Рассветная звезда

Брат Ярость упражняется в храме вместе с прочими голосами, когда Отец созывает всех – так объявляет во всеуслышанье брат Скорбь. Ярость только и может, что удивиться - насколько кипучую деятельность порождает этот зов. Первый провидец называет имена: Похоть, Зависимость, Ярость, Ненависть – голоса, которым суждено дойти с Отцом до конца. Называется еще ряд имен – те, что помогут в подготовке к походу в руины. Ралата перекидывает на раскопки большую часть своих сил. Почти всю верхушку, всех своих главных – голосов и провидцев, кроме старика Первого и еще горстки людей. Конечно, кто-то же должен остаться за главного из прошлого состава. Всех названных собирают в комнате медитаций подле статуи, что служит проекцией фигуры Отца. Фигура в балахоне, что простирает руки над всеми собравшимися. Гладкий камень заместо лица может обмануть несведущих, но Ярость всё помнит.

Помнит уродство той маски.

Голоса садятся на расстоянии друг от друга на каменный пол заученно – словно на очередной медитации. Первого провидца не видно. Чем старик занимается? Он спешно ушел, стоило закончить с оглашением списка. Под самой статуей садится брат Скорбь, но лицом к остальным, и поднимает на уровень груди камень душ, или его подобие. Камень сияет тусклым светом, привлекая внимание. - Отец будет говорить, - спокойно говорит Скорбь своим ровным, безэмоциональным глубоким голосом. Все голоса вытягиваются словно по струнке. Даже сестра Похоть, что ерничает и паясничает при других обстоятельствах, замирает как статуя.

Братья и Сестры, дети Ралас...

Голос доносится из камня и заполняет собой всю комнату, как вода заполняет пустые гроты.

Этот день настал. День, которого мы ждали. Мир висит на волоске, и сейчас знаки, что раньше были не видны, проступают отчетливо. Вам известны мои учения, агнцы. Вы познали Ралас и отдали этому свою душу с чувством, что именно это – ключ к освобождению. Конец страданию в плену бренной плоти.

В комнате на мгновение повисает тишина. Голоса молчат, Ярость едва шевелит зрачками, чтобы посмотреть на другие ряды – повернуть голову он не может, чтобы не попасться. Все прочие голоса - статуи, а не живые люди. Они серьезно слушают эти бредни.

Птица в клетке никогда не станет по-настоящему свободной, сколько бы ей ни биться крыльями. Она оберет свободу, только сбросив эти оковы. И в этот день мы вырвемся из клетки. Мы Вознесемся.

Снова пауза. Ярости тошно от услышанного, огонек внутри него тлеет, но не разгорается. Еще не время. Краем глаза аэтерна замечает идущего к статуе Первого провидца. В его руках подобие чаши с странными, неизвестными голосу символами. Следом идет еще один провидец не то с тканью, не то с мешковиной.

Мы пройдем до конца этого пути вместе, отринув наши смертные оболочки. В глубинах храма, куда мы отправимся, лежит разгадка… Ключ к Вознесению. Храм опасен своей силой, своей магией, своим прошлым. Храм будет испытывать нас, насылать видения и миражи. Будьте крепки своей верой.

Первый провидец нависает над Скорбью, Ярость замечает странное алое свечение, вспыхивающее на долю мгновения. Помощник также наклоняется к Скорби, проводит тканью по его лицу. Старик отходит, и Ярость видит на лице Скорби новую метку чуть выше прогала между бровями. Алый знак Ралас. Отец хочет оставить метку не только в их душах, но и на телах.

Когда эта комната будет найдена, мы все бок о бок совершим великий ритуал и Вознесемся, отринув наши бренные земные оболочки.

Камень тускнеет, и все голоса остаются брошены в тишине, слушая лишь тихие шаги Первого провидца с помощником, что наносят метки Ралаты на их лбы.

