Рассветная звезда

Гет
В процессе
NC-17
Рассветная звезда
Hoimi
автор
Thanais
бета
Пэйринг и персонажи
Описание
Самые яркие звезды горят в предрассветный час. Спасение мира нужно начинать со спасения себя самих. И не важно, что каждый из них делал в прошлом, кому стал врагом или другом. Важно, что происходит после точки невозврата.
Поделиться
Содержание Вперед

Глава 16. Страх опоздать.

Алана с Калией выходят из лаборатории в другую дверь, закончив с информацией там. Они более-менее внимательно просмотрели все события с конца, выуживая крупица за крупицей знания о произошедшем. И выводы весьма неутешительные… Оттого в голове у Аланы колоколом бьет мысль, что Даль’Галар точно сошел с ума под воздействием черного камня. Камень душ, что служил передатчиком, Алана взяла с собой, отложив в отдельный кармашек, подальше от собственных, что у нее с собой. Зачарованное оружие время от времени требовало зарядки, потому без камней душ прорицательница из дома почти что не выходила. - Это так странно, - прерывает повисшее молчание Калия. Алана выныривает из собственных мыслей, смотря на подругу. - Я имею ввиду… Если ты делаешь какое-то великое открытие, разве можно отсылать прочь учеников? Особенно за то, что те просто волнуются… - недоумевает она, хотя Алане видно, что за этим стоит что-то еще. Калия зажата, задумчива и молчалива еще больше обычного. Болтушкой ее и в обычное время не назовешь, а сейчас… Будто замок на нее давит всем своим весом и каменными сводами. - Еще и от своих обязанностей апотекария отказался, - понимающе кивает прорицательница. - Его ученица, Юлика кажется, упоминала, что он не принимал никого из просящих у стен замка. Новая комната встречает их пылью в воздухе, от которой свербит в носу. Алана тихо чихает, осматриваясь. Библиотека или еще одна учебная комната. Снова множество шкафов с толстыми и не очень томами. Большая доска у дальней стены в глубине и ниже уровнем делает из каждой ступени подобие места для сидения и столом для записей. Подставки под книги с раскрытыми томами. Подле одной из них, возможно, из любопытства, останавливается Калия. Аккуратно касается страниц, перелистывая. - "Наука колдовства", - она читает название тома вслух. - Имя автора похоже на киранийское – Ибн Най’Дарим. Преступные знания, запрещенные на Эндерале. Калия листает еще пару страниц, но вскоре теряет интерес, двигаясь дальше. - Значит, для "ангела" Даль’Галару нужны были не только познания алхимии и магии света, но и запретные знания… Звучит скверно, - хмыкает задумчиво Алана, и они движутся дальше к лестнице, что ведет на следующий уровень башни. Они проходят в комнату, видимо, на самом высоком этаже шпиля, и замирают на входе. Большая, многоярусная и… жуткая. Да, это слово приходит Алане на ум первым. В середине помещения постамент с большим не то камнем, не то деформированным стеклянным шаром. И если к этой части вопросов более-менее не было, то вот к резервуарам с телами – ой как были. В стеклянных резервуарах по каким-то неизведанным причинам колыхалась жидкость весьма резко пахнущая до щекотки в носу даже сквозь преграду. И в каждом - тела, а то и несколько. Зайцы, волки, лисы… А затем и люди – голые, разного пола и возраста. Будто замаринованные в банках. - Какой кошмар… - лишь охает Калия, проведя по комнате взглядом, - ты знаешь, что там за жидкость? Алана прикидывает в уме, вспоминая. Единственное появившееся в памяти место ее тревожит. - В поместье Старца… Кажется, он хранил свою жену в чем-то похожем. Жидкость, что препятствует разложению. Или, хотя бы, замедляет, - неуверенно отвечает прорицательница. Не самые приятные воспоминания. Взглядом ищет еще один кристалл-передатчик и находит у дальней стены на уровне глаз. К такому удобно подойти и включить, не сильно отвлекаясь от “действа”. - Давай попробуем узнать, что Даль’Галар здесь делал. Может найдем пароль… - предлагает Алана без особого энтузиазма. После истории с этим замком хочется залезть в ванну с благовониями, а может и вовсе сходить в бани и заказать массаж или что-то такое. Нужно, почти что необходимо, отвлечься и расслабиться после пробирающего до костей холода этого места. Камень для записи толком ничего не проясняет. Ученый каким-то способом выкачивал из тел энергию в кристалл на пьедестале. И более толком ничего. - Разве в мертвых есть сила? Откуда? – задумчиво тянет Калия, не сводя взгляда с кристалла в центре комнаты. Она активно избегает вида трупов, оно и понятно. Нужно выходить, пока ее самообладание не пошатнулось. - Быть может, энергия самой смерти? – задумывается Алана. - Камни душ же работают примерно так же. Очень примерно. - Я заметила тут столик с письмами, - говорит после паузы Калия, затем протягивает маленькую стопку этих самых писем. Она проскальзывает по бумаге взглядом от листка к листку. Видимо, ученый переписывался с женой - Татьяной, которая все больше и больше была обеспокоена их разлукой и ухудшением состояния здоровья дочери. Значит, есть и дочь. Звали сгинувшего, замечает Алана, Самаэль. - У них явно случился разлад? И что с девочкой случилось? – не понимает Калия. И Алана присоединилась к ней. Никаких конкретных описаний болезни или же ее названия в строках не нашлось. - Давай предположим, что имя жены – первый пароль, - предлагает Алана, подумав еще какое-то время. - Пойдем отсюда, тут жутко… - Согласна, - с облегчением соглашается Калия, ее карие глаза становятся чуть более живыми.

