающий опасность, в последнюю секунду, надеясь предупредить хотя бы стоящих рядом людей. Нейтири славилась среди народа своей моментальной реакцией и скоростью решений, иногда слишком поспешных, но именно сейчас этот навык помог ей больше всего. Заметив взгляд жениха за свою спину раньше, чем услышав его крик, девушка поняла, что грядет что-то страшное, и метнулась в сторону на самое большое расстояние, которое могла себе позволить, накрывая двух стоящих рядом на’ви в надежде укрыть их от опасности. Тсу’тей остался на месте одним из последних, подгоняя народ вперед, когда понял, что оружие Небесных людей, которую он увидел вдалеке, летит прямо в него и юношу на его руках. Мужчине едва хватило времени спрятать безвольное тело за поваленным деревом, когда, обернувшись, он увидел приближающийся снаряд. — Тсу’тей, уходи оттуда! — Отчаянный крик Нейтири — последнее, что успел услышать эйкью перед тем, как сделать безнадежный длинный прыжок назад, в последнюю секунду спрятавшись за то же дерево, куда успел перебросить мальчика, но ни бега в рассыпную, ни укрытия было недостаточно. Взрывная волна от снаряда, угодившего прямо в место, где стояла их группа, отбросила в стороны все живое и неживое, что находилось поблизости. В считанные секунды Тсу’тей оказался в совершенно другой части леса, отлетев от предыдущего местоположения на несколько метров. Мужчина моргнул, а открыв глаза, обнаружил себя на покрытой пеплом мертвой траве. Супруга Матт’ио в его руках уже не было. Решение спрятаться за дерево было верным, хотя и запоздалым. Мужчина перевернулся на спину лицом к серому небу и несколько секунд пролежал с закрытыми глазами, а когда нашел в себе силы открыть — осмотрел себя, слабо соображая, что произошло. В голове звенело, перед глазами стояла белесая пелена, но охотник понимал, что, должно быть, его укрыла дланью сама Эйва, что на нем есть только занозы и глубокие царапины от коры дерева, рваная рана была лишь в районе ребер, но думать о степени ее тяжести не было времени. Мысленно поблагодарив Великую Мать, охотник заморгал, стараясь прийти в себя, дышать было тяжело, хотелось пить. Внезапно голову словно пронзила пуля. «Где Нейтири?!» — от внезапно пришедшей мысли и от осознания, что невесты нет поблизости, на лбу мужчины проступил пот, и он инстинктивно дернулся в сторону, стремясь сейчас же подняться и отправиться на ее поиски, но лишь вызвал приступ боли будучи не в состоянии встать. Заторможенные рефлексы его подводили. «Я должен вернуться, должен сейчас же!» — повторял и повторял про себя охотник, словно уговаривал собственное тело, силясь встать на ноги, но оно тотально подводило его, отказываясь двигаться с места. И Тсу’тей пришел в ужас от осознания, что, возможно, его ранения куда хуже, чем он себе представлял, и он не сможет двинуться уже никогда. Когда у охотника прошел первый приступ паники, сознание все же прояснилось. Эйкью устыдился сам себя, когда понял, что все же может и двигаться, и дышать, и думать. Когда понял, что позволил себе слабость, которую выбивал из своих учеников — дал страху завладеть собой, эмоции, столь неприсущие ему, взяли верх. Заставив усомниться в том, что вело эйкью вперед всю жизнь — в самом себе. Организм требовал отдыха и на мгновение — мужчина сдался. Тсу’тей грузно поднялся, садясь и принимая вертикальное положение, замечая, как саднят раны, словно напоминая мужчине, что тот все еще жив и все еще чувствует. Мужчина осмотрелся вокруг. Воспаленному разуму казалось, что с момента попадания снаряда прошло много часов, но эйкью не думал, что это на самом деле было так. Только лишь ощущение, мираж. Он сел удобнее и затих. Следовало принять решение. Где-то в лесу осталась женщина, которая в скором времени должна была стать всем для него: подругой, женой и матерью его детей, но здесь рядом, были десятки потерянных душ, разбросанные по ставшему таким чужим лесу. Душ, за которые Тсу’тей теперь нес ответственность. Сейчас больше, чем когда-либо. И как будущий оло’эйктан, он был обязан быть с ними. Собрать и направить к выходу. К свободе. Однако сердце эйкью не находило покоя, оно рвалось туда, где осталась Нейтири. Желало найти, помочь, укрыть и успокоить. От осознания, что он мог ее потерять, девушка вдруг стала для мужчины дороже всего на свете. Внутри все переворачивалось, призывая действовать, подниматься и бежать, бежать, бежать назад. Искать до тех пор, пока не найдет, а после — крепко обнять. Или оплакать. Но эйкью не был бы собой, если бы и в самом деле посмел так сделать. Слишком много жизней сейчас было поставлено на карту против одной единственной, пускай и самой дорогой. Охотник верил — Нейтири — дочь своего народа, и она его