Танец ненависти

Крупный деловой центр Нефлингтона, сотканный из десятков прилегающих друг к другу прозрачных небоскребов, в отражении которых красовались редкие тусклые блики зимнего солнца, был беспокоен и динамичен как никогда. Эта обширная территория торговых центров, медийных агентств и различных офисов никогда не допускала статики и тишины: в любой день и в любой час она вращалась в денежном круговороте, дышала тысячью рабочих процессов, манящими развлечениями, бесконечным шумом толп в зданиях, на идеально ровных асфальтированных дорогах и чистых узковатых тротуарах, тянущихся вдоль стильно оформленных витрин вместе с широкими центральными входами. Спешащие курьеры с огромными сумками за спинами, свободно прогуливающиеся беззаботные люди в компаниях и снующие от здания к зданию чопорные офисные сотрудники с сосредоточенными лицами; красочные и подвижные рекламные щиты, расположенные на зданиях; машины различных марок, медленно скользящие по забитым дорогам; строгие немые секьюрити в темных костюмах на входах в каждый бутик торгового центра; влюбленная группа поклонников, внезапно объявившаяся возле идущей по улице известной миниатюрной девушки с гордо приподнятой точеной головой и взглядом, спрятанным за темными линзами очков; подобные ей представители светской публики – все эти случайные прохожие, чьи лица оставляют след в памяти лишь на пару секунд, вся обыденность рабочих будней и однотипность видов складывались в общий городской пейзаж, который мог нагонять тоску на уставших от рутины местных жителей, или же вызвать восхищение у приезжих, впервые ощутивших энергетику прогрессивной неутомимой столицы. Несмотря на то, какую цивилизованность и престиж источал этот квартал, временами естественная суетность, характерная для мегаполисов, превращалась в нечто необузданно дикое. В моменты крупных митингов толпы людей могли образовать страшную давку, спровоцировать драку с нарядами полиции, снести любые ограждения и дойти до разрушения зданий. Показавшееся на горизонте мрачное шествие одинаковых на вид военных, облаченных в насыщенный черный с головы до ног, нельзя было назвать составом протестующих. Необъятные отряды, стремительно заполоняющие собой все улицы, никак не подходили под это определение. Никто из первых очевидцев не понимал, откуда столь неожиданно явились все эти люди, но они мгновенно пробудили животный страх. Земные правительственные агенты являли собой ледяную враждебность, дух грандиозного восстания и безжалостных убийств. Тысячное ровное шествие разделилось на первом перекрестке и открыло стрельбу по горожанам. Аварии, слияние шумов, запах крови, истошные крики только за первую минуту их появления разорвали беззаботную жизненную цикличность. Следы зарождающейся бойни оставались везде, где ступали агенты – первые трупы, число которых возрастало с бешеной скоростью, устилали обочины дорог и некоторую часть центральной улицы. Те, кто отважились вступить в противостояние, держались недолго. Стае сильных, как на подбор, безжалостных убийц, вооруженных до предела, плевать на справедливость и последствия. Теракт – отчаянное решение, вселяющее в сердца враждующих народов еще больше ненависти друг к другу. Хотя куда уж больше ее могло быть между жителями Масверии и земными властями? Именно сейчас самые сильные агенты со всех уголков земного мира осуществляли свой неизбежный приговор, безотчетно и хладнокровно убивая всех, кого увидят на своем пути. Все потому, что так же поступало правительство Нефлингтона. Потому, что существа, живущие здесь, славятся своей невиданной жестокостью и развязывают масштабные войны за господство еще со времен древности, а значит, нужно время от времени указывать им на «свое место». Напоминать, каково это – быть слабыми и беззащитными перед лицом смерти, не иметь надежды на спасение и испытывать ужасные мучения, с горечью принимая то, что в одно мгновение можно запросто лишишься наполненного смыслом существования. Потому, что «нечисть» не заслуживает права на жизнь. Они – огромная ошибка в истории