***

Алане холодно и тошно. Когда она шла по заснеженной дороге вверх к горам, она не думала, что может стать хуже. Хуже, чем засада голодного снежного медведя или чертовы могильные огоньки, что пронзительно звенят тебе напрямую в голову, оглушая. Раскопки встретили ее холодностью ралаимов и видениями. Видениями яркими и резкими. Видениями, как ко входу в храм тянется вереница людей в одинаковых одеждах. Они абсолютно молчаливы, их одежды одинаково блеклые без единого украшения. После очередного видения Алана охает и чуть на землю не оседает около брата Скорби, что был ее провожатым внутрь лагеря раскопок. Тот ловит ее своей большой рукой за плечо, не давая коленями коснуться земли. На этом его помощь, впрочем, заканчивается. Он так и держит Алану, пока она не встает на землю твердо. - Что ты видела? Отец требует говорить ему о каждом видении, - сразу принимается дотошно расспрашивать здоровяк, чуть нависая над ней. Алане неуютно от такого взгляда, особенно, когда глаза оппонента пусты. И что-то в его лице изменилось, но девушке сложно выделить конкретную деталь. - Целая группа людей заходила в храм. Одетые все, как один, в блеклое и без украшений. Паломники или что-то вроде того. - Понял, - спокойно отвечает Скорбь. - Отец прибудет через час. Найди остальных наемников и жди с ними. В случае чего брат Ярость найдет тебя сам. Алана кивает ему и уходит вглубь лагеря. Наемники расположились у небольшого костра в правой части лагеря, где ветхая деревянная пристройка в две стены защищает от северного ветра. Алана продрогла, потому потирает руки и встает у костра, чтобы погреться. Огонь высокими языками тянется к небу, сильный и яркий, греет руки даже сквозь кожаные перчатки. - А вот и восьмой член нашего маленького кружка, - слышится откуда-то чуть выше. На Алану смотрит загорелая женщина-наемница с миндалевидными глазами. На ней доспех из кожи необычного алого цвета. Наемница сидит на высоком ящике, привалившись к стене, спустив одну ногу вниз - будто нарочито расслабленная, но готовая броситься на подошедшего или сидящего у костра в любую секунду. Не заговори она - не заметишь, пока не произойдет роковой удар. Взгляд ее кажется холодным, расчетливым, выжидающим. У Аланы ощущение, словно она добыча под оценивающим взглядом хищника. Снова. - Раз главного нет, значит – все равно вовремя пришла, - кивает прорицательница. - Я – Зар’Ах. Приятно познакомиться, - женщина улыбается, и улыбка вполне искренняя. Остальные наёмники, в основном мужчины весьма сурового вида, играют с Аланой и остальными в гляделки. Кто-то и вовсе дремлет у огня, а кто-то сплёвывает, молвя ругательства одними губами. - Ты киранийка? – не может удержать себя от вопроса Алана. Быть может, от того что ее вечно спрашивают из-за акцента. - Как догадалась? По цвету кожи и миндалю глаз? Или имя мое подсказало? – наемница, однако, смеется. Алана лишь кивает. - Редко увидишь дружелюбие в такой необычной компании, - подмечает девушка, оглядывая остальных. - Потому что мы не языком трепать пришли, а работать. Бабы… - сплевывает один из мужчин. - Одно другому пока не мешает, дорогуша, – обманчиво приторно ответила Зар’Ах. Затем она смотрит на прорицательницу. - Не знаешь, когда начнется все веселье? Лысоголовые не очень-то общаются с нами. - Главный скоро прибудет. Нас созовут, - пожимает плечами Алана. Спиной чувствует чужие взгляды, что только усиливает мурашки от холода. - Хорошо… Я себе весь зад отморозила уже, - дрожит наемница и отворачивается. Брат Алчность проходит мимо, меняясь караулом с другим братом. От неловкой паузы Алана убегает к нему. - Брат Алчность. Я могу пройти по помосту выше? Хочу размять ноги из-за холода, - спрашивает она условно немого ралаима. Тот смотрит на нее, потом на кого-то из ралаимов поодаль и кивает. - Спасибо, - чуть кланяется и она, вышагивая на помост. Незачем думать о лишних взглядах, незачем долго думать о грядущем. Нужно постараться отпустить ситуацию и плыть по течению, пока оно не грозит разбить тебя о камни. Помост проходит поверх накренившейся скалы, естественной стеной защищающей лагерь. Отсюда виднеется тонкая линия берега – белоснежная ледяная гладь, переходящая в темно-серое море. Жаровни, служащие и сигнальными огнями, и печкой, потрескивают объятыми пламенем дровами. Прорицательница вновь вытягивает руки, грея. Унимая странную дрожь. От этого места и всего, что будет внутри, ей тошно, и ничто это не изменит. Но даже здесь Алана одна долго не была. Скрипучие доски помоста выдают непрошенного гостя. - Не против, присоединюсь? – слышится голос новой знакомой наемницы. Алана лишь кивает вперед, хотя Зар’Ах уже стоит у жаровни около нее, пригласив себя сама. Они молчат, наемница тоже смотрит на пейзаж впереди, а Алане говорить особо не хочется. - Есть идеи о том, что ждет внутри? – подает голос киранийка. - Извини, я обычно не прилипала, но ты единственная, кто хотя бы согласился заговорить со мной из всех наемников. О лысоголовых и говорить нечего… - Первый провидец ничего толком не говорил, - отвечает прорицательница. Это правдой и было. Все, что нужно, знает Тараэль, он ее и поведет. Как поведет своими видениями и храм. - Значит, и тебе тоже, да? Ищем какую-то украшенную рунами дверь, - кивает неодобрительно наемница, грея руки. Огонь танцует отсветами на ее лице, показывая многочисленные шрамы. - Я только уверена, что храм опасен… - бросает взгляд на провал-вход прорицательница. Около него туда-сюда ходят несколько ралаимов, а брат Скорбь будто с провала взгляд не сводит. - И вот зачем им мы, да? Пушечное мясо… - вновь кивок наемницы. - Как думаешь, что там будет? Заблудшие? Ватиры? Алана лишь пожимает плечами. В прошлом храме были элементали огня, были духи неупокоенных и их