Цена

Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum. Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in caelo, et in terrā. Panem nostrum quotidianum da nobis hodie, et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo. Amen. Клод Фролло, стоя на коленях перед распятием на стене и сложив руки в молитвенном жесте, лихорадочно читал «отче наш». Он теперь сильно жалел о том, что не прихватил из кельи плеть, с помощью которой мог продолжить самобичевание. В какой-то момент он начал повторять давно заученный текст совершенно бездумно, видя перед собой только адское пламя, которое поглотит всех по его милости. Сами слова начали разъедать его воспаленное сознание. Они не приносили облегчения, напротив, чем больше Клод взывал к Господу, тем сильнее ему казалось, что кара настигнет его прямо в этот самый миг. В конце концов он остановился и устало уставился в потолок. — Могу ли теперь я просить о милости Твоей? Нарушая обет, я не отрекался от Тебя, Отче, однако сошел с предначертанного пути. Но… Ответь, неужели не заслужил я немного радости? Жизнь моя была тиха и спокойна, я отстранился от мирских страстей, посвятил ее Тебе, науке и двум несчастным сиротам. О, бедный брат мой… — голос его дрогнул. К горлу подступил ком, не позволяющий даже вдохнуть. Клод закрыл глаза, покачал головой, прогоняя страшное видение. — Я лишился всего, что имел и любил, страшную цену я заплатил за свой проступок. Неужели и теперь не имею я права на счастье? Сын Твой лишается ума от горя. Сын Твой едва не сделался убийцей. Ты был свидетелем тому, как я в порыве гнева едва не отправил ее на виселицу. Отче… Не смею молить Тебя о прощении. По воле случая я стал предателем и не заслуживаю боле Твоей милости. Прошу лишь о спасении душ брата моего, сына моего и несчастной цыганки… Она ни в чем не провинилась пред Тобой, вина ее лишь в том, что своей красотой она затмила солнце. Помилуй их. Помилуй её… — О, в этом все священники. Клод вздрогнул и нервно обернулся. У дверей, бледная, как призрак, стояла Эсмеральда. Она все же сняла разорванное и окровавленное платье, сменив его на приготовленную для нее одежду. Клод посмотрел на нее с недоумением, на что Эсмеральда ответила с презрением, которое уже не могла и не хотела скрывать: — Совершаете омерзительные поступки и сразу бежите извиняться перед вашим богом. Будто это что-то изменит. Клод, все еще стоя на коленях, шумно выдохнул и сжал пальцами ткань сорочки. — Оставь свое злословие, девушка. Я уже не священник. Я говорил тебе. Она смотрела все так же зло. Он сглотнул и стыдливо отвел взгляд. Даже такая, опустошенная и разгневанная, Эсмеральда виделась ему совершенной. — Спускайся вниз, — произнес он, не поднимая глаз, — там ты можешь принять пищу. Я к тебе присоединюсь. Эсмеральда не ответила и побрела вниз так же тихо, как и появилась. Он поднялся, облачился в обычную мирскую одежду и отправился за ней. Эсмеральда выкладывала из корзинки то, что осталось со вчерашнего дня. Клод молча сел за стол и снова сложил руки в молитвенном жесте. Как только Эсмеральда собралась приняться за еду, он жестом остановил ее. Она склонила голову набок, наблюдая за ним, и он, закрывая глаза, снова начал монотонно читать. — Benedic, Domine, nos et haec tua dona quae de tua largitate sumus sumpturi. Per Christum Dominum nostrum. Amen. Эсмеральда смотрела на него, изогнув брови и не понимая ни слова. Разговаривать с ним она больше не собиралась, но любопытство взяло верх. — Очередная ваша молитва? — Разумеется. Я благодарю Господа за то, что он даровал нам с тобой пищу. Эсмеральда совсем