***

Личные покои оказываются меньше, чем отсек лаборатории. Самое главная комната в этой башне – детская. Длинные коридоры ведут незваных гостей в самое сердце замка. На стене у двери большой портрет в резной раме. Мужчина, женщина и маленькая девочка на ее руках. Подпись в самом низу гласит: “Дорогие сердцу. Самаэль, Татьяна, Майя”. За дверью кроется большая, просторная и светлая комната. Но все с теми же толстыми слоями пыли на поверхностях и множеством сухих от времени цветов. У Аланы какое-то странное чувство внутри – карикатурная противоположность детской комнаты в приюте "Убежище", куда они с Тараэлем ходили. Хорошая мебель, потрепанная временем, дорогие ткани, искусные выточенные из дерева игрушки и все, что может захотеть маленькая девочка от кукол до книжек с картинками. Такое покинутое, брошенное. Словно к комнате никто не прикасался даже больше, чем десять лет - с чьей-то смерти. Тревожно, горько и слишком знакомо. Алана проходится по комнате взглядом еще раз и замечает камень-передатчик. Здесь-то он зачем? Неужели ученый сошел с ума и экспериментировал над больной дочерью, сведя ее в могилу? Прорицательница подходит к кристаллу на одном из невысоких шкафов, активирует его и мотает в самое начало. Маны в нем меньше всего, многие видения сбитые, будто потертые. Возможно, их слишком часто просматривали? - Папа, здесь так хорошо! – заливисто смеется нежный детский голосок. На постели сидит маленькая девочка в ночной сорочке. Самаэль, отец, гладит малышку по голове. Силуэт ее белый, словно соткан из лунного света. Маленькая и трогательная девочка с короткими волосами в ночной сорочке с огромным бантом. У Аланы внутри все скрипит и щемит. Вспоминает свою маленькую Льену, и потому становится еще тоскливее от здешней трагедии. - Са’ира? – зовет Калия тихо, вкрадчиво. Алана отводит взгляд от видения к ней. Подруга смотрит на нее взволнованно, но прорицательница отвечает лишь слабой улыбкой. - Просто вспомнила свою сестренку, - поясняет она. - Она осталась в Нериме? – спрашивает Калия встревоженно. Едва ли ей стало легче от слов Аланы. - Увы, она погибла довольно давно… - она мотает головой. Калия на это медленно кивает, сложив руки в молитве. Они почти не слушают видение до момента, когда девочка гулко заходится влажным кашлем. Со стороны маленькой лунной фигурки слышатся жуткие хрипы. - Ох, Майя. Выпей лекарство, - сразу же поднимается встревоженный Самаэль. Видение заканчивается. Алана добавляет еще маны в камень. Ученый сидит у постели дочери, снова хрипы и кашель, а голос девочки тонкий и тихий, да и лежит она под одеялом – только маленькую голову видно. - Папочка, мы сходим погулять? Я очень хочу… - шепотом говорит малышка. Совсем слабая, как увядающий цветок. - Прости, Майя. На улице очень холодно… - Даль’Галар не заканчивает фразы, его перебивает новый приступ дочери. В комнате повисает тишина давящая, гулкая. Отец так и сидит подле постели, толком не двигаясь. То, что он живой, показывают лишь вздымающиеся от дыхания плечи. - Видимо, девочка была чем-то больна. Смертельно? - заключает Калия тихо. Алана кивает и запускает третье, последнее, видение. Оно совсем тусклое, блеклое и самое трагичное. Ученый стоит у кроватки, но там уже не его дочь, а только лишь маленькое тело под траурным саваном. - Я сдержу обещание, моя маленькая звездочка, - тихим, скорбным голосом говорит Даль’Галар. Затем слышится его плач, и видение обрывается. Повисает тяжелая давящая тишина. Комната вновь становится скорбной и мрачной, даже больше прошлого. - Имя дочери – второй пароль… Бедное дитя, - только и говорит Калия. - Видимо, он так и не смог смириться с утратой, - кивает Алана, и они поскорее уходят из детской, полной скорби.