всего человечества, ставшая миллионами диких созданий, неустанно скалящих зубы и превращающих в пыль любые ценности обычных людей. Такие жестокие принципы вписывались в идеологию чистильщиков, и то была лишь малая часть всех антигуманных установок, внушаемых каждому земному воину с самого начала пути. Службы безопасности мгновенно начали эвакуацию в центре и близлежащих районах. Сотни жителей в панике выбегали из зданий, спешно уезжая. На чистильщиков были спущены полицейские и отряды вооруженных сил, призванные противостоять им. Последнее немного сократило численность наступающих, но нисколько не убавило виртуозной жестокости их убийств. Воины начали пробиваться в здания с готовностью оборвать еще несколько сотен жизней. Среди массы напуганных и озлобленных существ можно было выделить лишь одного шального демона, воспринимающего стремительно надвигающуюся опасность как очередное развлечение. - Не поверю, что скажу это, но продолжай орать. Тебя очень плохо слышно, потому что сегодня весь день со связью происходит какая-то херня! – кричит Иветт в телефонный динамик. - Это так похоже на шутку? Если ты сейчас же не покинешь здание вместе с остальными, я сам тебя убью! – тревожно восклицает Рейн. - Нет уж, знал бы ты, какое здесь намечается веселье, – ее искрометный взгляд фокусируется на охваченных страхом посетителях, бегущих к запасным выходам, - Можешь уже выезжать. - Что я и собираюсь сделать. Дороги уже перекрывают, поэтому доберусь нескоро, но тебе советую как можно скорее переместиться в безопасный пункт. Пожалуйста, Иветт. Фоном слышится его торопливый шаг и прочие посторонние звуки. - Они сорвали мне обед, а значит, сами станут моим обедом. Это только их вина, нужно было выбирать более подходящее время для восстания. Кто, если не я, разгонит их? Сейчас все трусливо поджимают задницы и просто бегут, хотя мы, объединившись, смогли бы всех нагнуть! Где это видано, чтобы тупые людишки и заурядные ведьмаки были сильнее разношерстной толпы магических существ? - Это чертовы земные агенты, которые привели свои отряды в том же количестве, что и все население города. Сейчас, если не силой, то своей нескончаемой толпой они снесут все до основания, приправив развалины кучами мертвых тел. Одной тебя не хватит на то, чтобы убить их всех! – свирепый тон смешивается с шумом ветра. - Ну а ты просто поверь в меня. С этими словами Иветт сбрасывает вызов, и мерцая глазами, подобно любопытному зверю, размашистой походкой следует вниз по ближайшей лестнице. Выйдя в огромный зал, открывающий вид на город, демоница никого не замечает, и потому решительно продвигается вперед, осматривая каждый уголок в поиске первых претендентов на растерзание. Шум голосов приближающегося отряда, слившегося в единую черную массу, показался впереди совершенно внезапно, сразу наметив Иветт своей целью. Жгучая враждебность была нехарактерна для чистильщиков. Они славились тем, что убивали хладнокровно, словно начисто утратили способность выражения каких-либо эмоций. Как по приказу, в синхронном наступлении агенты двинулись на демоницу. Иветт даже не уходит от ударов, делая вид, что никакие повреждения ей не страшны. Не теряя времени, за секунды она обретает альтернативное воплощение. Уродливое, внушительное, до исступления страшное и несоизмеримо сильное. Во мгновение она возросла до таких размеров, что теперь две пары массивных рогов почти упирались в высокий потолок. Преобразившееся лицо, как и физически развитое огромное тело с десятками зубастых живых конечностей, теперь было черно и усеяно пульсирующими алыми венами; желтые белки глаз с крохотными демоническими зрачками стали огромными и свирепыми. Изо рта, ставшего огромной звериной челюстью с несколькими рядами острых клыков, злобно извиваясь, как в конвульсии, шипели длинные тяжелые змеи, способные протянуться до самого пола, чтобы вонзить клыки в плоть врагов и разогнать смертоносный яд по их организмам. Когда чистильщики подобрались совсем близко, Иветт с протяжным оглушительным рычанием разъяренного чудовища