Love is...

Иногда дни заканчивались ужасно. Это показывало раздражение Александра по всяким пустякам или уныние Джона. Обычно они не говорили в таком состоянии, боясь сболтнуть что-то лишнее, так что утро начиналось не с тёплых и крепких объятий, а со сквозняка и чувства пустоты: спали парни в разных местах. Обычно первым просыпался Гамильтон. Он просто не мог себе позволить спать долго, тем более без его любимого Лоуренса рядом. Вишенкой на торте становилась адская боль в пояснице и затёкшая спина — их диван был не самым удобным спальным местом. Поэтому Александр спешил в душ. Он любил стоять под струями еле тёплой воды и размышлять о планах на день, медленно просыпаясь. Это приносило спокойствие и уверенность. Немного размявшись, он одевался и быстро шагал на кухню за кофе. Сон у Лоуренса, к слову, был весьма беспокойный, поэтому Александр старался в это время быть настолько тихим, насколько это вообще возможно. Он закрывал двери на кухню и в кабинет, так что мог относительно не беспокоиться, что его любимый проснётся. Следом за кофе следовала подготовка к университету. Гамильтон быстро переодевался в джинсы и какую-нибудь толстовку/худи (изредка он надевал футболку и пиджак) и собирал свой небольшой, но вместительный рюкзак. Он не заморачивался долго над внешним видом, поэтому на голове либо заплетал хвост, если волосы были грязноваты, либо оставлял их распущенными. Затем он повторял домашнее задание либо писал статьи в Ньй-Йорк Пост — газету, в которой подрабатывал. Он занимался этим плоть до самого выхода. В такие дни Александр выходил раньше, чем звенел будильник Джона: он не знал, что ему сказать, и, честно говоря, побаивался того, что мог бы сказать Лоуренс. Однако обуваясь он задумывался и доставал из верхнего ящика комода стикеры для заметок и синюю ручку. Он не задумывался особо над посланием, которое оставит для своего парня. Чаще всего это было простое: «Доброе утро, мой милый Джекки. Я люблю тебя <3» Иногда он писал что-то вроде «Прости своего идиота, Джекки, люблю и жду в универе» А иногда он просто разрисовывал листочек сердечками или исписывал его признаниями в любви и никогда не повторялся. Он клеил стикер на зеркало в прихожей и уходил, а на душе у него становилось так спокойно и тепло, что Александр даже не отвечал на издёвки Джефферсона, чем немало удивлял однокурсников. Все его мысли в такие дни просто переполнены были Джоном, и хотя он мог бы заставить себя думать о чём-то другом, он этого не делал. Лоуренс просыпался через десять или пятнадцать минут после ухода Алекса. Он уже заранее знал, что в квартире один, но думал, что оно и к лучшему. Сам он, конечно, хоть и переживал после подобных вечеров, но знал, что наутро всё будет в порядке, а потому не боялся так, как это делал Гамильтон. Джон в нетерпении шел в прихожую, потому что сгорал от нетерпения узнать что же Александр написал в этот раз. И читая эти записки Лоуренс всегда нежно улыбался и краснел, а после складывал их в особый конвертик, который всегда носил с собой и на котором был нарисован миниатюрный портрет его парня. Джон быстро собирался в университет и выходил из дома с радостной улыбкой на лице. По дороге он покупал что-нибудь перекусить для Алекса, потому что знал, что он с вероятностью в сто процентов не завтракал, что заставляло Лоуренса переживать. Они обычно не говорили в университете о том, что произошло, обнимались разве что, и оба ждали вечера в предвкушении чего-то очень и очень интересного. Может быть, очередного свидания. Может чего-то другого. В любом случае, их волновала только мысль о том, что они останутся друг с другом наедине. И такие записки напоминали Джону о любви Александра к нему. Потому что тот срывался на всех, даже на Геркулеса и Жильбера, но никогда не срывался на него. Гамильтон предпочитал стиснуть зубы и промолчать, а после оставить небольшое послание на зеркале и поделиться всем тогда, когда будет спокоен, чем говорить своему Лоуренсу что-то плохое. Джон, кстати, пользовался тем же методом, когда просыпался раньше.

Любовь — это цеплять на зеркало записки.