***

Калия замирает. Как заяц замирает, видя хищника в засаде. Алана соскальзывает вниз - в зияющую дыру. Обвалившийся пол, зияющая рана в огромном каменном теле. Темный провал на несколько этажей вниз с радостью принимает свою жертву. Пальцы намертво вцепляются в веревку, что служит им поддержкой, привязанная к обломку колонны. Слышится громкий звук удара и эхо чужого вздоха, полного боли. Внутренняя струна, такая привычная и родная, натягивается в страхе. - Са’ира! - кричит в провал Калия, чувствуя натяжение веревки на том конце. Не отпустила, значит - живая, но так страшно посмотреть, чтобы убедиться. - Все нормально, я цела! - слышится чуть сдавленный голос Аланы. - Ты как? - Я в порядке, - с облегчением отзывается хранительница, выдыхая. - Сейчас я попробую тебя вытащить! Ты сильно ранена? Она тянет веревку, но та будто за что-то зацепилась, не способная сдвинуться ни на миллиметр. Калия решает не продолжать, чтобы эта крохотная связующая их нить не лопнула. - Не тяни. Я почти на этаж упала, мне проще спуститься и вернуть к тебе другими комнатами, - доносится снизу, затем и звук чего-то падающего. Веревка дрожит - Алана, видимо, спускается ниже. - Но нам опасно разделяться! - волнуется Калия. Этот замок ее откровенно пугает и вгоняет в странное состояние тянущей тоски. Будто она когда-то здесь была. Знает эти стены, холодные, брошенные. Но это не так, Калия из Арка никуда не совалась с момента, как помнит себя. Росла в Арке, там и пригодилась. Внутренняя струна дрожит, расслабляясь. Ни сейчас, ни потом - никогда не выпускать это из железных рукавиц. - Так мы быстрее найдем черный камень и уйдём отсюда. Перед возвращением в Арк мне очень хочется отведать мясного пирога в таверне. Как тебе идея? - кричит ей Алана со своего уровня. Калия чуть улыбается, вновь восторгаясь твердостью духа подруги. - Встретимся у лестниц около статуи? - доронится эхо ее голоса. Края обвала, угрожающе крошатся, осыпаясь вниз с тихими ритмичными ударами. - Тогда я иду верхним уровнем, будь осторожна! - кричит Калия. - Хорошо, встретимся у статуи! - повторяет и Алана. Ее шаги эхом отдаются вверх по горлу и пасти провала. Хранительница начинает движение только после после глубокого вдоха и выдоха. Нужно взять себя в руки, еще немного поблуждать по трупу замка и выбраться наружу. Пирог звучит весьма и весьма интригующе.

***

Тараэль просыпается ближе к полудню. Это он понимает по тусклому свету, что пробирается сквозь окно в спальне и неплотную штору. Внутренние часы у него работают хорошо даже с переходом на поверхность, а мерная свеча на тумбе у стены более точно дополняет ощущения. Он поднимается, садится на постели, потирает шею, давая себе еще пару мгновений медлительности перед "началом" нового дня. - Алана! – кричит он, чтобы было слышно с первого этажа, но ответом служит лишь тишина. Значит, маленькая прорицательница не вернулась. Попытаться стоило. Не надо было отпускать этих двоих самих по себе. Теперь сиди, думай, куда голубоглазку занесло и жива ли она вообще. Внутри у Тараэля начинает завязываться ком напряжения. Нет, он скорее вырос, игнорировать это так просто уже не получается. Тараэль потягивается, хрустит телом и начинает готовиться к выходу. Нужно либо до Джеспара дойти, либо - напрямую в Орден, пусть поднимают жопы и ищут. Что наемник, что святоши в глазах Тараэля имеют равный вес и одинаково отвратительны. Однако, если время дорого, а оно дорого, святоши предпочтительнее. Пусть и шумные, но сделают все быстрее, чем полагаться на лишнее звено в этой цепи. Тараэль выходит из дома ровно через час в полной готовности, чтобы отправиться на Север прямиком. Запирает темную дубовую дверь и идет в сторону храма, что возвышается над всем Арком. Будущее общение с святошами ему настроения не прибавляет. Ралата с Орденом, как кажется сейчас Тараэлю, в сговоре - не зря секту настолько боятся в Подгороде. Будто жителей пещер им продали с потрохами, лишь бы бунта не было и поверхность не утомляли. У Храма Солнца много солдат, почти все они проходятся по фигуре аэтерны взглядами: любопытными, брезгливыми и настороженными. До них Тараэлю дела нет. Он подходит к ступеням, ведущим в храм. - Стой, - ожидаемо преграждает ему путь святоша в тяжелом доспехе, что, как и четыре его брата-близнеца стоят на страже прохода дальше. - Гражданскому далее дороги нет. Кто ты и что привело тебя в это святое место? Взгляд стражника надменный, смешливый и раздражающий. В это можно играть вдвоем. Тараэля таким не пронять, он спокойно скрещивает руки на груди. - Я человек Прорицательницы - Аланы Пинч. Она вместе с Калией-мечницей отправилась по заданию Ордена на поиск артефакта и их нет вторые сутки. Я пришел сообщить об их пропаже, но знаю, где их предполагаемое место пребывания, - говорит он. Эти слова порождают кипучую деятельность.