начала загребать их кучами и разбрасывать в разные стороны огромными когтистыми лапами, будто эти тела были хрупкими ничтожно маленькими игрушками. Некоторые магические атаки тело будто впитывало в себя, и полученная энергия усиливала ее сокрушительную мощность в несколько раз. Но агенты продолжали наступать, несмотря на ее напор, кровопролитие и потери. Каждый член отряда знал, что рано или поздно они без труда добьют демоническое чудовище – на эту операцию подготовлено достаточное количество ресурсов. Иветт переносила все магические атаки, беспрестанно давя и пиная агентов мощными ногами. Средоточие пронзительного шума, реки крови, изуродованные ранениями мертвые тела, разорванные ошметки плоти, органов и поломанных костей, летевшие на наступающие отряды – этот грязный и смертоносный хаос источала демоница, не зная усталости. Спустя некоторое время сражения она достигла высшей точки гнева, подкармливаемого нарастающей силой и злостью отрядов. Ей управляло жадное желание поглотить энергию каждого, кто посмел думать, что сможет так легко подавить ее. Когда кому-то случалось оказаться в мертвецкой хватке без единого шанса на спасение, она безжалостно заглатывала или несколько раз прокусывала насквозь изнуренные битвой задыхающиеся тела. Ее пытались выбить из равновесия и ограничить в движениях, связывая конечности, но это сбивало монстра с толку лишь на незначительное время. Взревев и напрягши мышцы, Иветт бешено разводила лапами в стороны, с новой силой разрывая все, что только было способно стиснуть ее движения. Протяженные зубастые щупальца, растущие от лопаток и шеи, сдавливали и сокрушали поток прибывающих неисчерпаемых войск, разрывая тела с неистовой кровожадностью. Бушевавшие в приоткрытой пасти змеи, яростно кидающиеся на толпу, ловко выбирались из любых захватов и впрыскивали яд в вены тел, осмелившихся препятствовать их свободе. Битва длилась около получаса, а войска все не редели, несмотря на обилие смертей. Каждую секунду к ним прибывало новое подкрепление. Их напор и сила не угасали ни на мгновение, между тем как Иветт уже ощущала нестабильность собственной энергии, и двигалась не так энергично, как минутами ранее. От запоздалого осознания значительного спада своей силы она рычала еще яростнее, еще громче. Момент – и несколько изловчившихся солдат мастерски обрубают беснующихся змей длинными клинками, а в следующее мгновение к ним прибывают еще несколько сообщников, перерезав и подвижные колючие щупальца. Ни темные рептилии, ни конечности уже не были способны на регенерацию ввиду значительного энергетического спада. Иветт взвыла от боли: вместе с нанесением этих повреждений тело прочувствовало каждую болезненно всаженную или задевшую пулю. Теперь все подавляющие магические заклинания легко пробивали фасад ее стойкости. Воздух был спертым и горячим. В бешено пульсирующем мутировавшем сердце разливался пожар. Издав последний протяжный рев, она делает пробивной рывок в ответ на наступательную силу армии чистильщиков, но это безнадежно губит ее. Тело внезапно сковывают крупные металлические сети, заставившие чудовище упасть вперед. Тут же картина происходящего сменяется кромешной тьмой, но не оттого, что удар был силен; демоницу тут же атаковали огнем. За долю секунды синеватое пламя оставило от глаз только расплавленную густоватую жидкость. Иветт согнулась в болезненном припадке. Внутренняя энергия угасает, когда войска обеспечивают ей жестокое растерзание, рассекая плоть ножами, открывая стрельбу и зажимая в тиски еще сильнее. Ослабшее демоническое тело постепенно уменьшается, приобретает прежние человеческие черты, неестественно затвердевает и бледнеет. Не видя перед собой ничего, Иветт чувствует безнадежную утрату сознания, поврежденного непереносимой болью. Падает в пучину забвения, оставив за спиной события прожитых дней, горячий запал своего последнего сражения, искреннюю ненависть и яркость ощущений при резьбе по живым телам. Погружению в смертельный сон препятствуют восторженные победоносные крики агентов. Они понесли