заблудшие тела. - Все может быть, - лишь говорит она. - Нет ничего лучше сюрприза, - хмыкает женщина. - Уверена, что потянешь? Когда зашла, тебя тот бугай чуть ли не за шкирку поймал. - Да, нормально. Слишком замерзла, - отвечает Алана, скользя по глади воды вдалеке взглядом. - Тоже верно – лучше бы они эту штуку на юге нашли, хоть косточки бы погрели. Эти чудики кого попало не берут. Уже работала с ними? – не унимает любопытства наемница. Алана примерно догадывается, что за дружелюбностью Зар’Ахи, возможно даже неподдельной, скрывается простое желание собрать побольше информации. Винить в таком подходе наемницу было никак нельзя. - Нет, это первое дело. Меня порекомендовали, - отвечает прорицательница. Она слышит, как сзади все оживились. Возможно Отец вот-вот явится? - Аналогично. Хотя, конечно, мистики лысые могли наводить и поменьше, - хмыкает женщина. - Наемники! - слышится громкий глубокий голос Скорби. - Отец прибывает! - Посмотрим, что там за шишка у них такая, - подмигивает Зар’Ах, и они с Аланой возвращаются к общей массе. Ралаимы со всей площади раскопок собираются на разных уровнях, устремив взгляды к фиолетовой сфере, что появляется из воздуха на самом высоком из помостов. Сфера пульсирует, выпуская из своего лона пять фигур. В самом центре стоит Отец – его темная роба и светлое пятно маски выделяются среди ралаимов-сопровождающих. - Братья и Сестры, дети Ралас, - зовёт Отец своим гулким, необычным голосом, заполняя все пространство вокруг. Ралаимы около него делают шаг вперед, образуя линию, будто демонстрируя себя всем на обозрение. Среди них Алана видит Тараэля, брата Ярость. Он тоже видит ее, фиолетовые глаза задерживаются на ней чуть дольше, чем на остальных. Все ралаимы, как зачарованные, обращаются в слух. Неожиданно фигура Отца перемещается на помост уровнем ниже. От наемников его отделяет лишь пара уровней. Алана видит фигуру четче и замечает, как та слегка дрожит, как проходит через нее преломленный снегом свет. Иллюзия, подделка. Настоящий Отец вещает из другого места. Быть может, из своего храма. - Внизу, в глубинах этого древнего храма, нас ждет неизведанное на пути к величайшей тайне. К Комнате Картин, - вновь говорит Отец с придыханием. - Наш ключ к Вознесению. От его голоса у Аланы вновь по спине бегут мурашки. - В храме у наших ног кроется не только великая тайна, но и большая опасность. Вот почему спящие сегодня среди нас. В сопровождении одного из нас им предстоит расчистить путь. Когда дело будет сделано, я проведу вас в самое сердце этих руин, и там, бок о бок, мы отринем смертную плоть. Фигура его расплывается и появляется на нижнем уровне наравне с наемниками и большинством ралаимов. Сопровождавшие также спустились. Никого из них Алана не узнает, кроме Тараэля. Он стоит недалеко от нее, сложив руки за спиной. Взгляд внимательный, как у сокола, высматривающего мышь в поле. От неожиданного перемещения Отца наёмники охают, кто-то берется за оружие. - Руки, - командует не менее воинственно встрепенувшийся брат Скорбь со своим двуручным мечом наперевес. - Спокойно, брат, - осекает его, словно собаку, Отец. Напряжение в воздухе слабеет, но не исчезает полностью. Алана толком не слушает распределение наемников - она знает, что будет с Яростью. Её волнует лишь тот, кто станет третьим лишним в их плане. Его судьба решена, и прорицательница едва ли сможет ее изменить. - Как твое имя? – обращается Отец к наемнице-киранийке. - Зар’Ах, - отзывается она. - Ты пойдешь с братом Ярость и его спутницей, - бросает глава секты и поворачивает маску к оставшейся паре. Алане бы цыкнуть или поморщиться, но с непокрытым лицом нельзя. Скверно это, неприятно. Следует последняя команда: "Вы отправляетесь с сестрой Похоть". - Когда нам отправляться? – уточняет Похоть, женщина с зелеными, как изумруды, глазами. - Когда закончите с приготовлениями. Сестра Зависимость, брат Ненависть – ваши группы идут первыми. - Те двое кивают. - Сестра Похоть, ты с братом Ярость – вторая группа. Начнете спуск через полчаса после первой. Отец вновь поворачивается к наёмникам. - Как и говорил Первый провидец – любые найденные в храме сокровища – ваши. По завершению вы получите вторую половину оплаты. После этих слов его фигура истончается и растворяется в воздухе. Наемники и ралаимы разбиваются на кучки. Тараэль тоже подошел к Зар’Ах и явно ждал Алану. Прорицательница бросает взгляд на Скорбь, но тот, слава Малфасу, интереса к ней не проявлял и никуда отчитываться не тащил. Возможно о ее видении он сообщит Отцу позже или как-то иначе. - Это было эффектно… - комментирует киранийка. - Псионика. Ты готова? – спрашивает Тараэль у нее необычно коротко и сухо. Он и в обычной обстановке болтуном не был, но и не был настолько закрытым. - Да, насколько возможно, - ежится наемница. - Ты брат… Ярость? Очень обнадеживающе. Ралаим ее почти что проигнорирует, поворачиваясь к Алане. Взгляд его совсем немного смягчается: - Хорошая работа. Алане бы злиться на него за ту вспышку на складе, за неуютное ощущение в челюсти на половину вечера, но все это кажется таким пустым и мелочным. Потому лучница просто приветливо кивает. - Вы знакомы? – удивляется Зар’Ах, переводя между ними взгляд. - Без нее сама миссия бы не состоялась, - отвечает ралаим. - Ясно, - кивает женщина. - Раз все обсудили, пойду погреюсь у огня, пока нас не позвали выходить. Тараэль кивает, как и Алана. Они переглядываются, но эти взгляды ничего толком не значат. Ралаим уходит к остальным, Алана остается на этом ярусе, всматриваясь в спины ралаимов и наемников, которым суждено стать первой группой. Прорицательница наблюдает за ними, и в голове ни единой мысли, кроме одной. Северный ветер дует, словно подгоняет всех скорее ступить в каменный зев храма.