***

Какой же замок Даль’Галара большой. Множество покоев для гостей, занятий и библиотек. Собери все книги в замке - можно построить новый. Алана блуждает еще какое-то время и ничего не находит, утыкаясь в тупиковое крыло, идет обратно в комнату, куда упала – здесь проход еще в одну сторону и дверь слишком помпезная и вычурная. Каменная гладь не сразу, но поддается, стоит приложить усилия. Открывшаяся комната огромна и очень знакома. Подозрительно знакома. Пьедестал в центре, какие-то огромные колбы-бассейны в стенах, каменное ложе у стены… - Точно, это же исследовательская комната, - вслух говорит Алана, проскальзывая по пустым колбам взглядом. Затем слышит не то гул, не то треск. Прорицательница присматривается к пьедесталу и видит камень: "блестел словно бриллиант, но был чернее угля". Чуть поодаль от артефакта лежит что-то Алане неведомое - не то куски статуи, не то какого-то конструкта. - Человек вновь играл с природой вещей ему неведомой, - слышится неподалеку от прорицательницы. Ровный, спокойный, неэмоциональный и гулкий женский голос наблюдателя, беспристрастного судьи. Алана дрожит, вспоминает самое страшное и потаенное, затем сжимает кулаки и берет себя в руки. - Здравствуйте, - вежливо говорит она, посмотрев на Даму под вуалью. Взгляд Дамы ничего не выражает - ни радости, ни ненависти, ни презрения. - Вы знаете, что здесь случилось? – спрашивает прорицательница, хотя, это больше формальность.

Конечно, она знает - и уже подсказала в своей любимой манере.

Границы силы Дамы под вуалью не известны, наверное, никому в этом мире. - Твой дар лишь окошко, видит только цикличное прошлое. Я помогу тебе увидеть прошлое недавнее. Так тебе будет понятнее, - отвечает Дама, все так же ровно и размеренно. Комната перед глазами Аланы начинает плыть, наполняясь разноцветными всполохами словно видениями из камня-передатчика. Самаэль Даль’Галар стоит подле камня, чуть левее самой Аланы. Его дочь, Майя, лежит на каменном ложе, как фарфоровая куколка. - У нас все получится, маленькая звездочка. Вот увидишь, ты еще погуляешь на своих резвых ножках, - любовно шепчет ученый, затем направляет энергию в камень, будто активируя его, тот отвечает лучом энергии, что устремляется к телу девочки. Затем повисает напряженная тишина. Даль’Галар опадает без сил на пол, но тишина ничем более не прерывается. - Папочка? – хрипло звучит от девочки. Алана в удивлении и даже шоке видит, как фигурка приподнимается на каменном ложе. - Майя! – ликует ученый, заплакав. Подскакивает к дочери, обнимает ее до детского смеха так долго, сколько только может и лишь потом чуть отступает. - Папочка… - девочка опускает ноги к полу, почти что стекая с каменного ложа, вставая. - Как ты себя чувствуешь, моя звездочка? - Даль’Галар любуется ею, будто завороженный. Его глаза такие же живые и мягкие, как в видениях детской, когда все еще хорошо, и до трагедии еще оставалось время. - Голова кружится и жарко… А где мамочка? – спрашивает Майя с надеждой. Она осматривает комнату, стреляя карими глазами из стороны в сторону, вертит головой. - Ты была больна, помнишь, милая? Мама дома. Она будет очень рада видеть нас… - отвечает ученый, и это кажется даже правдой. Очень отдаленно кажется. Затем девочка хнычет и съеживается, хватаясь за живот. Сворачивается калачиком на полу, суча ногами, будто от этого боль уйдет быстрее. - Майя? – окликает ее отец. Но девочка не слышит, громко стонет, а затем кричит. - Папочка, горячо! Так горячо! – кричит она. Мечется из стороны в сторону, неистово вопя. Затем ее фигурка меняется, точнее… Ее обволакивает черная аура - очень Алане знакомая.

Нет-нет-нет. Слишком плохо, чтобы быть правдой. Слишком странно для совпадения.

- Это… Это Калия? – спрашивает прорицательница Даму под вуалью, но та не слушает. Делает шаг к видению, становясь ее частью. Даль’Галар обращает на нее внимание, но поздно – он становится статуей и разваливается на куски, что Алана видит неподалеку от себя. Дама делает ещё шаг к упавшей на пол девочке, что от бессилия явно потеряла сознание. - Маленькое создание… Такое особенное и совершенно об этом не ведующее… - говорит Дама и в видении, и Алане. Видение пропадает, стоит прорицательнице моргнуть еще раз, как пропадает и сама Дама. Черный камень на своем постаменте, как беспристрастный свидетель, блестит темными отблесками. Алана достает из сумки ткань, взятую на такой случай – материя толстая и достаточно большая, чтобы завернуть в нее камень, не прикасаясь напрямую. Так Алана и поступает, убирает камень в сумку, чтобы достать уже в Арке. Пора поспешить и вернуться к Калии. Поднимать тему увиденного не стоит до прибытия в храм. Самой бы это переварить, а подругу сейчас нагружать… Замок явно им обеим не по вкусу, незачем усугублять ситуацию. Она уходит, оставляя комнату, полную боли, позади, как и историю, пропитывающую стены.