огромные потери, но были безумно рады смерти этого существа, которое, будучи несколько минут назад непобедимым и могущественным, как никто другой, теперь, словно тончайший фарфор, покрылось глубокими трещинами, медленно превращаясь в пыль. Если бы Иветт могла, она бы бросила последний ненавидящий взгляд на изучавших ее тело чистильщиков, но могла только уставиться пустыми темными глазницами в направлении их слабо различаемых голосов. - Не знал, что эта громадная тупоголовая тварь так эффектно умирает. Последние слова, въедающиеся в мозг. Из памяти неизбежно ускользают черты родных лиц, но эта фраза неизменно пролетает в сознании вновь и вновь, мелькает перед пустым утраченным взором, словно светящаяся бегущая строка. Предаваясь странному наваждению, она не ощущает, как шум голосов начинает стихать. Как агентов, нацеленных на штурм остальных зданий и улиц, становится все меньше. За несколько минут она остается совсем одна, окруженная тишиной и множеством убитых ею окровавленных тел. Притупленные ощущения на секунду пробуждают разум вновь и заставляют Иветт боязливо вздрогнуть, когда обоняние улавливает знакомый парфюм и прикосновения. На онемевшей коже едва чувствуется движение холодных пальцев, а до слабого слуха долетают обрывки голоса – злобного и вместе с тем опечаленного. То был Рейнхольд, склонившийся над ней и с сожалением положивший на колени наполовину сколотую, как у стеклянной фигуры, голову своей напарницы. Он убирал пряди волос с ее лица, проклинал за абсурдную беспечность и пытался достучаться, но ответом служило лишь неизменное молчание, а широкие темные глазницы взирали на него с таким пугающим удивлением, будто он абсолютно чужой. Иветт знала, как выглядит огорченный демон, но под быстротечностью неотвратимой смерти уже не могла вспомнить его имени, как и то, что ее связывало с ним. Все подобные ей создания, потерпев губительное поражение и мучительно покидая занятый телесный сосуд, с первыми предчувствиями конца частично лишаются воспоминаний о прожитых годах. Неизвестно, сможет ли она после такой гибели с легкостью занять новое тело. Наблюдая за тем, как Иветт начинала рассыпаться, тут же превращаясь в прах, Рейн чувствовал, что его глаза безнадежно заволакивает слезами. Он не в силах противиться внутренней боли. Не в силах вернуть к жизни это тело, этот нахальный энергичный разум. Демон точно не забудет бездвижное лицо с выжженными глазницами. Белое, обескровленное, покрытое трещинами, точно она была разбитой статуэткой. Готовый ждать ее полного самоуничтожения столько, сколько потребуется, Рейн не сразу заметил рядом чужое присутствие. Он настороженно оборачивается, услышав, как неизвестный окликает его на родном языке. Голос Эмиэля, равнодушный и сильный, показался ему слишком знакомым, хоть и маловероятно, что он когда-либо мог его слышать. Коротко изучив стоящий вдалеке силуэт военного, он моментально вернулся к воспоминанию о том, как Вильгельм рассказывал про своего отца. Демон никогда не встречал его прежде, но все указывало на то, что перед собой он видит своего скрытого многолетнего врага. Почувствовав в изучающем и суровом взгляде ведьмака промелькнувшую враждебность, Рейнхольд встает и делает несколько медленных, но решительных шагов вперед, презренно всматриваясь в его лицо, не подернутое ни одной эмоцией. - Удивительно, как скоро мы встретились. Ты должен был умереть в последнюю очередь, после всех твоих дорогих друзей, но что поделать, не стану упускать такой шанс. – говорит Эмиэль, держа остроконечное оружие наготове. Демон растерянно помедлил, не понимая, почему он дожидается ответа. Видимо, ему нужно было немного времени на то, чтобы изучить цель. - Так значит, ты был инициатором всех этих убийств. Давление через смерти близких – такой мерзкий метод. Только на это вы и способны, убогие правительственные шавки. – отвечает он с нарастающей злостью в голосе. - Ты еще не знаешь, что такое мерзость. Прошло достаточно много лет, но некоторые мои знакомые по сей день говорят о тебе как о редком неуловимом