Рассветная звезда

Тараэль просыпается со странным сладким привкусом во рту. Ему тяжело физически, болят глаза, хотя в комнате привычная, почти родная полутьма. Ралаим взглядом окидывает комнату, которая, без сомнений, ему знакома. Тараэль поднимается, ноги путаются в ткани, под рукой и всем телом - плащ. Еще с минуту уходит на узнавание - плащ наемницы, но ее самой нет. Почему?

Что, черт возьми, произошло? Почему он в этой комнате?

Голову словно стрелой пронзает острая боль. Тараэль охает, вцепившись рукой в край постели. Вспомнил! - Твою мать, - ругается он, подскакивая. Замечает, что дышать стало легче, ощупывает лицо – маска спущена. Тараэль напрягает память, но получает только усиление головной боли. Он был в приюте, копался в кабинете старой суки… Ничего не нашел и начал спускаться вниз. Не нашел наемницу в проходе, пошел поискать сюда и...

И темнота. Непроницаемая, как плотная ширма.

Ралаим осматривается в поисках напарницы. Перед кроватью стоит пустой стул, на полу у ножки кровати пустая склянка от зелья.

Отравила? Нет, он бы тогда не очнулся.

Тараэль поднимает пузырек, нюхает, но пахнет только травами и чем-то незнакомым. В алхимии он был плох насколько это возможно к большому своему сожалению. Рядом с кроватью лежат и его клинки. Аэтерна вслушивается в тишину. Слышит шаги, что приближаются сюда, в эту комнату. Шаги и что-то вроде цоканья когтей о пол. В проеме начинает виднеться и свет. Вперед своей госпожи выбегает огненный волк, кажется, она назвала его Хати. Волк переводит взгляд, точнее, морду целиком от госпожи к Тараэлю и обратно. Затем появляется и Алана. - Ты проснулся, отлично. Хорошо себя чувствуешь? – спокойно спрашивает она, кладет сумку на стул, а сама садится на постель около Тараэля. - Где тебя носило? Почему я лежал? – спрашивает он, чувствуя, как голова гудит, а в животе неприятно ноет. И огонек раздражения - такой родной и знакомый, вспыхивает вновь. Алана поднимает на него явно уставшие глаза - тусклые голубые льдинки. - Ты не помнишь? – спрашивает наемница и нисколько будто не удивляется. А может, не имеет на то сил. Роется в сумке, доставая пару свертков. В животе ралаима завязывается ноющий ком голода. - Помню что? – резко спрашивает аэтерна. Он раздражен незнанием - самой ужасной участью из возможных. Тяжело потерять кусок собственной памяти, не знать, что с тобой происходило. Даже там, на столе Отца, он хотя бы догадывался, что ему делают больно ради чего-то, да хоть бы и собственной прихоти, что над ним издеваются ради экспериментов и великой цели. Но что было вчера? И вчера ли вообще? Тараэль подскакивает, нависает над наемницей, подстрекаемый дрожащим пламенем свечи внутри, девушка лишь поднимает глаза да протягивает ему сверток. Ралаим резко выдыхает, выхватывает сверток и садится обратно. - Чувствуешь себя хорошо? – повторила вопрос Алана. Такая… заботливая даже под толщей усталости и гнетом стен? Приторно, оскорбительно и очень жалко. Он жалкий. Она разворачивает пергамент, являя миру кусок пирога. Не то с фруктами, не то с мясом. Затем девушка вспоминает что-то, вновь открывает рюкзак и достает бурдюк с водой. - Приемлемо. - В свертке Тараэля похожий кусок, но по запаху - явно с мясом. - Что за зелье было? - Амброзия, от лихорадки, - поясняет девушка. - Ты был горячий, как печь. И бредил... - Бредил? – Раздражение лишь растет, и Тараэль не знает, что лучше – новые подробности или полное незнание всему вопреки. Девушка берет паузу на пару укусов пирога и после начинает рассказ о том, что было за плотной черной ширмой его памяти.

