Ты – летящие в форточку ножики

      Новая школа встречает Дениса грубым ударом по лицу. Резкая боль в области носа, головокружение, секундная темнота перед глазами, что-то жидкое и наверняка красное, стекающее вниз по подбородку. Вот же сука.       Денис знает, что значит быть всегда новеньким, всегда выделяться из коллектива, всегда быть белой вороной. По батиной милости, а точнее милости его начальства, семья вынуждена кочевать, как цыгане, бля-а, вот вроде в Питере родился, а вырос в таком количестве разношерстных городов, что не поймешь уже где родина.       «Родина – это смайк номер 15, пакетик гашиша и отцовская улыбка» – как-то сказал ему одноклассник Боря, а через неделю вышел в окно с 6 этажа, переломал себе позвоночник и умер. На похороны не попал, батька опять перевели и больше они в этот город не возвращались.       Денис побывал во множестве разных школ. В каких-то ему фальшиво протягивали веточку дружбы, в каких-то надменно игнорировали, а в каких-то, как в этой, открыто демонстрировали свою неприязнь. Страх чужака. Опасность. Они сбивались в стаи, озлобленные и испуганные, кидались на каждого, кто косо посмотрит, грызлись между собой, но почему-то гордо называли друг друга настоящей семьей. Денис перестал их бояться и ненавидеть лет так в 13, когда после очередной драки, отец сел рядом и сказал, что это недолюбленные мальчики, которые, на самом деле, никому не нужны и будут никому не нужны, что скоро они загремят в места не столь отдаленные, и что они просто вызывают жалость одним своим существованием. Денис тогда долго не понимал, как таких уродов жалеть можно. Вот только у Дениса есть и мама и папа, которые его любят, которые о нем заботятся, балуют подарками и проводят с ним время. А у этих шкетов, - оборванцев, как любит мама выражаться, – никого. Когда понял, стало как-то грустно.       А еще отец научил его драться.       Поэтому пацану, что его поприветствовал кулаком, летит обратный привет, сначала в солнечное сплетение, выбивая воздух и заставляя закашляться, а потом по наглой роже.       Паренек отшатывается, приземляется на жопу и пытается отдышаться, когда Дениса хватают за плечи и оттаскивают от места столпления зевак.       Ну, блять, ща начнется. Он уже готов к впрягательству за «своих», ответным ударам, но все, что получает – небрежный хлопок по плечу.       – Хуя ты резкий! – восклицает брюнет, почти на две головы ниже Дениса. Обесцвеченные пряди на секунду дают надежду на адекватность, но взгляд черных колодцев, наполненный живым интересом с налетом разглядывания грязи в протекторах, заставляет поежиться.       – Пиздить меня за него будешь? – в лоб спрашивает, игра в гляделки надоела, ему еще на урок тащиться.       Густые брови взлетают до середины лба.       – За эту старую клячу типа? – ржет так, будто ничего смешнее никогда не слышал, отчего Денис раздраженно по лицу проводит. Кровь так и капает, хорошо, что в черном сегодня. – Расслабься, мэн, тебе за него даже никто предъявлять не будет. Он, это так, псина, что только тяфкает громко.       Денис перед его лицом окровавленными пальцами машет.       – Боюсь представить, как он тогда кусает.       – А никак, – улыбается лукаво и головой дергает в углубление коридора, – пошли, ебучку умоешь, негоже перед Викторией Павловной в косплее на «отлиз во время месячных» появляться, выгонит.       Денис на это не отвечает и просто плетется следом.       Кран долго плюется водой от слабого напора, а затем в слив улетает розоватая жидкость, очищая нижнюю половину лица. Денис спиной чувствует прожигающий взгляд, но ничего не говорит и продолжает оттирать кровь.       – Неплохой удар, кстати, – пацан тянет задумчиво.       – Спасибо, – бездумно бросает в ответ, доставая из рюкзака свою мини аптечку, собранную как раз для таких случаев.       Парень все еще разглядывает его, как диковинного зверька, наверное, у них в городе мало чего нового происходит, и Денис теперь местный объект для сплетен. Ну, тоже и плавали и знаем.       – Ты типа спортсменка, комсомолка? – спрашивает, любопытно глазея на сумку с таблетками и бинтами.       – Ага, и просто красавица, – буркает устало, рюкзак застегивая.       Пацан заливается смехом.       – Шаришь, – отвечает по-доброму и руку протягивает, – я Вова.       Коломиец жмет крепко, как батя учил, и в глазах напротив смутное одобрение считывает.       – Денис. 