животном, чью голову стремятся срезать и забальзамировать в качестве напоминания о своем успехе. Сам рад тому, что намерения этих кретинов потерпели провал, и за свое тщеславие они поплатились смертями. - Наверняка сам желаешь сделать то же самое. Даже лестно, что я имею такую высокую ценность. - О нет, у меня не настолько низкое самолюбие. Будет достаточно лишь увидеть собственными глазами, как ты умираешь. Эмиэль подбрасывает ввысь копье, одним щелчком пальцев создает десятки его прототипов, после чего шквалом обрушает на Рейнхольда, но демон уничтожает молниеносно летящие оружия, превратив их в искрящуюся темную пыль. Ведьмак продолжает свое яростное наступление сильными магическими атаками. Несколько из них Рейн упускает, отступив назад и стиснув зубы от боли – подобной той, что испытывают при переломах конечностей. Чистильщик уже находился в метре от противника, но был оглушен неожиданным выстрелом: он не успел заметить, как Рейнхольд взялся за оружие. Пуля задела шею, ее удар распространился по поврежденному участку пульсирующей болью. Эмиэль схватился за кровоточащее место так, будто душил самого себя. Глухо выдохнул от досады, обнаружив, что демон пропал из поля зрения. Магия, исходящая от его пальцев, тут же затянула опасное ранение как ни в чем ни бывало. Послышалось несколько выстрелов за спиной. Ведьмак, даже не обернувшись, резким движением руки возвел над собой защитную стену. Стоило ей рассеяться, как он снова перешел в наступление. Агента встречали множественные выстрелы, каждый из которых он отражал при помощи магии стремительными размашистыми движениями. Рейн, понимая, что это ни к чему не приведет, перестает стрелять, и держась еще на некотором расстоянии от ведьмака, запирает его в плену из наэлектризованных стен. Он пробивает противника разрядами тока, постепенно истощая. Эмиэль упорно сохраняет равновесие, хоть ему и приходится приложить немало усилий, чтобы перетерпеть приступы боли, накопив энергию для следующих действий. Преодолев натиск болевого шока, он делает свой ход, заставив демона зайтись кровавым удушьем. Моментальное легочное кровотечение ощущалось тягостной режущей болью в груди и горле. Электро-поле рассеивается, и агент продолжает атаковать. Решающий сильный удар впечатывает Рейна в зеркальную грань квадратной колонны. Осколки зеркала со звоном сыплются на сжавшегося демона, и чистильщик, не теряя времени, нападает снова. Грубо оттаскивает его, прижимая к полу и навалившись весом всего тела. Одна рука крепко сдерживает горло, другая – проходится ударами по лицу. Рейн, несмотря на застилающую глаза боль, быстро нащупывает крупный острый осколок зеркала и вонзает в лицо ведьмака несколько раз, не глядя. Хватка Эмиэля ослабевает; он протягивает руку к глубоким ранениям на лице, чтобы вытащить застрявшие осколки. Рейн не теряет момента, спешно вырываясь из-под него, попутно ударив коленом под дых. Отдалившись на незначительное расстояние, обрушает на ведьмака несколько молний. Его отбрасывает назад несколько раз. Чувствуя, что силы на исходе, Рейнхольд ненадолго останавливается, борясь с потемнением в глазах. Эмиэль, маниакально улыбнувшись, медленно поднимается с колен, вытирая рукавом окровавленное лицо. В него летят дополнительные атаки, но в этот раз он успевает увернуться. Вместо подлых переломов и ранений, наносимых издалека, он беспечно кидается вперед. Рейн, потеряв рассудок от ярости, зажимает в руке еще один прихваченный второпях осколок, и бежит навстречу оппоненту. Они сходятся в коротком неравном бою. Ведьмак, увернувшись от ударов и перенеся несколько ловко нанесенных порезов, снова сбивает противника с ног. Склонившись над ослабшим Рейном, он несколько секунд молчаливо буравит его взглядом, полным ненависти, крепко сдерживает одной ладонью скрещенные над головой запястья, пригвоздив их к полу. Не сводя глаз с лица, ставшего бездвижной маской ледяного презрения, Эмиэль грубо вонзает в шею демона шприц, наполненный ядом. Эффект наступает быстро: Рейн напрягается от пронзившей его горячей