***

- Ясно, - только и говорит сухо ралаим. Они кое-как доели свой ужин-завтрак. - И все? – устало выдыхает Алана. Хотя, что еще можно было ожидать? После того, как Тараэль отключился, Алана не могла уснуть, ведь кто-то должен быть на страже. Тем более что в тишине слышались скрежеты и шатания нежити. Она почти час просидела у спящего Тараэля, затем взяла лук, призвала Хати и отправилась зачищать остальные комнаты приюта. - Что ты еще хочешь услышать? Я сам не понимаю, что произошло, - огрызается аэтерна, вновь натянув маску до самой переносицы. - Ладно... Я уже сама не знаю, - поднимает руки в примирительном жесте прорицательница. - Но весь этот припадок меня до смерти напугал, честно. - Видимо, воспоминания вернулись. Все здесь и происходило, - аэтерна обводит взглядом комнату и встает, отходя к единственному столу в комнате. В свете факела Алана видит теперь лишь его спину. - Давай сосредоточимся на секретах старухи. Ты нашла что-то? - будто пресекает все возможные разговоры не о деле ралаим. Алана понимает, прошлое этого места на него слишком давит, как на нее давят пирийские воспоминания. - Только один журнал, - кивает она. - Он уже на столе. Тараэль хмыкает, открывает толстый том перед собой. Начинает перелистывать, шурша старыми потрепанными влагой страницами. Проходит не минута и не две, когда он злобно стучит по столу кулаком - нашел, что искал. Алана удивлена, что старая древесина выдержала удар. - Это оно, пусть и не все. Рост, возраст, вес, имена… Словно скот, - злится ралаим. Снова шуршит страницами, дойдя до противоположной половины обложки и с силой, срывая злость, захлопывает книгу. - Но ничего о том, что делал Отец. Твою мать… - он поводит плечами. Алана думает, что так он показывает напряжение или неудовольствие, когда что-то идет не по его плану. - Больше ничего не нашла во всем здании, - честно отвечает прорицательница, зевнув. - Попытаться стоило, - следует тяжелый вздох. - Все же не думал, что Ша’Гун и правда занималась этим всем добровольно. Я всегда считал ее тем редким случаем, когда деньги не развращают человека, но ошибся. Бывает... Алана понимающе кивает и встает, чтобы подойти к ралаиму. - Но есть люди, которые все еще остаются верны себе, - говорит девушка, смотря на найденный ею журнал, что в итоге оказался бесполезен. Это не первый раз, когда ее усилия тщетны, когда появляется саднящее чувство внутри, но ничего сделать более нельзя. Только смириться и двигаться дальше. - И своим принципам, - язвит в дополнении аэтерна, но получается не очень. Как какая-то грустная шутка. - Очень смешно… - Алана чуть поддерживает игру, скрестив руки на груди на манер самого Тараэля. Он смотрит на прорицательницу, смотрит в глаза. Взгляд уставший, измученный – им обоим нужна ночь хорошего сна. Но этот огонек любопытства он явно заметил, а Алана и не скрывает. - И ты явно хочешь сунуть нос еще куда-то, верно? – угадывает он. Любопытство и сострадание - плохие советчики, плохие помощники на жизненном пути, если только ты не хочешь влипать в боль каждого мало-мальски важного тебе человека. Важного и интересного - в любом возможном смысле. И Алана влипает - каждый раз, в каждую душу. - Расскажи мне про Лето. Ты упоминал его в припадке, и не раз, - кивает Алана. Тараэль на это вздыхает, смотрит в стену перед собой с пару мгновений - будто взвешивает что-то в голове, затем разворачивается и смотрит Алане в глаза. - Зачем это тебе? Почему тебе не все равно? – спрашивает он без яда в голосе, наоборот, очень спокойно и тихо. - Потому что где-то у тебя внутри. Возможно, очень глубоко, сидит маленький Тараэль, - Алана вытягивает руку к аэтерне и мягко тыкает в середину его груди. - Мальчик, который вчера рассказал мне свою