поймет. А если девушка осталась с Эйва, должно быть, даже поможет. Повсюду еще падал пепел, лес продолжал тлеть в разных местах чащи, появлялись огненные очаги, разрастающиеся все больше и больше, пожирающие своей огненной пастью все, что осталось живого поблизости. Охотник увидел рядом нескольких односельчан, их отнесло сюда вместе с ним ударной волной, но они, безусловно, были мертвы. Обгорелая плоть источала отвратительный запах, от которого хотелось скрыться, убежать. Но бежать было некуда. Еще раз мысленно извинившись перед невестой и все же выбрав свой долг, Тсу’тей поднялся на ноги, намереваясь найти людей, которые бросились в рассыпную перед ударом снаряда, и, разыскав остальных — вывести. Охотник снова огляделся. Недалеко от себя он заметил то самое дерево, за которым они с молодым охотником спрятались, охотник подошел ближе к разбитому в щепки стволу, но юноши нигде не было. «Он не мог уйти, его нога была раздроблена». — моментально подумал эйкью, анализируя все то, что происходит, — «Он должен быть недалеко». Тсу’тей уже развернулся, намереваясь вернуться назад к месту взрыва и помочь юноше, который, вероятно, все еще оставался где-то там, но внезапно увидел свисающую с остатков дерева окровавленную ногу. Подняв взгляд выше, эйкью узнал знакомую фигуру. Мальчик был пригвожден к остаткам ствола сломанной у самого основания ветвью, пронзившей его насквозь. Вероятно, как думал Тсу’тей, смерть была моментальной, юноша даже не приходил в сознание. Эйкью присел рядом с охотником на одно колено. Положив ладонь на еще теплую грудь, он прикрыл глаза, взывая к Эйва. Он так и не смог вспомнить его имени, помнил лишь племя Четырех Ветров, из которого юноша пришел к ним. Слишком мало они были братьями, слишком многое так и осталось неузнанным, невысказанным, утаенным. Все, что мог сейчас сделать эйкью – произнести молитву, отправив мальчика, едва начавшего взрослую жизнь, к Великой матери. Был ли его приход в племя божественным провидением самой Эйва или только прихотью двух племен, приведшей к его смерти, охотник никогда не узнает. Тсу’тей просидел с мальчиком еще какое-то время до тех пор, пока не услышал раскатистый треск сверху, практически над своей головой. Он словно отрезвил охотника – Дерево Дома не выдержит этой атаки. Мужчина резко поднялся, не обращая внимания на боль в районе ребер, и отправился глубже в лес, откашливаясь и снова и снова издавая боевой клич, надеясь, что оставшиеся в живых люди услышат его и найдут. Мужчина пробирался сквозь горящий лес, снова и снова издавая клич, который становился все более сиплым от бушующих вокруг дыма и пепла. Тсу’тей осматривался в надежде увидеть хотя бы кого-то, и вдруг заметил, как вышел на поляну, где каждый вечер его народ собирался вместе большой дружной семьей – цель его назначения. Большая поляна кипела от высокой температуры, словно гейзер среди горящего пустыря, именуемого когда-то домом. Уже нельзя было узнать дорогие сердцу уголки, среди которых вырос каждый из оматикайя. Беспощадный огонь выжег все на своем пути. Обернувшись, Тсу’тей увидел, как вокруг него на главной поляне деревни, словно по призыву самой Эйва, собирается услышавший его клич народ. Старики, дети, его охотники и охотницы – все, кто смог дойти сюда, окружали его плотной толпой, дотрагиваясь серыми от пепла ладонями до тела мужчины, словно он был божеством. Единственным, кто сможет вывести их отсюда. Эйкью едва ощутимо дотрагивался до односельчан в ответ, показывая, что он рядом, что он один из них. Один из охотников посмотрел за спину Тсу’тея и закричал, падая на колени, будто лишь сейчас заметил, во что превратился их дом. Сердце эйкью болезненно сжалось, когда один за одним послышались вой и плач, сливающиеся в один протяжный гул. Народу не стоило видеть все это. Ему не стоило. Он должен был быть сильным. Ради своего народа, ради тех, кого любит. Но увиденное не могло не отложить отпечаток в сознании охотника. На мгновение, когда люди стали отступать от него, мужчина опустил голову, сжав руки в кулаки, скрежетнув зубами. Тсу’тей часто задышал, настойчиво отгоняя непрошенные слезы. Он не может сейчас позволить себе слабость. Позже, когда вокруг никого не останется, когда его люди будут спасены, он уйдет как можно дальше. От живых, от мертвых, от рассыпавшегося в прах дома, от пропавшей невесты, найдет Небесных людей и их адские машины и будет крушить, и крушить, не щадя никого, как не знали жалости земляне. Осталось только выжить, а это было сложнее всего. Охотник проходит от одной части поляны к другой, ловко перескакивая выкорчеванные кусты, всюду появлявшиеся на поляне то здесь, то там среди дыма в поисках выживших. В груди все еще