***

Цацы выходят из замка не сильно торопясь. Конечно, куда им. Смуглая хранительница идет впереди, кутаясь в плащ поверх начищенного доспеха, виден и эфес клинка. Много в ней силы, раз может махать длинной шпалой. Вторая за ней закрывает высокую дверь и спешит поравняться с мечницей. Банда наблюдает в засаде у самых ворот, скрытая высокими сугробами у протоптанной дороги. Одна пара кивает другой, прижавшись к самому камню стен. Чужие шаги приближаются, как и голоса. - Пирог с мясом или сухофруктами? - спрашивает голос подальше. - Какой пожелаешь, поделим один на двоих, - отвечает второй ближе с явной улыбкой. Их фигуры проходят из-за ворот вперед, когда братья Сопляк и Тощий с мечами наготове выступают. Замирают на пару мгновений, когда первая чуть сбавляет шаг, будто услышав их. Следом двигаются Ухан и Голубка с веревкой. Им нужно действовать одновременно - с хранительницей драки надо избегать любой ценой. Замечает что-то и задняя, озирается - Ухан свистит, требуя действовать. Голубка с силой ударяет лучницу, подсекая. Ухан кулаком попадает ей в челюсть, вырубая. В голубых глазах лишь тень испуга, искра тревожности перед тем, как свет гаснет. Ее тело падает на Ухана. Довольно легкая - нести будет проще. Напарница перехватывает добычу, но та выскальзывает из дырявых рук, плюхаясь в слякоть с глухим звуком. - Немедленно отойдите! - хранительница уже достала оружие, угрожая им то одному, то другому брату. Карие глаза мечутся между нападающими, оценивают. Ухан смотрит со злостью на Голубку, но та лишь спешно разводит руками, пытаясь исправить ситуацию и поднять жертву. - Оставь ее в покое! - кричит хранительница, выпуская в сторону бандитки маленький огненный шарик, вспышку, которая той даже не касается. Сопляк и Тощий наконец-то начинают действовать, видя, что хваленая магия только и есть, что враки и сплетни. Скрещивают клинки с мечницей, бьют ее кулаками и ногами. Два на одного нечестный бой - в их стиле. Уже через минуту та тоже опадает в мокрый снег, пыхтя. Трепыхается, ворочается, но получает еще один удар в живот. - Вы пожалеете, - воет она, но затыкается, стоит мечу Тощего ударить между пластинами на груди. Сопляк тоже наносит удар немногим ниже. По белому полотну разливается алая лужа. - Твою мать, Голуба! - рычит Ухан, тряся на нее кулаком. - Руки бы тебе оторвать дырявые! - Заткнись и помогай, ну! Я эту спящую красавицу одна не потащу, - ощетинивается разбойница. - Дело сделано, надо валить. Вдруг они не одни были, - вытирает ручеек из носа Сопляк. - Без вас знаю, - рявкает Ухан, затем подходя к хранительнице. Крови из нее вытекло уже прилично. Чуть пригибается, вслушиваясь. - Она и так, и так помрет - от потери крови или мороза. Пошли уже! - зовет Тощий, вытерев меч о плащ убитой. - Разворчались они, придурей куски. Взяли девку и пошли, - соглашается Ухан. Сокол не любит ждать, а испытывать его дурной нрав никто не хочет.

***

Холодно. Ледяные когти скребутся где-то внутри у самого сердца. Тело кажется налитым металлом, словно огромная ростовая железная кукла. Сознание будто пробирается сквозь толщу воды - лениво, слабо и вяло. Хочется сдаться, опуститься глубоко в темноту.

Очнись.

Голос из глубины - темный, колючий, опаляющий - не греет, жжет огнем сотни костров под кожей, встречается с морозными когтями, вырывая саму ее душу из цепких лап. Калия открывает глаза и кашляет, выплевывая вязкое содержимое изо рта. Зрение мутное, затуманенное, но быстро проясняется. Она лежит в снегу, грязном и красном от крови. Крови? Она садится, чувствуя, как ноги, еще тяжелые, слушаются с неохотой. Поднимает к лицу окровавленные руки. Левый бок отзывается острой болью, заставляя резко выдохнуть и согнуться. - А! - выдыхает Калия, чувствуя натяжение внутренней струны, огонь под кожей. Так близко к грани, так страшно. Ощупывает бок, чувствует, что кожаный ремень поверх раны прорезан. Но самой раны нет, есть только липкий слой крови и боль где-то внутри. Пытается вспомнить. Они уходили из замка вместе с Аланой, болтали о пирогах в таверне, а потом… Глаза Калии расширяются в ужасе, в осознании. На них напали. Вырубили Алану, пронзили тело самой Калии мечом. Кровь вокруг - лишь ее собственная. На снегу отчетливо видны следы целой группы людей. Хранитель Мулен говорил, что на севере сейчас орудует банда, но выслеживать небольшую группу преступников у Ордена не было лишних сил, а может и желания… - Калия! - слышится голос издалека. Мужской, сдавленный и громкий. Она поднимает глаза от земли, смотрит вниз по склону, видя нескольких членов ордена в светлых доспехах - серебристо-алые пятна и темное пятно. Оно приближается, рисуя фигуру в черном доспехе с клинками на поясе. - Тараэль… - выдыхает Калия, понимая, что зрение ее застилают слезы. - Какого черта здесь случилось? - спрашивает Тараэль, озираясь. - Где Алана? - Ее похитили, - хнычет Калия, стараясь смахнуть тяжелые капли с щек. Расклеилась в самый важный момент. - Кто? - Голос его становится тише, опаснее, как у затаившегося хищника. Калия видит, как фиолетовые глаза наливаются пугающим огнем. - Бандиты, они нас поджидали… Не знаю, откуда узнали… - Калия оправдывается, напрягает ленивую память. Тараэль тянет руку, помогая встать. - Идем, на тебя смотреть жалко. Бурдюк есть воды выпить? - явно нервно бьет ногой оземь он. - Д-да, - Калия хлопает себя по другому боку. Бандиты ничего и не взяли из ее скромного набора вещей. - Хранитель Калия! - спешат к ней хранители и впереди - Тевлан, ворчливый и придирчивый хранитель второго сигила. Вечно себе на уме. Тараэль машет головой куда-то ближе к лесу и отходит туда. Удивительно, как он вообще смог привести с собой подкрепление из ордена. - Благослови вас Малфас, хранитель Тевлан.