историю весь в слезах, дрожащий от страха. И мне очень его жалко. Взрослого Тараэля мне тоже жаль, но он должен справиться. Если бы мне было плевать, дала бы я тебе зелье, делилась бы едой и застелила бы постель? И боевой дуэт мы вроде ничего такой... Эффективный. Последнее она говорит с улыбкой, пусть и слабой. Теперь дело не только в ее принципах, но и почти что становится делом чести. Такие люди, как Отец из Ралаты, должны гнить в земле, а не возноситься. Ралаим молчит, смотрит на ее руку и хмыкает, кивая. - Ладно, если так ты от меня отлипнешь. Идем, хочу уйти отсюда побыстрее, - Тараэль идет вперед и скрывается за лестницей. Алана идет следом, оставляя злосчастную комнату наедине с затхлостью и пылью. Плащ она оставляет здесь, как ненужного свидетеля проявлений страшного прошлого. В маленькой комнате на втором этаже раньше было подобие столовой. Стол с множеством стульев, шкафы с покрытыми пылью тарелками и прочей утварью, потускневшие от времени скатерти и салфетки. Живое воображение Аланы легко рисует прошлое - то, как дети сами накрывали себе на стол, принося еду с первого этажа. Ралаим уже возится с импровизированными дровами из очередного развалившегося от времени шкафа около очага, сердца комнаты, затем зажигает огонь и садится за стол, махнув головой на стул напротив. Алана садится, но аэтерна молчит, сложив руки домиком, опираясь на них подбородком. Взгляд его блуждает где-то между реальностью и собственным прошлым. Пауза затягивается, подталкивая Алану начать разговор. - Мне тебя спрашивать, или расскажешь как-то свою историю сам? - несколько неловко уточняет прорицательница. Обычно на нее историю вываливают первой, потом остается только что-то уточнить. Взгляд аэтерны красноречив. Тараэль - одно большое недовольство, ему явно не очень хочется обо всем этом говорить, оно и понятно. Потому девушка и не давит больше, просто ждет, когда он начнет. Да даже если не станет говорить, за попытку открыться плюсик ему уже стоит у Аланы в голове. - Давай быстрее с этим покончим… - вздыхает он. - Моя семья отказалась от меня давным-давно, еще когда я был ребенком. И нет, опережая твой вопрос – я никого не виню. Алана кивает, не успев и рта открыть. - У меня всегда было слабое здоровье. Семья думала, что я не доживу и до пятой зимы, - продолжает аэтерна. - Не придумывай ничего лишнего в голове. Мои родители не были жестокими. Они сделали это из необходимости, иначе бы не потянули всю семью. Жестокость – это другое. Тот же Калиан жестокий или Отец. Они причиняли страдания намеренно. В его взгляде какая-то меланхолия и… принятие? Странный огонек в тусклом драгоценном камне. Алана понимающе кивает, память - вещь одновременно невероятная и пугающая. Вытесняет ненужное, закрепляет ранящее. Свою историю Алана расскажет аэтерне позже, если сам спросит. - Ты смог выжить на улицах Подгорода сам? Или тебя из семьи забрали сразу в приют? - уточняет девушка, собирая картину воедино. Словно художник, добавляющий мазки на холст. - Я смог выжить только благодаря Лето. - Взгляд Тараэля чуть светлеет. - Ему было шесть, мне где-то четыре или пять… Он нашел меня, и мы начали выживать вместе. Сейчас я думаю, что это было глупо с его стороны. Бездомному тяжело и одному, а тут двое детей… Шансы на выживание ничтожны. Ралаим берет паузу, смотрит на собственные руки. Алана может и не полностью, но понимает, потому и кивает вновь. Понимает этот свет в глазах, это тепло в груди, как крошечный огонек, что хочется защитить всему назло. Так она смотрела на свою маленькую Льену, а потом и на Сириуса. Тараэль и Лето – Алана и Сириус. Только они с другом были постарше, а мир казался еще хуже с этими треклятыми войнами. Молодых солдат никто не щадит, мясо, даже