теплится надежда встретить старейшин, передать им людей и вернуться назад к будущей тсахик, к будущей жене. Однако надежды охотника, как и множество раз до этого, разрушаются. Поблизости не было ни лидеров клана, ни их дочери, которая, как он думал могла дойти сюда, ни других людей. Лишь тлеющая трава, горячий песок, огонь и пугающее чувство потери, которого прежде воин никогда не испытывал – вот и все, что Небесные люди смогли оставить на некогда цветущей земле после себя. – Никого… – прошептал самому себе будущий оло’эйктан, осматривая местность и словно подтверждая свои слова, продолжил, – нам нужно уходить. – Эйкью? –  вышла вперед юная Нанан – собирательница деревни, покорно прижав уши к голове, однако осмелившись осторожно взять охотника за запястье, привлекая к себе внимание. – Что нам делать, эйкью? Воин оглянулся, посмотрел на подростка и, положив руку ей на голову, поднял взгляд на собравшуюся за его спиной группу на'ви. Уставшие, покрытые пеплом, едва держащиеся на ногах после пережитого, люди почти с благоговением смотрели на Тсу’тея, который словно возвышался над ними. Не ростом, но силой духа. Оматикайя смотрели на будущего вождя, как на спасителя, который обязательно поможет им пережить сегодняшний день. Только эйкью знал – он не спаситель. Он всего лишь на'ви. Однако именно он сейчас был нужен своему народу.   – Мы уходим! – Воскликнул мужчина, глядя в толпу. – Те, кто еще может стоять на ногах – помогите раненым, старшие – следите за теми, кто младше и слабее вас. Мы сможем выбраться отсюда только сообща. Послышались слабые, но воодушевленные выкрики из толпы, одобряющие действия будущего вождя. Тсу’тей как можно мягче и спокойней улыбнулся стоящей рядом девочке, хотя внутри все гудело от напряжения, горело огнем, но несмотря на это, погладив ее по голове, охотник подхватил девочку на руки, вынуждая обвить тонкими ручками свою шею, а хвостом руку. Обернувшись в сторону единственного просвета, означавшего спасение и забытый запах свежего воздуха, будущий оло’эйктан произнес, готовясь к длинной пробежке среди огненного марева и дыма. – Двигайтесь быстро и бесстрашно еще немного, и мы будем в безопасности. – Охотник перевел дыхание. – Старайтесь не отставать от меня, но дайте знать, если заплутаете или найдете кого-то еще, чтобы вам смогли помочь.  Дружные, осмелевшие возгласы давали понять, что эйкью клана был услышан, и Тсу’тей, поудобнее перехватив в руках девочку, рванул вперед. Движения охотника были резкими и отчаянными, каждый шаг казался последним. Было тяжело, душно, беспокойно. Мужчина перестал считать в голове, сколько раз он обернулся назад, чтобы посмотреть, никто ли не отстал. Все вокруг пылало, воздух, казалось бы, с детства тренированных высотой легких – заканчивался. Ноги начинали болеть, адреналин клокотал внутри. А в голове стучало лишь: «Спасти, спасти, спасти». Мужчина все время прислушивался к шагам сзади, чувствовал, как девочка у него в руках приживается к нему, пряча маленькую головку во впадине между плечом и шеей, эйкью решил, что даже ценой своей жизни он не позволит ей умереть. Ни ей, ни кому-либо еще. Достаточно на сегодня жертв, погубленных Небесными людьми. Внезапно послышался финальный свист очередного снаряда, после которого все затихло. На секунду охотник даже остановился. Не может быть, чтобы Небесные люди отступили вот так ни с чем.  Нанан на его руках подняла голову, а потом истошно завопила, за ней закричали и остальные. Тсу’тея не нужно было смотреть, чтобы понять, что происходит. Великое Дерево Дома сдалось и более не могло их укрывать. Эйкью поднял голову и увидел то, что не мог представить и в самых ужасных своих снах. Массивный ствол дерева, которое с детства служило им домом, расщепило на несколько частей то, что последний снаряд попал прямо в сердцевину, разорвавшись внутри было очевидно, длинная трещина пронзила тело растения расползаясь по стволу, как паутина. У всех, кто сейчас находился под сенью некогда гаранта стабильности не только племени, но и самой Пандоры, было всего несколько минут, чтобы уйти. – Eko, eko, eko! – Закричал Тсу’тей, издавая боевой клич и припуская шаг. – Скорее! Те, кто могут, бегите вперед! Немедленно! Мужчина почувствовал, как девочка крепче обхватила его за шею. Он только посмотрел на нее, обнимая рукой за спину. – Держись. И ни за что не отпускай меня. Я тебя вынесу. На'ви кивнула и плотнее прижалась к будущему оло’эйктану, полностью вверяя себя ему. Мужчина увидел, как несколько на'ви обгоняют его, и тоже припустил, видимо, его народ был не так обессилен, как он думал. Ловко перепрыгивая летящие сверху ветви, эйкью торопился изо всех сил. Сердце колотилось в груди, отдавая прямо в виски, заставляя их пульсировать так, что, казалось, они вот-вот лопнут. Голова болела от перенапряжения, внимание будущего оло’эйктана было полностью сфокусировано на на'ви, бегущих сзади, и огромном дереве, прямо сейчас падающим на их головы. Просвет становился все ближе. Некоторые из отбежавших особенно далеко и уже, должно быть, выбравшихся охотников возвращались назад, помогая раненым, которые не могли передвигаться достаточно быстро, чтобы обогнать смерть, идущую за ними по пятам.  