Они не вернутся. Никто из них.

***

Ярость вместе с остальными ралаимами ждет. Ждать – искусство, которому учили в Ралате одному из первых. Ждать, медитировать помногу часов, едва шевелясь. В ожидании Ярости не было равных – он ждал больше восьми лет, чтобы свершить свой замысел. И все вот-вот свершится. - Брат Ярость, - зовет Скорбь. - Выступайте. Ярость кивает, находит глазами свою группу и спускается вниз на их помост. - Наемники, выступаем! – кричит он, чтобы и вторая группа слышала. Похоть кивает, не повернув головы. Наемница с юга разогревалась перед боем, делала нехитрые упражнения, Алана же сидела в уголке, прикрыв глаза. Стоило Ярости пройти мимо, как она открывает голубые глаза, смаргивая дрему. В ее готовности нельзяу сомниться, взгляд ее холоднее, решительнее и собраннее обычного, а значит – напарница собралась действовать. Их группы направляются к спуску в храм, вымощенному досками проходу внутрь этой горы, с факелами в руках. Впереди идёт группа Похоти, о чем-то переговариваясь. Но Похоть раздражительная и несдержанная, потому она часто пресекает их разговоры. Ярость идет впереди, отсеченный от напарницы второй наемницей, и посмотреть назад он лишний раз не может. Как много она увидит в этом храме? Станет ли это помехой их плану? Он слышит тихий сдавленный вздох. - Ты там нормально? – доносится голос второй наемницы. - Да, все в порядке, - еще тише отзывается Алана. Звуки шагов не сбавляются – хороший знак. - Тихо там! – рявкает Похоть. Они идут по темным коридорам, освещенным тусклым светом факелов, пока не доходят до более ровного уровня по единственному коридору вперед. Ярость чувствует, как необычно сильно давят эти каменные своды. Подгород тоже давит, но не так, да и с годами ощущение притупляется. Крысы они и на двух ногах крысы. - Тараэль! – слышит он мальчишеский голос и прилагает неимоверное усилие, чтобы не встать как вкопанный на месте.