молодое, - лишь мясо. - Вы смогли найти безопасный уголок в Подгороде? Все разы, что я там бываю, дети... Не знаю, где они вообще живут вне семей, - интересуется прорицательница. - В канализации. Сейчас там полно бандитов и диких магов, но раньше находилось много лазов и ходов, чтобы укрыться детям, - голос ралаима будто полон ностальгии. - Старые добрые времена. И снова тишина, Тараэль снова проваливается под тонкий лед воспоминаний. - И потом вы попали в приют? Вас просто взяли с улицы и... - подталкивает его Алана, чтобы давящая пауза не повисала надолго. Аэтерну нужно держать на поверхности воспоминаний, не давая уйти глубоко. Еще одну встречу с мальчиком-Тараэлем она сама не вынесет. - С приютом дело такое... Мест всегда не хватает, и новенькие появляются только когда места освобождаются, по тем или иным причинам. Местная власть, - Тараэль почти что ядом плюется на этом слове, - ведет списки беспризорных детей. Лето было восемь, а мне где-то шесть – и вот наши имена назвали, мы попали в приют. Аэтерна встает со своего места, делает пару медленных шагов к горящему очагу, смотря в огонь. Алана тоже встает, она сидеть устала, и все в теле уже знатно затекло. - Мы прожили там пять лет. Время уходить постепенно подходило, особенно для Лето. За месяц до похищения Ралатой я поклялся, что уйду на улицу вместе с ним. Быть может, ты не поймешь, но я не мог… Не мог спокойно спать в тепле, когда он бы скитался по улицам. Алана задумывается и кивает. Все она понимает. - Думаю, рад он такому не был? - предполагает прорицательница. Алана прекрасно помнит, как удивилась, когда Сириус впервые заговорил о побеге. Сначала - только своем. Им в армии было не идеально, но свой уголок, свое место в жизни все же имелось, и бежать в неизвестность… Страшно было отпускать его одного, страшно было и оставаться. Чужой крови на руках - товарищей и врагов, становилось все больше. Тараэль хмыкает, Алана гадает, скривились ли его губы в намеке на улыбку. - Назвал меня идиотом и был прав. Я был все еще мелким слабаком. Здоровье лучше не стало - болел каждую зиму. Но это все было не важно. Я бы последовал за ним даже полудохлый – ничто бы не остановило меня. - Я понимаю… Мой друг Сириус был таким же – тоже мне важен. Вместе воевали, вместе бежали, - открывается и она. Рана свежая, еще течет кровь, еще грустно и тоскливо. - Там, в Нериме? – уточняет ралаим. Он сейчас мягче, чем в любой другой момент. Более живой и человечный, чем там на складе или при их первой встрече. Алана кивает, смотря в огонь. В рисунок, что показывают языки пламени и дрова. - И он не с тобой сейчас? Ты всегда одна, - справедливо замечает Тараэль. Алана смотрит на аэтерну и кивает молча. Взгляд ее долгий и скорбный. Тараэль точно считывает ее взгляд, ее печаль и скованность в этом вопросе. - Соболезную, - тихо говорит он. Девушка вновь поворачивается к огню, вслушиваясь в треск дров. Аэтерна какое-то время тоже молчит. Что рисуют ему языки пламени? - В ту чертову ночь старуха уложила нас спать, задула свечи… И появились они. Голоса. Встали над нашими кроватями, изучали. Схватили меня, Лето и еще пару ребят - мы даже пикнуть не успевали. Дядя Наилак прекрасно помогал нас "утихомиривать". Старуха и остальные взрослые просто стояли и пялились, пока нас уносили. Голос ралаима сочился ядом и злобой. Будь его воля, наверняка бы выставил души всех присутствовавших и тряс, пока те не испарились с этого света. - Конец истории знаешь: нас утащили, а затем – темнота. Я очнулся в горе трупов, но тела Лето нигде не нашел, сколько ни искал. Вообще ничего. Отец отобрал у меня брата, друга, мою семью. Прорицательница бросает новый взгляд на Тараэля, видит сжатые кулаки и полные ярости взгляд. - Не