Сам охотник не имел права сдаваться, как бы тяжело ему не давались последние шаги, не сейчас, когда вместе с ним погибла бы юная, ни в чем неповинная девочка. Тсу’тей понял, что все кончено, когда ствол дерева затрещал, зарычал, словно дикий зверь в агонии, и окончательно отделился от своей основы, накрывая мощными раскидистыми ветвями оматикайя, что почти выбежали на открытую местность. – Лечь! Всем лечь! – моментально скомандовал эйкью и повалился на землю сам, рассчитав траекторию падения ствола, чтобы оказаться между его ветвями, а не под ними.  Прежде чем упасть, мужчина успел подмять девочку под себя, накрывая своим телом. Мужчина слышит сдавленный писк девочки, но больше она ничем не выдает своего страха перед неизбежным. Последний оглушительный треск, и поверженное дерево замирает. Первое, что слышит Тсу’тей – тишина. Впервые за много часов нет свиста снарядов, воя человеческих машин, безысходного треска Дерева Дома. Мужчина слышит лишь, как потрескивает затихающее на пустыре пламя, и вдалеке заводят печальную песню птицы, потерявшие сегодня в сгоревших гнездах свои семьи. Чуть позже к наступившей тишине добавляется людской плач. Крики, визги, вопли – один за другим раздаются с разных сторон леса, сливаясь в непрекращающийся всеобщий плач, и Тсу’тей понимает, что его группа далеко не единственные, кто смог выжить. Приподнявшись на локте, стряхнув с себя ошметки веток и листьев, охотник смотрит на девочку, проверяя, не ранена ли она. – Ты в порядке? – кратко спрашивает он, обеспокоенно заглядывая ей в глаза. – Я не ранил тебя? Юная на'ви во все глаза смотрит на него в ответ, словно не понимает, что эйкью спрашивает, а после – отрицательно крутит головой, не в силах ответить. Подняв глаза к небу и не обнаружив там больше грозного и возвышающегося до самого неба дерева, девочка, до этого стоически державшая себя в руках – заходится рыданиями. Охотник, не отрываясь, смотрит на нее, и сердце вновь начинает колотиться в груди, хотя успокаивалось ли оно? Тсу’тей осторожно обнимает подростка и снова поднимает на руки, ничего не говоря, позволяя выплакаться на своем плече. Хотел бы он сейчас быть ребенком в руках отца, чтобы не видеть, не осознавать ужаса, творившегося вокруг. Обернувшись, он увидел, как перед ним полыхает не лес, но вся его жизнь. Бравое детство, лучшее икнимайя, обручение с дочерями вождей, многочисленные победы, избрание эйкью – все это казалось таким бессмысленным сейчас. Все это горело прямо перед его глазами. Что дали его победы? Что дало звание? В чем был смысл всего, что он делал, если это не помогло спасти ни его нареченную, ни его людей, ни его дом? Охотник был зол на себя, как никогда прежде. Перед истинным врагом, а не деревней, полной друзей, все его достижения оказались фальшью. Понемногу вокруг него снова собрались следовавшие за ним оматикайя. Тсу’тей посмотрел в глаза каждому из них – они были сломлены. Наверное, он был в похожем состоянии, потому что в первые за все время жизни среди этих на'ви он увидел в их взгляде жалость. А потому, еще раз окинув всех собравшихся взглядом, чтобы убедиться, что никто не погиб, он моментально отвернулся. Жалеть лучшего воина клана, что может быть унизительнее? – Мы должны идти, – прозвучал голос мужчины в скорбной тишине, и он его не узнал. Надломленный и сухой, безжизненный – этот голос полностью отражал сейчас самого Тсу’тея. Мужчина удобнее перехватил Нанан сидящую у него на руках, трясущуюся от страха и накативших рыданий, но не издающую ни звука. – А как же остальные, эйкью? – услышал Тсу’тей взволнованный женский голос сзади, но оборачиваться не стал. Он знал – это была Кейко, одна из целительниц племени, помощница тсахик.  – Неужели мы им не поможем? Голос женщины дрожал, казалось, она вот-вот разрыдается, но охотник знал, что этого не произойдет. Стойкости этой женщины могли позавидовать многие мужчины племени. – Сначала мы должны помочь тем. Кто рядом с нами сейчас, ma’tsmuke, – сделав акцент на слове «сейчас», твердо произнес охотник, – а после помочь всем, кому сможем. Целительница покорно пригнула голову, опустив уши – эйкью следовало слушаться беспрекословно.  