Нет, этого голоса он слышать не должен. Не здесь. Не сейчас.

Ярость поводит плечами от неуютного, нервирующего ощущения внутри. Ощущения страха и беспомощности, словно он снова сопляк двенадцати зим от роду и все что может - тихо скулить в уголке. Он старается не дернуть лишний раз головой, чтобы не выдать себя. Видения для спящих, а не для ралаимов. Они в узком коридоре, а голос будто говорит отовсюду сразу. Голос Лето, каким Тараэль его еще помнил - звонкий, бойкий, живой. - Тараэль, идем! Идем вперед! – слышится заливистый чужой смех с такой теплотой, что дух захватывает, а сердце начинает ныть. Следом эхом расходятся торопливые шлепки босых ног по камню, убегающих вдаль по коридору. Ярость моргает, делает глубокий вдох, чтобы наваждение исчезло, но где-то внутри он понимает, что оно никуда не делось, спряталось на границе его видимости. - Вы слышали? – подает встревоженный голос один из наемников. - Шагай живее, - бурчит второй.

Насылает ли храм на всех видения и галлюцинации?

Впереди виднеется свет – тусклый и необычно красный, почти что кровавый. Группы входят в просторную залу с четырьмя высеченными из камня лицами, освещенными горящей жаровней. Ярость отходит и наконец может глянуть в хвост своей группы. Напарница бледная, еще бледнее обычного, но спокойная. Она ловит глазами его взгляд и мельком мотает головой.

Не отвлекайся.

Затем его взгляд скользит за ее спину, где вместо прохода - добротная каменная стена. Храм гонит их внутрь и не дает шанса вернуться. Отвратное место. Группы смотрят на каменные лица – беспристрастные, выточенные в толще скалы. Двери ли это? Ловушки?

Четыре двери для четырех команд. Отец знал? Подглядел как-то?

- Прошлые группы оставили нам записку, - обращает внимание Похоть на листок подле жаровни. Она подходит, нагибается к листку, не беря его в руки. Простая предосторожность. - От брата Ненависть, - оглашает она. - Их группы пошли в западный и восточный проход. Нам остаются остальные два: север и юг. - А может, нам не стоит разделяться? – вновь открыла рот киранийка. Похоть смотрит на нее соответствующе – взглядом, полным презрения и надменности. В ее стиле. - Это воля храма… К тому же, если одна команда угодит в ловушку – другие преуспеют, - будто само собой разумеющееся поясняет ралаим. Затем Похоть смотрит на Ярость. - Брат Ярость – идете на юг, - командует она. Ярость тоже кивает. - От праха к крови, от крови к освобождению, - церемониально кланяется женщина-ралаим, подходя к нужному лицу. Камень приходит в движение со скрипом несмазанного механизма, и лицо проваливается назад, открывая темный зев прохода. - От праха к крови, от крови к освобождению, - отвечает и Ярость, прикладывая кулак к груди, когда они уже почти ушли. - Нам, наверное, тоже надо поторопиться… - нарушает тишину наемница, но Ярость не слушает, пусть и идет к южной двери. Бросает взгляд через плечо на Алану. Та кивает, но глаза ее серые, как пустые стекла. Ярость может только догадываться, насколько мерзко будет дальше. Коридор узкий, оттого шаги их кажутся почти оглушительными в тишине. Эхо разносит звук шагов дальше, отвечая громкой трели капающей где-то воды и чем-то еще. Чем-то неуютным, вызывающим отторжение. - Тараэль? – голос Лето, что звал его, встревоженный, испуганный. Босоногий бег удаляется, почти ускользая.