представляешь, насколько сильно я ненавижу этого… монстра. - Отблеск огня танцует в фиолетовых глазах. - Мы обязательно ему помешаем, - говорит Алана и легонько касается мужкого плеча в поддержке. Ралаим под ее рукой на мгновение каменеет, смотрит непонимающе на руку, затем смотрит в ее глаза и кивает. - Больше ты не искал ничьей поддержки? – спрашивает Алана, убирая руку, чтобы не причинять лишнего беспокойства ралаиму. Вновь сначала сделала, и только потом одернула себя. Прикосновения аэтерне едва ли приятны. - Поддержки? – непонимающе переспрашивает он. - Ты посмотри вокруг - не мир, а ебаная арена. Все лгут, крадут и убивают, лишь бы прожить дольше. Девушка хмурится, ей такой взгляд на мир не нравится, но он имеет место быть, особенно если хорошего ты толком и не видел. - Хорошие люди тоже есть, - высказывается Алана. - Если выживем, познакомлю тебя со своими друзьями. Они тоже не идеальны, но все же – хорошие. Хохмач наемник и мечница Ордена – самый спокойный человек на всем белом свете. Тараэль складывает руки на груди, снова закрываясь. - Тебе-то лучше знать, - говорит он явно пренебрежительно, но больше не продолжает. - Не будь я хоть минимально хорошей, не помогала бы, - наигранно обижается девушка. - Ты странная и наивная, - пожимает плечами ралаим. Будто прописную истину озвучил. - Ну, спасибо, - раздраженно выдыхает она, уперев руку в бедро. Это все еще игра или уже настоящая претензия? - Но ты хорошая. Одна из крошечной горстки, - заканчивает он. О любви Алана не спрашивает. Тараэль совсем не тот типаж, что "будет тратить время" на что-то подобное. Оно, может, и правильно в его положении. - Я много думал о том, чтобы найти сподвижников или просто кого-то с похожим взглядом на мир... Но лишь сильнее убеждался в правоте своей точки зрения… Я верю, что, когда ты одинок – ты непобедим. - Тараэль садится на корточки, вытягивает руки над огнем. - И самое худшее в твоей жизни – смерть. Для мира событие крайне незначительное – конец твоих чувств, боли, страданий… Прорицательница в некоторой степени не удивлена его позицией, но то, как они вообще дошли до обсуждения таких интимных для каждого концепций, ошеломляет. Кажется, закрытая книга "Тараэль" открылась ей неожиданно, и потому вся информация оттуда кажется очень ценной. Алана чувствует себя почти что польщенной. - Если я умру – значит проиграл, - задумчиво продолжает ралаим. - И все, конец истории. Никто по мне плакать не будет. Ни родители, ни братья, ни друзья. Раз… И будто не было на свете кого-то вроде меня. - Если с тобой что-то случится – я буду оплакивать тебя, - честно отзывается напарница. - Надеюсь и на обратное. - Ты собралась умирать? – хмыкает ралаим. - А ты значит – нет? – спрашивает она с прищуром. Все эти речи – они неспроста. Алана догадывается, что для себя Тараэль все решил и экспедиция будет его билетом в один конец. Ралаим хмыкает и кивает. - Твоя правда. Ладно, если такое случится, буду тебя оплакивать. Девушка тянет руку в желании скрепить это странное, трагическое обещание. Тараэль смотрит на протянутую ладонь, вновь хмыкает и крепко пожимает руку. - Ладно, пошли. Мы потратили много времени. Возможно, Отец уже вот-вот пришлет тебе весточку об экспедиции, - вновь становится серьезным аэтерна. Прорицательница кивает. Они уходят из этого проклятого дома, оставляя приют "Убежище" продолжать гнить в гордом одиночестве. - Если что-то случится, я буду в убежище два часа перед полуночью каждый день, - говорит на прощание Тараэль и скрывается внутри ходов-тоннелей, ведущих к основной части Подгорода. - Береги себя, - говорит ему вслед призывательница и отправляется к лазу в Район Знати. Аэтерна лишь машет рукой, больше отмахиваясь, исчезая за дверью.