боли, но совсем не меняется в лице, будто в этих ощущениях не было ничего нового для него. Через силу пытается сохранять рассудок, не поддаваясь действию яда, но тело совсем не слушается, зайдясь мелкой дрожью. В конце концов демон теряет сознание, не выдержав воздействия стремительно отравляющего кровь вещества. Любая магическая сущность сломается под большой дозой разработанного земными учеными токсичного состава. Ведьмак хладнокровно наблюдал за своей жертвой до тех пор, пока его чуткий слух не уловил отдающиеся вдалеке эхом голоса спасателей, обыскивающих здание после нападения. Эмиэль надавливает на шею умирающего демона, нащупав слабый теряющийся пульс. Равнодушно взглянув на Рейна в последний раз, он бесшумно покидает место битвы, исчезнув в портале. *** На протяжении двух дней город усиленно осаждался земными агентами, пылая в огне, терпя разрушения и пропитываясь дыханием смерти, как во времена затянутых войн минувших лет. Правительству и военным отрядам удалось вытеснить с территории войска людей и ведьмаков, значительно сократив их. Естественно, не без огромных усилий и потерь. В противостояние добровольно вступали и обычные горожане, ни разу не бравшиеся за оружие. Самые выдающиеся заступники получали щедрые вознаграждения. Разрушенные здания восстанавливались, больницы переполнялись тяжело раненными, крематории и морги – мертвецами, на кладбищах оставалось все меньше свободных мест для захоронений. Похороны Иветт состоялись спустя неделю после теракта. В это неясное холодное утро возле ее могилы собрались практически все, кто ее знали, начиная от близких друзей, среди которых не было только Рейна, и заканчивая коллегами из «Спящего леса». На большом надгробии, где высечено ее имя и годы жизни, восседала мраморная статуя воинственной дьяволицы с заточенной косой на плече. Очертания фигуры покрыты длинным плащом. Искусно отделанные скульптором вьющиеся волосы лежали в высокой прическе. Лицо с грубоватыми заостренными чертами выражало властолюбие и силу. Приподнятая гордая голова с орлиным профилем и взглядом пустых белых глаз, устремленным вдаль, была большим совершенством, чем нежная отточенная красота античных нимф, взятая за безупречный эталон среди мастеров. Эта воинственная женщина, пусть и не имевшая сильного внешнего сходства с Иветт (за исключением победоносного сурового взгляда), служила напоминанием о ней. Демоница была так же сильна и неистова, как это воплощение народной фантазии, ставшее персонажем многочисленных легенд, просочившихся сквозь века. Прекрасная могила усеяна дикими цветами, источающими многообразие сладких ароматов. По лицам присутствующих, объятых традиционными черными одеяниями, проходила немая холодная скорбь. Изредка можно было заметить, как кто-то смахивает слезинки кончиком пальца, либо сдержанно утирает глаза платком. Тишина нарушалась только поочередными траурными речами. В этой толпе нельзя было выделить явных лицемеров, по-настоящему сожалеющих или находящихся здесь только потому, что так велели формальности: все выглядели одинаково подавленными. Когда церемония подошла к завершению, гости начали медленно расходиться. В числе последних, кто остались стоять над могилой, были Ави и Хелен. Вскоре все разошлись, но что-то заставляло подруг оставаться здесь, обреченно склонив головы. То было ощущение глубокой потери. Неспособность поверить в то, что Иветт, всего несколько дней назад живая, невероятно сильная, смешливая и бодрая, теперь лежала прахом в урне, зарытой под несколькими метрами земли. Ее душа, вероятно, уже потерянно блуждает среди мрачных чертог небытия. Хелен, окончательно породнившаяся с ощущением безжизненности, и отлично знавшая, что собой являет путешествие в мир мертвых, все равно испытывала необъяснимый страх перед этими мыслями. Несмотря на все неприятности и разногласия, она была слишком привязана к этой дикой усопшей. Наконец выпав из минутного оцепенения, девушки берут друг друга за руки и медленно удаляются от могилы в непоколебимом молчании. Они находились в нескольких