***

- Хранитель Калия, доложите обстановку! – серьезно и несколько устрашающе спрашивает хранитель Тевлан. Струна в душе Калии натягивается, почти что трещит на грани.

Все должно было закончиться совсем не так.

- Мы отправились в замок по заданию на поиск Черного Камня… - устало выдыхает хранительница. Она держит внутри это напряжение... Этот испуг. Калия сама упросила прорицательницу вместе пойти в тайную вылазку, сказать о добыче позже, чем они получили бы черный камень, а теперь – ни камня, ни прорицательницы.

Струна внутри трещит громче, натяжение внутри мечницы сильнее. Вот-вот вылезет ЭТО и все испортит окончательно.

Не самый подробный рассказ хранителя Тевлана устраивает, он рявкает на нескольких солдат, отдавая приказы. Внимание наконец-то перемещено с нее на других. Можно вздохнуть, дать струне расслабиться, но совсем немного. Калия, свободная от допроса, отходит к обрушенной замковой стене, где на камнях сидит сгорбленная фигура в черном доспехе. Он подбрасывает в руке небольшой нож, не чету клинкам в ножнах на поясе. - Мы ее найдем, - говорит она напарнику прорицательницы. Он переводит взгляд фиолетовых глаз на нее. И в них явно читается недоверие чужим словам. - Вы громкие и делаете много лишних движений, - весьма осуждающе произносит Тараэль тихим голосом. Он ни капли не спокойный – легко догадывается Калия. - Рядом только один небольшой форт. И орден никак… - поясняет Калия. Он должен прислушаться, должен остаться. Так будет лучше всем. - А орден жопы не поднимает все уладить, я понял. Этот пес Тевлан избрехался весь. Зато я справлюсь, - перебивает Тараэль. Калия вздыхает. Он для себя явно все решил. - Это самоубийство. Пожалей Са’иру, мы найдем ее, а от тебя только тело останется… - но Калия замолкает, видя его фиолетовые глаза. Глаза, горящие праведным гневом. - Ждать времени нет, - лишь говорит Тараэль, спрыгивая со стены. Он делает несколько шагов в сторону деревьев, прочь от шумного хранителя и солдат, так ими и незамеченный. - Мы выступим в форт вслед за тобой, - говорит ему вслед Калия после долгой паузы. Тараэль кивает ей, небрежно махнув рукой и исчезает в темноте лесной чащи в стороне, куда уходят следы похитителей.

***

Ярость видит "форт" и хмыкает злобно и весьма ядовито. От форта одно название – обветшалая каменная крепость с несколькими башнями, осыпавшимися бойницами, ставшими огромными окнами-дырами. Будь лучники Ордена хоть сколько-то умелыми – от этих подонков не осталось бы и следа. Он считает мелькающих по высоким стенам людей, осматривает широкие оконные прогалы, замечает единственный путь внутрь – деревянную дверь у левой башни. Есть еще ворота, но судя по покореженному металлу и камням - ход завален изнутри. Считает людей. На самом верху – двое. Еще минимум трое маячат на этаж ниже – в окнах. Сколько еще внутри Ярость не знает. Он прикидывает наметанным глазом состояние и качество амуниции подонков. Кожа, мех, какой-то металл, но состояние доспехов и оружия весьма потрепанное - будто с кого-то содранное. Брат Ярость гадает, много ли эти крысы стащили с убитых путников. В пути "патрулирования" или намека на него Ярость замечает последовательность, ритм. Считает чужие шаги, движения факелов. Считает несколько кругов кряду и выдвигается в крепость. Пусть на дворе и ночь – никто не выставил охрану единственного видимого входа в крепость. Идиоты. Ярость достает свои клинки, готовясь к бою и тихо движется внутрь крепости, чтобы не попасться на глаза этим идиотам раньше времени. Так шанс неожиданного удара выше, резкий выпад к шее - труп без единого лишнего звука. Крепость обжита наспех и весьма непродуманно. Ловушки слишком редкие, легкие в обезвреживании, а некоторые он и вовсе просто перешагивает, не активировав. Движется по коридору дальше, когда видит в полутьме отсвет от костра. Пахнет жарящимся на огне мясом, которое уже подгорает. Ярость прислушивается, останавливаясь у самой арки, ведущей в комнату с костром, бросает осторожный взгляд внутрь. Голые стены, какие-то корзины в углу, сгруженные без какой-либо видимой цели. - Как думаешь, нам девки достанется? – вытирает сопливый нос один из бандитов у самого огня. Он крутит на вертеле весьма обуглившуюся от языков пламени крысу. Иронично. Ярость обращается в слух, чтобы выудить все подробности. Другой подонок неподалеку сплевывает на холодный каменный пол, бедно устланный соломой. - Да какое уж там. Капитан опять наиграется и пришьет ее. Максимум достанется только еще теплая тушка, - отмахивается он, словно услышал несмешную шутку. Ярость сглатывает, сжимает клинки в руках сильнее. Ему нужно спешить, пока не случилось худшего. Если подонок над ней надругается… Огонь внутри него разрастался, становясь не огнем свечи, а диким пожаром. - А какая кожа белая у нее, а? Косой говорит – еще и мягкая, как дорогая ткань, - отвратительно мечтательно произнес сопливый. Все они недостойны, все они отвратительны и не смеют даже глаз поднять на голубоглазую прорицательницу. Подонки. - Ткани такой никогда не трогал, откуда он знает? Олух он! Зато броня хорошая – дорого толкнем, – смеется напарник мерзко, почти что хрюкая. Второй смеется тоже, не замечая в отсветах пламени костра темный силуэт с занесенными для атаки клинками.