совсем по-детски закатила глаза, отвернулась и продолжила жевать хлеб с сыром. Остальное время они оба провели в молчании. Когда с завтраком было покончено, она поднялась с места и бегом направилась к лестнице. — Постой! — Клод окликнул ее почти испуганно, — Подожди, пожалуйста. Не убегай пока… Мне есть что сказать тебе. Эсмеральда остановилась уже у лестницы, опираясь на перила и готовая в любой момент броситься наверх. — Послушай… — он понизил голос, говорил робко, опустив взгляд в пол, и осторожно приблизился к ней, боясь спугнуть. — После того, что случилось вчера… Я обязан на тебе жениться. Я страстно желал не только разделить с тобой ложе, но обвенчаться, скрепить наш союз в вечности. А потому… — он дрожащими руками достал из кармана маленький футляр, протянул его Эсмеральде. — Я прошу тебя стать моей женой. Это наша фамильная реликвия. И я дарю ее в знак своей любви к тебе. Эсмеральда равнодушно приняла из его рук футляр. В нем лежало совершенно дивное тонкое кольцо с изумрудом. Мимолетный взгляд выдал ее сиюминутное восхищение: такие вещи она мельком видела только на холеных руках знатных дам. Одновременно пребывала в смятении от того, что это прекрасное кольцо, предназначенное для рук королевы, теперь принадлежит ей. Эсмеральда аккуратно вытащила и примерила его. Украшение оказалось ей совсем немного велико, и все же совершенно чудесно смотрелось на её тонкой смуглой руке. — Серебро. — заметила она, — Видишь? Никакая я не ведьма… Их, говорят, серебро обжигает. — она сняла кольцо и, будто боясь сломать, кончиками пальцев спрятала его обратно в футляр, который тут же отложила в сторону. — Так ты согласна?.. — Клод с надеждой и тревогой взглянул на нее. — А разве есть у меня иной выбор? Он тяжело вздохнул. Бережно взял Эсмеральду за руки, закрыл глаза и произнес: — Да соединятся души наши на небесах, разделим мы вместе радость и горе, и пусть Господь милостью своей освещает наш путь. — Клод перекрестил ее, потом себя. И застыл в нерешительности. Ему хотелось снова коснуться её, но стыд заставлял его раз за разом мучительно придумывать для этого оправдание. Эсмеральда не убегала. Клод прятал взгляд, но лицо его совершенно не скрывало душевной муки. Оттого ей совершенно перехотелось ругаться с ним. — Могу я теперь пойти наверх? — спросила она спокойно и тихо, — Я хочу через окно посмотреть на сад. — Иди, дитя. Как только она скрылась за дверью, Клод почувствовал такое сильное головокружение, что ему пришлось опереться на стену, чтобы не рухнуть на пол. Тут же он сполз по ней, сел, уронил голову на руки. Чудо свершилось. Священник обвенчал себя с язычницей. Эсмеральда все время до самого вечера провела в спальне, предаваясь мечтаниям. Грезы — все, что у нее теперь осталось. Она провела рукой по шее и вздрогнула — амулета не было. Тут же она припомнила, что утром повесила его над кроватью, чтобы не таскать с собой некогда важную, но теперь совершенно бесполезную вещицу. «Нужно учиться жить без нее», — подумала Эсмеральда и повернулась к окну. Через мутные стекла было видно невысокую мягкую траву, ромашки и васильки, из которых хотелось собрать букет или сплести венок. Все это навевало ей воспоминания о том, как они вместе с Джали резвились в полях. В последнее время Эсмеральда все чаще думала о том, что лучше бы они остались там. Где же теперь пропавшая сестричка… Эсмеральда горько плакала по ней, но, через некоторое время едва успокоившись, сама не заметила, как задремала. Ей снился лучезарный Феб в своем светлом парадном облачении. На коленях молил о прощении за то, что не вытащил ее из