***

      Следующую неделю Вова таскается за ним хвостиком, показывает любимые мемы, рассказывает, у кого незашкварно списывать, кому в трусы из елейных девчонок лучше не лезть, кого из преподов можно смело слать нахуй, с кем лучше даже не здороваться. Денис слушает вполуха, половину месседжа игнорируя за ненадобностью, но такой отдаче все равно благодарен.       С Вовой весело и угарно, Вова смешно пародирует чужие голоса и всегда делится половиной сигареты.       Денис впервые задумывается о том, что у него может быть друг.       Перед первым уроком его неожиданно дергает пацан, что в первый день разбил ему нос, вроде Федей зовут.       – Ты бы лучше с Вовой не братался, – Денис на это брови вопросительно вскидывает, вот от кого от кого, а от чубрика этого он еще советы не выслушал, – он детдомовский, смекаешь? – Произносит так, будто Денис от озарения убегать впопыхах сейчас должен.       – Ты мне вообще по ебалу въехал без разбору, животное отбитое.       Федя глаза недоуменно косит.       – Так ты на пидора похож, сам не врезал бы?       – Пошел нахуй, долбаеб, – разворачивается, удаляясь, но он его за рукав хватает и сразу же руку отдергивает, кривясь.       Чо, по-пидорски, да?       – Не тупи, блять. Как считаешь, чо с ним здесь никто не дружит? Его боятся. Из-за братьев. Ну, как братьев, пацанов постарше, с которыми он вырос в детдоме, они в том году выпустились. Вован как ебаная принцесса подземельев, короли говна все на его тощие плечи скинули и упездохали во взрослую жизнь, хотя все равно чуть ли не каждый день у школы трутся.       – Нахуя мне рассказываешь?       – Вова может и щемит школяров, но его братья – вот где настоящий пиздец. Отщепенцы, грязь ебаная, злобные гниды, если потащит с ними знакомить – беги, нахуй. Будут пиздить, смешают с говном, посадят на наркоту и поджопниками погонят, тряся деньги.       От Феди такая озлобленная аура исходит, он чуть ли слюной от бешенства не брызжет, Денис отшатывается невольно.       – Ты откуда знаешь-то?       И в ответ такой многозначительный взгляд получает, что по спине мурашки панически пробегают.       – Слышь, съебись в свою конуру, блядина бритоголовая, – сбоку голос Вовы раздается.       Он приближается развязно, скалясь по-звериному, как хищник, добычу учуявший. Федя пятится загнанно и посылает его нахуй.       – Лавандос где, чмошник? – Вова чуть в лицо ему не плюет. – Не вернешь до среды – мамку твою навестим, давно не виделись.       У Феди на лице отчетливо злость проступает, но в глазах чистый, первобытный страх. Буркает что-то и уходит быстро, скрываясь за дверьми.       – Попизди еще, – вдогонку кричит Семенюк, – чо он хотел?       Вова поворачивает к нему голову, а у Дениса в башке путаница от того, как быстро тот свой тон на дружелюбный меняет. Вот бешеная псина, готовая рвать глотки, а вот очаровательная овчарка, по-смешному на бабочку смотрящая.       – Ну?       Это тот же Вова, что шутил в толчке про кавказскую пленницу, тот же Вова, что протянул ему руку, тот же Вова, что вроде его первый настоящий друг.       – Сказал, что ты вербуешь красивых мальчиков, а твои братья их потом на наркотики подсаживают и деньги вымогают, – произносит с усмешкой, следя за реакцией.       Вова секунду пялится удивленно, а потом начинает так громко смеяться, что на них шикает техничка.       – Сказочник ебаный, ну и фантазия у поехавшего, – улыбкой сверкает и в бок тыкает, к лестнице подталкивая, – он сам за Данькой на коленях бегал, упрашивая долги замять, за дозу как-то отсос предлагал, ну конченный, понял?       – А мама его причем?       – Да не причем, – отмахивается вяло, глаза закатывая, – Илюха его один раз обдолбанного домой притащил, а там его мать, ну она и раздала ему пиздов, а Илью поблагодарила и сказала, чтобы к ней за помощью обращался. Эта свинья нихуя не помнит, а мозг уже засох от наркоты, вот и придумывает хуйню, скотина злобная.       Денис кивает задумчиво. До кабинета в тишине доходят.       – Кстати, свободен после уроков?       – Ну типа.       – Дело одно есть. Пойдешь со мной? – Вова с надеждой какой-то спрашивает, на что Денис снова кивает глупо. – Заебись.       Вечером, скатавшись за «делом», забивают бонг сидя в комнате Дениса, родители все равно на работе – мыши в пляс.       Вова учено рассуждает о прогнившем пацанском кодексе, к которому примазываются самые отсталые и уебищные тупари без чести, достоинства и умения держать слово.       – …Просто безответственные говнари, Денчик, каждого бы к стенке, нахуй, у меня иногда просто выкипает, блять, особенно эта их ебаная «стрелочка», которая не только поворачивается, а как последняя прошмандовка на хуях вертится, фу, нахуй, уебища.       Денис заторможено соглашается, не особо вникая, разум затянут туманной дымкой, спокойно и легко, а с Вовой под боком забываются десять лет школьного одиночества.       – Ты кажется мой первый друг, Вов, – прерывает поток неиссякаемый, ловя заинтересованный взгляд.       – Поплыл совсем, малой, – добродушно смеется, по голове треплет и к стенке рядом присаживается, соприкасаясь плечами.       И тишина уютная.       – Я не со всеми плюхами делюсь, – произносит тихо, – ты тоже мой друг, патлатый.       И совсем весело признается:       – Пацаны мои про тебя спрашивают иногда, я за эту неделю им все мозги выебал тем, какой ты пиздатый, скоро знакомить буду, чекай.       Денис улыбается сам себе.

***

      После уроков, Вова привычно тянет его за ворота закурить утомительные трудовые будни.       – Она меня заебала, мне сколько ей еще эту хуйню интегральную пересдавать? Ей богу, не школа а спецприемник, бляха, концлагерь, чо за условия содержания такие? «Семенюк, ты хоть не пались, что списываешь». Пошла нахуй, пизда старая! Она меня реально валит ни за что, ты ж со мной эту залупу выдрачивал, я же знаю, что сам все написал!       Денис кивает, соглашаясь, Павловна реально перегибает.       Бычки летят в траву, а ноги привычно следуют за Вовой. Тот ведет его на задний двор, где отдаленно скучковалась группка разных сабжей.       – Ща со своими тебя познакомлю, – предвкушающе бросает Вова и ускоряет шаг. Денис идет в своем темпе и, дойдя, обращает на себя всеобщее внимание.       – Это, бля, ваще кто? – не поднимая головы, произносит темноволосый парень, вальяжно пересчитывая соточные купюры.       – Вовик, парень твой, да? – подначивает высокий и рыжеволосый с едкой ухмылкой и солнцезащитными очками.       Весь день пасмурно, даже дождь обещали, чо за грайм-маскарад?       – Слышь, только посмей отбить, он у меня школьник, сразу на нары оформят, – Вова угрожает, паясничая.       – Ну, Даня же пиздец как тюряги боится, – кидает крупный парень в очках, от чего все смеются.       – Денис, – представляется неуверенно, не понимая как себя вести в такой большой компании.       – Да мы знаем, брат по блонду, – замечает другой парень, тоже в солнцезащитных очках и татуировкой на шее.       – Короче, – начинает Вова, – это Даня, – указывает на пацана в грайм-очках, тот салютует ему двумя пальцами, – это Тоха, – крупный парень в очках кивает с улыбкой, – это Макс, – татуированный блондин стреляет в него пальцами пистолетами, – и Илья.       Илья поднимает лицо усыпанное родинками, вгрызается взглядом, сканируя, улыбается, но на Вову неодобрительно косится.       Денису не по себе.       – Круто, что познакомились, – Илья протягивает руку, и Коломиец крепко ее жмет, – нам надо идти, Вовчика забираем.       Хлопает по плечу и уходит, грубо хватая Семенюка за локоть и что-то яростно нашептывая, остальные как примагниченные за ним следуют, пока Денис пытается осознать странное новое знакомство.       – Крутые кеды! – кричит Даня, складывая ладошки у рта в форме рупора, – у Ксавье Долана такие же!       Сука.       На следующей неделе Вова тащит его к себе, то бишь к ним. Без приглашения.       – Да расслабь булки, епта, ты ж со мной, чо тебе будет.       – Все равно надо было предупредить хотя бы, – настаивает Денис, – хуй знает, пива купить накрайняк, чо с пустыми руками переться.       Вова на него как на умственно отсталую собачку смотрит.       – Братан, это мой дом, я могу кого хош туда приводить, без объявлений, фанфар и гостинцев, оки?       Денис выдыхает пораженно, но все-таки уламывает зайти в магаз за печеньем.       Потрепанная хрущевка встречает загаженным подъездом, из которого воняет мочой и травой с примесями, дешевым пивом и потом. Обшарпанные стены, украшенные граффити хуев, обвалившаяся штукатурка, разъебанная лестница, и, наконец, железная дверь.       В коридоре сразу слышны крики, смех и какой-то старый хопчик. Денис вдыхает прокуренный воздух, замечая легкую туманную дымку, тянущуюся из кухни. Вова говорит ему не разуваться.       – Я тебе объясняю, Тох, он просто кусок говна, с ним о чем разговаривать? Ты ему по факту все разложишь, а он, блять, жид жидом, сука, вывернет все в свою пользу, еще и ты в должниках останешься. Потом чо? Может он еще потребует, чтобы ты ему жопу подтирал? Это такое гнилое существо, я отвечаю, кончай отвечать ему даже.       – У тебя, Дань, всегда все легко, ну. С легкостью и от людей избавляешься, да? Где там Руслан, где Миша, где Лиза? Похуй, правда, даже если они где-нибудь в канаве от передоза дохнут?       – Ну, ты тоже не борщи, понял? Я только от хуевых отрекаюсь, они вот мне чо полезного в жизни бы дали? Или этот твой доходяга?       – Я ему помочь пытаюсь, ебаный рот, Даня.       – И давно ты стал покровителем всех униженных и падших?       – Пиздец вы накурили, черти, – Вова нос зажимает и открывает окошко кухонное, недовольно на пацанов зыркая.       – О-о-о, шкет, здорово, надеюсь из школы двоек не принес, а то Тохаля опять придется напрягать папочку отыгрывать, – Даня смеется, наблюдая за редеющим лицом Вовы.       – Никогда в жизни больше, – Антон под нос себе бурчит.       – Шалом, – подает голос Денис, сразу же ощущая три пары глаз на себе.       В целом, разговор клеится.       Скачут с темы на тему, делятся сигаретами, говорят про реперский нью скул, наезжают на Дениса за любовь к флатершай, ведь все настоящие мужики дрочили на эпл-джек, вспоминают, как пацаны перед выпуском разрисовали школьную стену огромными хуями, их до сих пор не смыли, и, на самом деле, Денис чувствует себя на своем месте.       Припоминая Долана, лезет в перепалку с Даней, тот и хвалит и срет его фильмы, подтралливая за излишнюю манерность и пустую красоту, а если красота пустая, Денчик, это уродство настоящее. Когда Антон говорит, что сцена с Адрианом из «Оно 2» в книге жестче была, где-то в глубине квартиры хлопает дверь с последующем боевым кличем.       – Не-е-ет, – страдальчески тянет Даня, закрывая лицо руками, – только не этот обхуюженный.       Денис не успевает спросить про кого он, как в дверном проеме появляется пьяный Макс, с криво нацепленными солнцезащитными очками.       – Гутен морген хуесосам, – произносит вальяжно, падая на стул в углу.       Даня рассматривает его раздраженно.       – Чудище, время полчетвертого, какой морген, блять?       – Который запад уронил.       – Это был Фейс, ебланище.       – Однохуйственно.       – Гутен морген, – со смехом отвечает Вова с подоконника, вызывая приступ хохота у адресанта.       – Вот он мой братик!       – Ты его хуесосом назвал, – Даня глаза закатывает.       – А мы братья-хуесосы, – заявляет важно, глазами на Денисе останавливаясь, – да, блондинчик?       Сам-то белее меня, про себя думает. Решает подыграть.       – Гутен морген.       Максим кричит победно, тыкая пальцами в Даню и Антона.       – Схавали? Вот мои люди!       Ему в руки суют два литра светлого и теплого, чтобы рот закрыл, и продолжают разговаривать ни о чем.       Когда Антон про контркультуру задвигать начинает, все оживают разом, перебивают друг друга, кричат что-то, долой капиталистов, долой коммунистов, вперед анархия, как из твиттера фанатки киша, ей богу.       – Будьте мечтателями, требуйте реалистичного, – новый голос из проема доносится. Илья немного дерганный, шмыгает часто и по носу все время пальцами елозит. Прикольно.       – Ее-е, мэн, – Даня улыбается криво, – а чо, разве не так?       – Все так, нахуй этих жадных свиней, – смеется, а затем взглядом по Денису мажет.       Опять дергает Вову и что-то шепчет лихорадочно.       – Он полезный, – Семенюк говорит спокойно, не сводя речь до писка мышей.       Илья снова что-то шепчет.       – Бро, он хорош.       Но заверения Вовы, видимо, не работают. Илья качает головой, говорит «нет» и утыкается в телефон, хмурясь еще сильнее.       – Короче, Денчик, у нас проблема, – начинает Даня, кидая взгляд на Макса, – у нас в стане блондинчик один уже есть, чо с твоей кличкой делать будем?       – Антон не считается? Или те две темноволосые башки, что у окна стоят?       Даня в ехидной улыбке расплывается.       – Антон не считается. А Вовчик с Ильей – другое, их не путает никто.       Денис раздраженно думает о разнице в росте.       – А мы с Максом прямо близнецы?       Его игнорируют и торопливо переговариваются через стол.       – Может беловласка? – предлагает Даня, зубоскаля.       Красные пятна позорно по щекам ползут.       – Какая беловласка, нахуй, я вам баба что ли? – выдыхает злобно, лицо в отвращении кривя.       – Захотим – будешь бабой, – сквозь сигаретный дым оскал звериный пробивается, всем видом об опасности крича, но Денис только злится сильнее.       – Ебыч оба закрыли, – гаркает на них Илья и впивается недовольным взглядом в Даню. –  Какого хуя мне Артур написывает любовные оды последние 40 минут, когда ты еще, сука, вчера должен был побазарить с ним, ну, или выебать, чо ты там с идеологическими врагами-то делаешь?       – Бля, – тот выдыхает напряженно, бледнея.       – Мне вот абсолютно поебать чо там у тебя, где болит, кто сдох, с кем раскумарился – ща берешь свою жопу, пиздуешь к нему, и чтобы мы с ним только на седьмом кругу ада встретились, понял?       Даня кивает твердо, буркая извинения.       – Чо мне с твоих «сори»? Там в его весточках – твое очко и его нога, – добавляет с ухмылкой глумливой. Кашин свирепеет, бросая «пизда уебку», и вылетает из квартиры.       Дениса сверлят глазами.       – И ты, блять, – Илья равнодушно глаза закатывает, – ты нахуй вообще приперся?       – Я с Вовой пришел, – тупо отвечает, моргая недоуменно.       – Вовочка нам щас за бошиками поедет, будем праздновать закрытие рта одной прилипчивой ебаной мрази с претензиями, – оборачивается на Вову, сверкая улыбкой, тот честь отдает и ржет.       Понимание холодным дыханием по спине проходится, рассыпаясь мурашками. Под шакальими взглядами пацанов неуютно и боязно, внутренний голос истошно вопит уносить ноги, но Денис упрямо стоит на месте и пытается отзеркалить чужие эмоции.         – А ты чо делать будешь?         – Могу с ним поехать.       – Ты, – рукой указывая на Дениса, отрезает вопросительно, – поедешь с ним? – и на Вову.       Прыскает тут же.       – Вот ты, со своими белыми кроссами, крашенной башкой и дорогими шмотками поедешь с Вовчиком нам за закладкой? Будешь марать педали в грязище и говнище новостройки? Может на коленках еще поползаешь, руками в песке и земле шерудя, придерживая книжку Онегина? Бля, ты нормальный вообще? Вова, ты охуел?       Вова хмыкает в ответ.       Илья снова окидывает глазами длинную фигуру, цепляясь за рюкзак.       – Чо ты будешь делать? Домашку? Если чо, за помощью по литре ко мне не обращайся – шо Ленский, шо Кирсанов, шо еще какой-нибудь напомаженный нытик – абсолютные бездари и приспособленцы, которых в нашем мире только очком кверху бы и держали. Хотя тебе, может, такие герои и ближе, ну, чисто по духовному братству. Уайльда любишь?       И смотрит так насмешливо, так снисходительно, будто Денис случайно выползший из-под кухонной тумбы таракан, которого неминуемо ждет встреча с тапком, что раздражение через подкорку льется.       – А у тебя на Жана Жене стоит, да? Изгой общества, блять. Против кого воюешь? – Денис в глазах напротив выхватывает отблеск восторга щенячьего, словно к бешенной дворовой собаке кто-то впервые руку протянул за ушком почесать. – И конечно же Паланик с Берроузом, вы же, ценители грязи, такие непонятые и просвещенные, только вы по вене ебенете со вкусом и знанием, только вы понимаете все это бытие и его бренность, ага. И Уэлш еще, куда уж. В роль «дерьма» «на игле» охуительно вжился.       Все молчат, окруженные напряженной тишиной, и таращятся на Дениса, пока из Ильи не вылетает смех искренний.       – На Уэлша не гони, он про любовь пиздато пишет, – говорит развязно, в телефоне что-то набирая, – так конечно может не показаться сразу, но…       – Эу, уважаемые, – Макс щурится и лицо кривит в презрении, – закрывайте свой книжный клуб, блять, Илюха, чо за пидорская хуйня опять началась?       – Читать книги – для пидоров? – Денис уточняет вежливо, а самому хочется Шабанову язык вырвать, проволочь бестолковую башку по всем именитым классикам, заставляя его желчью давиться.         Макс кивает важно, подливая теплого пива в разбитый стакан.       – Это раз. Два – Илюха Пушкина обосрал. Три – обсуждение заднеприводных писак. Тройное пидорство, улавливаешь? Ты в курсе вообще, что Александра Сергеевича один из ваших замочил?       – Из наших?       – Ну, из твоих, – бровями играет, стакан осушая, – Дантес педик, это даже в школе проходят, але.       – Заебали, блять, – Илья не выдерживает и выбивает стакан из рук Макса, благо пустой уже, – заткнись, договорились? – Максим вскидывает руки, делая вид, что он тут не при делах, – Дениска, уебывай, все, экскурсия в нижний мир окончена, возвращайся в свои – сколько там тебе? – в свои нежные семнадцать, тебе тут нечего делать.         – Да что за хуйня? – Денис возмущается громко, но его перебивают грубо.       – Ты здесь не нужен, – смотрит в глаза твердо, голос спокойный и ровный, сука, по лицу бы ему проехаться, – пиздуй домой, ляль. Увидимся.       И рукой машет.       Ляль?       Лицо краска заливает, стыдно до трясущихся поджилок, иди нахуй, гандон одноразовый. Денис фыркает и в коридор вылетает, пытаясь на полу свой пакет найти, хуй им, а не печенье, и невольно разговор подслушивает.       – Ты нахуя его притащил?       – Он полезный, я же сказал.       – Не ломай пацану жизнь, блять, башку включай.       – Ты его не видел в деле, дядь, базарю – ценный кадр.       – Вова – нет.       Похуй.       Уходя, громко дверью хлопает, в голове дурацкое прозвище прокручивая.