***

Алане темно и холодно всем телом, а может и душой. Холодно не как от ледяной воды, затекшей под доспех, не от снега, растаявшего под воротником, а будто одежду всю сняли. Она чувствует, что руки не обвиты ремешками крепежей доспеха, грудная пластина не стягивает грудь. Прорицательница пробуждается тяжело, с трудом выплывает сознанием из пучины забытья. Руки ноют, заведенные за спину. Болят от жесткой веревки, от неправильного положения. Все тело ломит и гудит от новых ссадин и синяков. Она помнит, что после разговора с Дамой под вуалью она спешила к Калии обратно с камнем в сумке. Вместе они вышли из крепости с явным облегчением, что темные стены останутся позади. Затем последовал удар по голове. Мысли в голове носятся быстро, как лошади в галопе, никак не собрать всё в кучу. И Алана замечает – ее глаза точно могут быть приоткрыты, но ничего не видно, а кожу головы и лица стягивает повязка. Страшно, холодно и мерзко. Алана лежит голая и связанная одниму Малфасу известно где.

Связанная, но не беспомощная!

Слышатся чьи-то незнакомые шаги – тяжелые, грузные, но приглушенные. Никто так не ходит из ее окружения, не переваливается, чуть волоча одну ногу… Правую.

Кто-то чужой имеет сейчас власти над ней больше, чем она сама.

- Неплохую кралю нашли... Какое-никакое, а утешение после неудачного дела, - хмыкает голос, затем слышится шелест и звон. Что-то падает на пол с приглушенным звуком - на полу не то ковер, не то солома постелена. Что-то развязывают? Раздевается?

О нет. Нет-нет-нет.

Алана судорожно выдыхает, стараясь не дрожать. Только не так глупо, не так ужасно.

Где Тараэль? Калия? Кто-нибудь?

Прорицательница перебирает в голове волшебные слова, но все как волною смыло. Даже заученные назубок слова призыва Хати поднимаются из бушующего моря памяти с огромным трудом – одно за одним. Чужая мозолистая рука хватает ее за лицо, поднимает за подбородок, вертит, будто рассматривает. - Красивая… - хмыкает неизвестный, второй рукой с силой сжимая ее левую грудь. Это больно и отвратительно. Незнакомец сдавливает сосок, от чего Алане хочется вскрикнуть, но сухое горло сильно искажает звуки. Она сдавленно стонет от боли, и получает в ответ удар ладонью по щеке. Та начинает сразу же гореть, словно опаленная пламенем. Даже капитан-Красавчик там, в Нериме, обходился с ней лучше, хотя суть их действий едина. Тот забалтывал, опаивал, гладил. Заставлял потерять бдительность под грузом мягких слов, легких комплиментов, многие из которых явно были ложью. - А ну тихо! – прикрикивает неизвестный. Заклинание призыва Хати собирается в голове так преступно медленно.

Одно слово, второе… Всего их нужно пять.

Мозолистая рука от груди скользит вниз к животу, заставляя дрожать сильнее, уже не скрывая. Рука насильника ледяная, от того так неприятно и холодно внутри.

Третье слово. Первый слог четвертого…

- Не надо… - лишь шепчет прорицательница, замерев. Ей бы плакать, бежать или драться. Но она замерла. Замерла, как тогда в Нериме, когда капитан-Красавчик запустил холодные руки под ее доспех в тесной каморке под покровом ночи. Он хотел поступить также.

"Ты же только моя, Русалочка, разве нет? Заманила меня в этот укромный уголок…"

- Я сказал – тихо! - почти что рычит мужчина, вновь давая ей пощечину. Щека начинает гореть сильнее.

Четвертое слово вырывается из омута памяти окончательно.

Чужая холодная рука скользит еще ниже, накрывает зону от пупка до самого лобка. Там холод ощущается еще острее, еще ужаснее. Алана чувствует, как глазная повязка намокает от ее слез. Ей так страшно.

Где же вы все? Кто-нибудь? Помогите! Тараэль, хороший мой…

- Гладенькая, надо же, - хмыкает незнакомец так мерзко, Алана пытается сжать ноги вместе, но чужие руки не дают. Сильным движением заставляют ее развести ноги, с силой нажимая на бедра и колени.

Пятое слово, последнее, всплывает в памяти.