Тсу’тей прикрыл глаза всего на мгновение и глубоко вдохнул дымный воздух, стараясь не закашливаться, но привести мысли в порядок. – Нужно идти дальше, к Древу Душ, там, хоть и ненадолго, мы будем в безопасности. Эйва защитит нас. – Наконец-то мужчина обернулся и посмотрел на охотников, стоявших позади. – Помогите раненым. Фраза была короткой, но беспрекословной, молодые охотники бросились в рассыпную, помогая тем, кому это требовалось, а сам Тсу’тей, дождавшись готовности своего маленького отряда, неспешно двинулся вперед, краем глаза наблюдая, все ли способны двигаться дальше, все ли остались в строю. Весь путь до Древа Душ эйкью только и мог думать о Нейтири и о том, где она сейчас. Воображение рисовало в воспаленном разуме картины – одна хуже другой. Погибла ли она еще при взрыве? Или выжила и сейчас лежала где-то в лесу, истекая кровью? Должен ли он был пойти за ней или изначально поступил правильно? У Тсу’тея не было ответов, лишь появлялись все новые вопросы. Все, на что он уповал, что Нейтири цела и ожидает возвращения старейшин у Древа Душ. И еще, может быть, совсем немного его. Весь путь до святилища оматикайя проделали в тишине, среди такого же молчащего, выгоревшего пустыря, ранее называемого домом. Говорить не хотелось, да и не было сил. Каждый, охотник был в этом уверен, мысленно возвращался в тлеющий лес, желая сейчас же развернуться и пойти спасать свой народ, родных и друзей. Но даже если бы они спросили разрешения, Тсу’тей бы запретил. Это было бы жестоко, но эйкью не мог рисковать оставшимися людьми. Пусть лучше ненавидят его и будут живы, чем будут любить мертвыми. Нанан, наплакавшись и слишком сильно испугавшись, давно дремала в руках мужчины, который продолжал нести ее несмотря на ноющие раненные ребра, когда на горизонте забрезжил знакомый нежно-розовый свет. В наступающих сумерках он был еще ярче и заметнее, чем обычно. Увидев знакомые очертания Древа Душ и священной поляны, настроение отряда, шедшего из последних сил, резко улучшилось. На’ви прибавили шаг, забывая про свои раны, обгоняя эйкью, выискивая среди толпы оматикайя семьи, а после – приветствуя всех остальных. Послышались радостные возгласы, кличи, улюлюканья. Даже будущий оло’эйктан позволил себе облегченно улыбнуться, заметив сидящих вокруг Древа Душ братьев и сестер. Тревога отпускала его, и мужчина чувствовал, что был дома.  Внезапно вперед рванула Кейко, увидев еще издалека супруга и маленькую дочь, издав приветственный клич, она резко прижалась к мужу лбом, обнимая дочь на его руках, произнося в слух краткую молитву. За то, что вернулась. За то, что вернулись они все. Затем один за одни на'ви выбегали из обессилевшей группы, чтобы поприветствовать близких и поблагодарить Эйва за то, что они живы и ходят среди народа. Приветственных возгласов появлялось все больше. Тсу’тей выдохнул, когда остался один посреди священной поляны с девочкой на руках. Он исполнил долг оло’эйктана перед людьми и теперь выискивал глазами Нейтири в беснующейся толпе оматикайя. Однако ни будущей тсахик, ни старейшин нигде не было видно. Охотник снова и снова вглядывался в толпу, стараясь увидеть знакомые пестрые перья икрана в волосах и услышать задорный голос нареченной, но рядом бледными тенями возникали лишь лица односельчан, что спешили поблагодарить эйкью за спасение их близких. Внезапно на руках охотника завозились. Мужчина опустил голову и увидел сонную Нанан, смотрящую на него. – Где мы, эйкью? – хрипло спросила девочка в полудреме, осматриваясь по сторонам. – Ты смог нас спасти или мы сейчас с Эйва? Мужчина покачал головой, смотря на девочку. – Мы с Эйва, но мы все еще среди народа, дитя. Нанан снова заерзала и приняла вертикальное положение в руках своего спасителя, оглядываясь, из-за чего ее косички забавно закачались в разные стороны. – Ты не видел мою sa’nu? Она должна быть здесь. Ты бы сразу ее заметил, она очень красивая. – Нанан подняла голову, чтобы посмотреть в глаза Тсу’тея, и тот, увидев пронзительный золотой взгляд девочки, считал преступлением ей врать. Охотник уже хотел сказать ребенку правду о том, что, возможно, ее мать сейчас ждет помощи в горящем лесу, и ей следует оставить его, чтобы у ее sa’nu оставался шанс, когда мужчина вдруг услышал приветственный клич и почувствовал, как девочку вырывают из его рук. Освобождая от нелёгкой, но уже вполне привычной ноши. – Нанан, дочь моя, ты жива! – Причитала Сейлин – мать девочки, качая уже немаленькую дочь на своих руках. – Благодарю, Великая Мать, благодарю, – повторяла и повторяла женщина, со слезами на глазах смотря на эйкью, что молча наблюдал за разыгравшейся перед ним сценой. – И тебя, эйкью, – на'ви схватила охотника за руку, вынуждая его оторвать взгляд от прижавшейся