***

Когда Алана возвращается в свой дом - внутреннее убранство уже не узнать. Вместо пустого короба - расставлена какая-никакая утварь, ящики, шкафы и полки. И самое невероятное – большая купель для мытья в малой комнате и кровать в спальне на втором этаже! Своя большая двухместная кровать – хоть звездой ложись, распластав ноги и руки в разные стороны. Рабочие подлатали очаг, поставили подле него стол с парой лавок в зале на первом этаже, разложили пустые ящики для продуктов и расположили пару шкафов по углам. Теперь надо будет купить более мелкие вещи - ложки, вилки, ножи для готовки и, конечно же, продукты. Но Алану интересует не это – в углублении по левую сторону от входа находится заветная комната-мастерская. Здесь уже поставили дубильный станок, алхимический столик и верстак для зачарования. Прорицательницу клонит от всего пережитого и услышанного в сон, но нужно сделать партию зелий взамен использованным. Занятие алхимией вещь почти что медитативная, особенно если делаешь по заученному рецепту. Помогает освободить голову от лишних мыслей, снять напряжение и расслабиться. Когда зелья готовы и нужно только дождаться остывания, Алана идет на второй этаж в полупустую спальню. Нужно будет заказать еще немного вещей, чтобы после экспедиции, если все пройдет удачно, вернуться и оформлять лишь последние штрихи в интерьере. Прорицательница снимает броню, укладывая части на пол для последующей чистки, и ложится на покрывало для передышки. Нужно еще расчесать волосы, выставить на тумбочку у кровати бутылочку амброзии на случай кошмаров. Хотя кого она обманывает? Кошмары приходят всегда. Одна и та же вереница видений. Не проходит и пары минут, как ее сознание уплывает, погружая прорицательницу в заслуженный сон. Но сон этот необычный. Слишком спокойный для месива из плоти и огня, что снится Алане обычно, и как-то излишне реалистичный. В полутьме виднеется фигура в темной, как ночь, робе с вышитыми рисунками. Не то Солнце, не то – Луна. Вокруг незнакомые темные комнаты, шкафы с множеством книг – совершенно неизвестное Алане место. Только чуть погодя прорицательница замечает камень стен - темный, как в форте Ралаты. Внутри у девушки странное спокойствие, умиротворение на грани отсутствия эмоций вовсе. Фигура не поворачивается, смотрит на подобие куклы, прикованной к металлическому обручу. Куклы, странно похожей на бесполого человека. - "Рассвет разгорается", - говорит фигура странный голосом. - Передай это Первому провидцу. Голос глухой и тихий, женский и мужской, молодой и старый – спокойно, размеренно, по-хозяйски звучит будто внутри головы. Это пугает даже больше окружающей обстановки. Фигура отмахивается, словно прогоняет слугу, и сон обрывается, погружая Алану в темноту. Она резко просыпается, садится на постели, вся в холодном поту. Лучше бы привычные кошмары, лучше бы горящий отец и мертвая матушка с Льеной, а не неизвестно кто, забравшийся к тебе в голову. Обдумывает сон еще некоторое время, успокаивая сердцебиение в висках. Кажется, это было оно. У прорицательницы нет сомнений, что это было то самое "сообщение" от Отца. Нужно подготовиться к выходу и идти связываться с Тараэлем.