- Хати! – выкрикивает она вместе с заклинанием, отдавая призыву маны многим больше требуемого, пусть все сгорит здесь дотла, пусть огонь поглотит всю эту боль и весь страх.

***

Ублюдки. Чертовы крысы с поверхности. Мерзкие отбросы. Мусор и презренные черви.

Ярость спешит, спускаясь вниз по ступеням на нижние этажи – форт, как оказалось, не столько возвышается над землей, сколько глубоко под нее уходит. Спешит, но и убивает каждого встреченного – нет им прощения, нет для них милосердия. Многим, к его сожалению, даже не удается увидеть нападавшего. Их безжизненные глаза отражают лишь свет настенных факелов. Потому Ярости так горько и скверно – его прорицательницу похитила шайка тупейших разбойников. Ярость смотрит в глаза своих жертв, тем, кто все его заметил – испуганные, удивленные, без проблеска интеллекта. - Где пленница? – лишь спрашивает он, ожидая, пока страх наполнит их глаза, а жизнь начнет ускользать. И все едино - брезгливо скидывает их безжизненные тела с клинков и двигается дальше. - Внизу с капитаном. Самый последний этаж, комната… Комната за тканью… Пощадите! - лопочет один из них, следом его голова отделяется от тела. Ярость спешит на самый глубокий уровень, где "капитан" расположил свои покои. Этажом ниже он чувствует запах гари и вонь горелой плоти. - Твою мать! – ругается он, отшвыривая тело последнего бандита куда-то в сторону, к каменной холодной стене.

Только бы успеть.

Он бежит вниз, спасибо маске, что притупляет вонь. Этаж задымлен, пусть и слабо – видимо, в огне только малая часть. Источник пламени дальше – в проеме у самой дальней стены. Ярость спешит туда и останавливается в проходе. Огромный огненный волк держит в своей пасти обгоревшее тело. Треплет из стороны в сторону, как какую-то тряпицу. Его морда Ярости знакома, но… - Хати! – зовет аэтерна, и волк замирает на мгновение, прекращая свое занятие, поднимает голову к нему, смотрит глазами без зрачков. Бросает тело и тычет мордой куда-то аэтерне в бок из-за своих огромных размеров, урчит - как трещит полено в огне, выпрашивая ласки. Ярость треплет теплую морду, пытаясь посмотреть мимо него. Но волк огромный и плотный, из-за его пламени в комнате очень ярко и ничего более не видно. - Тараэль? – слышится слабый всхлип от дальней стены. Затем всхлипы еще и еще, отзываясь внутри резкими ударами-уколами, словно ему кинжал вонзают куда-то в самую душу. - Я… Я здесь, голубоглазка! - с облегчением кричит он, проталкиваясь мимо волка. Хати оглушительно воет и исчезает, оставляя после себя только обгоревшее тело у стены. Тараэль видит Алану, лежащую у стены. Совершенно нагую с завязанными глазами и заведенными за спину руками. Его острый взгляд быстро скользит по светлой коже, видя новые синяки багрово цвета, с не менее алыми следами свежих ран и бледными старыми шрамами. Мгновение и бывший ралаим перерезает веревки, повязку на женском лице, открывая заплаканные голубые глаза. Смотрит внимательно, видя след на бледной щеке. Вновь злится на этих отбросов, пусть уже и мертвых, но аэтерну отвлекают от ядовитых мыслей женские руки, что слабо дотрагиваются до его груди через доспех. Будто проверяет, что Тараэль перед ней реальный. - Ты пришел… - плачет Алана, не поднимая лица. Белые плечи дрожат. Бывший ралаим обнимает свою маленькую прорицательницу, прижимая к себе. Поглаживает насколько может мягко по спине, по затылку под морем темных волос. - Я здесь, - кивает он. – Сильно испугалась? Она кивает, затем чуть подается назад, смотря ему в глаза. Тараэль гладит здоровую щеку, снимает маску, прикладываясь губами к женскому виску. Так они и замирают на долгие минуты, успокаивая друг друга. Позже, когда прорицательница перестает содрогаться от слез, Тараэль помогает ей прикрыться собственным плащом. Алана в темной ткани почти утопает, кутаясь. - Я поищу, куда они сунули твои вещи. Эти уроды хотели продать доспехи, так что за сохранность опасаться не стоит, - говорит ей Тараэль, держа за плечи, заглядывая в голубые чуть опухшие глаза. Алана кивает, на ее губах расцветает мягкая улыбка. - Спасибо, что пришел за мной, - говорит она тихо. Тараэль вновь тянется к ее лицу, поглаживает здоровую щеку, затем наклоняется, даря поцелуй. Ощущение внутри совершенно иное - легкое, приятное, хоть путь сюда и оставил внутри тянущую боль в груди. Теперь в его чувствах нет брезгливости, грязи и неприятного привкуса. Возможно, жест сам по себе неуместный, но Алана не замирает, не сопротивляется, а отвечает порыву. - Найдем твои вещи и домой, хватит пока с нас обоих холода, - хмыкает он, отстраняясь и идет обратно на этаж или два выше. Краем глаза он замечал закрытые комнаты, пока спускался вниз. Наверное, вещи похищенной прорицательницы там.
Вперед