Стой, не уходи!

Ярости хочется вытянуть руку, дотянуться до видения где-то там в глубине, но он осекается. Это обман, извращение и хитрость проклятого храма. Храм бьет по больному, по родному, по утраченному. Он идет по коридору, будто не видя, пока из-под ноги не доносится чвакающий звук, словно давишь сапогом что-то мягкое. - Это что – сосуды? – удивленно с нотой брезгливости слышится от киранийки. Шаги группы тоже чавкают и явно притормаживают. - Лучше ничего не трогать, - предостерегает Ярость. - Отец предупреждал, что храм опасен. - Рискну тебя удивить – не собиралась, - язвит наемница. - Давайте просто смотреть под ноги, - более миролюбиво предлагает Алана. Ярость этот тон даже успокаивает – оклемалась. Ярость факелом освещает крошечный кусочек пола, чтобы попытаться разглядеть причину смены звука с простых шагов на что-то влажное и склизкое. В тусклом свете четче видно, что пол не измазан грязью, а будто протоптан чужими ногами – маленькими, детскими. Ноги продавили монструозное подобие корней, схожих с сосудами… Ярость щурится, фокусируясь. Нет. Это и правда сосуды, самые настоящие кровеносные сосуды, которые кто-то маленький протоптал до мяса и кровавых ошметков. Факел поднимается выше : на стенах в месте стыков сосудов - наросты, формирующие странную мерзкую пародию на глазные яблоки. Отвратительное богам противное место. Самое то для воплощения планов Отца. Ярость поводит плечами, отгоняя липкое ощущение животного страха и тревоги. У него нет времени на такие чувства. - Идем, - нарочито спокойно говорит ралаим, хотя внутри у него разгорается пожар. Они идут еще какое-то время, пока тоннель не уходит куда-то выше. Их группа поднимается по каменным ступеням, оплетенным сосудами-корнями. Где-то ступени крошатся, проедаемые насквозь сетью алых капилляров. Глаза-клубни провожают их взглядом до самого соединения тоннеля с огромной залой. В самом центре ее лежит олень, и небольшая фигура копается в его внутренностях, размазывая кровь по губам и подбородку. Фигура поднимает на Тараэля большие серые глаза на исхудавшем смуглом лице. Глаза радостные, удивленные и одновременно испуганные.

Лето.

***

Они поднимаются по ступеням, вслушиваясь в дыхание. Да, именно что дыхание живого храма. Алана думает, что первый храм, там, в Кристальном лесу, был отвратительным, но этот… Этот бьет все рекорды по желанию влезть тебе в душу. Первым видением была вереница людей в бледных одеждах, что спустилась к комнате с лицами. Там их ждали другие - фигуры в одеждах темных и богато украшенных. Четыре двери – четыре сопровождающих, один краше другого. У фигуры подле южной двери одеяние самое роскошное, с самыми изысканными украшениями. Камни, металлы, цепочки, тесемки. И эта помпезность вызывает в Алане лишь еще большее отторжение, большее желание забиться в угол и не идти ни на шаг дальше вперед. Их троица поднимается еще на несколько ступеней к огромной зале, где поросль соединяется с подобием кровеносных сосудов, буйства монструозной гниющей плоти и камня. Где ощущение неизведанности и чужого присутствия обостряется до предела. Впереди слышится чавканье и хлюпанье. Алана поднимает глаза и видит труп оленя и того, кто его пытается растерзать. Копошится руками, припадает ртом, заляпав кожаный доспех и синюю рубашку под ней. Джеспар Даль’Варек вгрызается в тушу оленя, жадно поедая кровавую плоть. Кажется, все трое вошедших выдыхают одновременно. Джеспар поднимает голову, словно зверь, чью трапезу прервали. Хищник, навостривший уши. Запачканный остатками пиршества рот округляется в удивлении. - Что... Что ты здесь делаешь? Не смотри! – закрывается он грязными руками и пятиться назад. Затем еще две фигуры, будто сотканные из плоти, подходят ближе, открывая свои личины. Первым бросается в глаза Константин, что голодным взглядом смотрит на Алану, облизывая покрытые кровью зубы. Но третья фигура... Она была великолепна и отвратительна в своей точности. Девчушка десяти зим с пшеничными волосами и глазами орехового цвета. Ее маленькая Льена.