темницы. Предлагал бросить мрачный Париж с его дикими нравами, убежать далеко-далеко, где всегда тепло и солнечно, где они могут жить и любить друг друга, никем не узнанные… Во сне она смеялась и плакала от счастья. Феб зашел ей за спину, коснулся губами открытого плеча. Эсмеральда сама убрала кудри вперед, чтобы возлюбленный смог расцеловать ее спину. Ладони его забрались в лиф, сжали грудь. — Ах, Феб! Не торопись, сначала мы должны отсюда убежать, иначе нас могут обнаружить! Разбудил ее разочарованный стон. Она дернулась, ахнула, обернулась… И вспомнила, что здесь никого нет, кроме ее и священника. Это он целовал и так бесстыдно касался ее. Но сейчас остановился, тут же отпустил. Замер, тяжело и шумно дыша. — Господи! И сейчас мысли об этом… Этом негодяе не оставляют тебя! Почему, Эсмеральда? Ведь он предал тебя… Предпочел твоему обществу выгодную женитьбу! Променял истинное сокровище на жалкую горсть монет! О, как же любовь твоя слепа! Как ранят меня твои обманчивые грезы! — Оставишь ты меня в покое хотя бы во время сна?! — прошипела в ответ Эсмеральда, — Так я имею возможность коснуться той жизни, о которой мечтала, не зная тебя! Клод вдруг осекся, помолчал. И снова заговорил, на этот раз почти шепотом. — Прости. Я не собирался тревожить твой сон. Но, прийдя сюда, я увидел твой гибкий стан, твои дивные кудри… И не смог удержаться. Я так желаю тебя… — он несмело прижался к ней, коснулся ладонью ее плеча и потерся о бедро. — А я хочу спать! — Прошу тебя, умоляю, не противься мне… Эсмеральда ничего не ответила. Только раздраженно вздохнула и дернула плечом, сбрасывая его руку. Клод зарылся носом ей в волосы, не решаясь на более откровенные действия. — Я всего лишь хотел бы… — снова кротко и тихо заговорил он, — Чтобы мы, ныне законные супруги, подарили друг другу ночь любви. Как я жалею о том, что наше таинство должно происходить в темноте, ведь это лишает меня возможности во время единения видеть твое прекрасное лицо! «Зато избавляет меня от возможности видеть твое!» — подумала Эсмеральда. — Совсем скоро я тебя отпущу. — продолжал Клод, — Нам осталось лишь скрепить наш союз на брачном ложе… — он перевернул ее на спину, раздвинул колени. Эсмеральда поморщилась и отвернулась. Клод залез на нее, провел ладонью по её черным кудрям, совсем целомудренно коснулся губами виска. — Это не продлится долго, Эсмеральда, я обещаю. Он снова заставил её болезненно застонать и вцепиться в простыни. Брал ее нетерпеливо и жадно, но уже без животной грубости, какая была в первый раз. Пытался поцеловать ее, тогда она упрямо отпихивала его и брезгливо отворачивалась. Наконец он оставил в покое ее губы и припал к шее. Эсмеральда, отстраняясь, запрокинула голову и невольно взглянула наверх. Над ними, как крохотный маятник, подчиняясь навязанному ритму, монотонно раскачивалась ее ладанка. Эсмеральда закрыла глаза. Вот цена, которую она заплатила за свою мнимую свободу. Но долго терпеть ей и вправду не пришлось: Клод едва продержался минуту. — О Боже мой, Боже мой!.. — он вдруг закричал, напрягся всем телом, упал на нее. И снова, чуть отдышавшись, покрыл ее кожу осторожными поцелуями, так извиняясь за свою резкость. — Благодарю тебя, любовь моя… — он сжал ее в объятиях, потерся щекой, как зверь, который просит ласки у хозяина. — Отпусти меня, священник. Ты обещал. Я хочу спать. Как только он с тяжелым вздохом освободил ее, она отползла на край кровати, снова ложась к нему спиной, завернулась в одеяло. Лишь когда она уснула, Клод, неотрывно следящий за каждым ее движением, позволил себе коснуться кончиками пальцев ее кудрей.