к матери девочки, – благодарю. Женщина склонила голову, прижав уши –выражая почтение и благодарность. – Благодари только Великую Мать, я всего лишь исполнял ее волю. – Сейлин улыбнулась на слова эйкью, но еще раз почтительно склонила голову. – Скажи, ma’tsmuke, ты видела среди народа Нейтири? Она была с вами, когда вы оказались здесь? Женщина отрицательно покачала головой. Следы слез все еще виднелись на ее впалых щеках. – Прости, эйкью, я не видела ее с тех пор, как вы улетели на осмотр земли Небесных людей. Я думаю, она все еще в лесу. Тсу’тей нахмурился и от этого стал выглядеть суровее, чем обычно. Он должен был вернуться обратно. Он был спасен, но не знал, спасена ли его невеста. В голове стала стучать навязчивая мысль о том, что стоило с ней поговорить ещё тогда, в патруле, ведь это мог быть последний раз, когда охотник видел ее живой. Внезапно кольнуло в груди, обожгло стыдом. Если так оно и было, Тсу’тей никогда себе этого не простит. – Благодарю тебя, Сейлин. Присмотри за дочкой. – Мужчина резко развернулся обратно в сторону полыхающего леса, как вдруг почувствовал, что за его запястье цепляются тонкие пальцы. Мужчина обернулся и увидел улыбающуюся, но встревоженную Нанан, она погладила большим пальцем руку эйкью и тихо произнесла: – Будь осторожен, но спаси ее. Это можешь сделать только ты, эйкью. Охотник поднял внимательный взгляд на девочку, сидящую на руках матери, и медленно кивнул, ничего не отвечая. – Но если ее там нет, ма’Тсу’тей? – услышал мужчина Сейлин и поднял глаза на женщину, взволнованно смотрящую на нее. – Что, если она не в лесу? – Есть или нет, я должен постараться ее найти. Я обязан. Женщина понимающе кивнула, протянула руку вперед и сжала предплечье эйкью. – Эйва с тобой, ma’tsmukan.

***

Мужчина продолжал идти вперед на запах горящей древесины и против летящего пепла, словно боялся забыть дорогу, по которой ходил годами. Нужно было с чего-то начать. Он должен был успеть до затмения, ночью он уже никому не сможет помочь. Эйва’эвенг больше не светится, указывая путь, а значит, Эйва не сможет помочь ему, он должен сам бороться за жизни своих людей. Выжженная земля, изувеченная природа, пепелище на месте буйствующего когда-то леса – все, что осталось оматикайя и их потомкам. Сможет ли когда-то земля Эйва восстановиться? Смогут ли на’ви вернуться к себе прежним, оставив сегодняшний день позади, как самое страшное, что случалось с ними в жизни? Или это был еще не конец? Как далеко способны зайти Небесные люди в своем желании отомстить за соплеменников? В голове эйкью ютилось слишком много мыслей, случайностей, обстоятельств, о которых он бы не хотел задумываться никогда, но они напирали снова и снова. Глаза, не привыкшие к подобной темноте, болезненно сузились, в попытке разглядеть хотя бы что-то в наступающих сумерках. Эйкью не и не подозревал, что на Эйва’эвенг может быть так темно. Мужчина не дошел несколько метров до выжженого леса, как почувствовал, как его ногу кто-то хватает.  Охотник зашипел и отскочил, на ходу вытаскивая нож из чехла на груди, однако оружие ему не потребовалось. Тсу’тей прищурился и увидел одного из на’ви, болезненное скрючившегося прямо на дороге. – Ma’tsmukan, помоги… – услышал охотник слабый призыв о помощи. Недолго думая, он тут же подбежал обратно, поднимая на’ви на руки. В сгущающейся темноте эйкью не успел разглядеть лица брата, да и не старался, думая лишь о том, как бы поскорее доставить его Кейко на лечение. Несколько минут хватило эйкью, чтобы миновать выжженный пустырь и принести охотника к его народу. Все время, что они двигались, мужчина не издал ни звука, лишь тяжело дышал, хватаясь соскальзающими пальцами за гладкую грудь и крепление ножа своего спасителя. Завидев вдалеке Тсу’тея, который нес на своих руках спасенного, приближаясь к священной поляне, молодые охотники моментально оживились, забывая о своих ранах. Они подскочили на местах, на которых сидели секунды назад, и рванулись помогать запыхавшемуся мужчине. На’ви был передан в руки Кейко, женщина тут же стала хлопотать над ним, забывая о собственной изможденности, лишь заметив полостное ранение в районе живота.   – Есть еще? Есть кто-то еще? – Наперебой спрашивали юноши, хватаясь за плечи мужчины, появляясь словно из ниоткуда перед своим эйкью. – Ты видел кого-то еще? Через несколько минут будущий оло’эйктан оказался в плотном кольце юнцов, жаждущих вернуться и помочь выжившим. Их всех освещал свет священного дерева в полумраке, создавая перед глазами охотника некий ореол, словно их отметила сама Эйва. – Больше не видел, но уверен – они есть. – Серьезно и строго начал свою речь Тсу’тей.  – Я готовил вас для этого момента. Будьте сильны в руках и крепки духом, спасите всех, кого сможете. Не разочаруйте Великую Мать. Но будьте осторожны – Небесные люди все еще могут быть там. По всей поляне раздался рев призывного клича, и молодые охотники рванули вперед к темному лесу, подгоняя друг друга. Эйкью рванул за ними. Тсу’тей старался держаться прямо позади своих охотников, не допуская, чтобы кто-то отбился от группы. Солнце почти исчезло, и эйкью переживал, что потеряй они кого-то в этой тьме сейчас, до утра его могли бы не найти. Однако, добежав до выжженого, чернеющего леса, оматикайя все равно разделились. По одиночке они нашли бы больше людей, чем все вместе, а значит, следовало рискнуть. Эйкью мог лишь уповать на то, чтобы юным охотникам хватило знаний и умений вернуться и не попасть в ловушку Небесных людей. – Идите по двое, – предостерегал воинов мужчина, положив им руки на плечи, объединяя их в небольшой круг прямо на краю леса, – будьте друг у друга на виду. Общайтесь жестами и звуками, если в лесу есть кто-то, кроме наших людей, они не должны знать, что мы вернулись. Охотники внимательно смотрели на эйкью, поблескивая глазами в свете уходящего солнца. Губы были пересохшими от волнения – остался ли там кто-нибудь? Юношам не терпелось приступить к поискам, но они ждали разрешения. – Вынесите всех, кого сможете, и пусть Эйва хранит вас, – мужчина посмотрел на зловеще чернеющий лес и кратко закончил, – eko! После этих слов, последовал новый раскат воинственных криков: – Eko! Eko! – слышалось со всех сторон, и на’ви, наспех разделившись по парам, как и приказал им эйкью, стали пропадать в лесу. Тсу’тей остался один, отказавшись примкнуть к кому-либо, и до последнего оставался у входа в лес, следя за каждым ушедшим, молясь, чтобы они не сбились с пути, но продолжая верить в каждого из них. Через несколько мгновений пустой и безжизненный лес наполнили оклики оматикайя, принося с собой так необходимую эйкью надежду. Ничто еще не кончено. До тех пор, пока жив хотя бы один из них – на’ви будут сражаться. Тсу’тей поглубже вдохнул, собираясь с мыслями, и сорвался с места, уходя вглубь такого знакомого и такого чужого сейчас леса.

***

Зря мужчина считал, что, оставшись один, но с поддержкой племени, он быстрее найдет Нейтири. Эйкью даже не предполагал, как много раненых, но живых сородичей оставалось в это время в лесу. Мужчина продвигался все дальше и дальше, минуя одну сгоревшую территорию за другой, но каждый раз от поисков невесты его отвлекал очередной оматикайя, которому требовалась помощь. Женщины, старики, некоторые дети, раненные охотники, матери с грудными детьми – все, кто пережил это ужасное падение, выходили навстречу призывным кличам Тсу’тея, и мужчина помогал каждому. Он снова и снова возвращался к Древу Душ с на’ви, передавая их в заботливые руки Кейко и других женщин, вызвавшихся помочь. Священная поляна все больше наполнялась живыми людьми, что не могло не радовать эйкью, давая понять, что вся их спасательная операция приносит свои плоды. Иногда, сталкиваясь с другими охотниками, шедшими из леса, мужчина спрашивал, не встречали ли они в лесу старейшин или их дочь, но каждый из его учеников лишь удрученно качал головой, сочувственно смотря на будущего оло’эйктана. И с каждым таким взглядом вера Тсу’тея в благополучный исход таяла. Спустя несколько часов работы отклики выживших стихли окончательно. Все указывало на то, что живых среди обгоревших обломков больше не осталось. Солнце окончательно скрылось, и сверкающий и переливающийся когда-то лес накрыла кромешная тьма.  В этот момент эйкью был там. Прижавшись спиной к одному из устоявших после атаки деревьев, Тсу’тей стоял неподвижно, запрокинув голову, всматриваясь в звездное небо над головой. Мужчина и сам не знал, чего ждал. Что Нейтири вдруг покажется из темнеющей бездны леса? Подойдет и успокоит его, беззлобно поддразнив за слабость, как это умела только она? Может, выведет сюда и своих родителей? Охотник невесело усмехнулся собственным мыслям. Совсем не время для подобного оптимизма. Была бы девушка жива – вышла бы к Древу Душ. Она знала этот лес, чувствовала его так, как никто из деревни. И трагедия никак не повлияла бы на это ощущение. Но охотницы нигде не было. Как и старейшин. Интуиция кричала эйкью, что все кончено. Следовало вернуться к Эйва, отдохнуть, подлатать раны и, похоронив погибших, решать, что делать дальше. Но сердце не давало мужчине покоя. Оно монотонно стучало, напоминая о том, что если нет тел, то и сердца пропавших все еще могут стучать. Тсу’тей прикрыл глаза, прислушиваясь к тишине леса. Когда вокруг все замолчало, стало гораздо спокойнее, хотя и не менее тревожно. Живущий и шумевший когда-то лес безмолвной стеной