Маленькая потерянная надежда.

Лже-Джеспар, а сомнений в этом у Аланы не осталось, за ними тоже сбрасывает личину испуга, обегая группу по дуге. Его глаза горят желанием полакомиться плотью получше оленьей. Первой реагирует Зар’Ах, она замахивается мечом и рубит шею Льене. Та кричит нечеловечески, вопит, воет раненым зверем и отскакивает. У прорицательницы все холодеет внутри, но нужно думать не о себе… Алана оборачивается к Тараэлю, что замер с оружием в руках. Он смотрит на Джеспара невидящими глазами.

Что видит он там? Кого? Своего брата Лето?

- Не замирай, - прорицательница бросается прочь от противника, чтобы увеличить дистанцию, походя задевает аэтерну плечом. Достаёт лук и метко стреляет лже-Джеспару в середину лба. Он запрокидывает голову назад, становясь тем, кем на самом деле являлось существо. Несуразным и отвратительным нагромождением плоти. Одного раза для ралаима не хватает. Очень не вовремя - стоит отметить. В запасе у Аланы все еще есть магия и Хати – совсем без помощи не останутся. Твари нападают еще и еще. Алана с наемницей отбиваются, как могут. Когда удается хоть немного отогнать агрессивных существ, лучница щелкает пальцами, молвит заклинание, и верный стихийный волк уже у ее ног. Комнату сотрясает его вой и шелест пламени. Огненный волк атакует существ, что нацелились на его госпожу, и Алана может подойти к Тараэлю, положить руку ему на плечо и попытаться потрясти. Сейчас в пылу боя личины конструктов трясутся, изменяются – все это нереально, но на осознание этого уходит драгоценное время.

Живой храм извращает их суть, суть их уз и привязанностей.

Аэтерна трясет головой, бросает взгляд на руку Аланы на своем плече. Поднимает глаза на нее саму с враждебностью, с агрессией дикого сокола, схваченного охотником. - Они ненастоящие, - кричит ему Алана, посылая в лже-Константина ледяной шип, прошивая чудовище насквозь. Конструкт опадает с затихающим криком. Лже-Джеспара убивает уже сам Тараэль, вонзая клинок монстру в самое сердце, пробивая грудь. В огромном зале воцаряется давящая тишина. - Закончили, - с облегчением выдыхает Алана, просматривая глазами несколько арок, что, видимо, служат выходами из комнаты. Что-то резко в ней встрепенулось вновь, чувствуя опасность. - Воу, спокойнее! – слышится от Зар’Ах сбоку. Алана переводит взгляд с арок на нее, а затем и назад, чувствуя влажность и холод клинка Тараэля. Он бесшумно подошел, нет, подплыл к ней, и сейчас держит один из своих клинков у ее горла. - Где мы встретились? – цедит сквозь зубы ралаим, но голос его вместо привычной уверенности и силы сдавлен и надломлен. Алана замечает, какими огромными стали зрачки в его аметистовых глазах. Аэтерна пытается успокоить дыхание – она насмотрелась на такое в приюте. Пауза чуть затягивается, и Тараэль сильнее прижимает клинок к ее горлу. Алана облизывает пересохшие губы.

Им нужно быстрее заканчивать здесь – у Тараэля крыша едет от напряжения, или что-то близкое к этому.

- У меня был бой в Пыльной Яме против алхимички-оборотня. Меня только объявили победительницей, как ты телепортировал меня на задворки Подгорода, - говорит она, и Тараэля будто отпускает странное наваждение, он убирает клинок и кивает. - Отвратительное место, там… - он смотрит на одного из существ. - Неважно. Идем дальше. Кажется, проход в Комнату Картин близок. Не верьте всему, что здесь видите. Отец предупреждал, что храм испытывает нас, копается у нас внутри. Затем отворачивается от спутниц и смотрит куда-то вглубь комплекса – в самую большую арку. - Вы тоже его видели? Такой парень темноволосый, кожа золотистая… - уточняет наемница. Алана мотает головой. - Я видела трех… Довольно важных мне людей. И двое из них были точно мертвы, - поясняет она, вслушиваясь в гулкую темноту храма. Это похоже на песню мирада, скучающего по сородичам, похоже на ворчание краба на побережье и вой волков, смешанный в неприятную, пугающую какофонию. - Вот как, - подмечает ралаим, не обернувшись, и идет дальше.