шагах от выхода, как вдруг им навстречу вышел Линфорд – напряженный и спешащий, с пышным букетом цветов в руках. Остановившись от неожиданности, он с секунду задумчиво молчит под равнодушными взглядами Хелен и Ави, после чего неловко обращается к призрачной. - Здравствуй. Извиняюсь, похоже, что я все пропустил... - Беру вину на себя, ведь приглашение ты получил всего за два часа до церемонии, - не дает ему договорить Хелен, - А еще ты был настолько занят, что, вероятно, вовсе не узнал о ее смерти. - Не скрываю, это так, - лицо исполнителя становится печальным и виноватым, - Я находился в рабочей поездке за тысячи километров отсюда. Но это не значит, что мне все равно. Прошу, подскажи, как пройти к ее могиле. - Для начала, ты должен кое-что знать. Если, конечно, заинтересован в горькой правде. - Я знаю, что вы были близкими друзьями. Поэтому любое твое слово, высказанное от ее лица, будет воспринято всерьез, не сомневайся. Я готов ко всему. - Однажды Иветт попросила о том, чтобы тебя не было на ее похоронах. Может, я плохая подруга, если не исполнила этой просьбы, отослав тебе приглашение. Но теперь ей все равно, а я, зная, что твои чувства к ней были искренны, не могла поступить иначе. - Совсем недавно она нашла способ красноречиво заявить о том, как сильно меня ненавидит, поэтому я ничуть не удивлен. – с тоской говорит парень. - Ненавидела – громко сказано. Иветт просто не любила тебя, и не полюбила бы никогда. Ты это чувствовал и знал, но всегда находил утешение в вашей временной искрометной близости. Я говорю это не для того, чтобы сломить тебя еще больше. Дело в том, что ты должен подойти к ее надгробию с осознанными чувствами. - Безумно жаль, что я слышу это признание не от нее самой. - Мне не меньше, правда. – белая маленькая ладонь утешительно ложится на его плечо. Они выдерживают короткую тяжелую паузу. Хелен, оторвавшись от потупившегося затуманенного взгляда собеседника, продолжает: - Следуй прямо и на распутье поверни направо. В самом конце около каменной ограды ты увидишь могилу со статуей стражницы Лансарис. Линфорд коротко благодарит ее, едва шевельнув губами, и после они молчаливо расходятся, понимая, что им, возможно, уже не доведется пересечься даже случайно. Он следует по указанному Хелен пути, потерянно рассматривая надгробия и бегло читая имена на них. Завидев вдалеке прекрасную высокую статую, он, как влекомый неведомой силой, ускоренным, почти бегущим шагом приближается к ней. И вот, когда глаза медленно скользят по белоснежной немой Лансарис, что в своем величии была похожа на Иветт; когда он медленно опускает голову, читая ее имя на каменной глади, тянущая боль поселяется в грудной клетке, а безнадежная пустота перекрывает обилие мыслей. Он тонул во внутренней борьбе, бессознательно пытаясь обратить свою любовь в отвращение. Ведь как она, подарив столько страсти и лучших моментов жизни, украв столько энергии и эмоций, могла сохранить хладнокровное презрение к нему вплоть до своего последнего вздоха? Как он может стоять здесь в скорбном молчании, искренне сожалея о ее уходе? Как может все еще любить после той неспокойной ночи, когда она искренне захотела его смерти? Несогласие со своей тщетностью в глазах горячо любимой девушки медленно перетекало в горькое принятие, выразившееся в нахлынувших обжигающих слезах. По крайней мере, наедине с самим собой он может быть честен. Букет ее любимых шипастых цветов небрежно падает поверх остальных растений, пышущих своим великолепием. Линфорд бессильно опускается на землю, обхватывает руками холодный камень и прижимается к нему разгоряченной от тягости воспоминаний головой. Он всегда был слаб перед демоницей, и подобно покорному рабу мирился со всеми ее грубостями. Притом никогда не мог отрицать своих чувств. Безответных, болезненных, но столько раз наполнявших его рвением к жизни. Сейчас, в этот тяжелый для него момент, он был способен обуздать и подавить свой гнев, но не любовь к этому жестокому, безумному и вместе с тем обворожительно прекрасному при жизни созданию.