сейчас стоял перед мужчиной. Было слишком больно, слишком одиноко. Там, где он не чувствовал себя одиноким никогда. «Немного отдохну и продолжу. Я не успокоюсь, пока не найду!», – уговаривал сам себя охотник, в то время как из чащи послышался протяжный тихий вой. Тсу’тей приподнял уши. В другое время он бы решил, что это зверь, но уж больно пронзительным, больно людским был этот вой. Мужчина прислушался. После непродолжительной тишины вой повторился, но уже глуше, чем в прошлый раз. Эйкью сорвался с места, пригибаясь, чтобы не задеть свисающие ветки, и чтобы его не увидели. Больше завывания не повторялись, и охотник пробирался вперед по наитию, куда подсказывал ему внутренний голос. Пару раз мужчина свернул налево и пришел к еще одной сгоревшей поляне, где в другое время паслось бы стадо стурмбистов. Пройдясь вокруг и осмотревшись, эйкью так никого и не нашел. Решив, что это все же был зверь, оплакивающий свое потомство, Тсу’тей уже развернулся, чтобы уйти, как увидел у одного из сломанных деревьев знакомую фигуру. Ритуальный наряд был распластан на земле, укрывая застывшее навеки тело с прижатыми к животу ногами, глаза закрыты, тугие косы, разметавшиеся в стороны, из-за пепла были и вовсе незаметны, а руки сжимали четки тсахик в молитвенном жесте. Мо’ат. Он просто не мог ошибиться. Тсу’тей немедленно подбежал к мертвой женщине, все еще не до конца осознавая происходящее, но как только мужчина приподнял ее, все стало очевидно. Руки так и не поменяли своей позы, сжимая четки, очевидно, окоченев уже давно, тело было ледяным. Мужчина склонил голову на грудь тсахик и снова часто задышал, стараясь не сорваться. В голове звучал голос Мо’ат и ее напутствие, сказанное недавно.   «Ты должен быть готов вести наших людей в бой, эйкью. Должен быть готов встать на место оло’эйктана, если он погибнет в предстоящем бою». Мужчина понимал – она знала все с самого начала. Видела все, что они переживают сейчас. Лишь одно было неясно: почему она не сказала, не предупредила? Возможно, у них было бы больше шансов на спасение. Но Тсу’тей тут же одернул себя – а может, больше шансов умереть. Мужчина посмотрел на Мо’ат и положил руку ей на голову, произнося молитву. Она жила как тсахик и умерла как тсахик, большего, на’ви подобному ей, было не нужно. Внезапно из чащи снова послышались завывания, и теперь охотник был уверен, что это оматикайя.   Подняв на руки женщину, эйкью двинулся в сторону звуков, которые становились все громче. Преодолев несколько метров среди уничтоженных деревьев и вырванных с корнем кустов, неловко обходя их по сторонам, стараясь не задеть тело тсахик, мужчина все же вышел к источнику звука. Среди сухой, покрытой пеплом травы сидела Нейтири, грязная и раненая, но живая. Девушка продолжала громко завывать и плакать, закрыв лицо руками и склонившись над трупом отца, насквозь пробитого обломком ствола одного из деревьев. Тсу’тей застыл на месте, смотря то на нее, то на своего наставника. Девушка была безутешна. Она раскачивалась на месте, не замечая ничего вокруг, сердце эйкью беспрерывно стучало, наращивая темп. Следовало уйти, скрыться за деревьями, исчезнуть, чтобы не добивать охотницу видом тела матери, но увидев зарёванный взгляд янтарных кошачьих глаз в свою сторону, мужчина понял, что упустил момент. –  Нет, нет, sa’nu! – завопила Нейтири, вскакивая на затекших ногах и тут же жмурясь от боли, – Sa’nu! Охотница подбежала к Тсу’тею, словно совершенно, не замечая его и склонилась над телом Мо’ат, обвив ладонями ее холодное лицо. – Нет, нет, нет, нет, – повторяла девушка, растирая большими пальцами пепел на щеках матери, – нет, нет, нет…  Мужчина молчал, пристально смотря на рыдающую подругу, склонившуюся над телами родителей, не в силах ее успокоить. Что он мог сказать ей? Что с ними все хорошо? Что они прожили достойную жизнь среди народа и теперь среди предков и Эйва? Чушь. Ничто не успокоит разбитое сердце ребенка, оставшегося без родителей. Тсу’тей аккуратно присел, оперившись на одно колено, положив супругов рядом, сморщившись от не к месту занывшего ребра, и затих, смотря на их умиротворенные лица, на ощупь находя ладонь девушки и сжимая. – Они никогда не были такими спокойными, – подал голос воин, стараясь говорить как можно тише, хотя обычно делал все наоборот, – всегда упрямыми и гордыми, но стойкими. Мужчина посмотрел на сестру. – Ты должна гордиться ими. Нейтири на мгновение взглянула в глаза Тсу’тея, которые тоже начинали слезиться и подавшись вперед – обняла его, крепко прижимаясь и начиная плакать с новой силой. Эйкью обнимает узкую спину и, пряча лицо в пропахших гарью косах девушки, впервые за все это время, зная, что его не осудят, дает волю слезам.